Живите долго и счастливо

      Не успела Гермиона проснуться, как пришлось недовольно сощурить глаза, защищаясь от яркого солнца, пробивающегося сквозь широкое окно комнаты Драко. Мягкий свет застилал пол на манер ковра и одновременно целовал лицо не хуже самого лучшего любовника. От тонкого лучика, скачущего от губ до глаз, укрываться не хотелось, таким тёплым и приятным было невесомое прикосновение. Кудеснице казалось, будто само солнце гладит её по щекам, по изгибам бровей и трепещущим ресницами. Проживая в самой дальней комнате, волшебница не могла оценить, насколько светлое поместье Малфоев по утрам.       — Уже проснулась? — сипловатый после сна голос над самым ухом заставил миссис Малфой вздрогнуть, но тут же расплыться в улыбке. Взъерошенный Драко, такой несерьёзный и беспечный, навис над ней смертоносным дамокловым мечом, щекоча взглядом шею, пробегаясь по ключицам.       — Да, доброе утро, — радостно отозвалась Гермиона и, немного смутившись, добавила: — Хорошо выглядишь. Как Аполлон. Малфой польщённо сощурился, и непоседливый лучик враз перекинулся на его бледноватое лицо. Свет проходил меж длинных ресниц, дробился на сотни маленьких полос. Истинная красота.       — Аполлон хорошеет из-за своей любимой музы, которая живёт с ним на Парнасе. Она умнее и рассудительней всех, наблюдает за звёздами в секретной комнате и лечит душевные ранки. И сегодня нас ждут великие дела! У тебя есть на сегодня какие-то планы?       — Да нет, а что ты хотел?       — Мне нужно по делам в Лондон, но ведь завтра выходные, а это значит, моя дорогая миссис Малфой, что мы с тобой идём в поход, — торжественно провозгласил Драко, не без удовольствия наблюдая за радостными искорками в глазах возлюбленной.       — Спасибо, Драко, — девушка счастливо улыбнулась — и набросилась на мужа с крепкими неженскими объятиями, от которых сладко захрустели косточки. Прижалась к предплечью щекой, словно нежнейшая кошка, и Малфой обнял её в ответ, ласково погладил по каштановым завиткам волос, радуясь достигнутому эффекту.       — Единственное: я бы хотел, чтобы ты собрала всё необходимое, домовикам такую ответственную работу доверить нельзя. Справишься? Гермиона снисходительно фыркнула.       — Спрашиваешь! Конечно! — радостно воскликнула чародейка, не прекращая широко улыбаться и обнимать своего мужчину.       — Отлично, тогда давай вставать и начинать делать дела, — Гермиона кивнула и с готовностью вскочила с кровати.       Ванная встретила её знакомым блеском кранов, гулким рокотом воды и немыслимым ароматом тропических фруктов, что доносились из множества разномастных бутыльков. Драко неспешно натянул на себя одежду (алая рубашка с золотыми запонками, прямые чернильные брюки и в тон им галстук, расшитый вручную) и, дождавшись, пока девушка закончит утренние процедуры, наскоро умылся. Пока хозяин старательно причёсывался и расчищал жемчужные зубы до неимоверной белизны, верный Пинки уже подал завтрак, и супруги сели за стол. Однако Малфой не притронулся к еде, а как-то странно поглядел на жену, схватил салфетку и принялся тревожно мять. Гермиона наблюдала за этими махинациями искоса и совершенно не удивилась, когда твёрдый голос Драко долетел до её ушей со следующим оповещением:       — Мне нужно с тобой поговорить. Прости, что говорю это только сейчас: раньше я просто боялся расстроить тебя… — издалека начал он уже гораздо более мягко и ласково, чуть ли не виновато, заключив руки жены в свои, поглаживая их подушечками больших пальцев.       — Не тяни, Драко, — чародейка, забыв про еду, напряглась — вслушивалась в каждое слово, произнесённое мужем, и не смела вдохнуть.       — Рон мёртв.       Сердце разогналось, будто и впрямь намеревалось пробиться сквозь рёбра, — и с криком ухнуло вниз. Кардиограмма плясала, выводила пируэты, как балерина, и рисовала какие-то чудные черты. Сначала проступил вздёрнутый веснушчатый нос, очертания губ, а после — наивные небесные глаза. Однако изображение быстро размылось. Слёзы, от которых Гермиона только отвыкла, вдруг выплеснулись наружу, все — целый кувшин, бак, цистерна! Не веря ни единому слову, колдунья только качала головой, повторяя:       — Как?.. Когда его убили? Кто?       — Примерно неделю назад. Они с Поттером пытались проникнуть в поместье Тёмного Лорда, но, сама понимаешь, сейчас это практически невозможно. Вдобавок ко всему, Уизли оставил своего лучшего друга в логове Пожирателей.       — Что?! Рон не мог этого сделать! Я... я не верю, — пробормотала Гермиона, чуть ли не умываясь горькой солёной водой из-под ресниц.       — Понимаю, что тебе сложно в это поверить, но это именно так. Уизли бросил Поттера одного, когда их окружили Пожиратели, но его быстро поймали и отвели к Волдеморту. Честно признаюсь, с радостью заавадил бы его лично, — чуть ли не выкрикнул Драко, казавшийся сперва таким спокойным.       Тяжёлым грузом на плечи легли слёзы любимой — и из-за кого? — из-за этого рыжего слизняка, да ещё и предателя. Боль скрутила все внутренности в тугой узелок. Слёзы текли по бледному лицу Гермионы не прекращаясь. Как же ей хотелось, чтобы всё это оказалось жутким сном. Каким-то заунывным кошмаром, после которого можно было снова проснуться, увидеть изящное лицо Драко и зарыться с ним поглубже в одеяла. Никакого Лондона, никаких дел! Они бы вместе собирали вещи в поход, готовили еду и спальные мешки. А ещё бы — целовались. Так, будто уже ничего не имеет значения.       — Прости, прости, прости, — затараторил Малфой, поняв, что взболтнул лишнего, и настойчиво притянул супругу к себе, заключил в объятия, как хрупкую фарфоровую статуэтку. — Мне очень жаль, что ты так сильно разочаровалась, но он действительно предал его и не смог вытерпеть даже десятка Круциатусов, а через три-четыре заклятия предлагал собачью службу Волдеморту, чуть ли не умолял принять его в ряды Пожирателей, лишь бы всё прекратилось. Ты всегда не любила тех, кто лжет. Ты мне веришь?       — Нет… — только и смогла выговорить волшебница, всё же понимая: да, да, она верит, что это истинно. Он, её милый и храбрый Рон, бросил Гарри в самой Преисподней! Сломался под натиском, позволил подточить внутренний стержень — и расплатился за это. Ногти крепко вцепились в рубашку, смяли её до безобразия, благо не осталось полукружьев-отметин. Драко страдальчески наблюдал, как возлюбленную сдавливает горечь утраты, пленяют ужасные разочарования, от которых нельзя спасти. Беда пришла оттуда, откуда он ждал меньше всего.       — Как он умер? — неожиданно, будто не своим голосом спросила Гермиона, подавив рыдания усилием воли.       — Тёмный Лорд хотел сделать из него агента, но Поттер успел предупредить и Орден, и аврорат о его поступке. Орден сменил пароли, аврорат — вообще своё место положения. Уизли многого стоил шпионом, но после случившегося вообще был не нужен Волдеморту, поэтому он лично запустил в него Аваду.       — Но как так может быть, Драко? За что мне всё это? — только и шептала Гермиона, отрываясь от насквозь промокшего плеча. Её легендарный ум уже давно осознал, что Малфой говорит правду, но сердце упорно отрицало то, что не нуждалось в доказательствах. Просто тот, кто сейчас сидит около неё и утешает, гладит по волосам и что-то успокоительно шепчет, не может соврать. Это было нечто сакральное, метафизическое — осознание полного доверия и его принятие.       — Это жизнь, дорогая, и никогда не знаешь, что ждёт тебя за очередным поворотом судьбы. Тебе нужно просто перелистнуть эту печальную страницу и начать жить дальше, слышишь? Я обещаю, что приложу все усилия для того, чтобы с тобой и малышом всё было хорошо. Вы будете счастливы, Гермиона, — с глубоким убеждением кивнул Драко, скорее себе, чем супруге, и вновь спросил то единственное, что волновало в тот момент: — Ты мне веришь?       — Я верю, — чародейка предприняла титаническое усилие и сквозь слёзы улыбнулась, но веки вновь сомкнулись, и она беззвучно заплакала.       — Прости, — Драко резко встал с дивана и направился к двери, не оборачиваясь и не разжимая кулаков, — но мне пора выходить, до вечера. Сердце болезненно сжалось от осознания того, что он вынужден оставить Гермиону одну в таком состоянии, но дела, запланированные на сегодня, не терпели промедления. То, что он собирался провернуть, пойдёт на пользу не только девушке, но и всему волшебному миру. Однако же главное и единственное, что у него есть, — она. Повсюду Гермиона, её глаза и волосы, изгибы и движения.       — Драко… — миссис Малфой беспомощно протянула дрожащую руку в его сторону, безмолвно прося остаться рядом, но мужчина был непреклонен. Чародей закусил губу, испытав мимолётное сомнение, но решительность вновь придала сил, окрылила и закружила.       — Прости, — коротко бросил он напоследок, громко хлопнув дверью.

