Дорога в тысячу миль

Юра немного полежал, прежде чем писать Отабеку. Собирался с силами. «Ты как?» «Ложусь спать» «Я тебя разбудил?» «Нет, я ждал от тебя сообщение» Юра вздохнул, отправил картинку с обнимающимися коалами. Потом добавил: «Кажется, Фельцману удалось чудо, они сегодня приходили» «Кто?» «Из федерации. Допустили к участию у взрослых» «Здорово, удачи. Пришлешь даты этапов?» «Обязательно!» Он даже не сможет приехать и поболеть за Отабека на его соревнованиях. Что уж там, он и трансляцию вряд ли посмотрит. То, что они смогли увидеться, было подарком судьбы. Хотя какой судьбы. Подарком Отабека. Три дня счастья. Когда еще представится возможность? Идти рядом — неважно, куда. Разговаривать о чем-нибудь отвлеченном, но все равно знать, что в любой момент тебя поймут. Что они думают об одном и том же. Это были прекрасные три дня. Но мало. И трех недель было бы мало. Вцепиться и не отпускать. Юри приехал за Виктором в Санкт-Петербург. Юра был готов податься в Казахстан. У Отабека там совсем маленькая квартира. Побывать в гостях так и не довелось, но на фотографиях Юра видел. И уже почти приехал в гости, но мистика помешала. Наверное, он бы поместился там. Пары полок хватило бы уместить пожитки. Больше всего места заняла бы кошка. Только Отабек все равно не приглашал в этом смысле. Все равно невозможно — разве что лет через пять, а то и больше. Все это время видеться пару раз в сезон. Такое может выдержать только Отабек, который со времен лагеря до совершеннолетия раскачивался, чтобы просто подойти и познакомиться. Познакомились вот. А теперь, считай, познакомились заново. И очень сложно жить, когда в голове один Отабек, а общаться можешь только сообщениями. И помнишь до мельчайшей детали, как бережно он к тебе прикасался — не из опасения поломать фарфоровую статуэтку, а с осторожным прощупыванием границ, внимательностью: так хорошо? Да или нет? Уважая право отказаться. Где еще встретишь такого человека? Когда еще, блин, его встретишь? Чтобы не додумывать интонацию в сообщениях, а просто услышать. Увидеть. Прижиматься щекой к нагретой солнцем косухе, когда мчишься по дороге. Или медленно гладить руку: кончики пальцев огрубевшие, а ладонь, которую защищает перчатка, чувствительная, если провести по линии жизни, пальцы рефлекторно сжимаются… Так жить невозможно. Примерно с теми же мыслями Юра собирался на прогулку в компании сладкой парочки. Лилия разрешила, не особо прислушиваясь, что именно он просит. Она сосредоточенно перебирала какие-то конверты, и Юра явно ей мешал. Парочка ждала внизу, у почтовых ящиков. И пса с собой взяли. Никуда ж не пустят с собакой, — недовольно подумал Юра, протягивая руку. Маккачин с любопытством понюхал, завилял хвостом. — Привет, — Виктор заулыбался так, словно увидел давнего приятеля. — Доброе утро, — сказал Юра, который еще не решил, как вести себя с ними. Точнее, какого поведения они ожидают, все из себя заслуженные. — У тебя нет аллергии на собак? — заботливо поинтересовался Юри. — Нет, — Юра натянул капюшон. Маккачин ткнулся носом ему в ладонь, лизнул, преданно посмотрел. Пришлось погладить и почесать за ухом. Собакам всегда так мало надо, чтобы начать обожать. Собственно, он сам тоже оказался неприхотлив. Спасение из переулка — и все, готов тигр, бери голыми руками. Он тоскливо плелся за сладкой парочкой, и на сей раз они не так уж и бесили. Скорее, он даже завидовал немного. Ну и пусть их штормило в процессе. Зато в этом мире они получили все, что хотели. Юри лежал в сторону мечты, его мечта сбылась. Может, тоже лечь и лежать? Только он так не умел, пассивно отдаться на волю обстоятельств. Режим хомячка в колесе. Надо делать хоть что-нибудь. Юра вытащил из кармана телефон, сфотографировал счастливого Маккачина, отправил Отабеку. Потом подумал, запостил