***
Обняв обхватившего его руками и ногами засыпающего Эрика, Димка, уткнувшись носом в лезвия, улыбался, глядя в темноту за окном. Двухдневный хаос в мыслях вымело, как поднявшийся ветер сдувает опавшую листву с дорожек парка, сегодняшним вечером. Безусловно, осталось чувство вины — куда без неё. Но все равно было легко и спокойно, даже захотелось петь. Ага, прям заорать что-нибудь во все горло. От счастья. Вот оно — знать, что ты необходим, тебе всегда рады и успокоят в ставших родными объятиях от любых мучающих мыслей. — Эрик, я забыл совсем… — вырвав того из дремоты, вспомнил Шторм. Хотел же сразу сказать, но сначала, встретившись, гуляли по городу, вечером в кино сходили, а возвращаясь, всю дорогу до квартиры оба ржали, как подорванные, над просмотренным шедевром американской киноиндустрии, дома продолжили прикалываться и угорать, параллельно поедая заказанные роллы и непрерывно целуясь, далее вообще не до разговоров пару часов было. — Рота через четыре дня в клубе гуляет. Я смогу освободиться лишь под утро. — Знаю, — сонно засмеялся Эрик, придвинувшись еще ближе. — Даже в курсе где. — И откуда у нас инфа? — усмехнулся Димка, пощекотав принца. — Мы сегодня с Трендом пересеклись днем, — хохотнув, вывернулся тот из объятий. — Кофе выпить, а ему как раз Пабло позвонил и прожеланил. Так Марк подавился от таких новостей. — Помощь другу оказал или у клуба уж нет хозяина? И мы поминки будем справлять вместо Хэллоуина. — Да жив, пришлось ему по-дружески по спине жахнуть. Правда, он вдогон требовал с меня оплату курса лечения у мануалиста. Но, поторговавшись, сошлись на еще одной чашке кофе. — Барыги, — засмеялся Димка и по новой притянул его к себе, уткнувшись в макушку. — А он реал свой клуб отдаст на разграбление? — Тренд слово держит. Пусть и дурацкое. — Там Паха такой размах собрался устроить, включая гоу-гоу, стрип и… — Думаю, Марк переживет, — хмыкнул Эрик и скользнул рукой под одеяло, прекращая на время все разговоры. И следующий час комната была наполнена исключительно стонами, вскриками и шлепающими звуками. — Хочу увидеть, как ты танцуешь, — выровняв дыхание, снова притянув к себе принца и устроив его голову на плече, прошептал Шторм. — Сейчас? — устало засмеялся тот и, привстав, навис над ним. — Это была бы жесть, после того, что ты выдержал, — провел рукой по его волосам Димка. — Пойдём вместе на Хэллоуин? Тренд твой друг. Тут без палева будет. Оторвешься вместе с нами. — Марк тоже звал. Он с новой своей телкой — итальянкой и двумя общими друзьями в чилауте будет всю ночь. Контролировать бомбежку своего клуба. — Эрик, скажи «да», — попросил Димка, прикоснувшись к его губам своими, и шутливо, приложив кулак к груди, пообещал: — Определялово не будет, клянусь! Издали тебя облизывать стану! — Зачем же издали? Думаю, отыщем какое-нибудь тайное местечко, где нас никто не спалит, — принц сладко потянулся и обхватил его за шею, углубив поцелуй. — Устроим экстрим? — Си-и-и! — устроившись в объятьях Шторма, пропел Эрик. Димка уже давно спал, а он лежал, слушая его ровное дыхание, вспоминая разговор с Марком. — Ты мне так и не скажешь, кто тот счастливчик, оказавшийся единственным в номинации «лучший»? — Вот ты докопался! — Мне реально интересно! Твои отношения больше полутора месяцев не длились никогда. Клаус вроде продержался два. А тут? — Четыре с половиной скоро, — улыбнулся Эрик. — Это надо отметить! Рекорд рекордов! — Мы же не на соревнованиях. — Принц, а ты сам сможешь? Но Эрик промолчал, потому что сам не знал ответа. Иногда ему казалось, что Шторм спасёт его — поможет вырвать занозу из сердца, но мысли, появившиеся в последнее время, сводили на нет эту надежду.***
