***
Небольшой джип, в котором они «путешествовали», кажется, стал им вторым домом за каких-то два дня. Напряжение все росло и росло, по мере того, как они приближались к концу своего пути, где должно было хоть что-то решиться, поэтому развлекались все как могли. Сначала, конечно же, пару часов прошли в угрюмом молчании: Мари отходила от приступа, Логан отходил от пережитого шока и обилия информации, которое на него вылили, если можно так сказать, а Виктор… Что ж, он никогда не был особо разговорчивым. Но потом дело как-то пошло на лад. Роуг оживилась, совсем скоро салон заполнила какая-то попсовая музыка, которой Мари лихо подпевала, а затем и разговор начал клеиться. Они обсуждали все на свете. Вспоминали прошлое (конечно, не копаясь в своем «старом белье»), вспоминали веселые деньки при Школе, даже инцидент на Статуе Свободы. Помнится, Мари даже сказала тогда Виктору: - Бьюсь об заклад, ты даже не думал, что жизнь может снова свести тебя с тем перепуганным до смерти подростком с зареванным лицом. Логан лишь ухмыльнулся на эту фразу. Он и сам даже не мог такого представить. Да и вообще примирение с братом, пусть и шаткое, совсем не укладывалось в голове. Троица стала как-то морально ближе, если можно так сказать. Они останавливались на заправках, посещали придорожные пабы иногда, когда время позволяло расслабиться. В этих пабах часто были одни лесорубы и лесники, а также легкодоступные женщины, но выбирать не приходилось. Мари даже там иногда нравилось. Она говорила, что у этих мест есть какое-то поистине американское кантри-очарование. И хоть это звучало сумбурно, но с этим можно было согласиться. Также хватало разговоров по душам, особенно в те дни, когда они останавливались где-то. И хоть это все длилось буквально не больше недели, но это успело отпечататься в памяти настолько сильно, что иногда Логану казалось, что это все слишком яркая выдумка его умирающего организма. - Ты веришь в то, что мысли материализуются? – как-то спрашивает у него Мари, голос у неё совсем бодрый, словно они едут куда-то в путешествие, а не скрываются от наемных убийц. - Только плохие, конечно же, - усмехается он, проводя рукой по её волосам. - Дурак, - она смеется, поднимаясь на кровати и простынь совершенно естественно соскальзывает, обнажая голые плечи и спину. Логан целует её сзади в шею, притягивая к себе. Её кожа мягкая и тонкая, так и не верится, что с её помощью можно кого-то убить. Мари вновь смеется и разворачивается к нему, целуя в губы. - Иногда я думаю, что никогда в жизни не была счастливее. Логан кивает, полностью соглашаясь с её словами. Кажется, Мари даже потом говорит ему, что её действительно пугают голоса, их количество и постоянный шум внутри. Не говорит только про то, что они постепенно забирают часть её воспоминаний. И от этого внутри появляется щемящее чувство тревоги, словно натянутая в душе струна, готовая лопнуть в любой момент. Ей хочется поделиться чем-то действительно важным. Например, что она не помнит себя. Не в буквальном смысле этого слова, конечно. Но вот детские года совсем покрыты мраком. Их словно перекрикивают другие воспоминания, даже не принадлежавшие ей. Детство теперь находится за стеклянной дверью, открыть которую больше нет сил. Она думает, пытается вспомнить, но все тщетно. Интересно, был ли у неё любимый плюшевый медведь, пекла ли её мать по утрам оладьи на завтрак, нравилась ли ей её начальная школа и все в таком роде? Теперь это значило лишь одно – назад дороги нет. Нет и телепата достаточного уровня, чтобы запер все эти голоса внутри и не позволил бы им заменять её подсознание. Любой сильный приступ мог прикончить её сознание. Но об этом Логану ни слова. Ни к чему это просто, как бы сильна не была их любовь, связь – называй как хочешь.***
