Шторм. Бурса

Серый вал. Страшный. Безжалостный. С нависающим гребнем, состоящим из миллиона острых ледяных капель. Идет стеной. Рычит диким, голодным зверем, рвущимся к долгожданной жертве. Сметает на пути к ней любые помехи, засасывая их в свое нутро. Забирает свет. Мир… А Глеб, сидя на пляже, как и прежде не замечает чудовища и улыбается Димке, бегущему к нему наперерез волне… Дернувшись, он выскочил из сна, захлебываясь криком. Сердце колотилось в сумасшедшем ритме. Остатки воздуха застряли комом в пересохшем горле… Почти забытый кошмар. Жуткий. Реалистичный. Глеб и морской ужас. И я не успеваю… Страх от увиденного не отпускает. Димка с силой прижимает Глеба, сопящего ему в шею, и тыкается носом в мягкие волосы… Это лишь сон. Где цунами здесь взяться? Но тревога, проникнув в кровеносную систему, бьется в каждом сосуде. — Задушишь… — кряхтит любимый сквозь сон, обнимая в ответ. — Угу, — навалившись, целует, протягивает ладонью по теплому плечу. — Раздавишь… — по-прежнему зажмурившись, улыбается Глеб и гладит ему спину. — Скажи, что никогда от меня не уйдешь… — неожиданно вырывается шепотом из скрытой области страхов. — Чего? — распахивает от удивления глаза, округлив их, и моментально успокаивает: — Не дождешься! Тебе кошмар опять приснился? Шторм не хочет озвучивать ужас, пришедший во сне. От пульсирующей внутри тревоги появилась странная убежденность — если о кошмаре рассказать, то он материализуется. Как в пословице. Не зови беду… — В мае съездим и пройдет, — считая, что дело в провале, уверенно заявляет Глеб. — Один поеду. — За время, прошедшее с его исповеди, Шторм немного заразился убежденностью. — Мишаня у меня дурной становится, когда заведется. — Вот, значит, в кого ты у меня? — смеется Глеб, взъерошив ему волосы. — Все норм будет. Не парься. Родители меня знают — я твой друг. Приехал в гости. — Не сдержусь, услышав пургу в твой адрес. — Сдержишься! — не сомневаясь, заявляет тот и, сдвинув брови, по-деловому предупреждает: — Имей в виду, я тебя одного не отпущу! — Ладно, неотпускала, потом порешаем, — несмотря на беспокойство, плещущееся холодными волнами внутри, Шторм улыбается, решительность Глеба греет. Перевернувшись на спину, вытягивается, чтобы Шоколадный, как любит, закинул на него ноги. — Спи, давай. До подъема три часа осталось. — Дежурство в выходной — засада, — спустя три часа Димка наблюдает за голым Глебом, собирающимся на вахту и, бегая по комнатам, разбрасывающим свои вещи. — Да капец! Одно зашибись — самый главный чел в экипаже сегодня — я! Таратута не в счет! В Мажорке ротных больше, чем рот. И возможность попасть с торпедоносцем в одно дежурство минимальная. Но мне повезло! — и в очередной раз влетая, но уже в носках, интересуется. — Не видел мою фланку? — Если сейчас же труселя не напялишь — станешь главным опаздуном. Гарантирую, — усмехаясь, предупреждает старшина и, поднявшись, достает рубаху своего забываки из шкафа, которую повесил туда, обнаружив валяющейся на стуле в офисе. — Но-но-но, как с биг боссом разговариваешь! — смеется Глеб, целуя, и напялив фланку, уносится в ванную, крича оттуда: — А вообще, без разницы выходной или нет, если куда и рванули, то к пяти полюбасу пришлось бы возвращаться. — Неделя осталась. — Весь последний месяц Шторм проводит в бассейне больше времени, чем в роте, бесконечно тренируясь перед соревнованиями. — Только попробуй первое место не занять! — примчавшись обратно, Глеб так же обнажен ниже пояса. — Я понял ваши намеки, зам.