Красно-оранжевый

Чимину настолько тепло и уютно, что просыпаться совершенно не хочется, но внутренние часы дают понять, что не так уж и рано, давно пора подниматься. Приоткрыв глаза, Чимин сонно смотрит на красивое окно с резной рамой и распахнутыми ставнями, за которым клубится туман. Кажется, в «спальном» ярусе не было этого окна. И гамак, на котором Чимин спит, совершенно не такой удобный, а плед так и вовсе не грел никогда так сильно. Вроде бы и подушки у него не было, потому что нет таких предметов на корабле, ненужных совершенно, потому что изнеженных девиц здесь нет. Все эти странности неторопливо стекаются в мозг, пока парень осматривает мутным взглядом карту на стене, стол дубовый и цепляется взглядом за ковёр. Вот уж ковра-то точно внизу не было. Приподнявшись на локте, Чимин растеряно осматривает просторную комнату с мебелью, разбросанной одеждой и множеством книг и карт прямо на полу, цепляется взглядом за покачивающийся над головой почти масляный светильник, а после неловко переворачивается, когда слышит за спиной неясное бормотание. Вскрик застревает в горле, перехваченный волной паники, а сам парень зажимает рот ладошкой. Рядом с ним в полуметре развалился Юнги, сложив руки на животе и негромко посапывая. Пират лежал на спине, чуть повернув голову в сторону Чимина, и тот, замерший испуганной добычей, невольно принялся рассматривать лицо парня. Они и раньше находились так же близко, особенно когда Юнги шипел ему угрозы в губы, но сейчас тот был тих и спокоен, расслаблен. «Красивый», - невольно пронеслось в голове. Грубый, невоспитанный, наглый, самодовольный, эгоистичный, заносчивый, грязный на язык, но красивый. Особенно сейчас, когда брови не хмурит, когда не пронзает тяжёлым взглядом, когда так забавно дует губы на выдохе. Интересно, сколько ему лет? Юнги выглядел очень молодо по сравнению с тем же Намджуном, но тот вроде как младше. Ему, кажется, двадцать три или двадцать четыре, значит Юнги точно больше. Самому Чимину всего лишь девятнадцать и для его нежной почти детской ещё психики всё происходящее – настоящая травма. Впрочем, отчего-то не мешающая появлению всё новых и новых глупых мыслей в голове. - Ну и долго ты собрался на меня так пялиться? Хриплый сонный голос заставляет вернуться в реальность, и Чимин вздрагивает, встречаясь с чужим пристальным взглядом. Впрочем, через секунду контакт разорван, потому что Юнги интереснее смотреть не на перепуганное лицо, хотя оно, несомненно, симпатичное, а на покатые плечи, с одного из которых съехала ткань сорочки. На ямку между чуть выпирающих ключиц, покрытых уродливыми пятнами засосов, на контуры тела, обтянутые перекрутившейся тканью. - Что я здесь делаю? – негромко спросил Чимин, понимая теперь, что находится в логове Юнги. - Какой глупый вопрос. Впрочем, ты предпочёл бы, чтобы я бросил тебя на палубе? – ухмыльнулся Мин, закидывая руку под голову. - На какой ещё палубе? Ты зачем меня вообще вытащил? Я что, уже даже спя в своём гамаке тебе мешаю? В голосе парня проскочили истеричные нотки, и Юнги тут же дёрнул его на себя, после переворачиваясь и подминая расслабленное со сна тело и крепко удерживая чужие запястья одной рукой, на вторую опираясь. Заглянув в испуганные распахнувшиеся широко глаза, Юнги прищурился, пытаясь понять, какого чёрта происходит. Факт того, что Чимин находится в его постели, засосы на его коже, следы от зубов – всё говорит о том, что произошедшее ночью на палубе совершенно точно не просто мокрая фантазия. Вот только… - Ещё скажи, что ничего не помнишь, - усмехнулся Юнги. - О чём? … чертовщина какая-то. Пак не выглядел так, словно играет и притворяется. Да этот мальчишка врать совершенно не умеет, по лицу все эмоции можно прочесть как в открытой книге. И сейчас, когда он смотрит испуганно, когда слабо трепыхается, пытаясь вырваться, когда краснеет щеками и