Дни меняются с ошеломительной скоростью и их мало, очень мало. Мари сидит с Виктором в машине, ждут, пока Логан заберет нужные вещи и документы у одного из «знакомых». - Думаешь, хоть что-то получится? – саркастически фыркает она. – Мы все тут самоубийцы. - Будто я сам не заметил, - ответная колкость. – Но другого варианта, как и времени, у меня просто нет. Как и у нас всех. Роуг быстро кивает, поспешно соглашаясь с его словами. Что-то в её жестах и поведении слишком выдает волнение, поэтому Крид спрашивает напрямую: - Что ты уже задумала? Роуг смотрит прямо перед собой, не моргая. Словно и не находится тут вообще. Виктор уже хочет щелкнуть перед ней пальцами, как она быстро сует руку в карман курточки и передает ему два маленьких конверта. - Возьми. - Зачем? - Один тебе, один ему. Откроете, как все, - она запинается на секунду, - как все закончится. Не смотри на меня так, - Роуг видит его взгляд. Не озадаченный, не хмурый. Просто взбешенный. Девушка наклоняется настолько близко, что их губы практически соприкасаются. – Ты знаешь, что это все добром не кончится. И из нас троих только у меня нет еще одной жизни в запасе. Прошу тебя. Её просьба действительно искренняя, даже с нотками отчаянья, поэтому Виктор сдается. Он молча прячет письма во внутренний карман плаща, коротко кивает ей. - Учти, я делаю это только из-за безмерной любви к тебе. И к братцу, - хмыкает он. – Ты мне еще за пулю не объяснила. Мари дергается, словно ужаленная птица. - Выпала, когда ты билась в припадке. - Виктор… - Честно, я понимаю. Но, - он хватает её за руку, больно сжимая запястье. – Но, если бы ты посмела сделать это, я бы последовал за тобой хоть в самую Преисподнюю, нашел и сказал, что так делать нельзя, Роуджи. Совсем нельзя. Не причиняй никому такой боли, которую и сама бы не вынесла. В глазах Мари нет страха, хотя вид до жути злого Виктора может напугать кого угодно. Она смотрит как-то отрешенно, словно ребенок, не особо понимающий своей вины. - Хорошо. Это был всего лишь запасной план. - Придумай лучше, - он отпускает её руку, аккуратно поглаживая раскрасневшееся от хватки место. Они сидят еще минут пять в полнейшей тишине, не смея начать тот самый разговор о том, что же будет дальше. Просто каждый подсознательно понимает, что дальнейшая дорога уже каким-то образом предрешена. Враги на каждой стороне света, куда не пойдешь. И это гнетет с одной стороны, но со второй дает некое чувство облегчения. Вот, что случается, когда дорога заканчивается. Виктор не говорит, что смысла в поддельных документах уже нет. Если они и выйдут живыми, то долго не проживут. Зандеру нужна лишь одна Мари, но никто не бросит её в лапы к психу. Она теперь словно кладезь самых разнообразных мутаций, что явно интересует Райса и его людей. Такой исходный генетический материал, а что же можно с ним еще сделать… Мари не говорит, что голоса давно твердят убегать куда подальше. Не по дорогам, а через леса и реки, моря и океаны, лишь бы подальше. Они знают, чем все кончится, и Роуг это понимает. В голове всплывают слова Чарльза о том, что голоса оберегают её. Может быть, это правда, может быть нет. Но их советы Анна Мария засовывает далеко и надолго. Устала она убегать. Ничего хорошего от этого не жди. - Нам нужно только пересечь маленький отрезок, а там мы все будем свободны. Роуг кивает. Смысла что-то говорить больше нет. Все равно уже поздно. Слова словно до сих пор висят в воздухе, несказанные и непонятые. И что-то внутри Мари практически кричит о том, что нужно хотя бы сейчас расставить все по полочкам. «Потом, - думает она. – Все потом. Когда наладится». Росомаха возвращается в машину, когда напряжение в ней уже сходит на нет. Кажется, он даже не замечает неловкой паузы, потому что сразу садится на свое место, откуда Мари заблаговременно пересела пару минут назад, и протягивает девушке руку. - Что-то ты совсем грустная, - он сжимает её пальцы совсем нежно, и она не может не улыбнуться. «Улыбайтесь, чтобы не было в жизни, какой бы ужас не происходил, - вроде бы так писали в какой-то книжке по внутреннему счастью и гармонии. – Поначалу можете использовать только уголки губ, чтобы улыбка выглядела естественной. И помните – звериный оскал вызывает недоверие». Она так и делает. Уголки губ приподнимаются, и, кажется, Логану большего не надо, чтобы убедиться в том, что все в порядке. Мари выпускает вздох облегчения, когда он отворачивается и выпускает её руку из своей, а затем ловит взгляд Виктора в зеркале заднего вида. В его взгляде читается такое понимание, что ей становится совсем неловко и она отводит глаза. Мерный гул двигателя успокаивает и навевая вполне оптимистические мысли. На минутку всем кажется, что их план очень разумный и хитрый, что