***
Полдень едва вступил в права, когда Дима наконец добрался до точки назначения. И у него перехватило дух от представшей идеалистической картины Городка — гигантская чайка, распластавшаяся на песке и обнимающая крыльями акваторию. Июльское солнце, лениво бредущее по лазурному небосводу, затопив своим светом мир вокруг, рассыпалось на синеватой поверхности воды миллионом резвящихся солнечных зайчиков, режущих глаз золотыми искрами и бликами. Море. Их первая встреча. Димка, не отрываясь, всматривался в родной простор, стараясь навсегда запомнить этот момент. И вдруг ему привиделось, что там — на горизонте, на миг выскочил из воды, похожий на молнию, отличающийся по цвету от неба и волн, отчего ясно выделяющийся на их фоне — сине-зеленый всполох. Что за?.. Оптический обман, что ли. Странно… Но одновременно он почувствовал, что опять внутри что-то тихонько запело и сковавшее его последние недели напряжение от разрывающего чувства вины проходит. Нет, сама вина не исчезла, лишь затихла немного, а вот напряжение ушло, и в душе его место заняло какое-то облегчение, похожее на то, когда после долгой дороги возвращаешься домой. Обойдя городок по окружности, он прямиком направился на берег, где бросив на песок сумку и рюкзак, разувшись и закатав джинсы, зашел в воду. Зачерпнул ее ладонью, пропустил сквозь пальцы, а затем поднес руку к лицу и лизнул. Волны ласково обнимали ступни, будто радовались встрече с ним, звали его, и тихо шелестя, напевали свой мотив, слившись в унисон с его ветром внутри, который, закрутившись вихрем, восторженно выл уже общую на двоих эту странную песнь. Димка, под удивленными взглядами отдыхающих, наблюдающих за чудаковатым парнем, простоял на одном месте почти час, наслаждаясь мелодией Моря и вглядываясь в бесконечный водный простор. И не было ему никакого дела до других, ведь прямо сейчас, пусть и на мгновение, он почувствовал, что стал словно одним целым с этой стихией — с ее ритмом, дыханием, бездной.***
Вот оно — Море, и до исполнения заветной мечты детства: стать капитаном и обойти на своем судне весь земной шар, уже рукой подать. Все началось с того, что они поспорили с Колькой — кто больше съест мороженого. Хотя позже оба даже не могли вспомнить на что спорили, но зато запомнили на долгие годы, как после уроков самозабвенно лопали эскимо в крещенские морозы прямо на улице, встав напротив друг друга, чтоб пресечь любой мухлеж соперника. По итогу оба свалились с острой ангиной и в тоске и унынии прозябали дома почти три недели. Димка, находясь в непривычном для него состоянии покоя и лишенный возможности применить куда-либо свою неуемную энергию, с утра до вечера смотрел телевизор, лениво перещелкивая пультом каналы. И в один из дней он случайно наткнулся на серию научно-познавательных передач о море. Вот именно в тот момент, когда на экране старенького «Sony» бушующие волны яростно разбивались об утес, его словно что-то толкнуло изнутри, тихо зашелестев, и он, глядя на неистовство стихии, вдруг почувствовал какое-то странное узнавание. Только что это за узнавание, он так и не понял. Но тогда, холодным зимним вечером в заметенном снегами шахтерском городке, затерянном на юге Сибири, у одиннадцатилетнего Димки родилась мечта. Все в детстве мечтают о чем-нибудь. Но чаще всего это так и остается фантазией. Только не у Димки. Его мечта не исчезла и не забылась, более того, она постепенно трансформировалась в цель, к которой он упрямо шел, не отступая ни на шаг от намеченного им плана. Все, что могло пригодиться и продвинуть его к ней, принималось как аксиома. Для начала необходимо было исключить возможность хоть малейшей неудачи при поступлении в мореходку. И Димка налег на учебу и спорт. Да, все ради цели, только так.***