— Славочка, не видела тебя со дня приезда! Нет, я понимаю, что предыдущий год был полностью перегружен — муштра, бесконечные наряды, потом практика, но сейчас мог бы почаще проведывать свою крестную! — Привет, Ась! — обняв ее в ответ, и чуть приподняв, улыбнулся Романовский. — Как ты? — Все воюю со своими мужиками! Девочку им родить, что ли? — засмеялась она и потянула своего третьего сына в кухню. — Пойдём, кофейку попьем, пока Пашенька спустится. Пабло в намотанном на шею шарфе, укутывающем горло, появился перед ними, расположившимися за барной стойкой и наслаждающимися любимой Асиной робустой, спустя четверть часа и, грустно осмотрев кофеманов, пробухтел: — Хорошо устроились! А я там лежи — болей за всех! — Сына, у тебя вчера было красное горло! — страсть Аси всех накормить — до отвала, и вылечить — неважно от чего, временами принимала гипертрофированные формы. И скучая по своему старшенькому солнышку, она в редко выдававшиеся у Пабло выходные сразу же пыталась уложить его в постель, хлопоча над ним наседкой. — Ты меня когда-нибудь залечишь до смерти, — констатировал Пашка, бухнувшись на стул напротив Славки. — Мам, я здоров! Тем более у нас сегодня туса! А я вместо подготовки изображаю самого больного в мире Карлсона! — Так вечером и пойдешь, куда тебе надо! — она поставила перед ним кружку чая с малиновым вареньем и сунула под мышку градусник, а увидев перекошенную мордочку, успокоила: — Это полезно. Хотя на самом деле Пашка был доволен случившимся у мамы очередным приступом знахарства, ведь теперь по городу, улаживая то, что нельзя было решить по телефону, носился вместо него Славка. Вон, даже костюм ему привез. И вся эта суета окончательно сблизила их, после случившегося на Бали. Долгие часы перелета с двумя стыковками забылись, едва они вышли из аэропорта, увешанные гирляндами тропических цветов, и вдохнули раскаленный воздух далекого острова. А добравшись до отеля и устраиваясь на просторной вилле с личным бассейном и выходом к морю, отгороженной от основной территории гостиницы живой изгородью из цветущих деревьев и лиан, Пашка, рассматривая джакузи под открытым небом, заржал: — Сла, у меня чувство, что я старпер из списка Форбс. Где обшарпанное бунгало, где растаманы с досками? Где пьяные клубы? — Да будет тебе все это. На такси недалеко, — засмеялся тот и содрал с себя футболку. — Погнали купаться. Напрыгавшись и нанырявшись в волнах, они, развалившись на шезлонгах, смотрели на сумасшедше красивое небо, расцвеченное лучами заходящего солнца, поедая заказанные в ресторане креветки и устрицы, запивая их вискарем. И не надо было никаких клубов, вообще никого — в целом мире, только они вдвоем и закат. Пашка, думая об этом, сам не заметил, как уснул и, очнувшись на рассвете в одной кровати со Сла, долго рассматривал его, придвинувшись вплотную, упиваясь близостью, боясь, дотронувшись, разбудить, прервав пусть и обманчивую идиллию. Три дня они, исключительно, купались, объедались морепродуктами и тропическими фруктами, много хохотали и отсыпались, а еще гуляли вдоль побережья. Пашке нравилось идти след в след по отпечаткам ступней любимого, по-детски представляя себя с ним одним целым. Каждый вечер они ужинали в рыбных ресторанчиках на берегу, садясь за столики прямо у воды. Это было что-то нереальное — сидеть рядом с тем, кто для тебя является всем, смотреть вместе на фантастический закат и чувствовать, как прибой тёплой волной набегает на ваши ноги, доходя до колен. За прошедшее время они так и не съездили в Куту, где происходила основная ночная тусовка острова. Славка предложил отдохнуть перед запланированным на неделю дайв-сафари и оторваться уже потом. А Пабло, сделав вид, что задумался, согласился с его предложением, но на самом деле еле скрыл свою радость. Как скажешь, Сла. Вернувшись с погружений, они, пребывая в эйфории, впечатленные увиденными и пережитыми чудесами, до позднего вечера продолжали обсуждать особенно понравившиеся дайв-сайты, порой яростно споря, и угорать друг над другом, просматривая по сотому кругу фотки, а уже на