они действительно могут провернуть такую аферу, которая, в общем-то, состояла в том, чтобы поехать по одной не самой известной дороге, которая шла в ответвлении от основной. Ей давно не пользовались фактически из-за того, что это было просто неудобно – она шла в объезд основной (до её строительства), поэтому сейчас большую часть времени пустовала. Их машина на средней скорости ехала по щербатому асфальту – тут и там под колеса попадали мелкие камешки, когда впереди словно по сигналу замигали передними фарами две большие машины. Сердце Мари пропускает один удар и сбивается со своего привычного ритма. Она затравленно смотрит в окно, глядя на лес, который развернулся по эту сторону дороги. Непонятно зачем, но девушка начинает считать про себя, силясь дойти до 100. Наверняка этот прием тоже был взят из какой-то книги по самообладанию. Ладони потеют, и она быстро вытирает их об джинсы. Слишком все быстро, слишком все не так, как должно быть. Сомнений не остается, это люди Райса. Они медленно выходят из машин, потирают руки, достают оружие. Сзади подъезжает еще один автомобиль. Роуг еле может различить слова Джеймса о том, чтобы она сидела в машине и не вздумала выходить. Она смотрит на них через переднее стекло, отмечая про себя, что они такие свирепые, такие целеустремлённые, по очертаниям их фигур нельзя даже сказать, что эти двое хоть в чем-то могут быть неуверенные. Роуг подмечает каждую маленькую деталь, будто хочет полностью впитать в себя все вокруг: складки на рубашке Виктора, едва видные седые волосы Росомахи, его руки, сжатые в кулаки, мимолетный взгляд Крида назад, на неё в машине. На сердце почему-то становится слишком тоскливо. «Господи, как много я не успела им сказать», - думает Мари, и её внутреннее Я практически перекрикивает все остальные голоса. Она даже не замечает, как пара слезинок скатываются по щекам и капают на грудь. Это слезы не отчаянья, ни боли. Это слезы злости. Буквально после пары минут так называемых переговоров начинается настоящий Ад. Звуки сливаются в какую-то особо мерзкую симфонию. Вокруг лишь свист пуль, звук ломаемых костей и человеческие крики. Но даже эти крики не могут перекричать голоса, которые бушуют внутри неё. Она закрывает уши руками, словно это поможет, нагибается к самому низу, будто борется с приступом паники, а вокруг творится что-то немыслимое. Стекла в машине начисто выбивают, осколки сыплются на неё, залезая под рубашку, в волосы, раня руки и шею. Роуг не поднимает головы, хотя чувствует, как по шее течет что-то теплое. «Кровь», - запоздало думает она, когда первые красные капли падают прямиком на ботинки. А затем происходит что-то совсем ужасное. Анна Мария не видит ничего своими глазами, но почему-то дыхание становится совсем прерывистым, а боль, которая все это время теплилась где-то далеко внутри, еще сильнее и яростней. Она вскидывает голову, словно ранений зверь в агонии, чтобы увидеть картину, которая потрясет её до глубины души. Практически мертвый Логан. Её Логан. Еле живой Виктор. Её Виктор. Они бы и так не справились с такой кучей народа. Еще с пушками. Холод идет по спине Мари, отдаваясь в кончиках пальцев. Кожа покрывается мурашками, но её лицо не выражает ни одной эмоции. Загони зверя в клетку и получишь ярость в двойном виде. Отдаленно слышится голос Пирса – этого гребанного Дональда Пирса, чтоб его! - Выходи, золотце мое. Будем думать, как выйти из этой некрасивой ситуации. Щелчок – и дверь машины поддается с небывалой легкостью. Едва её нога ступает на твердую землю, Пирс вновь смеется, только уже словно она рассказала ему какой-то смешной анекдот. - Вы посмотрите, стоило прищучить двух волков, и птичка сама полезла к нам, ребята. Ребята на удивление молчат, что вызывает недоумение на лице Дональда. Он практически хочет сказать им: «Ну что, посмотрите, эти двое без сознания, а с этой мы уж точно справимся», но, когда он переводи взгляд на Мари, почему-то вдруг резко все понимает. «Это, черт возьми, совсем не она», - думает он, заглядывая в её остекленевшие глаза. Мари и сама уже не слышит ничего вокруг, только надвигается на всю команду с уверенностью танка. Ей хочется сказать: «Зря ты тронул моих родных, Пирс», но ни слова не вылетает из горла, в котором, кажется, кость