В помещении приемной комиссии было людно и, осмотрев занятые другими поступающими столы, Димка направился к единственному свободному, за которым со скучающим видом сидел курсант с четырьмя курсовками на рукаве**. Приняв документы, тот долго рассматривал их, как диковинку, а затем поднял взгляд, в котором плескалось неприкрытое удивление. — Редко когда такая птица залетает на инженерно-морской, — немного помолчав, усмехнулся парень. И, чуть наклонившись вперед, тихо продолжил, словно отвечая на невысказанный Димой вопрос. — На судоводов конкурса почти нет, а набор до ста пятидесяти курсантов. Поступить может практически каждый желающий и не желающий тоже, главное, чтоб медкомиссию прошёл. — И? — начал заводиться Димка на такое пренебрежительное отношение к своему выбору этого непонятного курсанта, а ветер внутри стал тихо гудеть — злясь. — Иди на факультет морского права. Там конкурс зашкаливает — бюджетных мест мизер. Но для тебя, как и на все специальности, только собеседование — чистая формальность, — доверительно прошептал парень. — Зачем тебе этот судоводительский? Бесперспективняк. Да и казармы там отстой, по сравнению с другими спецухами. Половина курсачей не выдерживает в первый год. — Принимать документы будешь? — хмуро спросил Димка, всем своим видом показывая, что не намерен вступать в ненужные для него разговоры, стараясь при этом успокоить заверть внутри. Курсант пожал плечами и стал в полном молчании заполнять необходимые бумаги — ему почему-то расхотелось отговаривать этого упрямого абитуриента и лишний раз смотреть в наполненные грозовой серостью глаза. Через несколько минут Димка получил направление на медкомиссию, которую необходимо было пройти перед заселением и поступлением. И наказ — успеть до семи часов вечера. Не обращая внимание на голодные позывы организма, требующего необходимую дозу пищи, Димка рванул на медицинскую комиссию в бурсовскую поликлинику, которая находилась здесь же на территории. Почти три часа он бегал, вместе с такими же поступающими, из одного кабинета в другой. Создалось стойкое впечатление, что набирают отряд космонавтов, не меньше. Даже привычная медкомиссия, которую он регулярно проходил перед соревнованиями, показалась ему детским лепетом по сравнению с этой. Врачи крутили его, как волчок, заставляя скакать в датчиках, засовывали в него трубки, подержались за яйца, заглянули в рот по самые гланды, зачем-то заставили продекламировать стихотворение, спасибо что хоть при этом, как в детстве, на стул не поставили, правда, вместо этого его на нем раскрутили. Наконец, получив вожделенную справку с отметкой «Годен», он вернулся в приемную комиссию. — Успел, медалист, — обрадовался ему знакомый курсант и, подшив справку к остальным документам, вручил лист абитуриента, ваучер для оформления в общежитие, направление на собеседование по математике и пропуск на территорию и подмигнул на прощание. — Удачи. И наслаждайся Потешкой, пока есть время. — Чем? — удивленно переспросил уже сделавший шаг в сторону выхода Димка, развернувшись обратно к четверокурснику. — Узнаешь, — захохотал четверокурсник и опять подмигнул. Всех абитуриентов на время поступления селили в пустующих летом казармах, расположенных в центральной части городка, уплотнив комнаты койко-местами — все равно не многие одолеют даже первый экзамен. И осматривая обстановку кубрика, как все здесь называли комнаты в общагах, где ему предстояло прожить следующий месяц, Дима вдруг почувствовал себя волком, попавшим в западню, и вроде даже услышал металлический лязг задвижки. Да знал он все — читал и про правила проживания и бурсовские порядки. Только сейчас, глядя на плотно стоящие друг к другу шесть коек, ему стало не по себе. И он почувствовал настоящую панику. Причина которой была в произошедшем несколько дней назад, когда вырвавшийся на выпускном из-под контроля ураган чуть не уничтожил все, к чему он стремился почти шесть лет и сделал изгоем в своей семье. После