дежурного по экипажу. Забьем на распорядок вместе! — притягивает его Димка. И в комнате на некоторый период устанавливается тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием и тихими стонами. — Это натуральное безобразие, — спустя двадцать пять минут, отдышавшись, сообщает раскрасневшийся Глеб, упираясь в стену. — Задерживать человека, не давая ему исполнить долг. И почему, если вахта по экипажу, дежурному нельзя ее проводить в своем кубаре? — Все в кучу смешал, — целует его макушку Шторм, а затем легонько хлопает по ягодице. — У тебя ещё есть двадцать минут, главный. Полдня они провели в кандейке рядом с постом в экипаж. Таратута, как и предполагалось, мелькнув утром, следом растворился в атмосфере, оставив за себя — зам.дежурного по экипажу Роша. — Мож, ноут притащишь, я фильмец вчера качнул? — предлагает Глеб вариант, как скоротать несколько часов до тренировки. Развалившись за столом, пьют чай с пряниками. От данного занятия уже передезе, а еще от курения и игрушек в телефонах. Из развлечений — завтрак и обед. Да трындеж со всеми подряд. — Есть, биг босс! — шутливо козыряет Шторм и, вернувшись с лэптопом, интересуется: — И какой у нас сегодня трешак по программе? — «Пункт назначения». Последняя часть. 22:20 Поселившаяся внутри тревога гнала. Не позволяла задерживаться. Нахлестывала тонкими ремнями предчувствия по нервам. И махнув пацанам из команды «До встречи», Димка, по-быстрому напялив одежду и не суша волосы, выскочил из раздевалки. Сбегая по лестнице, он на ходу выудил из кармана смарт. Палец рефлекторно нажал вызов: — Ждёшь? — нарочито сурово. — Мне не до глупостей! Я делом занят! — отзеркаленный тон в ответ. — Все, на жёсткий трах ты уже набазарил! — улыбаясь, представив, как дождавшись полночи, утащит Глеба на часок с вахты. — Как ты можешь?! В человека при исполнении членом тыкать! — не выдержав, заржал тот. — Вот! Особенно при нем! Свяжу и заставлю исполнять! Мицу и повязку дежурного оставлю, — с трудом сдерживая смех, пообещал Шторм и, толкнув стеклянную дверь, вышел из спорткомплекса. — Предупреждаю! Голыми руками меня не возьмешь! — не унимался зам.дежурного по экипажу. — Через десять минут буду! В перчатках! — хохотнул Димка, отключившись, и, поглубже натянув капюшон, быстро зашагал в сторону Мажорки. 22:25 — Нафига вахты на третьем курсе?! — разорялся злой Киря, бредя в сторону КПП. — Вместо того, чтобы дома сидеть, премся на вечный беспонт! — Ты запарил уже. Всю дорогу бу-бу, бу-бу! Бу! — передразнил Кит. Друг с Нового года на себя не похож. Несколько раз ни с того ни с сего на Романовского бросался. Не объясняет. Причём Славка сам не в курсе за что, и, кстати, тоже злой с праздников. И Пабло на взводе. Вообще, год начался не лайтово — полроты психует без причины, как с цепи сорвались. Нельзя же так. У меня, к примеру, аналогичное настроение — на нулевой отметке, но не крутить же всем без разбору нервы. Ба говорит, это весенний авитаминоз влияет. Не уверен. Какое отношение витамины имеют к непоняткам, происходящим в жизни? Вот хотя бы с Катей. Или с тем же Богданом. Про Леху и говорить нечего. Хмурый. Странный. С января два раза уезжал. Спрашиваю, куда — молчит. Измотал. Человек-загадка! А у меня, может, необъяснимые предчувствия. — Приехал бы завтра. — Ага, подрываться ни свет ни заря?! Лучше уж… — начал Вадька, но не договорил, их обогнал старшина. Слегка притормозив и молча пожав руки, продолжил ход с выбранной скоростью, а камрады невольно устремились за ним. 22:25 — Блять! — выйдя на перекур, Рош едва не грохнулся на покрытое изморозью гранитное крыльцо. Качнувшись из стороны в сторону, выровнялся и, осторожно дойдя до края площадки, подкурил. Висевший последние часы туман рассеялся, и водный пар, опав на землю, мгновенно застыл ледяной пленкой. — Хаюшки, Глебос! Закаляешься? — По ступенькам вверх скакал Пашка, но, поскользнувшись, чуть не скатился