застряла. Но этому ублюдку, скорее всего, и так все понятно. Всего лишь какие-то мгновения проходят между тем, как она сокращает расстояние и криком Пирса: «Огонь». Ни одна пуля не попадает по назначению, все они возвращаются обратно, что заставляет Пирса открыть рот в беззвучном «О». Мари хочется смеяться, только вот она не может – тело не слушается её, а выполняет какую-то свою миссию. Оставшееся в живых бросают автоматы и пистолеты на землю, надвигаясь прямиком на неё. Первый удар приходится на спину, от неожиданности девушка падает, вперед, успев выставить руки. Затем кто-то бьет её в бок, заставляя перевернуться на спину. Она на мгновение вновь чувствует контроль над собой и успевает заметить то, что небо сегодня весьма и весьма чистое. А затем все блекнет, когда нога Пирса в тяжелом ботинке придавливает её горло так, что дышать просто невозможно. - Шлюха ебанная. Ты думаешь, смогла от нас сбежать? Найти защитников? Получай, - он еще сильнее давит на её шею, заставляя кости жалобно трещать. – Ты даже не представляешь, что натворила. Представь, что мы сделаем с ней, когда найдем? А с другими? – Ему даже не нужно называть имен. Она и так прекрасно поняла о ком он. В глазах нещадно темнеет, и Роуг на минутку кажется, что это и есть конец. А потом становится слишком легко. Боль отпускает, её больше нет. Страх в глазах Пирса вселяет слабую надежду. Все взрывается сотнями искр, переходящих в пламя. Горят и взрываются машины, горят люди, стоящие рядом во время взрывов. Абсолютно все объято огнем, только вот участки с ней и братьями остаются нетронутыми. Она смотрит, как в небо поднимается сноп искр, чувствует приторный запах горелого мяса, и это, к её ужасу, запах горящих людей. От этой мысли становится очень дурно – она переворачивается, чтобы встать на ноги. «Спасибо, Пиро, за твой талант. Спасибо, Леншерр, и тебе». Одежда вся в пыли и грязи, волосы спутаны. На шее красный след от ботинка, и только вот на лице красуется совсем сумасшедшая улыбка. Крики становятся тише, вокруг только трупы и те, кто предпочитает притворяться трупом от греха подальше. Все стихает к тому времени, как Виктор поднимается на ноги. А ведь прошло буквально минут пять. За братом поднимается Логан, и они оба в смятении смотрят на Мари. - Интересная вышла поездка, - отчего-то смеется она, а затем чувствует, что слезы вновь текут по щекам. Они уже хотят подойти обнять её, как в мертвой тишине раздается одиночный выстрел и какой-то умирающий хрипит: - Поделом тебе, сука. Анна Мария стоит на ногах еще пару секунд, пока алое пятно растекается по её рубашке аккурат посередине, а потом её ноги подкашиваются, и она падает. Логан в ту же секунду оказывается рядом, а Виктор с нескрываемой звериной злобой направляется к убийце и ломает ему шею одной рукой. Но внутри от этого дыра, появившаяся минуту назад, никак не срастается. - Забери, забери, забери всю мою чертову жизнь, Мари, прошу, - шепчет Логан, сжимая в руках её ладонь. – Почему ты не дашь мне забрать всю твою боль? Виктор, зажми рану, прошу тебя. Крид не двигается с места. Не нужно быть врачом, чтобы понять, что пулевое ранение аккурат в сердце не зажмешь. Крови так много, что Виктор и сам теряется, только смотрит на её побледневшее лицо, такое умиротворенное и спокойное. - Все хорошо, - тихо говорит она. – Совсем не больно. Логан, они замолчали, - девушка не договаривает слова до конца, они срываются с её губ только отрывками. – Они замолчали, Логан. Это все. Они оба слышат, как её сердце перестает биться. Изумрудные глаза становятся еще ярче, а легкая полуулыбка заставляет поверить в то, что она все еще жива. - Нам нужно идти, - говорит Виктор, слыша вдали звуки приближающихся полицейских машин. Видимо, кто-то видел взрывы и слышал перестрелку. Логан встает легко, словно ничего и не произошло. Только закрывает напоследок её глаза. Теперь она должна видеть совсем другие сны. В его взгляде столько боли, что Крид невольно отворачивается, боясь расплакаться как мальчишка. Он подходит к ней, садится на корточки и зажимает её ладонь в своих руках. - Прости меня, - только и шепчет он, целуя её руку в последний раз в то самое место, которое недавно стискивал до красноты. – Я тоже тебе так много не успел сказать.