совершенно точно смущается подобной близости, Юнги понимает одну простую истину. Чимин ничего не помнит. Перед глазами – нахальная ухмылка Тэхёна, и сразу становится ясно, что это его рук дело. А ещё накатывает раздражение, потому что Юнги уже решил, что Пак скрасит ему скучные деньки, что раз за разом будет вот так же сладко стонать в его руках, но тот уже готов за борт прыгнуть, лишь бы Мин не нависал над ним, не рассматривал столь пристально и не прижимался так близко всем телом. Усмехнувшись, Юнги приподнялся, продолжая удерживать чужие запястья, а свободной рукой повёл по часто вздымающейся от сбитого дыхания груди, соскальзывая после на бедро, цепляя потрёпанную ткань сорочки и задирая её вверх обратным оглаживанием. - Не надо… Жалобный выдох и увлажнившиеся разом глаза, отчего Юнги только распаляется быстрее. Задрав ткань выше, пират проник под неё ладонью, оглаживая горячую кожу и скользя пальцами по выпирающей тазовой косточке. Кожа у Чимина мягкая, тёплая, касаться приятно, и Юнги себе не отказывает в удовольствии, оглаживая бедро, переходя на внутреннюю его часть, сжимая пальцы совсем рядом с пахом, отчего Чимин дёргается в сторону, колени свести пытается, но лишь сжимает крепче бёдра Юнги, расположившегося между его ног. - Серьёзно? Просишь меня остановиться, когда сам только недавно просил коснуться тебя? – прошептал Юнги, склоняя к чужому уху и оставляя влажный поцелуй чуть ниже. Чимин не понимает, совершенно не понимает, о чём говорит Юнги, потому что о прошедшей ночи он не помнит совершенно ничего, кроме того, как улёгся спать, кутаясь с головой в плед. Но прикосновения Юнги отчего-то знакомы до дрожи во всём теле, а перед глазами размытые очертания палубы, укрытой туманом, и раздражённое «какого хрена творишь?». Чимин настолько растерян, что не вырывается совсем, лишь срывается на жалкий негромкий стон, когда Мин зализывает оставленные собой метки, а его ладонь пробирается дальше и оглаживает чужой полувставший член, обхватывая его пальцами и принимаясь ласкать. Паку на самом деле страшно и жутко, он чувствует себя добычей, когда видит довольную ухмылку Юнги, прежде чем тот целует его, жадно врываясь языком в рот, но в животе горит и тянет, ладонь Юнги ласкает настойчиво и так приятно, что не получается контролировать своё тело. Мину неудобно, и пират отпускает чужие запястья, пробираясь одной рукой под спину Чимина и прижимая его к себе, продолжая жадно целовать, пытаясь душу из него высосать через этот поцелуй, а второй надрачивает его плоть всё быстрее, невольно выстанывая, когда дрожащие пальцы зарылись в его волосы в таком же жесте, как и ночью. Паку уже всё равно, кто и что с ним делает. Удовольствие заполнило изнутри, а чужая ласка так приятна, что парень совершенно не сопротивляется, напротив, подаётся навстречу, невольно толкаясь бёдрами и прогибаясь в спине со сдавленным стоном, глотаемым чужими губами, каждый раз, когда Юнги принимается растирать головку, собирая с неё капли липкой смазки, которая вскоре сменяется бьющей на пальцы спермой. Резко отстранившись и тяжело дыша распахнутым ртом, Мин не без удовольствия уставился во все глаза на дрожащего, прогибающегося в пояснице Чимина, жмурящего глаза и кусающего губы. Не переставая ласкать парня, Юнги с непонятным для себя удовольствием наблюдал, как стекающая по пальцам сперма капает на живот Чимина, его бёдра, как из головки всё ещё сочится жемчужная жидкость, каплями оседающая ниже пупка. Раскрасневшийся, постанывающий, растрёпанный, в порванной перепачканной сорочке, скомканной на бёдрах, Чимин всё равно смотрелся поразительно невинно, отчего у Юнги в животе заныло. Снова захотелось наплевать на всё, взять прямо сейчас, но по мере проявления в чужом взгляде осмысленности там просыпался и страх. Не понимая, какого чёрта делает, Юнги неловко одёрнул на чужих бёдрах мятую ткань