следующую ночь скакали на дискотеке, отмечая вторую часть отдыха. И завалились на виллу уже под утро в обнимку с такой же пьяной, как и они, австралийкой. Которая поняв, что её сегодня будут любить сразу двое, не откладывая в долгий ящик, тряхнула длинными рыжеватыми волосами и, игриво сорвав с себя топ, а с парней шорты, принялась ласкать член одного, одновременно умело надрачивая другой. И жадно глядя на движущиеся по стволу Сла губы Карен, Пашка сквозь пары алкоголя, задурманившие мозг, собрав остатки воли, еле сдерживался, чтобы не отбросить девушку в сторону и не заменить ее губы на свои. Карен задержалась до вечера, дав поспать им всего часа три, а затем разбудила Пашку, скача на его члене. И пока парни не кончили еще по паре раз, не успокоилась. Затем была канадка, далее они решили, что надо попробовать индонезийку, позже была датчанка, на пятый день они, рипитнув, сняли австралийку. Вот в ту ночь все и произошло. Пабло мог объяснить случившееся только потерей контроля от нескольких литров алко, выпитого за пять дней и большого количества групповухи, которой не занимался с декабря после разговора с Трендом. Хоть тогда он и не согласился с Марком, но это на словах. Внутри себя он был уверен, что тот прав. И держался, несмотря на то, что Славка предлагал пару раз. Но так хотелось снова увидеть его расширяющиеся зрачки перед тем, как он начинает кончать, и как следом закидывает голову, а его кадык судорожно дергается, и как стонет, зажмуриваясь в конце. Почувствовать его запах — свой родной, и случайно провести по влажной руке. Поэтому, когда в клубе Сла, приобняв Карен и накручивая ее волосы на кулак, знакомо повел глазами и, пьяно улыбаясь, наклонившись к уху, прошептал, щекоча дыханием: «На двоих, да?», Пашка не раздумывая кивнул, и далее уже не мог остановиться, пока сам все не испортил. Сара была красотка, однако по сравнению с Карен не настолько умелая, и хоть сразу согласилась попробовать с двумя, но это был ее первый опыт. Вследствие чего, переключаясь с одного парня на другого, она полностью игнорировала оставленного, предоставляя ему заниматься собой самостоятельно. Стоя на коленях, высоко подняв задницу, она, уткнувшись лицом в покрывало и громко всхлипывая от каждого движения Славки, вбивающегося в нее, совершенно забыла о Пашке, которому отсасывала пять минут назад. Он попытался поднять ее голову для продолжения минета, но убедившись в бесполезности продолжения этого процесса, стал надрачивать себе сам, не отрывая взгляда от входящего в нее члена. Неожиданно его крутануло, отчего, чтоб не упасть, он оперся рукой о Славкино плечо и, подняв глаза, окунулся в расплавленное золото его радужки. Сердце встало, а спустя мгновенье пошло, выстукивая его имя, и, не отводя взгляда друг от друга, они начали одновременно кончать. И Пабло, не понимая, что делает, обхватил Сла за шею, продолжая купаться в жёлтой лаве, а после того, как сперма перестала выстреливать, измазанной в ней ладонью провел по его груди вниз и, не думая, погладив липкими пальцами пах, сжал его член у основания. Он был пьян, определённо пьян, иначе бы никогда такого не позволил, зная реакцию, и глядя на отпрыгнувшего от него с выражением ужаса на лице любимого, осознал, что тот его не простит. Больше в ту ночь они сексом не занимались, а Славка, вернувшись из душа, где пробыл минут двадцать, завалился в соседней комнате, сообщив, что устал и хочет спать. Сара немного покапризничала, но приняв внутрь полстакана виски, предложенного Пашкой, отрубилась, проспав до обеда, и очнувшись, не потревожив парней, отбыла, прихватив початую бутылку Джека. Пашка вырубился лишь на рассвете на шезлонге возле бассейна, а до этого бродил по территории виллы, вдыхая запах моря, смешанный с ароматом цветов франжипани, зная, что теперь эти дни для него навсегда будут ассоциироваться с ощущаемым сейчас