***

      Супруги Забини лежали в обнимку, не желая открывать глаза. Каждый знал, что другой не спит, и знали, что оба это знают, но неизвестно зачем притворялись спящими, нежась в тёплых объятиях друг друга.       — Пора вставать, Блейз, уже совсем поздно.       — Не-а.       — Блейз! Достань мне хотя бы костюм, я не собираюсь лениться весь день.       — А что мне за это будет, м?       — Ты лучше спроси, что тебе будет, если ты сейчас же не встанешь, — угрожающе произнесла Джинни, пытаясь сдвинуть Забини с места. Руками и ногами она упёрлась в Блейза, постепенно отталкивая его, сантиметр за сантиметром, даже боднула лбом — тщетно.       — И что же? — изумился чародей, с интересом поглядывая на бойкую супругу, — мне даже стало интересно… Ах, раз уж молчишь, то, видимо, ничего. Я остаюсь в кровати, так и знай.       — Пожалуйста, — ласковым голоском мурлыкнула миссис Забини, едва ощутимым поцелуем касаясь упругой кожи, скользя по впадине скул. Мужчина напрягся, но с невозмутимым видом произнёс:       — Неубедительно.       — А если так? — Джинни уже поняла, как нужно действовать, и таким же робким, но нежным и тёплым поцелуем коснулась губ Блейза.       — М-м-м, ну один мой глаз ты открыла, жду дальнейших действий, — колдун ощутил на своих губах сладкий привкус губ возлюбленной и облизнулся, продолжая наблюдать за неожиданным, но таким желанным проявлением чувств. Девушка прикрыла глаза и продолжила нежности, с каждой секундой всё больше забываясь, с кем она лежит. Руки забрались в омут чернильных волос, перебирали прядь за прядью, распаляя внутреннее пламя всё больше и больше.       — Продолжай, — прошипел мужчина, когда островатый кончик языка волшебницы прошёлся по его чувствительной вене на шее, однако Джинни резко отпрянула на другой край кровати и, не сдержавшись, воскликнула, точно в испуге:       — Я не могу больше, ты обещал!       — Но я думал, что ты тоже получала удовольствие от этого маленького действа… Держи, — Блейз тут же поднялся с кровати и вручил жене обещанный костюм из высокого платяного шкафа. Несмотря на громоздкие габариты, отделений в нём было немного, но все какие-то одинаковые, доверху забитые вещами и аксессуарами.       — Я правда не могу, извини, — сказала чародейка уже скорее разочарованно, чем сердито или раздражённо. Забини молча сел на кровать, обхватив голову обеими руками, не представляя, что делать с возлюбленной. На самом деле была одна идея...