вниз. В результате чего, уже аккуратно переставляя ноги, поднялся на крыльцо и направился ко входу в экипаж. — Трындец! Слалом! — Свистни там Толстого, пусть наскоряк тащит антигололедку. Пока никто не навернулся, — крикнул ему вдогонку Глеб. 22:26 Славка, припарковав ауди на стоянке возле КПП, рванул наперерез Димке, и камрадам: — Гололед звиздец! — Заморозки внезапно обрушившиеся на город в середине марта, в очередной раз задерживали приход весны, словно зима, не желая уходить, вцепившись в мир, тянула его обратно в свое ледяное царство. — На трассе авария. Семь машин. Проба собирается. — Мы проезжали. Практически перед нашим автобусом случилась, — кивнул Никита, не сбавляя заданного старшиной темпа. А Киря, окатив Романовского взглядом, что кипятком, отвернулся. Они уже около месяца игнорировали друг друга. 22:26 — Мужики, дэйнджа! Скользота! — предупредил Глеб ржущих судоводов из старшей роты, пьяно пошатываясь, поднимающихся по лестнице. И кивнул Максу, заскочившему следом на ступеньки и не сводящего с него взгляда. Споткнувшись на верху лестницы, тот, падая, врезался в одного из идущих впереди. — Извините. 22:27 — Куда бежим? — догнав около шлагбаума, смеясь, окликнул бегущих семнадцатых Казах, возвращающийся в экипаж. — За Штормом, — отозвался хмурый Вадька. 22:27 — Уебанский ты маслопуп! — подняв упавшего на крыльцо приятеля, развернулся к Максу четверокурсник. — Рога давно не отшибали?! — Ты что-то перепутал, рогатый, — усмехнулся тот, пытаясь обойти их. — Сука! — старшекурсник ударил в плечо, отчего Макс немного отъехал в сторону, скользя по поверхности, стараясь сохранить равновесие. Но через мгновение, выпрямившись, неуклюже подскочил обратно к матерящемуся судоводу, зарядив в ответку. — Вы че, попутали? — Выбросив сигарету, Глеб в три шага преодолел расстояние до бурсаков, намертво вцепившихся друг в друга и кружащихся на месте. — Харэ! — Ты слышал этого педрилу?! — заорал ему четверокурсник, тряся судомеханика. — А ну, брек! — Рош схватил их обоих за плечи. — Отойди, Глеб, — прохрипел Макс. 22:28 — В роте вообще кто-нибудь на поверке присутствовал? — догнав в начале аллеи Гора и Матвея, топающих с большими пакетами, риторически поинтересовался Шторм, обгоняя их. — А мы ебем? — пробасил Гошка уже ему в спину, но уточнил: — Мы из увала. — Завтра, насколько я понимаю, нас ждет борщ? — потирая ладони, разулыбался Казах, пробегая мимо. — Не знаю кого как, а нас с Гошаном точняк! — заржал баталер и все, не задерживаясь, дружно продолжили движение за старшиной. За миг… За полувздох… Ощутить приближение кошмарного вала… Услышать жуткое гудение серого чудовища. Различить звук бляцания льдинок на его гребне. Понестись по прямой аллее сквозь сгустившийся тусклый воздух. Испуганно смотреть на выделяющееся ярким пятном — освещенное крыльцо экипажа. Глеб… Быстрее… Опередить смертельную волну… 22:28 — Я сейчас, блять, наряд вызову, долбаебы! — Рош с силой растягивает в стороны дерущихся. — Сказали, отъебись! — сипит старшекурсник и, высвободив на мгновение руку, резко отталкивает… Относит к краю крыльца. Ловя равновесие, рефлекторный шаг назад. Каблук ботинка попадает на ребро ступени. На скользком граните другая нога теряет опору. Взлетает вверх… Мица катится вниз. Лестница становится пропастью. Глеб балансирует над обрывом. Взмахивает руками. Пытается схватиться за воздух… Бежать… Замерший на краю Глеб… Застывший вместе с ним мир. Ветер внутри визжит от ужаса. Вселенная взрывается. Рассыпается на сотню черно-серых кадров. Соединяется бракованной кинолентой. Кадр — миг — пауза. Шаги отмеряют мгновения жизни… Кадр — миг — пауза. Кадр… Кадр… Пауза… Миг… Жуткий вал достигает любимого… Накрывает. 