и поднялся с постели, натягивая сапоги. Потянувшись, пират взъерошил волосы и перевёл насмешливый взгляд на тут же севшего и подтянувшего к груди коленки Чимина, который был краснее варёного рака. - А жаль, что не помнишь. Нам ведь чертовски понравилось. Одарив сжавшегося парня похабной ухмылкой, Юнги поспешил покинуть каюту. Как только за ним захлопнулась дверь, Чимин откинулся на подушку, сворачиваясь клубком и воя сдавленно в мягкую ткань сбитого одеяла. То, что сейчас произошло, совершенно не укладывалось в голове. То, что Юнги может выкинуть что-то подобное, Чимин прекрасно знал, пугала его не чужая выходка, а собственная реакция. Он не должен был получать от прикосновений мужских, пропитанных кровью и слезами убитых людей, рук удовольствие. Он не должен был стонать так громко, не должен был вообще стонать. Нужно было вырваться, попытаться хотя бы, а не прогибаться в спине со сладкими стонами. Прохладный солёный воздух касается разгорячённой кожи, а в голове шумит приятно. Перед глазами раскрасневшийся хрипящий пират, жмущийся к нему, ласкающий и сжимающий, по-собственнически целующий жадно и напористо. Тепло чужого тела, удовольствие, бьющее через край и громкое надсадное «Юнги-я», разбивающееся в царящей тишине. Распахнув глаза, Чимин шумно выдохнул, кусая губы. Только что в голове… Что это было? Пак не помнил, чтобы вытворял что-то подобное, но память, подкинувшая этот смазанный отрывок воспоминания, нашёптывала, что всё это правда. И слова Юнги о том, что они вытворяли ночью – тоже. Может, потому чужие прикосновения и казались такими знакомыми? Скатившись кубарем с постели, Чимин подбежал к двери и выглянул осторожно через стеклянную вставку на палубу. Там в привычной суете носились матросы, окутанные дымкой тумана. Проскочить незамеченным вниз не получится, отчего в груди зародился жалобный скулёж. Чимин чувствовал себя грязным и очень хотел умыться и переодеться, а ещё сбежать из логова Юнги и всё обдумать, но соваться в таком виде к палубным хищникам не собирался. Вернувшись в постель, парень свернулся в клубок и укрылся с головой одеялом. К чёрту всё, он дождётся вечера и когда все лягут спать, тогда и выйдет. О том, что Юнги может вернуться и вышвырнуть его, Чимин даже не думал.

***

Чонгук чувствует себя на самом деле отвратительно, потому что у него знатно болит голова от недосыпа. С самого утра парень на ногах, потому что команда припахала его готовить им завтрак, а после пришлось перемыть кучу посуды. Плюсом ко всему была погода, которая радовать солнцем всё ещё не собиралась. Не добавляла радость и очередная уборка палубы, потому что постоянно кто-то мешался под ногами. К тому времени как Юнги соизволил выползти из своей норы, Чонгук испереживался по несчастному Чимину, которому наверняка досталось. Завидев Юнги у штурвала, Чон тут же ужом проскользнул к лестнице, ведущей наверх, и через секунду робко жался, не зная, как задать свой вопрос, но Мин, окинув его ленивым взглядом, и сам всё понял. - Чимин у меня, нашёл его на палубе. Принеси ему воду, пусть умоется, и одежду. И передай, чтобы задницей шевелил и шёл тебе помогать, а то совсем разленился. Чонгук кивнул покорно и уже спустился вниз, как его снова окликнули. Помявшись с секунду, Юнги окинул в очередной раз судно взглядом и вновь впился им в замершего Чонгука. - Тэхён где? - Не знаю, не видел его ещё. - Ладно, можешь идти. Хоуп! Наблюдая, как откуда-то сверху мастерски точно пикирует Хосок, привычно держась руками за верёвку и с точностью до миллиметра приземляясь рядом с Юнги, Чонгук поспешил дойти до люка и спуститься вниз. Собственно, Тэхён – ещё одна причина понервничать. Парень прекрасно помнил, что творилось ночью, помнил, как Хосок спас его, как столкнул Тэхёна в воду. А теперь тот не появляется, и в голову закрадываются панические мысли, что при падении русал мог