Дорога в тысячу миль

Юра благоразумно не совался в гостиную, пока Фельцман с Лилией там шушукались. Шальной пулей заденет еще. Растянулся на кровати, задрал ноющие ноги на стену. Хрен разберешь, почему болят. Устал? Растет? Просто несправедливость в жизни? Он разблокировал телефон, нашел картинку с пандой у водопада, отправил. В ответ пришел внезапно рисунок мелом на черном фоне — лебедь. «Порвал шаблон. Не разбудил?» «Не» «Чем ты занимаешься?» — Юра перевернулся на живот, смущенно покусал губу. После того, как он отправил сообщение, оно тут же показалось ему неприличным. «Туплю в компьютер» «Ты ложись пораньше. У вас же ночь уже там. Тебе рано вставать на тренировку» «Спасибо, Юр. Уже ложусь» Юра вцепился в подушку, вжался в нее лицом. Ну что такого в этой фразе! Почему размазала всего?! Он свернулся клубочком, подтянув колени к подбородку. Скоро Финал Гран При. Фельцман везет туда Милу, Виктор сопровождает Юри. А он останется сам по себе. Ну, то есть, Лилия тоже будет, но он за бортом. Ничего, пережил же как-то этапы, когда Фельцмана не было. Фельцмана не было — был Виктор. В этом году не совпали по жеребьевке как-то, и Виктор не давал ему лениться. Впрочем, Юра и не собирался. Всех порвать! Через собственную голову прыгнуть, но всех порвать! Хлопнула входная дверь. Юра вздохнул, сел на кровати, наспех перевязал хвост. Лилия сейчас вспомнит о его существовании. — Юра! Ужинать! Он сунул ноги в тапки и выбрался из бомбоубежища. Лилия злой не выглядела, скорее, задумчивой. Юра помог принести тарелки, заварил чай. Она вообще как-то неожиданно выступила его союзницей в борьбе за эпатаж. Конечно, программу пришлось основательно перекроить для соревновательного стандарта, с технической точки зрения она имела мало общего с тем, что он исполнял в Барселоне. Но все равно… — Я бы не хотел, чтобы вы из-за меня ссорились, — сформулировал он, наконец. — Мы не ссоримся, не беспокойся. Юра сел, взял ложку, уныло посмотрел в тарелку. Если это называется «не ссоримся», он — тайский хомячок. — Почему вы меня поддержали? Вам же не нравится эта программа, вы и на первенстве тогда были против. Лилия посмотрела на него как-то сочувственно. — Потому что в исполнении должно быть хоть что-то, помимо агрессии. Юра непонимающе поднял голову. Его цель была как раз обратная. И каким образом Лилия собиралась добиваться дополнительных чувств от панк-рока? — Так я это… Чего-то другого как раз не вижу. — Генерал Ромео Плисецкий, — вздохнула Лилия, — ударный отряд из одного человека. Кто, ты говоришь, ставил тебе эту программу? Юра отвел взгляд, плотно сжал губы. О чем она? В кармане коротко прожужжал телефон. Сообщение. К горлу внезапно подкатил комок. Да что они все понимают? — Откуда вы знаете? — Я достаточно пожила на этом свете, чтобы видеть. Особенно когда человек не скрывает. Эта твоя программа — для одного человека. И нужна особая смелость, чтобы выйти на лед перед судьями и продемонстрировать им, что безразлично их мнение, безразличны оценки, безразличны устои и ожидания. Что важно мнение только одного человека, даже если он в данный момент далеко. Особая смелость, которая свойственна только юности. Дальше сжиматься было некуда. Юра задержал дыхание, закрыл глаза, но по щеке все равно прокатилась мерзкая капля. Соседний стул скрипнул, на его плечи опустились ладони. — Невозможно жить одним желанием всех разорвать в клочья. Ничего постыдного в других желаниях нет, — спокойно сказала Лилия за спиной, — иначе рано или поздно наступает истощение. Внутренний огонь надо чем-то питать. Я рада, что ты нашел такой источник. Нам с Яковом Семеновичем было бы несколько затруднительно искать его для тебя. Ты отлично справляешься, Юра. Это не Лилия. Ее подменили. Ударили по голове в подъезде, закинули в параллельную реальность, а вместо нее прислали другую. — Спасибо, — он судорожно вдохнул, быстро вытер лицо рукавом и получил легкий подзатыльник. Может, и не подменили. — Салфетку возьми, — Лилия подала ему пачку, вернулась на свой стул, прямая, спокойная, словно разговора только что не было. Юра кивнул, высморкался, сбегал выбросить использованную салфетку в ведро. Успокоился к тому времени, как вернулся за стол. Вот повезло же. Невозмутимая такая, рассуждает о внутреннем огне. Ни слова о том, что он мелкий, ни слова о личности этого самого «одного человека» — ничего, кроме поддержки. Мощная тетка. Не зря он пообещал ей душу продать. Отабек, судя по всему, тонул в тренировках. Юра очень хотел поделиться и разговором с Лилией, и деталями, которые они изменили в программе, и еще миллионом мелочей, но мешать было нельзя. Собственно, он и сам не особо успевал думать о чем-то, кроме катания. Чемпионат России давно поставил срубы в его голове, пустил тусоваться медведей с балалайками, цыган на коньках, снегурочек со смоки-айз и прочую ерунду. Лилия заваривала ему чай с ромашкой и мелиссой. Дедушка давал кошке поурчать в трубку. Юра чувствовал себя двоечником, с которым занимается вся школа во главе с директором, а он не может сложить один и один. Финал Гран При давил на него чугунной плитой. Он мало того, что не едет участвовать — еще и не может поехать поболеть за Отабека. Ужасно хреново и несправедливо. Отабек ему написал, конечно, что не обижен, блаблабла, понимает, что у Юры нет возможности. Юра написал в ответ целую речь, но стер. Отправил картинку с лежащими в обнимку щенками корги. Добавил подпись: «Поруби там всех на бешбармак». Страдающий Гоша катался тенью отца Гамлета. Без Милы и Юри лед действительно казался каким-то пустым. Юра приветственно махнул ему рукой и поехал разминаться, стараясь не смотреть на Лилию за бортиком. Они расстались с Фельцманом очень даже хорошо. Даже поцеловались, пока думали, что Юра на кухне и не видит. Год назад он бы подумал: «Неприлично в их возрасте как-то». Ну, а что? Сладкой парочке можно тискаться, а им нельзя? Нечестно! Они будут позаслуженнее сладкой парочки! Ну и хорошо, что не передрались из-за его короткой. — Юра, что ты делаешь завтра утром? — неожиданно спросил его Гоша, когда оба в изнеможении пили минералку в перерыве. — А что? — Юра напрягся. У него были вполне определенные планы: ловить трансляцию через вай-фай и болеть. — Да все свалили, мне скучно, тебе, наверное, тоже. Составишь компанию, поболеем за наших вместе? Юри, конечно, не совсем наш. Но наш, — с гордостью объявил Гоша. Юра смотрел на него, не моргая. Скучно ему точно не было, но болеть в чьей-то компании значило не лезть на стену. — Спасибо, — выдавил он, наконец, — было бы круто.