22:28 Падая в пропасть, Глеб не сразу долетел до земли. Уличный вазон задержал. Широкий бетонный бортик проломил с размаху опустившийся на него затылок и раздробил шейные позвонки. Уже не дыша, он скатился со смертельной волны… — Глеб… Глеб… — долетев, падает перед ним. Дотрагивается до плеча. До щеки. Не веря… Проводит по голове. Не видя. Вытекающую из уха струйку. Измазанную кровью руку. Остановившийся взгляд… Задирает рубаху. Прикладывает ухо. Слушает. Внутри самого грохочут волны. Мешают… Пальцы, шаря по шее, ищут сонную артерию. Не понимает… Чей пульс?.. Склоняется над лицом. Слушая… Внутри визжит ветер. Мешает… Димка мечется от груди к лицу… Не верит… Не принимает… Захлебываясь: — Ск… О…ру… Ю! Бежавшие следом семнадцатые, окружив, секунды три в ошеломлении смотрят на неподвижного Глеба и дергающегося над ним, дико орущего старшину. На крыльце замерли четверокурсники. По лестнице скатывается, крича, Макс, а следом, бросив ведро и совок, мчатся Пашка и Толстый. Из экипажа выскакивают привлеченные шумом бурсаки. Кравченко и Романовский опускаются около Роша. Гошка проверяет пульс, прикладывает ухо к его рту, пытаясь услышать дыхание и, выпрямившись, бросает угрюмый взгляд на Славку, который в ужасе мотает головой. Пабло бухается рядом с ним, вцепляется в свои волосы. Кит всхлипывает. А Жужа, примчавшаяся вместе с Морганом и Нелькой к экипажу вслед за семнадцатыми, начинает тихонько скулить. — Ху…л… И сидИ…тЕ! Ск… О…ру… Ю! — пересохшими связками. Затмевая разум, каждый нерв бьется в судорге… Внезапно сквозь визг ветра и вой волн приходит… как учили… Сейчас, Глеб… Зажимает ему нос. Приоткрывает рот, вдыхает. Склоняется, слушая. Вдыхает. Смотрит на поднимающуюся грудную клетку. Воздух выходит. Кладет ладони на грудь… Нажимает-отпускает… Нажимает-отпускает… Гор набирает номер и, сунув мобильный Большому, осторожно дотрагивается до плеча Шторма, делающего Глебу массаж сердца. — Дим, дыши в него, я качать буду. Считай. 22:32 — Здравствуйте. Скорая, 157-я, слушает. Чем можем помочь? — диспетчер принимает вызов, вслушиваясь несколько секунд в нечленораздельный крик. — Спокойно. Что случилось, с кем, возраст? — Глеб, двадцать лет, упал с двухметрового крыльца, — судорожно вздохнув, без пауз произносит Матвей. — В каком состоянии? — Не дышит. Ему сердечно-легочную делают, — всхлип. — Врач? — Старшина и Гор. Мы проходили, — бормочет Большой, не сдерживая слезы. — Адрес, кто вызвал, телефон, — монотонно спрашивает диспетчер. Авария. Все бригады на выезде. И связывается с соседней подстанцией. На автомате. Считают синхронно. Вдох. Вдох. Компрессия. Компрессия… Компрессия. Вдох… Компрессия. Проверка пульса. Вдох… Компрессия. Макрокосм свернулся до микро, больше нет ничего — только Глеб. Время измеряется лишь — раз… два… три… Спустя пять циклов. Гора меняет Славка. Вдох… Компрессия… Но немного передохнув, Гошка отодвигает Романовского. Дима дышит в любимого. Сейчас. Глеб. Сейчас. Дыши. Дыши… По аллее к ним мчится вернувшийся сегодня в Питер Алексей. Дежурный на КПП сообщил о пострадавшем в роте. Упав перед Глебом, осматривает. Прикладывает пальцы к артерии на шее. Поворачивается к плачущему Никите. — Сколько? — В половину, — всхлипывает тот, отвечая не задумываясь, моментально поняв, о чем спрашивает Леша. Майор занимает место Кравченко. Считает вместе с Димкой. Дыши, Глеб. 22:46 Ярко-желтая скорая останавливается возле крыльца. Врач, склонившись, слушает несколько секунд сердце, пока фельдшер достает необходимое для реанимации. — Шторм, пусти врачей… — Майор и Гор со Славкой пытаются сместить ничего несоображающего старшину. Наконец у них получается слегка отстранить его в сторону. И фельдшер подключает