На краю вечности

Рафаэль всегда думал, что самое поганое, что может быть утром, — это подъем по будильнику или подъем по будильнику с похмелья. Он с тихим стоном приоткрыл глаза и сразу же уперся взглядом в сэнсэя, задумчиво сидевшего в кресле. «Боги, сколько еще раз я буду ошибаться, понимая, что бывает хуже, чем было, и дно выгребной ямы еще далеко?! Ну, нет, ну, не надо… вот сейчас не надо, а… ну, вот, пожалуйста…» Голова разрывалась от вчерашней лошадиной дозы алкоголя и сумасшедшего нервного срыва, во рту пересохло, и перед этим там явно нагадила пара кошек, причем нагадила капитально, судя по вкусу, левая рука онемела, потому что на плече лежала башка мирно спящего Лео, который зарылся носом Рафу в шею и сладко сопел. И у него явно так по пробуждении разрываться череп не будет. «Конечно, его-то похмелье не мучает…» — Рафаэль. «Ну, елки… ну чего именно вот сейчас?..» Он поднял взгляд и осторожно сел у стены, очень аккуратно переложив голову брата на колено, чтобы не разбудить, и натянул ему на плечи плед. Даже самому было немного зябко от спанья на сыром бетоне, чего уж об этом придурке-то говорить, вон весь мурашками покрылся… Раф кивнул приемному отцу, жестом благодаря за плед, и уставился в глаза, с трудом собирая осколки мыслей. Говорить вообще не хотелось. — Разбуди брата, — Сплинтер чуть дернул ушами и наклонился вперед, упираясь подбородком в сцепленные пальцы. Сорвиголова сморщился, оглядывая кухню. До крана не добраться, не потревожив Лео, а тот, если сейчас, не приведи все Боги, проснется, пойдет и утопится, или удавится, или еще что вытворит от одного вот такого взгляда сэнсэя. — Мастер, — хриплый, сорванный, еле-еле слышимый голос заставил скривиться от отвращения к этому жалкому блеянию. «Ну, а чего ты хотел? Вчера кто выл, рычал и на стену кидался? Вот и сорвал глотку. Вчера…» Он мотнул головой, приказав себе даже не думать об этом самом «вчера» — это будет потом, скрипнул зубами от резкой боли в висках и вернул взгляд к приемному отцу. — Не надо его будить, ладно? Пусть спит. Сплинтер едва заметно дернул усами. — Я бы должен с него, как со старшего, спросить, что произошло, но видя твою заботу, предположу, что могу задать этот вопрос и тебе. Рафаэль, что это? Раф вздохнул. В голосе Мастера он явно улавливал нотки острого режущегося гнева пополам с каким-то отчаянием и полным непониманием. «Не, Лео точно будить не стоит. Этот же сейчас подорвется все объяснять и просить прощения неизвестно за что, а потом такого в голове навертит… с меня хватит и того, что есть…» Он посмотрел в глаза Сплинтеру и еще раз вздохнул. Почему-то в душе не было ни страха, ни паники, ни даже какой-то неловкости. После этой ночи — ну что ему Мастер-то сделает? Запрет в додзе на месяц за его чувства? Ой, напугали ежа голой жопой! Запретит к брату подходить?.. «А вот тут и на хер послать могу…» — Люблю я его, — негромко и устало ответил Раф, не отводя глаз. — Разве Вы этого не видите? Старый крыс едва заметно скривился. — Вы братья, Рафаэль. — Мне об этом напоминать нет нужды. Одно другого не отменяет. Сплинтер долго молчал, глядя, как его бешеный сын рассеянно откинулся на стену, гладя подушечками пальцев старшего брата по щеке. В этом жесте было столько нежности… столько ласки, что он даже отвел взгляд. Несмотря на всю неправильность происходящего, видимо, чувства Рафаэля действительно были искренними… — А что будет потом? — после долгого молчания все же спросил старый Мастер. — Что? — Раф дернул бровью, снова приоткрыв глаза. — Когда «потом»-то? Ща, оклемаюсь чуть-чуть и отнесу его в комнату, пусть в кровати досыпает. — Вы хоть понимаете, что делаете? Рафаэль снова сморщился. Не то чтобы он что-то собирался скрывать от отца, но вот конкретно сейчас вообще не хотелось ничего объяснять. Ну, что неясного, ну, любит он Лео, а тот, кажется, вполне себе отвечает взаимностью. Ну да, вчера все у них через то самое произошло — вспоминать тошно даже, но, похоже, помогло начать выплывать к нормальным берегам. Чего от него Мастер-то теперь хочет? — Мы что, мир, что ли, рушим? — он устало вздохнул. — Или жить кому мешаем? Не надо вот только Лео все это на голову выливать, ладно? Он Вас так любит, что удавится от одного такого взгляда. Считаете, что все неправильно, ужасно, мерзко и стыдно, — выговаривайте мне, я переживу как-нибудь. Сплинтер покачал головой. — А если завтра или через год один из вас решит, что это была ошибка? Что будет с нашим миром и нашей семьей? Вы об этом не подумали? Ты-то ладно, а Леонардо… — Мастер! — Раф закатил глаза. — Считайте, что так звезды сложились. Не надо ему морали читать, я вот очень прошу Вас. Лучше водички налейте мне, сделайте милость. Старый крыс поднялся, неслышно подошел к раковине и набрал полный стакан холодной воды, вернулся и протянул Рафаэлю. — Не волнуйтесь