удариться головой о борт корабля и пойти бессознательным на дно, что на запах его крови стеклись акулы, раздирая нежное тело, что… Да много чего дурного в голове крутилось. «Только бы с ним всё хорошо было», - пронеслось в голове. Набрав в ведро воды, кинув на бортик тряпку и прихватив чистую одежду, Чонгук направился обратно наверх, попутно осматриваясь и надеясь выхватить красную макушку, да только той не было видно. Теплилась в груди мысль, что Тэхён опять покачивается на якоре, не желая никого видеть, да только это не помогало улечься беспокойству. Кивнув Юнги, который оторвался от разговора с Хосоком и окинул его взглядом, цепляясь за ведро и одежду, Чонгук осторожно открыл дверь в святая святых капитана, заходя внутрь и тут же её закрывая ногой, потому что руки заняты были. На постели зашевелилось одеяло, а после показалась зарёванная мордашка Чимина, который всегда был излишне эмоционален, а потому не выдержал творящегося и решил под это дело пореветь от отчаяния. Увидев Чонгука, парень сдавлено пискнул, тут же кутаясь в одеяло и отводя взгляд. Смотреть другу в глаза было как никогда стыдно. Но Чон вопреки его ожиданиям не стал издеваться или смеяться, подошёл быстро к постели, с громким стуком опуская ведро на пол и откидывая вещи на край постели, а после забрался на неё и притянул парня к себе, крепко обнимая. - Он же ничего тебе не сделал? – дрогнувшим голосом спросил Чонгук. И только когда Чимин, решив соврать, покачал головой отрицательно, обнимая в ответ, облегчённо выдохнул. Когда он увидел заплаканного Чимина, то уже подумал, что Юнги перешёл грань, но нет, слава дьяволу. Отодвинувшись, Чонгук кивнул на воду и одежду, а после отошёл к окну, чтобы парня не смущать. Рассматривая молочную дымку тумана, Чон невольно прислушивался к плеску воды за спиной, пока Чимин умывался и обтирался влажной тряпкой, а после и к шороху ткани, пока тот одевался. - Запасы питьевой воды подходят к концу, - негромко заметил он. - Но мы ведь выберемся до того, как она кончится? – дрогнувшим голосом спросил Чимин, кидая порванную замызганную сорочку в ведро вместе с тряпкой, потому что эту воду теперь только за борт. - Будем на это надеяться, потому что останется тогда только алкоголь, и чёрт знает, что будет, если вся команда будет пить только вино и ром, - отозвался Чонгук, оборачиваясь. Вместе они покинули каюту капитана, отчего на них тут же уставились матросы. Один из них пригляделся к Чимину и вскинул бровь, присвистывая и скалясь. Пак не понял, в чём дело, а вот Чонгук в относительно ясном дневном свете смог рассмотреть укусы и засосы на чужой шее. Схватив Чимина за руку, парень отбуксовал его с собой на нижнюю палубу, прижимая к стене и вглядываясь в глаза. - И ты говоришь, что он ничего не сделал? У тебя вся шея в засосах! – прошипел Чон, заглядывая в чужие глаза. Чимин разволновался сначала, а после вдруг стало безразлично. Оттолкнув от себя парня, Пак отставил ведро воды и оправил одежду, после вскидывая взгляд на шатена. С пару секунд помолчав, Чимин взъерошил волосы и пожевал в нерешительности нижнюю губу. - Он не… Не трогал меня в таком плане, точнее… Я не знаю, Чонгукки. Он сказал, что между нами было ночью что-то, но я ничего не помню. Вечером лёг спать как обычно, но в памяти какие-то картинки, когда я был вместе с Юнги на борту. Не понимаю, никакой ясности в них нет, и он… Он просто спал утром рядом. - Он сказал, что нашёл тебя на борту, но выглядишь ты так, словно вы… У тебя же ничего не болит? – осторожно спросил Чонгук. Чимин похлопал глазами, прислушиваясь к себе, и отрицательно покачал головой. Чон отчего-то был уверен, что Чимин его намёка совершенно не понял, но раз ничего не болит, то и не нужно продолжать этот разговор, значит Юнги действительно парня не тронул, что несколько успокаивало. Пусть Пак и был занозой в заднице, но видеть его