запахом — одновременно счастье и его боль. Назавтра они практически не общались, хотя оба делали вид, что ничего не произошло и все по-прежнему. И по привычке, приехав ночью на Куту, зависли там всего на пару часов, а затем Сла, подцепив какую-то француженку, предложил то же самое сделать Пабло, но тот отказался. Вернувшись, он, не заходя в дом, чтобы не вслушиваться в звуки, доносящиеся из комнаты друга, побродив по саду, пошел на берег, где просидел до утра, слушая шепот волн, ловя губами соленый теплый бриз и любуясь восходом солнца. К вечеру Пашка сообщил, что не хочет больше мотаться на улицу Легиан, а Романовский неожиданно согласился, и оставшиеся три дня они провели вдвоем, купаясь, загорая, но не разговаривая. Однако вечерами, не сговариваясь, собирались и так же брели по кромке прибоя, но Пашка уже не шел по отпечаткам ног Славки, единственное, иногда оглядывался, рассматривая их исчезающие на песке следы. И устроившись за столиком, молча наслаждался последними рассветами в раю, который подарил горечь. По возвращению в Питер внешне все встало на свои места, но он ощущал всей кожей охлаждение Сла, и это убивало. И еще панически боялся — до резко обрывающегося сердца, принять, что между ними все станет еще хуже. Но в течение двух прошедших месяцев холод постепенно исчез, и сейчас, глядя на смеющегося любимого, он почувствовал, все прошло, и от этого понимания с трудом сдержался, чтоб не завопить от счастья. А возможно, и завопил бы, но его прервал хмурый Сенька, громко притопавший в кухню в зелёном трикотажном костюмчике. Стащив огромные поролоновые кулаки такого же цвета, он, насупив рыжие бровки, молча указал Асе на стоящий на кухонном столе пакет молока. И в ожидании кружки с питательной жидкостью угрюмо взирал на Пашку и Славку. — Как жизнь, Сень? — давясь смехом, поинтересовался Славка, на что тот, так же не произнося ни слова, гневно зыркнул глазенками и еще больше сурово свел бровки. — Ты чего? Какой же это Сенька! Это Халк! — серьезно объяснил Пабло. Второй день семья и дети в детском саду, включая воспитателей, жили рядом с супергероем, терпеливо ожидая момента выхода Терентьева-младшего из образа. Допив, мелкий рыжик со зверским выражением на моське, с обозначившимися усиками от молока, натянул свои кулачищи и попылил дальше по своим супергеройским делам, сопровождаемый Асей. А Пашка, на самом деле все еще боясь молчать наедине со Сла, затараторил: — Я договорился со знакомой девчонкой — художницей, она с подружками приедет за три часа до одиннадцати и всех нас превратит в упырей с «Летучего голландца» и «Чёрной жемчужины». В группу роты я инфу уже скинул и продублировал Штормяке. Девчонки за свои труды гуляют с нами. Я буду офигенским Джеком Воробьем. А ты, Славень, не передумал? — заржал он. — Нет. Если ты решил, что я — Дэйви Джонс, значит, он, — ухмыльнулся тот, прокрутив кофейную кружку по блюдцу, и поднялся. — Ладно, лечись, увидимся в восемь у Тренда.***
Пространство клуба — взрываемое битами, прерываемыми время от времени жутким воем; со светящимися по стенам оскаленными тыквенными рожами, скелетами, покосившимися могильными крестами и движущимися стаями летучих мышей; с раскачивающимися, словно на волнах на большом экране за сценой двумя потрепанными пиратскими судами и со свисающими с потолка красными тряпками, напоминающими ошметки человеческих тел — полностью передавало атмосферу Хэллоуина, включая танцующих на высоких тумбах девушек, загримированных под ведьм. До мурашек по коже и шевелящихся волос на голове. И, попав внутрь, посетителям требовалось немного времени, чтоб привыкнуть к окружающему их хоррору. Хотя сами бурсаки с вытекшими глазами, истлевшей кожей, лысыми скальпами, оторванными челюстями и ушами, производили не менее пугающее впечатление, отчего спустя нескольких минут разглядывания друг друга в окружающей их обстановке