так, — тот жадно хлебнул сведшую зубы студеную воду и благодарно кивнул. — Я знаю только одно — для меня это навсегда. И не думаю, что Лео считает все это ошибкой. — Чем вы только думали оба? — Сплинтер сокрушенно сел обратно в кресло. — Вы что, никогда не любили? — Раф приподнял брови. — При чем тут «думали»? Чего Вы сейчас хотите от меня, сэнсэй? Раскаяния? Сожаления? Сделать вид, что ничего не было? Отказаться от него? Старый Мастер вздохнул и опустил голову. Любил ли он? Да, любил и считал, что сыновьям этот кусок его жизни знать совсем незачем. Старый дурак, уверенный, что их-то это минует. Ведь его мальчики еще совсем юные, и им до серьезных чувств далеко. Найдется время, и он расскажет им о Тенг Шен, о том, что стало причиной кровной вражды со старым другом, и как разрушительна любовь, как опасна и как ее нужно беречься. Все тщательно обдумать, взвесить и осознать. Чувства же могут лишь вспыхнуть и назавтра прогореть, оставляя за собой пепелище и боль. И вот пока он думал и взвешивал, все уже произошло. И в глазах своего бешеного сына он явно улавливал сейчас разгорающийся огонек готовности драться за свои чувства даже с ним, с отцом. Какой бы ненормальной она ему ни казалась — но это любовь… Леонардо, его послушный и старательный старший сын, без сомнений подчинится решению отца, каким бы оно ни казалось ему неправильным, и прекратит это безумие, пока оно еще только в зачатке, его можно остановить, а Рафаэль… Рафаэль примет его решение, если любит… — Мастер, — Раф словно уловил его мысли, впившись в глаза тяжелым немигающим взглядом. — Видит небо, я люблю и уважаю Вас, как отца и сэнсэя, но вот не надо этого делать, прошу Вас… Не надо вообще говорить Лео, что Вы что-то поняли и знаете, если не готовы принять, и тем более не надо ему говорить остановиться, прекратить и не делать. Он подчинится Вам. Я не сомневаюсь так же, как и Вы, но душа-то любить не перестанет, как ни приказывай. Поймите Вы, все уже случилось, уже идет своим чередом, уже есть, и от того, принимаете Вы или нет, ну ничегошеньки не изменится. Ну, не затолкаете Вы ребенка обратно матери в утробу, если уж он вылез на свет. Он осекся, почувствовав, что старший завозился в одеяле. «Проснется с минуты на минуту… Бля!» Раф представил себе, сколько ужаса и паники будет в глазах брата, если тот увидит нахмуренное лицо отца, как он будет неизвестно за что просить прощения и обещать, что этого больше не повторится, лишь бы только не был им недоволен любимый сэнсэй… а дальше что? В комнате запрется опять и будет по стенам лазить? Пошлет Рафа по матушке, потому что «так нельзя» и «так надо»? «Да кому надо-то?» Он торопливо накрыл голову Лео углом пледа, чтобы тот не услышал его слов, и зашипел на едва различимой свистящей частоте. — Мастер, я клянусь Вам, если хоть слово упрека скажете ему — я уйду из этого дома и его заберу с собой навсегда. Если тут нет места нашим чувства, то и нам его уже не найдется. Вы сказали о семье… давайте рушить ее не будем, ладно? Сплинтер вскинул брови. Рафаэль ставит ему ультиматум? Ему?! В том, что взрывной сын выполнит свою угрозу, старый Мастер вообще не сомневался, зная его характер… «Сам сейчас все разрушишь, дурак… Выросли твои мальчики, хочешь ты того или нет…» Лео высунул голову из-под пледа и, еще не открыв глаз, потерся щекой о пластрон брата, едва-едва улыбнувшись. — Раф… — Чего? — тот хмыкнул, все еще не отводя молящего и бешеного взгляда от лица приемного отца. Старший все же открыл глаза и уставился на сэнсэя. Минуту смотрел, потом сел и невольно отодвинулся от Рафаэля. — Не валяй дурака, — Раф сгреб его за шкирку и крепко прижал к своему боку, не стесняясь отца. «Мастер, видите? Все уже случилось, и нет смысла что-либо говорить. Не надо, умоляю Вас!» Сплинтер коротко вздохнул, немного потерянно глядя на них и не зная, что сейчас сказать. Они выросли… как же быстро это произошло. Еще вчера, казалось, смотрели на него снизу вверх своими огромными доверчивыми глазенками и внимали каждому слову Учителя… А сейчас один готов вызов ему бросить, а второй хоть и отводит взгляд, но тоже не смирится, если запретить… «Прими, дурень. Теперь только прими, если не хочешь их потерять или погубить…» — Леонардо, — он покачал головой. — Как же безответственно и неосмотрительно укладываться спать на полу в кухне. — Простите, отец, — тот отвел глаза. — Мы просто вчера устали… — Я вижу, — старый крыс усмехнулся и поднялся. «Мы». Как это прозвучало сейчас… «Смирись, старый дурак!» — Доброе утро, дети, — он отвернулся, складывая за спиной руки, и направился к выходу. — Рафаэль, я много раз говорил, что не одобряю алкоголь в доме. — Хай! — тот недовольно скривился, но все же бросил на отца быстрый благодарный взгляд. — Постараюсь, Мастер. Сплинтер качнул головой, уже в дверях кухни. В который раз он это слышал уже!