чего он понял, что его якобы беспроблемный контроль своих хотелок и самообладание — чистой воды миражи. Чего это я распаниковался — можно подумать что-то изменится? Конечно, ничего не изменится, просто я оказался охуеть каким придурком. А в казарме будет трындец — сплошной ходячий тестостерон вокруг. Так, надо успокоиться, выдохнуть, тут главное что — выдержка и невозмутимость. И не перебухивать… и травку не курить. И не пялиться, блять, на пацанов, как монашка на член! И на члены, кстати, тоже, сука, не пялиться! Держался же столько лет. И дальше смогу. Да, основное — это не спалиться, а то тогда прощай море, прощай мечта, здравствуй, забой! Млять, какой в жопу забой — домой тоже пока нельзя.***
Дату, которая перевернула весь его устоявшийся привычный мир, Димка мог назвать точно — первое сентября. До этого дня не было и намека, что с ним что-то не так, что у него, оказывается, немного необычные предпочтения. Да, именно, такие вот нетрадиционные сексуальные предпочтения. И до четырнадцати не было абсолютно никакого — даже малюсенького — намека. А если вдруг и были какие-то непонятные томления души и тела, то, видимо, он не особо понимал, что с ним. Ведь так бывает, да? Когда вроде и видишь очевидное, но не отдаешь себе отчета, или мозги не готовы, или вообще не понимают, или делают вид, что не понимают, но если раньше времени задать им вопрос, то кроме «Ты совсем, что ли, припух?» мозг ничего не выдаст. Но в тот день, вероятно, пробил час икс. Ага, вот так взял и пробил по мозгам перед уроком физкультуры. В раздевалке. Сидя на лавке, переобуваясь, он поднял глаза и завис на заднице Вовки, который, раздевшись до трусов, отвернулся, копаясь в своем рюкзаке. И Димка не просто задержал беглый взгляд на нем, а именно завис, перестав на какое-то время дышать, мгновенно оглохнув и замерев — не мигая, как сурикат, вглядывающийся в чудесную даль, только, в отличие от представителя семейства мангустовых, для Димки дальней далью стала задница одноклассника, обтянутая ситцевыми семейными трусами с рисунком в цветочек. Единственное, что он чувствовал, как от позвоночника по всему телу расползается приятная дрожь, покалывая каждую клетку и вызывая жар, грозящий, раздуваемый знакомым ветром, превратить все внутри в пекло. Так и сидел, застыв, неизвестно сколько времени, растянув шнурки беговых кроссовок в стороны, и пялился на пятую точку Вовки, даже не подозревающего о вызванном им переполохе в Димкином организме. Свисток Косолапыча выдернул того из гипнотической комы, в которую его погрузил совсем не блестящий кулон, а Вовкины семейники. Отмерев от магнетического действия оных, Димка враз почувствовал себя тяжело контуженным, а в абсолютно пустом черепе билась о стенки, подстреленной птицей, единственная мысль: «Блять, в цветочек!» Все еще не пришедший в себя от полученного выброса жара, мощностью в несколько мегатонн и бурлящего сейчас огненной лавой по его венам, Димка на пробежке спотыкался, как первоклассник, перебравший сидра, ежесекундно рискуя свалиться без сил и пропахать носом асфальтовую, в мелких камешках, беговую дорожку. Тело отказывалось слушаться, двигаться и вообще перемещаться в пространстве, хотелось просто улечься на это корявое битумное покрытие и немного отдохнуть. Что он в итоге и сделал, после того как еще раз постарался справиться с гудящими от напряжения окаменевшими мышцами, мобилизовав все оставшиеся внутренние резервы, попытавшись отжаться. Попытка с треском провалилась, замерев на цифре пять, и страдалец, прекратив борьбу с непонятным поведением собственного организма, бессильно упал, вытянувшись на асфальте. Косолапыч что-то кричал, но Димка толком ничего не мог разобрать — вроде речь шла о раздолбаях, алкоголе и почему-то об электрическом стуле, но про стул — это не точно, а переспросить не было ни сил, ни желания. В итоге физрук, поставив