страха и ужаса, клуб, перекрывая грохот музыки и воя, долго сотрясал дикий ржач. А далее начался отрыв привидений. Они встретились в коридоре в полночь, в самый пик устроенной нечистой силой, в лице бурсаков, вакханалии, а Эрик, схватив Димку за рукав, затащил за какую-то портьеру, где оказалась маленькая узкая ниша. — Что за шхеры? — целуя принца, забыв, что в гриме, хохотнул Шторм. — Все знаешь. — Нууу, в пубертате я порой чудил, — засмеялся Эрик, запрыгивая на него и, обхватив одной рукой за шею, другую запустил под тельняшку, пощипывая тёплую кожу на спине, но все же пояснил: — Этот клуб знаю вдоль и поперёк, всю свою бурную молодость провел здесь вместе с Трендом. — Ты мой бурный мальчик, — опустив его на пол и прижав к стене, Димка расстегнул болт на джинсах. Это было действительно опасно. Мимо создающей декор стены портьеры изредка проходили люди, но отделенные от них всего-то плотной тканью, двое, двигаясь в унисон и ловя губами стоны друг друга, слышали каждое слово, шаг, смех, отчего становилось особенно остро, даря непередаваемый кайф. Постояв около шторы всего мгновенье, Глеб, пошатываясь, пошел на улицу, ему необходимо было подышать. Холодный воздух освежил, но не подарил покоя, все внутри ныло, как от ожогов. Почему я их опять увидел? Пройди я на двадцать секунд раньше или позже, то ничего бы не знал. Но, как назло. Надо было именно сейчас. Чтоб еще больнее, будто мне мало. И уже понятно, что мне никогда не избавиться от мыслей о нем. Что ни придумаю — беспонт, еще хуже становится, сильней к нему тянет. Закурив, Глеб горько усмехнулся, гоняя в голове состоявшийся неделю назад разговор с Кравченко, напихавшего ему ворох пюздюлин, предпринявшему очередную отчаянную попытку — немного снизить хотя бы количество пересечений один на один со Штормом. — И с хуя мне такое счастье? — поднял на него мрачный взгляд Гор, услышав просьбу, когда они вдвоем сидели в курилке. — Ты будешь лучшим замом, чем я. И пацаны тебя уважают не меньше Шторма, да и прислушиваются больше, чем ко мне, — Глеб очень хотел, чтоб Гошка согласился и опять по-детски загадал, что если тот даст добро, то он сможет пусть не избавиться, но хотя бы дышать без острой боли. — Охуенно, как посмотрю, ты, Рош, устроился. Хочу буду замом, хочу не буду. Ты в самом начале самовыдвинулся, положив хер на все — распихивая всех локтями, подорвался в помощники к Лазареву. Не дал тому даже присмотреться к мужикам. И согласен, хуевый ты заместитель, не канаешь. Славка или Большой, или Казах, были бы лучше тебя в разы. Себя я вообще на эту должность не рассматриваю. Но протолмач мне одно — оказавшись на судне в открытом море, ты тоже рванешь к мастеру, прося себя списать щас же, врубившись скоропостижно, что не тянешь? Вот и я думаю — это тупо. Так что тренируйся сейчас. И не страдай фигней, — произнеся самую длинную речь, услышанную Глебом за все время их знакомства, Гор ободряюще похлопал по плечу, удивив еще больше, и, выбросив бычок, потопал в экипаж, оставив его наедине со своими мыслями. Прав Кравченко, я постоянно или бегаю от проблем, или пытаюсь решить их за счет других. Надо крепче сжать зубы и идти дальше. И выдержать в конце концов это все. Докурив, он направился обратно в клуб, думая, что все увиденные им моменты с Димкой и Эриком следует воспринимать, как испытания, которые необходимо постараться преодолеть.***