***

— Что ты ему рассказал? — Лео уперся глазами в лицо младшему брату, прижав его к стене в ванной. — Ой, отстань уже! — тот лениво стаскивал с себя напульсники и бандану, собираясь в душ. — Не нуди в ухо. Ничего я не сказал, никто не умер, небо на куски не развалилось! Все нормально, Лео, не трахай мой мозг, и так башка разрывается. Раф залез под холодные струи воды и подставил под них лицо, жадно глотая попадавшие в рот капельки. Лео сел на бортик ванны и вздохнул. — Он все понял — да? «Господи!!! Ну, за что мне такой зануда-то? Ну, Боги! Ну, почему?!» — мысленно взвыл Рафаэль и стукнулся лбом в стенку. — Забей ты на это, ладно? — попросил он. — Иди сюда лучше. — Я потом, — Лео отрицательно качнул головой. Рафаэль вздохнул и прищурился. Ну, вот за что его так прокляли Боги? Что он такого сделал миру, кроме того, что родился на свет с таким мерзким характером? С каких пор за это наказывают непомерным количеством проблем в самой любимой голове? Вот бы сейчас вытрясти все из этой черепной коробки и выкинуть лишние загоны, разложив по полкам только дельные мысли. — Он поймет, — Раф сел на дно ванны и стал подстраивать воду потеплее. — Не парься, отец все поймет. Давай уже, лезь в ванну, я даже воду теплую сделал. Лео вздохнул еще раз, как-то неуверенно поведя головой. Рафаэлю и так хватает проблем, и раз уж начал — надо доделывать. Самому. Он поднялся и начал стаскивать с себя вещи, повернувшись к брату спиной. Прошлое не отпустит и вечно будет стоять между ними, если его не преодолеть. Донни обещал, он даст ему жидкий азот, и Лео решит проблему… Перебравшись через борт ванны, он сел к Рафаэлю боком и взял банку с гелем для душа. — Что не так? — Раф не мигая уставился на старшего, кожей чувствуя его напряжение. — Все хорошо, — тот улыбнулся и погладил его по щеке. — Все хорошо. «Та-ак! Еще одно „все хорошо“, и я тебя головой об стену приложу». Зеленые глаза пристально прошарились по телу брата, выискивая причину. «О! Ну, конечно! Я и забыл уже…» Раф резко впечатал левое колено Леонардо в дно ванны и уставился на клеймо на внутренней стороне бедра. «Вот тебе зачем жидкий азот, придурок!» Лео дернулся и закрыл его рукой. — Не смотри, — тихо попросил он. — Пожалуйста. Я разберусь с этим, обещаю. Рафаэль вздохнул и отвел его ладонь, вглядываясь в глубокие выжженные линии. Лапа дракона. Лапа, наложенная на его любимого брата, и так все испоганившая и изуродовавшая, так теперь еще и словно ухмыляющаяся ему постоянным напоминанием. Он передернул плечами и поднялся, выбираясь из ванны. Лео проводил его глазами, но останавливать не стал, как ему показалось, прекрасно все поняв. Рафаэль ревнив. Вчера ему было не до клейма и вообще ни до чего. А вот сейчас и смотреть-то противно, и Лео отлично его понимал, потому и не хотел идти в душ вместе. Не хватало брату настроение портить. Рафаэль, не вытираясь, натянул на себя шорты и вышел, закрыв дверь.