в инстаграм. Добавил тэги #dog #stpetersburg #maccachin. Помедлил, прежде чем отправить. — Виктор… ээээ… Андреевич, можно… — Юра, — со смехом перебил его Виктор, — я чувствую себя пенсионером. Не надо. Просто по имени и на «ты». Пенсионер ты и есть. Юра изобразил смущенную улыбку, понял, что не его амплуа, потер нос. — Спасибо. Виктор, можно я твою собаку в инстаграме выложу? — Конечно. Меня на фото отметь, а я репостну потом. Юра кивнул. Ну вот. Не придется хоть выдавливать из себя дистанцию, которой он не чувствовал. Даже странно. Он начал тренироваться у Фельцмана, когда Виктору было уже двадцать четыре. И гроздь золотых медалей. Но Виктор еще тогда поощрял «ты». Будучи знаменитым на весь мир. Секс-символом, принцем мужского катания. И он, одиннадцатилетний мальчишка. Маккачин с радостным лаем убежал вперед, потом вернулся, завилял хвостом. Вечно они выгуливают его без поводка. А если он так под машину попадет или еще что? Юра взял его за ошейник, приноровился идти вровень, чтобы не дергать. Раз уж сладкая парочка потащила его пройтись, хотя он им тут явно не в кассу, надо хоть за псом присмотреть. У родителей Отабека тоже есть пес. Юра видел фотки. Рожа семь на восемь, восемь на семь, с приветливой улыбкой, от которой пьяные трезвеют, а маньяки шарахаются. По паспорту адскую зверюгу звали какой-то километровой конструкцией, пока на прогулке окликнешь, пес до государственной границы добежит. Отабек смущенно признался, что щенка цербера они взяли совсем крошечным, поэтому мама привыкла звать его малышом, так все за ней и продолжили. Юра был готов обниматься с адскими зверюгами и величать их Малыш, лишь бы это включало в себя присутствие самого Отабека. Пока что приходилось довольствоваться Маккачином и сладкой парочкой. Хотя Юра был вынужден признать, что прогулка прошла приятно. Виктор действительно рассказывал интересно. А когда его заносило, Юри каким-то образом умудрялся поворачивать этот словесный поток в необходимое русло. Блин, они так изменились. Ну или в этом мире изначально такие были. К чему еще ему надо привыкнуть? Все-таки повезло попасть на московский этап. В Самаре Юра победил без особого труда. Фельцман вынес ему мозг, что одна победа еще ничего не значит, расслабляться нельзя. Юра и так знал. Мрачно молчал и кивал, потому что боялся заорать в голос от восторга: Москва! Ура! Дедушка сможет посмотреть! Конечно, опозориться было никак нельзя. Фельцман мог и не напоминать. Юра чуть ли не прописался на катке. Вечерами даже не было сил толком обсуждать с Отабеком плоды раскопок. Не то, чтобы Отабека на раскопки хватало. Обменивались парой картинок, и Юра падал спать. Иногда ему казалось, что он попал в день сурка. Но цель того стоила. «Я прилечу в Москву» «Бек, ну нафиг, у тебя самого сезон в разгаре» «Два дня погоды не делают» «Бек, ну блин, опять хз сколько в дороге проведешь» «Я выбрал такие рейсы, что все норм. В самолете высплюсь» «Это нечестно, ты ко мне летаешь, а я к тебе нет» «Юр, ну мы оба же знаем, почему. В следующем году будешь и ты летать. Короче, я уже взял билеты» «Блин, я даже встретить тебя не смогу» «Сам доберусь. Посмотрю твою произвольную, поболею за тебя, а на следующий день обратно» «Лишние перелеты же могут на твою форму повлиять!» Вместо ответа Отабек прислал картинку с рысью. Вот упрямый… казах. Решил — сделал. Поди, берет с собой туристический рюкзак на девяносто литров. Рюкзак самого Юры был тощий. Коньки и костюмы отправлялись багажом, а прочие вещи можно было и дома взять. Кажется, дедушка до конца не верил, что будет настоящее соревнование, Юра там по-настоящему выступает, продаются настоящие билеты и так далее. Фельцман довез его до дома. Дал время пообниматься с дедушкой, после этого они выгнали Юру якобы отдыхать, а сами снова засели на