— Уфф… — вернувшись в чилаут, Эрик, бухнувшись рядом с Трендом, обнимающимся с Фелисией, хохотнул: — Ты бы хоть вышел, проверил, как народ гуляет. Все ли солонки на месте. — А насчёт их, кстати, с Пабло уговора не было, так что ответит за каждую проебанную склянку! — заржал тот, а вслед за этим, склонившись к другу, провел пальцем по шее и, показав грим на подушечке, прошептал: — Я вычислил, что «лучший» из роты. Не понял пока кто, но надеюсь, сам скажешь. — Зачем тебе? — повернулся к нему Эрик и отхлебнул арманьяка. Они с Димкой старались аккуратней, да и позже в туалете он осмотрел себя внимательно и все мазки краски оттер. Видимо, проморгал… — Затем, что ты — придурок! Если Славень узнает, он тебя разорвет, как сбивающего с пути истинного нормальных пацанов, а тому бурсаку я вообще не завидую. Труп твой «лучший». И в этот раз не факт, что я окажусь поблизости. — Он знает, — хмуро сообщил Эрик и сделал еще один большой глоток. — Вы еще оба живы? — офигивая от сбивающей с ног новости, присвистнул Марк и внимательно посмотрел на друга. — Кто он? Если наш отмороженный на всю голову по этому вопросу Славка не тронул ни его, ни тебя… Хм… это значит, кто-то близкий ему. И тут вариантов немного. Пабло само собой отпадает, поэтому или я, но ахаха, меня здесь не было, да ко всему я не гей и однозначно не твой «лучший». Но со Славкой мы почти каждый день чатились и я в курсе, кто его еще один близкий друг. Шторм… бляяя… Шторм?! — Я иногда тебя боюсь, — вздохнул принц, плеснув в опустевший бокал темно-янтарной жидкости из фигурной бутылки. — Охуел! Ты нахера это сделал?! — заорал Тренд, подскочив, отчего Фелисия, потеряв опору, упала на пол, а двое приятелей, оторвавшись от бутылки и сидящей между ними стриптизерши, сначала удивленно взарились на всегда спокойного Марка, а следом бросились поднимать итальянку. — Сядь, — дернул его за руку Эрик, опуская рядом с собой. — И не кричи, если не хочешь совершить аутинг Димки. Я не знал, кто он Славке. И опережу тебя, не совращал. Он такой же, как и я, голубее неба. — Пиздец… — Тренд оперся рукой о колено, опустив на кулак голову, а приятели, наконец подняв, оперли на него так и не въехавшую, что произошло, Фелисию, опустив ее голову ему на плечо, после чего, полюбовавшись созданной ими композицией, вернулись к прерванному занятию. — Кто бы мог подумать! А с виду натуральный натурал. Ему со своей брутальной внешностью в рекламе сигарет или тачек сниматься, по водопадам с героическим ебалом спускаться на каноэ и по каньонам, не очкуя, гонять на джипаке… — Он такой, да… — Эрик, вот, что скажу. А решать тебе, — через десяток минут, пребывая в крайней степени задумчивости, повернулся к нему Марк. — Я знаком со Штормом. До моего отъезда мы достаточно пересекались вместе с нашей сладкой парочкой, чтобы сделать о нем вывод. Он очень серьезный пацан. Очень. И абсолютли не твой вариант. Встречал похожих. Да далеко ходить не надо, мой отец из того же теста. Один в один. Это не твои бывшие, согласные на все. Такие, как Дима, никогда не примут отношения, в которых их не будут любить. И у них всегда все всерьез. Или все, или вообще ничего. Подумай, ты сможешь ему дать то, что необходимо? Если да, то оки, а нет… Отпусти его. — Он такой… — повторил эхом за собой же Эрик и добавил: — Я не могу отказаться, Шторм мне нужен. — Жалко мужика, — подытожил Тренд, облокотил Фелисию на низкую мягкую спинку дивана и, поднявшись, вышел из чилаута. Осмотрев закошмаренный дизайном и посетителями зал, он начал спускаться по лестнице и чуть не скатился кубарем, споткнувшись о фигуру, расположившуюся на ступеньках посредине пролета. Ухватившись за поручень и побалансировав, Марк бухнулся рядом с представителем пиратского братства и, хмыкнув, поинтересовался: — Решил еще кого-нибудь утащить на тот свет? Привидение пирата отрицательно покачало головой, продолжая смотреть на веселящихся упырей. — Ты из семнадцатых? — спросил Тренд, внимательно рассматривая сидящего, который, несмотря на грим, тянул лет на шестнадцать, а увидев положительный кивок все так же молчащего пацана, пожал плечами и, подскочив, пошел дальше. Какая ему разница — из роты малой или нет. Эрик в подавленном настроении из-за разговора, состоявшегося с другом, продолжил пить, не обращая внимания на то, что тот вышел. Веселье от праздника и состояние эйфории после секса с Димкой растворились без следа. И угрюмо наливая себе очередную порцию арманьяка, он думал, что если следовать теории Марка, то ему теперь всю жизнь быть одному или жить с теми, кому хоть сардану на голове станцуй, будут рады. И, вообще, у нас с Димкой все может получиться. Почему «может»? Уже получилось! — Будешь? — сидящий напротив Ростик достал инкрустированную коробочку. И Эрик, увидев содержимое, немного подумав, кивнул.***