шлюхой пиратской команды желания не было. - Ладно, пошли тогда, нам палубу драить приказано. И, если что, у тебя вся шея в следах от зубов и засосов. Это так, чтобы ты не удивлялся комментариям со стороны. Усмехнувшись невольно, когда Чимин возмущённо зашипел проклятия на одну вполне конкретную голову, краснея до кончиков ушей, Чонгук лишь кивнул в сторону люка и первым поднялся наверх. В целом день прошёл однообразно и так же уныло и скучно, как предыдущий. Даже команда уже устала отдыхать, а потому сошедший к недовольным парням Юнги предложил устроить посиделки, потравить байки и просто пообщаться одной большой дружной компанией. Разумеется все поддержали капитана, собираясь вместе, доставая алкоголь, без которого сидеть было слишком скучно, и кости, чтобы чем-то занять руки. Чонгука с Чимином опять припахали готовить, в этот раз им помогал Хосок, которому больно уж не хотелось пить, но там кружки по кругу пошли, отказаться было бы невежливо, а так причина есть. - Пусть вокруг не видно ничего, но вперёдсмотрящий всегда должен быть начеку, - подмигнул парням Хоуп, используя их как прикрытие. Впрочем, все вскоре оказались в одном кругу сидящими. Сначала скучно было, пока кто-то не сказал знаменитое «а помните, как мы в прошлом месяце...», после чего понеслась вереница историй. Чонгук заслушался, открыв рот и ловя жадно каждое слово, и даже Чимин расслабился, робко задавая рассказчикам вопросы, интересуясь о дальних землях, о том, где пираты побывали, почему вообще подались на это судно, кто чем обычно занимается. Время за разговорами быстро пролетело, вскоре все стали клевать носом, и Юнги приказал расходиться. Чонгук на самом деле с радостью залез в свой гамак, прикрывая глаза, а вот Чимину так не повезло. - Ты идёшь со мной, - схватив парня за запястье, припечатал Юнги. - П-пусти, я не пойду! – испуганно вскрикнул Чимин. И тут же пошёл следом, потому что никого его мнение не интересовало. Только продолжал вырываться и бить по чужой руке, пока на палубе Юнги не прижал его к себе, вцепляясь в подбородок пальцами и заглядывая в испуганные глаза. Усмехнувшись, пират с какой-то нежностью даже провёл по румяной щёчке и вдруг озорно подмигнул. - Не волнуйся, просто за эту ночь я понял, что бессонница рядом с тобой пропадает. Будешь служить мне обогревателем и стеречь мой сон. - А если ты не уснёшь? – пискнул Чимин, на что Юнги рассмеялся. Затащил в свою каюту, закрывая дверь изнутри на засов, и толкнул к кровати, вскоре на неё опрокидывая и нависая сверху. - А если я не усну, поможешь мне не заскучать, - прошептал пират в чужие губы, оставляя на них лёгкий поцелуй с привкусом рома. Чимин не успел даже подумать о том, что сейчас снова начнутся приставания, как Юнги отстранился. Приподнявшись на локтях, Пак растеряно наблюдал, как Мин откидывает в сторону сапоги и сбрасывает на пол жилет, а после забирается с боку на постель, ложась на живот, обнимает подушку и почти сразу же засыпает. Безмерно радуясь этому факту и отмечая, что Юнги знатно разносит с полбутылки рома, Чимин уже хотел сбежать, но в последний момент передумал. Внизу после посиделок душно и пахнет алкоголем и табаком, да и после единого сна на нормальной постели тело ныть начинает при воспоминаниях о неудобном гамаке, после которого спина вечно отваливалась. «Из-за алкоголя он спит крепко, ничего со мной не сделает. А утром я по-тихому уйду», - решил для себя Чимин. Стянув сапоги, парень осторожно улёгся поближе к краю, развернувшись спиной к пирату и сладко выдыхая. На постели всё-таки было так удобно лежать. Вот только и пяти минут не прошло, как за спиной раздалось бормотание, а после вплотную подкатилось чужое тело. Чимин уже уснул почти, а потому не сопротивлялся совсем, когда чужая рука обвила его за пояс, притягивая к себе. «Пожалуй, так даже теплее», - решил Чимин, окончательно засыпая.