кол, выгнал Димку с урока, чему тот, измученный странной реакцией своего тела, обрадовался, словно получил долгожданный новогодний подарок. Торопливо переодевшись, чтобы успеть до звонка — находиться с Вованом дважды за один час в тесном помещении не было никакого желания — он рванул домой, наплевав на договоренность с одноклассниками отметить начало учебного года. И всю дорогу до родного подъезда, пока Димка несся сломя голову, словно за ним гнался отряд голодных и злых орков, перед глазами, как стяг, маячили ситцевые трусы в цветочек. Чуть не выломав дверь в квартиру, он, не разуваясь, ввалился в ванную, как мамонт, круша какие-то бутыльки и флаконы, пытаясь одновременно дрожащей рукой расстегнуть пуговицу на брюках, которая, зараза, не желала никак поддаваться. Ему хватило буквально пары секунд, чтобы кончить, когда он наконец, справившись с забастовавшими пуговицей и молнией, спустив брюки, дотронулся до истекающего смазкой болезненно напряженного члена. Но оргазм не принес облегчения — глядя на выстрелившую перламутровую мутноватую жидкость, он почувствовал, что болезненное возбуждение не проходит, и продолжил резко надрачивать ноющий член. Лишь когда подряд троекратно наступило удовлетворение и земля перестала крутиться по только ей известной орбите, Димка устало сполз на пол, усеянный сметенными им пузырьками, удовлетворенно выдохнул и попытался трезво обдумать все, что с ним произошло в течение последних полутора часов. Но в голове, как назло, был абсолютный вакуум. Только одна мысль лениво перекатывалась в полной космической невесомости: «Я сейчас дрочил на пацана!» Это ж охренеть! На пацана! На гребанного Вована! Так самозабвенно дрочил, что чуть хер себе не оторвал. Посидев еще какое-то время в ванной, он снял изгвазданную одежду, засунув её в стиральную машинку, расставил по местам флаконы и, приняв душ, решил чего-нибудь слопать. И уже когда пил чай, то до него вдруг дошло, что до этого дня он чаще всего дрочил на неясные образы, туманно всплывающие в голове, и на отдельные фрагменты: губы, глаз, плечо. Пиздец вообще сейчас, новости! Спустя почти неделю изматывающих мокрых снов и постоянного торчания в ванной, под недоуменными взглядами мамы: «Сынок в день по четыре раза душ принимает — чистюля!», постоянное возбуждение не только не собиралось уменьшаться, но даже как-то возросло. А сексуальные фантазии с участием ничего не подозревающего тихушника Вовки Трофимова, не дающего покоя Димке ни днем ни ночью, не просто не рассасывались, наоборот, они становились с каждым днем разнообразнее и продолжительней. Если такими темпами продолжится, то я скоро кино немецкое смогу снимать, сценариев в голове на хороший сериал. Димка, так и не сумев ответить на мучающий уже пятый день вопрос: «Чего ж я ладони чуть себе не стёр, дроча на попу пацана?», решил просветиться в интернете. Забив в поисковике вопрос, он прифигел, увидев миллион адресов. Бля, да таких дрочеров дохрена. И имя нам легион. Почитав несколько статей и проанализировав все, что происходит в его жизни последние пять дней, ему захотелось врезать себе по роже. Чего я такой тупень? Надо было сразу проверить — это же элементарно, Ватсон. И он залез на первый же порносайт. Конечно же, с традиционной порнушкой — парень, девушка, и все такое. Да, все как надо, все — как у правильных пацанов. И это не для очистки совести. Я натурал, а Вовка, со своими трусами, просто случайный сбой программы. У меня, может, стресс от первого сентября случился, вот и застряла в мозгу всякая хрень. Да, так и есть, точно — сбой. Пересмотрев несколько роликов, Димка понял, что зря переживал, потому как солдатик Митяй встал по стойке смирно, словно говоря: «Вот видишь, все нормально! Зря парился!» Не подвёл Митяй, как всегда, работает бесперебойно. Правда, чуть дольше пришлось шкурку погонять по сравнению с