***

      До вечера Джинни наслаждалась покоем и тишиной, сидя в мягком кресле с новой книгой. Библиотека впечатлила объёмами и содержимым: были здесь и запретные книги, и милые детские сказки, и слезоточивые романы. Стеллажи поднимались до самого потолка и даже, кажется, задевали его коротенькими шпилями, оставляя не видимые снизу раны. Вот главная героиня стоит у самой плахи, безжизненная и печальная, какая-то равнодушная ко всему происходящему, будто казнь и не её вовсе. Сквозь толпу, распихивая зевак, размахивая важным документом с официальной печатью, к ней врывается красивый всадник — воплощение мужества и смелости. Бросается к судьям, впечатывает универсал в тяжелый дубовый стол, а сам уже спешит к своей поникшей возлюбленной. Касается плеча и мягко произносит в самое ухо...       — Джинни.       — Да?       — Идём, я хочу показать тебе кое-что, — Джинни сконфуженно замялась, уже по привычке ища поддержки в лице любимого зверька, но тот как назло был где-то в другой части поместья. В комнате находились только она и Блейз, если не считать автора, повествующего интереснейшую историю о жизни магглов. — Идём, — мужчина подал чародейке руку, позволяя девушке опереться о неё при подъёме на высокую лестницу. Лестница вела на лоджию — это Джинни знала точно. Всего лишь секунда — и глаза её засверкали, заметив богатое убранство: два мягких пуфика, маленький столик, доверху заполненный фруктами, тонкими ломтиками сыра самых разных сортов. А над ними, таинственно поблёскивая, возвышалась изящной формы бутылка любимого белого в окружении свиты из хрустальных бокалов. Ароматические свечи, то здесь, то там расставленные по помещению, испускали приятные благовония.       — Я… Но… Но чем я заслужила это? — растерянно произнесла миссис Забини, сразу обратив внимание на прекрасный вид на густой хвойный лес и уже синее звёздное небо.       — Присаживайся, — проигнорировав вопросы, сказал Блейз. Джинни робко присела на край одного из пуфиков. — Это не единственный сюрприз, который ждёт тебя сегодня вечером. Я приготовил ещё кое-что, но это позже. Сейчас мы просто выпьем вина и поедим фруктов.       — Блейз, спасибо большое, но чем я заслужила все эти сюрпризы?       — Тем, что я люблю тебя больше всех на свете, Джинни Забини, — чародейка робко опустила глаза, и её щёки покрылись лёгкой розовой краской. — Выпьем? — Блейз протянул ей бокал, в котором игриво плескались винные волны. — Выпьем за то, чтобы с твоего лица никогда не пропадал такой румянец. Волшебница слегка улыбнулась и одновременно с мужем сделала первый глоток. Второй, а затем и третий бокал не заставили себя долго ждать, и тарелка с закусками быстро опустела. Джинни расслабленно откинулась на свой пуфик и уже начала проваливаться в дремоту, но Забини вытащил её из Морфеевых объятий фразой-джокером:       — Пойдём в комнату, у меня есть для тебя кое-что ещё.       — Что там?       — Не так быстро, — Блейз умерил пыл супруги одним движением — взял её за руку, — сейчас увидишь. Кудесник властно распахнул дверь, находящуюся в углу балкона, которую Джинни даже и не приметила, и настойчиво повёл её именно туда, в неизвестность и мрак.       — Ой! Я ничего не вижу, тут так темно… Мне страшно, — девушка неудачно сделала шаг и чуть не упала на высокой ступеньке, ухватившись за мужа, как за спасательный круг, когда полностью погрузилась в темноту.       — Ш-ш-ш, аккуратно, не бойся, — Блейз предотвратил падение, ловко выдернул жену из липких и цепких ладоней мглы. Он вёл её дальше, вглубь комнаты, теперь контролируя каждое движение. Однако его голос, прошелестевший будто бы отовсюду, вверг чародейку в волшебное оцепенение: — Снимай всё, кроме исподнего.       — Нет, пожалуйста... Безуспешно: пытаться освободиться из крепких рук, сжимающих её, как нечто драгоценное и донельзя хрупкое, было практически невозможно. Оголённая часть тела коснулась шёлка, и палец изучающе прошелся по деревянной спинке кровати.       — Не надо, Джинни, — тихо и твёрдо произнёс Забини, снимая с острых плеч возлюбленной кофту. — Я не хочу причинять тебе боль, не вынуждай меня захотеть сделать это.       — Я не хочу…       — Не стоит. Я уверен, что смогу сделать тебе очень и очень приятно, не нужно настраивать меня на что-то другое, хорошо? — Блейз справился с верхней частью одеяний, откинул спортивную кофту прочь, во мрак, и стал ждать, пока Джинни снимет брюки. Волшебница дрожащими руками разделась до нижнего белья и легла лицом вниз, сжавшись всем телом. В голове была одна-единственная мысль: "Это конец. Будет что-то плохое".       — Умница. Теперь расслабься и наслаждайся.       И Джинни поддалась. Забини ласковыми движениями очерчивал спину и контуры бёдер возлюбленной, не обходя вниманием ни один выпирающий позвонок. Его пальцы творили истинное волшебство, нажимали на какие-то особенные точки, чтобы с губ Джинни, как из чрева музыкального инструмента, сорвался первый стон удовольствия. Под умелыми руками мужа она прочувствовала все свои мышцы и связки, что заставило её застонать без перерыва на жизненно важный глоток воздуха.       — Вот видишь, я же обещал, — обжёг своим дыханием мочку уха Блейз. — Снимешь трусики? Так я смогу сделать ещё приятнее.       В сторону отлетел последний элемент одежды. Даже в темноте кожа чародейки будто светилась белым, неземным алебастром или первым снегом, и завораживала мужчину сиянием. Забини взял с полки над кроватью небольшую бутылку с маслом, тонкой струйкой вылил его на тело Джинни и продолжил массаж, плавно скользя по лопаткам и плечам.       — Ах, Блейз, ещё, — чародейка слегка выгнулась, плавясь под умелыми ласками волшебника. Всё внутри исцелялось от малейшего прикосновения.       — Ты уже вся мокрая, — приглушённо произнёс Блейз, проведя по влажной щёлке возлюбленной кончиками пальцев. На лбу миссис Забини выступила испарина и даже в темноте невозможно было не заметить, как она покраснела. Не успела девушка опомниться, как почувствовала горячую твёрдую плоть между ног. — Ты ещё девочка?       — Да, — голос Джинни дрогнул, и она зажмурилась, готовясь к непоправимому.       — Не бойся, я не сделаю больно, — Блейз бережно развернул кудесницу на спину, успокаивающе бормоча какие-то несвязные нежности. Девушка стыдливо опустила глаза и отвернулась. Мужчина взял её за подбородок, развернул к себе, нежно поцеловал и, воспользовавшись рассеянным вниманием, плавно вошёл во влажную киску волшебницы. Джинни вскрикнула, глаза округлились, и губы застыли, слегка приоткрывшись, будто бы в изумлении. Она невидящим взглядом смотрела в два блестящих угля на лице того, кого величала супругом. Неужели это действительно произошло?..       — Ш-ш-ш, сейчас пройдёт, не переживай, — произнёс Блейз, смахивая пару слезинок с белоснежной кожи. Он начал очень медленно и осторожно двигаться, не переставая поглаживая грудь, рёбра и живот возлюбленной.       — Перестань, Блейз, мне очень больно, вот здесь, — тихо сказала миссис Забини, дотронувшись до низа живота. Всё вдруг померкло и потеряло насыщенность. Забини растерянно моргнул, ещё раз — и встревоженно закусил губу. Отстранился и неуверенно прилёг рядом, на самый край.       — Очень больно?       — Да, — тихонько признала Джинни, не сдержав мелких слезинок из уголков глаз. Раньше от монотонной тянущей боли внизу живота её отвлекали ласковые поглаживания Блейза, поэтому теперь неприятное ощущение в разы усилилось.       — Пройдёт, не волнуйся, — шепотом пообещал Забини и принялся круговыми движениями поглаживать низ её живота, надеясь унять боль и дать девушке возможность спокойно уснуть.       И волшебница вскоре сомкнула веки, погружаясь в царство Морфея, как в тягучий кисельный омут. Чародей для гарантии продолжил гладить её ещё около десяти минут (как бы боль вновь не проснулась!), но затем и его самого начал смаривать сон, понемногу, мелкими шажками. Блейз устало протёр глаза, лёг рядом с уже мирно посапывающей возлюбленной, оставив ладонь там, где, как он думал, размещалось сосредоточие диких болезненных ощущений. Ветерок, появившийся в дверях, остудил горячую от переживаний голову Забини. Щедрый запах благовоний протиснулся к сознанию, хотя аромат витал здесь по меньшей мере последние минут пять. Или десять. Или вечность. С этими мыслями чародей уснул.