***

Чонгук проснулся от того, что где-то сбоку раздался грохот. Разлепив сонные глаза, парень приподнялся, окидывая мутным взглядом ярус. Никто на пол с грохотом не валился, спокойно все спали, разве что Намджун на другом конце опять расхрапелся. Впрочем, все были пьяны, а потому сон крепкий ничто нарушить не могло. Но Чонгук, как избежавший в этот раз алкоголя, шум хорошо слышал. Прикидывая, что это могло быть, парень остановился на варианте с упавшим чем-нибудь на кухне, потому что после попойки никто там ничего не убирал, а корабль как-то неспокойно раскачивался на волнах, вот и причина падения какой-нибудь доски или кружки. Успокоив себя этим, парень уже улёгся поудобнее и приготовился провалиться в сон, как снова послышался громкий стук, словно что-то ударилось о дерево, но уже не с боку, а где-то наверху. Это уже настораживало, потому что на палубе падать было нечему. «А вдруг это Тэхён?», - пронеслось в голове. В душе заклубилась надежда, и Чонгук тут же неловко выпутался из гамака, неудачно цепляясь за него ногой и с грохотом падая на пол. Всем, разумеется, на шум было наплевать, и Чон позволил себе поругаться ещё негромко, пока добирался до лестницы наверх. Добравшись до люка, парень, не медля, вылез на палубу и осмотрелся. От борта, где обычно любил сидеть Тэхён, по палубе тянулся мокрый след к носу корабля, где всё было заставлено коробками и мешками, куда никто и не ходил никогда без особой надобности, которая наступала чуть ли не раз в год. Потерев глаза и встрепенувшись, сбрасывая сонливость, Чонгук направился по следу, осматриваясь и стараясь не нервничать раньше времени. Получалось плохо, потому что Тэхён никогда на палубу не пробирался, а значит случилось что-то. А если он всё-таки поранился? А если ему плохо? Сорвавшись на бег, Чонгук за несколько секунд преодолел расстояние и заглянул за гору тюков. В неярком свете сигнального фонаря он увидел сжавшегося русала, что сидел, подтянув к себе хвост, и крупно дрожал, всхлипывая. - Тэхён? Что случилось? – негромко позвал он. Русал вскинул заплаканные глаза и протянул руки. Пробравшись через несколько ящиков, Чон опустился на колени, прижимая парня к себе и шипя негромко, когда тот впился пальцами в кожу на спине до боли почти. Тэхён был горячий, очень горячий, хотя и мокрый полностью, только что из воды. Русала трясло, взгляд его был загнанным и напуганным, а по щекам всё бежали слёзы. Не зная, что происходит, не зная, как успокоить, Чонгук просто обнимал его крепко, поглаживая по спине, по плечам и пояснице, нашёптывая, что он рядом, что всё будет хорошо. - Мне очень жарко, Чонгукки, даже в воде ледяной жарко. Хвост болит и ломает, я слабый такой, что с третьей попытки смог только на борт забраться, два раза до этого не удержавшись и свалившись в воду. Перед глазами всё то расплывается, то становится настолько чётким, что смотреть больно, - сдавленно шептал русал, уткнувшись лицом в чужую шею и губами задевая мягкую кожу. – Мне страшно, Гукки. Я умираю? - Тише, тише, - прошептал Чон, оставляя на влажном лбу мягкий поцелуй, скользя губами к виску и замирая там, не думая отстраняться. – Всё будет хорошо, ты просто… Заболел. Знаешь, люди болеют иногда, у них поднимается температура и из-за этого болит и ноет тело. Всё пройдёт скоро, вот увидишь… - Но я не человек, Чонгукки, - прошептал русал, цепляясь за него так отчаянно, что сердце заныло. - Значит поправишься намного быстрее, - с лёгкой улыбкой отозвался Чонгук, отстраняясь и заглядывая во влажные покрасневшие глаза. - Я тебя не оставлю. Всё будет хорошо. Тэхён ничего не ответил, лишь обнял снова, и Чон откинулся на палубу, увлекая русала за собой и устраивая его голову на своей груди, как они любили лежать раньше. Поглаживая Тэхёна по спине, парень молился всем богам и чертям, самому морскому дьяволу, лишь бы с его вишнёвым чудом ничего не случилось. Когда тот затих, переставая давиться слезами и всхлипами, Чонгук перепугался не на шутку, но после успокоился, понимая, что