кухне. Наверняка будут обсуждать юридические сложности. Если он действительно сможет отобраться на Олимпиаду, потребуется дохрена бумажек, чтобы его впустили в Корею. Могут и не впустить, угу. Юра скинул кеды, лег, почесывая счастливую кошку. Непонятно, зачем его выгонять. Речь о нем все равно. Чего он о себе не знает? Ну не три годика же ему. Урчание действовало так успокаивающе, так уютно и домашне, что глаза слипались. Юра уткнулся лицом в мягкую шерсть. Кто сказал, что кошки не привязываются к людям? Привязываются и любят еще как. Сквозь сон он почувствовал, как из-под него вытаскивают одеяло и накрывают, но открыть глаза не смог. Утром дедушка поехал на тренировку вместе с ним. Кошку оставили дома, а жаль, был бы полный комплект, будто не перемещался никуда. Юра даже не знал, что говорить. Что соскучился? Дедушка и так это знал. — В воскресенье утром прилетает мой друг. — У тебя же выступление. — Да. Он прилетает, чтобы поболеть. В понедельник улетает. Ты разрешишь, чтобы он ночевал у нас? — этот вопрос Юра задавал не без трепета. — Что за друг? Вопрос был совершенно логичный. Тем труднее было на него ответить. Юра открыл перед ним дверь спорткомплекса, пропустил, потом догнал, поравнялся. — Его зовут Отабек Алтын. Он тоже фигурист, только из Казахстана. Яков Семенович его знает, — добавил Юра на всякий случай, — это прошлогодний победитель Чемпионата Четырех Континентов. Он очень хороший. И у него техника сильная, он больше на нее упор делает, чем на хореографические компоненты. Но он все равно крутой. И немножко необщительный, но тебе понравится, наверное. Он серьезный и вежливый. Ему девятнадцать. Но его все уважают. И он тоже разбирается в кошках. У них, правда, собака, но… — Я понял, Юрочка, — дедушка пригладил бороду, — с удовольствием познакомлюсь. Юра покраснел, опустил голову. Кажется, он переборщил все-таки. — Ты очень изменился. — Да? — это прозвучало испуганно. Черт. — И… тебе не нравится, как я изменился? — Очень нравится. Наверное, не хватало все-таки женской руки. Вон как ты расцвел у Лилии Владимировны. Юра пробубнил что-то невнятное. К счастью, они добрались до места, и можно было сбежать в раздевалку. Изменился. Да, изменился. Страшно представить, что думает дедушка там, в его родном мире. Как справляется. Удар там всех хватил, наверное. Короткую программу Юра откатал совершенно на автомате. Устал переживать. Гоши здесь не было, ему достались другие этапы. Виктор, наверное, дрессирует его сейчас. Или не дрессирует, а зажигают втроем с Милой под безуспешные попытки Юри превратить цирк обратно в тренировку. Неважно, впрочем. Раз уж Фельцман доверил замещать себя на эти несколько дней, ему виднее. Все мысли вертелись вокруг произвольной. Как она понравится дедушке? Тот похвалил короткую. Другой реакции Юра, впрочем, не ожидал. Правда, подозревал, что дедушка рад самому факту, что Юра что-то там вообще на льду делает, и люди хлопают. Вот так растишь внука, а он тебе сюрпризы подкидывает. И еще приедет Отабек. Приедет. Живой и настоящий. Будет смотреть. Сядет рядом с дедушкой и серьезно уставится на лед. Охренеть можно. Круче золота Гран При. И крикнет «давай», подавшись вперед резко, так, что прядь по лбу мазнет. Он подходил в компании дедушки к спорткомплексу, когда услышал за спиной негромкое «Юра». Успел, успел! Иначе так бы и разошлись — Юра в служебные помещения, Отабек на трибуну, увиделись бы только после выступлений. — Привет! — конечно, виснуть друг на друге при всех было нельзя. Они пожали руки. Юра вцепился так, что пальцы побелели. Отабек быстро погладил запястье. Совершенно реальный Отабек, который прилетел, с ума сойти! Теперь можно катать для него. Выйти на лед и вкладывать эмоции. Отабек упоминал, что ему нравится эта программа. Отлично, пусть смотрит и