Глеба к аппарату. А к Димке, смотрящему на монитор, приходит уверенность, что происходящее не наяву — продолжение кошмарного сна. Одного на двоих с Глебом… Прямая… Это все не правда. Мы щас проснемся оба… Надо дышать. И Глеб очнется. Главное — дышать и качать. Хочет подвинуться ближе, вдохнуть в любимого, но что-то мешает. Дернув плечом, рефлекторно поднимает глаза. Размытый силуэт. В мире нет никого, кроме Глеба… Вокруг тени. Переводит взгляд обратно. Одна склонилась над головой Глеба, что-то подсоединяет. Другая делает массаж сердца любимому. Дима считает толчки — раз, два, три… Мир — это Глеб. И он вот-вот откроет глаза… Раз, два, три… Прямая линия на мониторе… Смотрит на ладони теней. Раз, два, три… 23:03 Руки прекращают работу. Почему остановились? Качайте! Он сейчас очнется! Тень собирает аппаратуру. Усталый голос: — Время смерти… — Глеб жив! — хрип. Понимая… Не веря. Тонкий протяжный вой проникает из реальности через слои густого тумана в сознание, выбивая из ступора. Димка некоторое время смотрит на вытянувшуюся струной воющую Жужу. ГЛЕБ ЖИВ! Внутри поднимается смертельный вихрь. ЖИВ! Он переводит потемневший взгляд на сидящую в нескольких метрах от него плачущую тень Макса… КАКОГО ХУЯ ЕГО ОПЛАКИВАЕШЬ, СУКА? ИЗ-ЗА ТЕБЯ!.. Вскакивает и, прыгнув, поднимает того за лацканы бушлата. Трясет, отшвыривает. Ярость шторма, вырвавшись смерчем, сносит остатки заторможенности. Утробно рыча, он крутит головой по сторонам, ища среди теней черно-серого мира убийцу. Четверокурсник стоит в отдалении около полицейских и Лютого… СМЕРТЬ… Делает шаг… — Валите Лазарева! — орет Гор, запрыгивая невменяемому старшине на загривок. И, обхватив шею, слегка придушив, заставляет того вертеться в попытке стряхнуть помеху, выигрывая для бурсаков драгоценные секунды. — Под колени бейте! Семнадцатые, очнувшись, наваливаются всем скопом, но только мешают друг другу. Рыча диким зверем, старшина разбрасывает их и пытается оторвать от себя Кравченко и, когда это наконец удается, отбрасывает. Но тот мгновенно подскакивает и с разбегу врезается ему в ноги, подсекая всем телом. Потеряв равновесие, Димка начинает заваливаться на спину. И падая, придавливает Славку, ринувшегося на помощь Гору. Пару секунд не шевелятся, а затем Шторм начинает подниматься. — Крутите его! — срывающимся голосом кричит Гошка. Романовский, обхватив колотящегося Димку руками и ногами, пытается перевернуть. И остальные бурсаки заново накидываются на него. К куче мале, барахтающейся возле лестницы, бежит Лютый. Шторма удаётся крутануть, и бурсаки вместе с майором прижимают его к земле. Взгляд находит любимого — единственно живого в черно-сером мире. В Глеба надо дышать! Ветер внутри, визжа, закручивается в огромную, черную воронку. Срочно к нему. Дышать. Волна рвется к своему прибою. Но вскочить не выходит. Что-то мешает пошевелиться. Не понимая, что держит, вместе с вихрем старается сорвать путы. Напрягает жилы. Стесывает до мяса пальцы. Не выходит. Пытаясь освободиться, кричит, чтобы сейчас же дышали, но колючая волна, застряв в горле, не даёт произнести ни звука. Мычит. Сопротивляется. Серый полог опускается на Глеба. Закрывает. Уберите немедленно! Он жив! Уберите! Глаза не отрываются от накрытой фигуры… Глеб… Прижатая к шершавому асфальту щека ощущает стылость. Шоколадный же мой мерзляка. Димка всхлипывает. Холод проникает сквозь кожу. Ледяные щупальцы захватывают по миллиметру весь организм. В каждой клетке запускается процесс кристаллизации. Волна, замерзая, расширяется. И ее остывающий гребень… Выбивается изморозью в волосы, шевеля их. Вырывается жутким звериным воем, рвя острой шугой связки. Море превращается в пустыню грязных торосов.