тот просто уснул. На губах расплылась нежная улыбка, и Чон прикрыл глаза, вслушиваясь в чужое дыхание и ощущая, как в районе рёбер отдаёт эхом стук русалочьего сердца. «Всё хорошо, Тэхён рядом с тобой. Он поправится, всё будет хорошо», - нашёптывал внутренний голос. И Чонгук верил. Верил, потому что пока они с Тэхёном вместе, всё будет хорошо. Он обещал русалу и слово своё сдержит, из кожи вон вылезет, но сделает всё, чтобы помочь тому. Навалившейся дрёме парень совершенно не противился, продолжая поглаживать русала по спине и постепенно засыпая. А когда проснулся, Тэхёна рядом уже не было. Приподнявшись на локтях, Чонгук осмотрелся и замер. Туман начал рассеиваться. Сквозь молочную дымку он видел блеклую старую луну в объятиях новой прямо у себя над головой. Подорвавшись тут же на ноги и запинаясь о ящики и мешки, парень подскочил к борту, свешиваясь с него. Вокруг всё ещё невозможно было что-то разглядеть, но зато было видно воду внизу, бьющуюся о борт. В душе разом проснулась надежда на то, что к утру туман совсем рассеется, и Чонгук не смог сдержать негромкого радостного смеха. Но смех этот тут же оборвался, потому что парень вспомнил о Тэхёне. Резко развернувшись, Чонгук начал пробираться с носа к середине корабля, попутно заглядывая за каждую бочку и ящик, надеясь увидеть там забившегося в угол русала, но того нигде не было. Разволновавшись, Чонгук не сразу услышал тихое пение, которое доносилось откуда-то с другой части корабля. Повернувшись, парень принялся скользить взглядом по палубе, по лестнице, ведущей к штурвалу, по борту и замер, увидев Тэхёна. Тот сидел на борту корабля справа от штурвала, держась руками за верёвки, натянутые по обе стороны от его тела и уходящие вверх к собранным парусам. Поднявшийся ветер, гоняющий клубы тумана, ерошил его волосы, напоминающие в темноте алое пламя костра, и забирался под ворот белой рубашки, неизвестно откуда взявшейся на русале. Налетевший ветер дал ответ, откуда та взялась, и Чонгук с удивлением посмотрел на свой голый торс. Как же крепко он спал, если не проснулся, когда Тэхён его раздевал? - Весёлый мертвец, пастырь чёрных овец, собрал он вольный сброд. И вдаль погнал их по волнам ветер вольных вод, - пел негромко и хрипло Тэхён, покачиваясь вместе с кораблём. Вслушиваясь в хриплый голос, Чонгук начал подходить ближе, всматриваясь в русала и силясь понять, что же в нём не так. Взгляд раз за разом скользил по чужой фигуре, по рукам, ладоням, вцепившимся в грубые верёвки. - Йо-хо, громче, черти. Что ж, нам дьявол не рад. Йо-хо, прочь от песни, что поёт пират, - тянул негромко Тэ, закидывая голову и подставляя лицо солёному ветру. - Тэхён? Пение оборвалось, и русал обернулся. Улыбающийся, счастливый, глаза сверкают, а улыбка наполнена светом тысячи звёзд. Цепляясь руками сильнее за верёвки, парень приподнялся, разворачиваясь корпусом к Чонгуку и снова опускаясь на борт. Налетевший ветер вновь пробрался под рубашку на его теле, из-за чего ткань затрепетала, а полы чуть разъехались. Тут-то Чонгук и понял, что ему показалось странным. Там, где раньше кожу хвоста покрывали красно-оранжевые чешуйки, была кожа. Задравшаяся рубашка открывала вид на обнаженную кожу бедра, такую же медовую, как и на торсе русала. Не веря своим глазам, Чонгук подошёл медленно ближе, во все глаза пялясь на Тэхёна, а тот только улыбался, а после рассмеялся звонко, когда Чон увидел ноги вместо хвоста и совершенно по-идиотски распахнул рот и широко распахнул глаза от шока. - Поможешь мне слезть, Чонгукки? - пропел русал, смотря искрящимися от веселья глазами. - Тэхён, но... Как это так? – растеряно спросил Чонгук, подходя ближе и осторожно касаясь округлой коленки. Ноги у Тэхёна были самые настоящие, человеческие, длинные и красивые, с красивыми лодыжками, совершенно не мужские словно, но в то же время слишком крепкие и несколько грубоватые для женских. Выдохнув застрявший в лёгких воздух, Чонгук осторожно погладил коленку, скользя раскрытой ладонью чуть ниже, а