Вечер проходил тоскливо, отказавшись встречаться с Полиной, сославшись на служебные дела, Алексей, валяясь на диване, бездумно щелкал пультом, надеясь найти что-нибудь интересное. На одном из каналов палец, замерев на кнопке, задержался, как если бы получил приказ мозга и, слушая песню, звучащую из колонок телевизора, внезапно всплыло: «Предлагаю строевую песню. На выбор: „Ты слышишь море?“, „Жил отважный капитан“ и „Комсомольцы-добровольцы“». И, понимая всю неуместность веселья, Леша, задыхаясь от смеха, подпел: «Комсомольцы-добровольцы, надо верить, любить беззаветно…», вслед за чем воздух сотряс громкий хохот, впервые прозвучавший в этой квартире. Отсмеявшись, майор поднялся, зачем-то сварил себе кофе, маленькими глотками выпил, глядя на свое отражение в темном зеркале оконного стекла, и начал собираться. А уже через сорок минут входил в помещение роты. На банке стоял грустный Ковалев в сдвинутой на затылок мице, но, увидев Лютого, вытянулся и вяло прокричал: «Командир в роте». И уставился на того невидящим взглядом. Вышедший в этот момент из кубаря, последнее время еще один вечный залетчик — Симоникин, ойкнув, запрыгнул обратно в комнату и в коридоре установилась кладбищенская тишина. — Как дела в роте? — поинтересовался Алексей, понимая, что брякнул глупость, учитывая, что на этаже всего пятеро человек, включая его. — Все спокойно, — блестя небесной лазурью, процедил Никита и, упрямо выпятив челюсть, стиснул зубы, чтобы не наговорить себе еще нарядов. — Вот и отлично, — Лютый, развернувшись, направился в «Канцелярию», чувствуя затылком тяжёлый взгляд комсомольца 21-го века, но настроение у него почему-то стало прекрасным, а от сплина не осталось и следа.***
— Кристи, подожди, — перехватив по дороге из туалета, Вадька затянул ее в помещение рядом с коридором. Они накануне поругались. Из-за того, что он опять начал разговор о необходимости все рассказать Казаху. «Мне стыдно смотреть ему в глаза» — объяснял Киря. «А ты не смотри!» — кричала Кристина. А затем, вспылив, оттолкнула его и начала быстро одеваться, лупя с силой по рукам, пытающимся ее остановить. И перед тем, как хлопнуть дверью, пообещала, что они больше не увидятся. Обняв отвернувшуюся от него девушку, он прошептал ей в затылок: — Прости меня. — Вадь, больше не начинай этот разговор, — проговорила обиженно Кристина и, развернувшись, окунулась в синие озера глаз. Она так сожалела о своих поспешных словах и одновременно ругала себя за это чувство, но ничего не могла поделать. — О’кей? Киря мотнул головой и осторожно, чтобы не испачкать в краске, прикоснулся к её губам. Он потерпит, главное, Кристи рядом. — Послезавтра, — оторвавшись от него, улыбнулась она и выпорхнула из комнаты. Едва не налетев в коридоре на Шторма, направляющегося в сторону главного зала, бросившего на нее бесстрастный взгляд. А Кристи, постояв немного, пошла следом, раздраженная этой встречей. Ей не нравился Лазарев и совсем не из-за того, что в отличие от других бурсаков полностью индифферентен к ней. Нет, дело в другом: у нее создавалось впечатление — старшина ее через силу терпит, а причина в том, что он видит ее насквозь. Вернувшись к своему небольшому столику, занимаемому вместе с Ланой и ее подружками, она расплылась: — Натанцевалась? — за последние месяцы они с блондинкой стали подругами, все чаще проводя вместе время. — Еще нет, — засмеялась та и, отхлебнув немного сока из высокого, украшенного засахаренными ягодами стакана, Романовская кивнула в сторону танцпола. — Пойдем? — Я посижу немного, — и оставшись одна, наблюдала за Ланой, танцующей со Штормом, но недолго, потому что все ее внимание переключилось на Вадима, ворвавшегося вихрем в зал и, запрыгнув на тумбу к одной из танцовщиц, принявшегося выплясывать с ней на па́ру. «Клоун», — улыбнулась она, рассматривая торчащие в разные стороны белобрысые вихры и невысокую фигуру, а в сердце вдруг полыхнула непонятно откуда взявшаяся нежность.***