болеет. Он будет смотреть! А вечером они смогут обсудить устно! Не щуриться слипающимися глазами, набирая сообщение, а говорить. Юра торопливо познакомил их с дедушкой и убежал за Фельцманом. Во-первых, было пора. А во-вторых, он не знал, что толком говорить, хотелось совсем не говорить, хотелось прикасаться, целовать, пытаться телепатически передать обуревающие чувства. Он потер щеки, глотнул воды. Юра, успокойся. Сосредоточься. Хватит мысленно орать. Фельцман хмуро смотрел, пока он разминался, прыгал, гнулся и разогревался. Не по себе как-то. — Что случилось, Яков Семенович? — не выдержал Юра после очередного мрачного взгляда. — Нет, Юра, ничего. Продолжай в том же духе, — Фельцман отвернулся, но это помогло мало. Какого хрена? Вот дурацкая манера: всем видом показывать, что вокруг конец света, но молчать. Лилия бы сходу просекла, что за фигня. Только Лилия осталась в Питере. Даже косичку пришлось самому плести. И пусть. Значит, она уверена, что он справится. Перед отъездом даже обняла. Редко за ней водятся телячьи нежности. Допинг прямо. Блин, с каких пор он стал трепетать от объятий Лилии? Юра сел на шпагат, потянулся к носку одной ноги, потом другой. Они все так хорошо к нему относятся — почему? Ну что он такого делает? Очередной чит-код от Игрока? Хватит маяться фигней. Он встряхнулся. Выступление. Надо думать о нем. До боли знакомая музыка, отшлифованная до блеска программа… Юра постарался подойти к ней не как к рутине. За полгода он умудрился набрать дофига нового опыта. Это просто не может быть то же самое выступление. Не стоял же он на месте, развивался. Любишь ты эту программу или нет — она твоя. Нотный стан — алые росчерки — кровь от стертых ног. Кружки нот — набитые падениями синяки. «Давай» — как нажатие на кнопку «старт». Юра выкладывался, как мог. Это должно быть лучшее выступление в его жизни. Чтобы следующее было еще лучше. Потому что нельзя иначе. Победы только так зарабатываются. Отзвучали последние такты. Зал взревел, засвистел, поднимаясь. Юра добросовестно поклонился и медленно поехал к бортику. В глазах плыло, ноги дрожали. Прическа, конечно, растрепалась, он сдул прилипший к губе волосок, облизнулся, почувствовав соль. — Молодец, — сдержанно похвалил Фельцман, подал чехлы. Юра кивнул, тяжело дыша — говорить было трудно. На диванчик он рухнул кулем, опустил лицо в ладони, пытаясь прийти в себя. Надо было выпрямиться и посмотреть на оценки. Оценки. Юра перевел взгляд с монитора на каменное лицо Фельцмана. Потом обратно. — Вот суки, — вырвалось у него, — бля, это называется «все зависит от тебя»? Да ну нахуй. Фельцман даже не стал делать ему замечание за мат. Баллы ему поставили по нижней границе возможного. Хрен тебе, а не Кубок Москвы, Юрочка. Переодевался он в молчании. Дедушка с Отабеком уже ждали его у служебного входа. Блин, дедушка даже не поймет, почему он не рад второму месту. Фельцман, святой человек, не стал докапываться. Коротко пожал плечо, напомнил про самолет завтра и ушел. Юра нахохлился, поправляя сумку. Хотелось рыдать. Ну да, логически понятно, что Московская и Питерская Федерации могут быть в контрах, что пацану со стороны не захотят так легко отдавать победу. Но блин! Куда еще лучше? Из кожи выпрыгнуть? Отабек какое-то время шел рядом, потом негромко заговорил: — Знаешь, почему мне нравится эта твоя программа? Я вспоминаю выражение «огнем и мечом». Этот твой костюм, с алыми вставками — они как языки пламени. И ты сам в нем — как клинок, прямой и острый, уверенный, смертоносный. — Спасибо, — Юра сглотнул. Да. Отабек понимает. Его самого в прошлом году на Финале Гран При прокатили с медалью вообще. — На Чемпионат России я все равно прохожу, — встряхнувшись, заявил он, — ну так я все-таки возьму в качестве короткой Madness! Они хотели шок — они получат.