***
Услышав шаги, Раф вскинулся и впился глазами в дверь. «Лео!» Слова застряли в горле вместе с криком радости. «Живой. Вроде даже не тронули… мать твою, что же сказать-то?» Он внимательно смотрел, как старший лег у стены, сворачиваясь клубком, и зябко дернул плечами, но к решетке не придвинулся и ни о чем не попросил. «Еще бы! Я б себя тоже не попросил бы. Как его рука? Даже не забинтовали уроды эти? Про гипс-то не заикаюсь. Ничего, дома Донни все приведет в порядок…» — Лео, — все же тихо позвал Рафаэль, поднявшись и глядя точно перед собой. — Я… — Давай не будем об этом, ладно? — тихо перебил его брат. И Рафаэль осекся, только кивнув. В неуютном молчании, как тиканье часов щелкали об пол капельки, срывавшиеся с потолка, отсчитывая тишину, как расползавшуюся между ними пропасть. «Засунь свои великие чувства в зад, — Раф перебрал пальцами воздух, словно ощупывая его. — Сейчас надо просто дальше. Просто надо встать и пойти дальше. Вам недолго вместе осталось, так хоть это „недолго“ потрать по делу. У тебя будет много времени мотать сопли на кулак, когда Лео будет на свободе и далеко отсюда. Любишь? Ну, так прими все как есть без „могло бы“ и „мне хотелось“. Дай ему то, что нужно сейчас…» «Да, люблю… и сделаю». Бешеный ниндзя незаметно вытер лицо и повернулся к брату. — Замерз? — Немного. Лео приподнял голову и кивнул, вдруг улыбнувшись ему так тепло и ясно, что Рафу захотелось завыть. Он готов был поклясться, что старший думает о том же, о чем и он сам. Они переживут это и забудут. — Иди сюда. Согрею. — Если тебе не сложно. Леонардо поднялся и подошел к решетке, привалившись к ней боком. — Спасибо, брат. Рафаэль придвинулся и осторожно, как-то неловко, обхватил его руками. — Прости, — все же выдохнул он старшему в макушку и притянул его к себе ближе, прикрывая глаза.***
Ночь стала глухой и душной, было тихо, даже мерные шаги часового казались едва уловимыми. Раф дремал, пытаясь не провалиться в сон окончательно, хотя устал и измотался, да еще саднили разбитые руки и ноги. Но ему нужно было понять свое чувство тревоги, которое не покидало уже несколько часов, с того момента, как выровнялось дыхание старшего брата и отпала необходимость удерживать себя в рамках. Лео спал. Конечно, уже не так безмятежно, как до этого, порой дергаясь и стараясь как можно меньше тревожить сломанный локоть, но все же спал. «Фигня все…» Нет, не то… Рафаэль не мог понять, что его так дергает. Словно внутри из самой глубины сердца медленно, как штормовой океан, и так же неотвратимо поднималось что-то жуткое и темное, грозившее накрыть его с головой. Эта неясная и дикая удушливая тоска, как предчувствие чего-то дурного и непоправимого, не давала ему покоя. Старший так и не сказал, куда уводил его Шредер, просто замолчав и прикрыв глаза. На более настойчивые расспросы — устало погладил по щеке и отделался своим «все хорошо, не волнуйся». Но Рафаэль не верил ему. Может быть, все дело было именно в этом… Он старался себя успокоить, как-то отвлечь, но ничего не получалось. Сердце дикого зверя, запертое в груди под пластроном, настойчиво шептало, что «то самое», что его так дергает и тревожит, еще впереди. Что этого чего-то страшного и непоправимого не избежать, и что в этом виноват Лео…***
Шредер медленно провел пальцами по старой фотографии, которую извлек из ящика стола. Он не доставал ее много лет, как и все связанное с дорогим лицом, запечатленным на ней. Давным-давно запер в ящик и задвинул в самый дальний уголок своего сердца, уверил себя, что смирился. Ороку Саки едко усмехнулся. «Смирился!» Как будто это слово вообще могло быть о нем! «Ну что ж, Йоши, пора и тебе узнать, что такое настоящая боль… а мне избыть свою. Я смог жить с несмываемой кровью на ладонях. Увидим, сможешь ли ты смотреть, как твои драгоценные выродки мучаются и ждут смерти, как благословления. Может, любящий отец своей рукой подарит им эту милость? Сперва одному, а потом и второму… если я его отпущу…» Он поднялся и вышел, бросив фото на стол. Забыть. Вырвать из сердца давно спаливший его дотла пожар, выбросить и уже найти, наконец, успокоение…***