временем, затрачиваемым последнюю неделю на эту же процедуру. Но кто будет считать эти несчастные секунды? Нафига вообще их считать. И малозначащий факт, что член сразу опал, а не продолжает стоять, требуя повтора — это, думаю, нормально, а вот то, что творилось последнюю неделю — нет. Димка, успокоившись, вальяжно развалился на диване и зачем-то щелкнул мышкой на окошко сайта, где была, судя по названию, групповушка. Так-так, двое парней и красна девица — посмотрим. Телочка так себе, а парни ничего — симпатичные. О чем я вообще думаю? «Смотри давай», — приказал он себе. Эффект наступил быстрее, чем от просмотра традиционной порнушки. Может, я к групповушкам предрасположен? В этом все… Но додумать Димка не успел. Потому что в этот момент один из парней — смуглый худощавый брюнет, трахая деву, вдруг протянул руку и провел ею по груди другого парня, и тут словно что-то взорвалось в голове у Димки и он бурно кончил, едва успев в последний момент выдернуть салфетки из коробки. После юный экспериментатор продолжительное время сидел оглушенный, глядя в одну точку, внутри все молчало и даже как-то не хотелось нарушать эту тишину — ни анализировать, ни думать. Спустя время он, на полном автопилоте — практически вслепую, пополз в ванную, перед глазами так и продолжал стоять кадр: рука одного парня, гладящая грудь другого. Да это же пиздец полный! Выйдя из ванной, Димка опять мог соображать, но от мыслей, которые после передышки появились сразу табуном, еле передвигал ноги, напоминая смертника, идущего на эшафот. Может, я би? Пишут, что это нормально и многие бисексуальны. Не знаю, нормально ли, по мне, так тоже засада, но все-таки это всяко лучше, чем пидорас. И Димка направился опять к ноуту, его ждал третий акт драмы. Да что за нах… И он залез на первый попавшийся в поисковике сайт с гейпорно. Яркими вспышками мелькали перед глазами кадры просматриваемых роликов, а Димка кончал и кончал, сколько раз даже не считал — зачем. Он прекратил, только когда у него не осталось сил, а тело гудело от полученного удовольствия и член немного ныл от такого количества эякуляций. Головной мозг, видимо, обменявшись через спинной с бездумно эрегирующим «солдатиком Митяем» несколькими телефонограммами, выдал Димке кратко результат эксперимента: «Дим, би из тебя так себе — совсем никудышный, ты — гей!» Но даже итоговое резюме таламуса не угомонило Димку, и он с врожденным, впитанным с молоком матери, упрямством: «Сибиряки умирают, но не сдаются» решил, что блажь пройдет, все нормализуется и надо уже начинать встречаться с девчонками. А то засиделся в девицах. Тьфу ты. Вот, уже и шутки, как у педиков, начались. Так, меньше надо об этом думать. С кем бы начать встречаться? Первая, кто попал в его поле зрения, была надоедающая уже как год Катюха, постоянно трущаяся рядом и смотрящая на него грустными коровьими глазами. Только раньше он старался не обращать внимания на эти взгляды парнокопытного, идущего на убой, и не реагировал на ее попытки вновь и вновь пригласить Димку то в кино, то в кафе, считая, что она ему не нужна, потому как лучший друг Колька страдает от неразделенной любви к ней с прошлой весны. И это вообще как-то не по-пацански девушку друга, пусть и гипотетическую, хороводить. Но именно Катюшка, со своими — явсягорю, казалась Димке самым быстродоступным вариантом для доказательства самому себе, что все, что происходит с ним — всего лишь какое-то временное нарушение. Несмотря на надувшегося приятеля, он согласился встречаться с Катериной, но уже спустя день понял, что явно погорячился — русоволосая и светлоглазая девица не вызывала никаких шевелений ни в душе, ни в трусах. Он расстался с ней, к радости Кольки, через два дня, а себе объяснил отсутствие интереса тем, что она не его типаж. После неё Дима переключился на маленькую кареглазую Веру, результат был получше, и