— Мой… Мой… любимый… — прижавшись к нему вплотную и закинув ногу, проговорил спящий Эрик. А Димка, услышав эти слова, готов был простить ему все: и перепел, и кокс. После горячей встречи в нише за портьерой, они разбежались в разные стороны и встретились лишь раз на танцполе, издали улыбаясь друг другу. Спустя часа полтора Эрик, стеклянно блестя глазами проходя мимо, шепнул: «Для тебя» и, заскочив на сцену, запрыгнул на пилон под вой публики, начав прокручиваться на нем, а дальше, перевернувшись вниз головой, перебирая руками, стал плавно продвигаться вверх в такт музыки. Но остаться в одиночестве ему не дал пьяный Пашка, залезший уже под дружный ржач следом и попытавшийся заползти на соседний шест. А за ним на сцену, естественно, поднялся не особо веселый Славка — для страховки постоянно съезжающего с пилона укушавшегося Джека Воробья. Отхореографив, кто во что горазд, два танцора под бурные аплодисменты, свист и практически пинки Романовского спустились в зал, а Димка, незаметно перехватив принца, утащил его в освещенный пустынный холл и заглянул в глаза: — Ты вмазался?! — свирепея, прорычал он, тряся его. За все время их знакомства Эрик никогда не был замечен в употреблении, и сейчас для Шторма это было равно удару под дых. — Димка, да все отлично, — обняв, повис на нем принц. — Я совсем немного. Снежка. Первый раз за год. Вот и вставило. — Завтра поговорим, — отрезал злой Шторм и, отыскав в гардеробе его куртку, напялил, как на маленького, подтолкнув к выходу. — Мы уезжаем. Жди меня на стоянке. Вернувшись в зал, он подошел к дружно пляшущим на барной стойке неутомимым чечеточникам и окликнул Гора. Дождавшись, пока тот спрыгнет на палубу, Шторм попросил их с Большим заменить его и проконтролировать завершение расколбаса. «Не парься. Все будет норм», — пробасил Гошка и полез обратно к продолжающему степить Матвею. Выскочив на улицу, он нашел принца в самом конце стоянки, привалившегося к столбику шлагбаума и, схватив его в охапку, подтащил к стоящему неподалеку такси, назвав водителю адрес. — Успеваем на сводку, — глянул на часы седой мужик и озвучил сумму, от которой Димка еле удержал маты на языке, но других вариантов не было. Кивнув, он запихал уже спящего Эрика на заднее сиденье и, устроившись рядом, прислонил его к себе. И всю дорогу успокаивал себя тем, что утром они серьезно поговорят, хотя порки принцу полюбасу не избежать. Но теперь, глядя на него, Димка улыбался, все раздражение ушло, смыло теплой волной. С коксом разберемся, тут и сомнений нет. Главное другое — «люблю». Он до позднего утра просидел подле Эрика со звонко поющим внутри штормом, закрутившимся вихрем, и радовался, как ребенок, получивший неожиданный, но самый заветный, рождественский подарок. Ведь это нереально круто, если тебя любит другой человек! Но одновременно огромная ответственность. И размышляя обо всем, что случилось в его жизни за последние полтора года, он понял, что надо благодарить каждый день тех, кто любит тебя, кому ты нужен и дарить взамен свою любовь и заботу. Тогда мир никогда не будет одинок… А когда распахнулись искристые карамельные глаза, то Димка, сияя расплавленным серебром, склонившись, обнял его и прошептал: — Спасибо, Эрик, за твою любовь, — и видя недоумение на его лице, провел подушечками пальцев по скуле, улыбнувшись: — За то, что я «твой»… А ты «мой»…