Рафаэль сквозь дрему ощутил, что Лео отстранился, поднимаясь, и приоткрыл глаза. Он все же заснул, утонув в своей дикой неясной тревоге, и пропустил миг, когда что-то еще мог сделать… Или он с самого начала не мог ничего? Брат стоял у стены, прижавшись к ней спиной, а прямо перед ним застыл Шредер. В длинном красивом кимоно, каких не найдешь в Европе или Америке… Черный струящийся шелк украшали свившиеся кольцами драконы, положившие головы на плечи человеку. В первую долю секунды Рафаэль решил, что ему снится кошмар, потому что Шредер поднял руку и как-то лениво погладил его брата по щеке, чуть склонив голову набок и щуря свои черные, горящие раскаленными углями глаза. — Боишься? — как-то ласково и холодно спросил он. — Знаю, что не боишься, Бесстрашный. Разве есть хоть что-то на свете, что может тебя испугать? Ты думаешь, что готов ко всему и примешь все пытки и смерть ради своей семьи… Он шумно втянул воздух, словно принюхиваясь к чему-то, и в этот миг Рафу стало страшно до пробившего пота и сковавшего тело лютого ужаса. Лео еще ничего не понял, но уже все понял Рафаэль. Понял, потому что сам вот так же любил втягивать трепещущими ноздрями воздух, собирая в легкие аромат кожи своего старшего брата… мечтая о том, что будет однажды дальше… Рука человека медленно обрисовала контур плеча черепашьего лидера, сползла на бок, очертила грудную пластину и вернулась, сдернув синюю маску на шею. — Раздевайся. Раф вскинулся, как пружиной подброшенный, забыв, что перед ним решетка, и с коротким воем вцепился в ржавые прутья, встряхнув их так, что арматура сдвинулась в гнездах. — Лео, нет!!! «Вот оно! Вот оно, твое „все хорошо“!!! Ты хоть соображаешь, придурок, на что подписался?! Ты же, гребаный пай-мальчик, дальше своих книжек по философии ни черта не читал!» Леонардо даже не глянул в его сторону, уставившись в глаза своему смертельному врагу. Что это? Очередная издевка? «Просто помни — Рафаэль будет свободен». Он отвел взгляд и дернул пряжку ремня. Из одежды — только джинсы, так что много времени не понадобится. Шредер намотал на кулак маску и потянул за нее, заставляя встать на колени, нога уперлась в карапакс и одним ударом уронила лицом вниз на выщербленный холодный пол. — Продаются только шлюхи, а им не дарят ласк. Хорошего сына воспитал твой отец. И лишь в этот миг Лео понял, что произойдет мгновением позже. Что бы ни думал о нем брат, совсем беспросветным романтичным дураком он не был и читал достаточно, чтобы сейчас догадаться, какой именно будет расплата. «Просто помни — Рафаэль будет свободен». Лео ткнулся лбом в пол, зажмурив глаза, и не смог удержать дрожь отвращения, чувствуя чужое колено, раздвигающее ноги. И это видит его брат… Резкая, разорвавшая тело боль оказалась настолько оглушающей, что он не смог удержать крик, рывком отвернувшись от решетки и чувствуя всем телом взгляд Рафаэля. «Не смотри… не надо…»***