он смог продержаться целую неделю. Он обнимал, целовал и тискал Верочку, а маленький Митька вставал в штанах мгновенно, но приходя после свидания домой, Димка, заперевшись в ванной, дрочил не на Верочку, а на Вовочку, представляя перед собой его узкую спину и трусы в цветочек, которые он в фантазиях срывал и любовался белеющими ягодицами. И вообще, в своих эротических грезах он вытворял с Вовкой все, что хотел и во всех позах. После Верочки была Соня, потом Галка, потом еще несколько девчонок, которых объединяла внешняя схожесть друг с другом и с Вовкой. В течение нескольких месяцев Димка лишился девственности, получил звание самого донжуанистого Дон Жуана местного разлива и окончательный вывод, выданный мозгом: «Ты — гей, без вариантов!» После этого независимого экспертного заключения Димка решил на время успокоиться в покорении девичьих сердец и отчаянных пытках что-то доказать себе. Но впал в настоящее уныние. В их маленьком городишке практически все друг друга знают и, если информация о том, что он по мальчикам, станет достоянием хоть одного человека, всей семье не жить здесь — затравят, заклюют. Но, поразмыслив, решил, что расстраиваться нет смысла, через два года он уедет отсюда. А пока надо контролировать себя. Уж что-что, а ставить перед собой задачи я умею и в руках себя держать смогу. Делов то. Правда, с самого начала его напрягал немного еще один момент — личность самого Вовки. Димке никогда не нравились тихони, боявшиеся собственной тени. Не пацан этот Трофимов, а размазня. Как у такого героического бати мог вырасти такой «салат весенний»? Димка с лет семи восхищался Трофимовым-старшим. С того момента, когда дед Семеныч с соседней улицы, воевавший еще в Великую Отечественную, в празднование Дня Победы вышел на центральную площадь городка и с криками «Просрали страну, дермократы» начал палить в воздух из своей берданки. Димка и Колька тогда оказались неподалеку и, забравшись на дерево, росшее рядом с площадью, с первой минуты до последней наблюдали за развернувшимся действом. Несколько часов Юрий Степанович Трофимов, тогда еще простой капитан милиции, выйдя на площадь, уговаривал Семеныча сдать ружье и идти домой, но ветеран войны, у которого накипело, долго был непреклонен, пока одним из выстрелов случайно не попал в пролетающего мимо голубя. Семеныч, когда рядом с ним рухнула подбитая птица, сразу сник и безропотно отдал огнестрельное оружие Вовкиному бате. А Димка с Колькой после, почти неделю, спорили: случайность это или снайпер — он и в восемьдесят лет снайпер и может даже не целясь попасть летящему воробью в глаз. Да, герой папа одноклассника, а сам Вовка совсем наоборот. И с какого вдруг Димка дрочит на этого лошару! Ни характера же, ни воли. Но, видимо, бездумному Мите было положить с пробором на характер этого тихушника и он продолжал требовать Вовку. Только спустя полгода одноклассник немного уступил позиции, потому как у Димки появилось еще несколько объектов для фантазий. В течение следующих двух лет Димка передрочил на светлые образы всех темноволосых парней в радиусе двадцати километров, сходных с Вовкой по типажу: невысокого роста, тонких и звонких, с карими бархатными глазами. Правда, его влюбленности всегда длились от недели до месяца, а потом оставались только интерес и желание — валить и трахать. И даже к фавориту своих эротических грез влюбленность длилась всего месяца два. Да не страдал он от любви никогда и ни к кому, включая Вовку. Так какого же…***
Воспоминания прервал звук открывшейся двери, заставив их отступить. В кубрик зашел невысокий темноволосый парень, обведя комнату взглядом, он внимательно посмотрел на Димку, превратившегося в соляной столб, карими глазами с чуть раскосым разрезом, а затем открыто улыбнулся и, подойдя, протянул руку: — Привет. Я — Вова. Поступаю на судоводительский. Да это пиздец какой-то!