Кошмары могут оживать и врываться в жизнь. Теперь Рафаэль знал это совершенно точно. Сказать, что он горел сейчас в адском пламени… нет. Это не передавало в полной мере его ощущений и состояния. Он просто оцепенел, съехав на пол по решетке и упершись в нее лицом. Замер, корчась внутри среди бешеного пламени и оставаясь неподвижным снаружи. Хотел закрыть глаза и не мог, вырвать, выдернуть эти проклятые органы зрения, заткнуть уши… все, что угодно, только не знать… а руки плетьми висели вдоль тела, не подчиняясь своему хозяину… Звуки… Первый короткий крик, скрежет хитина, царапающегося об пол в такт чужим движениям в родном теле, скрип пальцев по коже, все сильнее сжимающих загривок брата… частое дыхание человека, в котором нет сладкого удовольствия, только ускоряющееся сердцебиение и злые взрыкивания бешеной ненависти… сбитое дыхание Лео… в среднем на два-три рваных выдоха один свист воздуха, втянутого сквозь зубы, и иногда отрывистые больные стоны… Целая вечность, заполненная только этим кошмаром наяву… только этими звуками и выжженной в памяти картинкой происходящего… Агония, растянутая в бесконечность…***
«Просто помни — Рафаэль будет свободен…» Слова летели в голове, повторяясь и путаясь, в такт толчкам внутри тела, в такт боли, к которой невозможно было привыкнуть, которая снова и снова заставляла кричать. «Просто помни — Рафаэль будет свободен…» То замедляясь, то ускоряясь в рваном ритме чужого предоргазменного состояния… «Просто помни — Рафаэль будет свободен… просто помни — Рафаэль… просто помни… Раф… просто помни… просто… помни…» Несколько особо злых рывков, вколотившихся в разодранное болью нутро, и победный, но безрадостный хриплый вскрик, сопроводивший обжегшее тело чужое семя… Все… Лео уже не почувствовал, как сведенные судорогой пальцы разомкнулись на его шее, оставив яркие цветы синяков. Просто стало чуть легче заталкивать в легкие воздух, потому что ушла тяжесть тела, что придавливало до этого сверху. — Неплохо… — Шредер поднялся и с отвращением переступил через черепашьего лидера, набрасывая кимоно. И вышел, с грохотом захлопнув за собой дверь. Боль не ушла и даже не приразняла свои когти. Ему не стало легче от содеянного. Лишь темный гнев чуть успокоился в душе, лелея ее тем, что так он причинит много страданий своему заклятому врагу, втаптывая в грязь его любимого старшего сына, унижая и издеваясь… и Йоши это увидит. О! Об этом Шредер позаботится!***
«Просто… просто помни…» Лео лежал совершенно неподвижно, впервые за долгое время не чувствуя холода вокруг, только теплую кровь, стекавшую по внутренней стороне бедер вперемешку с липким семенем. Внутри было пусто, словно враз замолчали все органы или просто исчезли. Вроде бы он вдыхал воздух, но запахов не было, сердце, кажется, колотилось… кажется… перед глазами стояла пелена… Полное уничтожающее опустошение. Последнее, что он себе позволил, это малодушную роскошь — повернуть голову и попробовать отыскать взглядом Рафа. Даже искаженное отвращением родное лицо сейчас все равно будет поддержкой. Брата, наверное, уже вырвало пару раз от такого видочка старшего, распластанного на полу только что попользованной шлюхой… ну и пусть… Он будет свободен, он уйдет отсюда… Раф будет жить…***
Звуки… Рафаэль думал, что кошмарнее ничего быть не может. Они вколачивались в память, обещая застрять там прочно и навсегда. И на этих раскаленных добела гвоздях Шредер распял его сердце, которое, не умирая, билось и корчилось в языках пламени осознания, что это все… конец… конец всему… и дело уже не в мечтах… дело в том, что это просто все… Звуки оказались только прелюдией… Лео повернул голову и открыл глаза, уставившись на Рафаэля пустым вымороженным синим стеклом, уже не способным даже порезать, будучи разбитым вдребезги. Как заботливая хозяйка поливает зеркало полиролью перед тем, как натереть его до блеска, так эту неживую радужку чуть сбрызнула влага слез, вязко сползшая из уголков глаз. Но, в отличие от зеркала, они не заблестели, неподвижно уставившись в пространство… Этот взгляд нельзя было назвать пустым, потому что пустота все же объемна. Он являлся воплощенным ничем. И Рафаэль отчетливо понимал, всматриваясь в это ничто, что не способен поддержать сейчас или хоть как-то утешить… Как тут утешишь?.. «Все будет хорошо…» — Лео… Ответа не последовало. Все…