после поднимаясь немного наверх, чем вызвал чужой негромкий стон. - Сними меня, Чонгукки, - прошептал Тэхён на ухо, подаваясь ближе. В этот раз Чонгук послушался, подхватывая русала под поясницу и коленки, приподнимаясь и отходя в сторону. Тэхён довольно улыбнулся, обвиваясь руками за шею и покачивая ногами, негромко посмеиваясь, когда по коже пробегался прохладный ветер. Не зная, что делать дальше, Чонгук в итоге просто уселся на пол рядом со штурвалом, устраивая Тэхёна у себя на коленях. Продолжая обнимать его за пояс, Чон вновь опустил ладонь на чужое колено, ведя медленно вниз, сжимая чуть пальцы, прощупывая напрягающиеся под касаниями мышцы, а после повёл ладонь наверх, заворожено наблюдая за разбегающимися по тёплой коже мурашками. Когда ладонь поднялась выше колена, а кончики пальцев с ляжки перекочевали на внутреннюю сторону бедра, поглаживая кожу, Тэхён вдруг простонал негромко, утыкаясь лицом Чонгуку в шею и жарко выдыхая. - Так приятно, когда ты касаешься меня, - прошептал русал, оставляя лёгкий поцелуй на линии подбородка шатена. В животе от этого шёпота всё в узел скрутилось, и Чонгук не сдержался, опрокидывая Тэхёна на деревянные доски палубы, нависая сверху и вглядываясь в карие глаза. Никаких проблесков, никакого свечения, лишь толика смущения и плещущееся через край желание, из-за которого у русала щёки краснеют. Кажется, он не осознаёт, отчего ему так горячо внизу живота, почему тянет между ног, из-за этого и смущается. Невинный, податливый, такой родной, что Чонгук просто не может сдержаться. А Тэхён только этого и ждал, с радостью принимая чужой поцелуй и обвивая руками за шею. Голову ни на секунду не покидала мысль о том, что Тэхён под ним сейчас такой обычный, похожий на него, чувствительный и почти неодетый. От этого голова кружилась, температура в теле скакнула, а сердце забилось как бешеное, гоня возбуждение по крови, отчего мозги переставали работать. Обхватывая чужую губу, покусывая и облизывая, наслаждаясь тихими стонами вперемешку с жалобным «ещё, Чонгукки», парень опёрся на одну руку, прижимаясь теснее и целуя жарче, проникая языком в чужой рот, а вторую ладонь опустил на мягкое округлое бедро, поглаживая кожу, сжимая, растирая, отчего Тэхён несдержанно прижался всем телом, выстанывая громко и откидывая голову назад. Чонгуку это только на руку, губы скользнули по манящей шее, оставляя влажные поцелуи на линии подбородка, на выпирающем кадыке, на ямке между ключиц. Вновь ловя чужие губы, Чонгук скользнул ладонью дальше, оглаживая ягодицу и сжимая слегка, отчего Тэхён невнятно промурлыкал что-то, жмурясь и прикусывая ему язык, после тут же зализывая его, будто извиняясь. Разорвав поцелуй, Чон отстранился на секунду, понимая, что ещё чуть-чуть и не сдержится, вот только открывшийся вид заставил несдержанно простонать. Тэхён всегда был красивым, но сейчас всё было по-другому, сейчас эта красота была пошлая. Мутный взгляд, распухшие от поцелуев губы, раскрасневшиеся щёки и полная расслабленность в теле. Ворот рубашки распахнулся, являя взору ключицы, а на часто вздымающейся от сбитого дыхания груди ткань натянулась, очерчивая затвердевшие бусинки сосков. Тэхён поёрзал нетерпеливо, облизнулся медленно, а после, поймав чужой такой же затуманенный возбуждением взгляд, закусил нижнюю губу, медленно приподнимая бёдра и потираясь вставшим членом о бедро подавившегося выдохом Чонгука. - Там так тянет, Гукки, - прошептал русал, притягивая парня к себе за плечи и упираясь лбом в чужой. – Я не знаю, почему, но так странно чувствую себя… Как тогда, в воде, когда хотел утянуть на дно, забрать тебя себе без остатка. Сейчас тоже хочу, но… Это чувствуется иначе, словно… Не знаю, Гукки… Не знаю, как объяснить, но так сильно хочу тебя ближе… Жаркий шёпот проник в уши, туманя рассудок. Нет, это не та сладкая нега, навеянная колдовским голосом русала, это проникающее в мозг искушение в чистом виде. Невинное искушение, ведь Тэхён действительно не понимает чувств, которые разрывают его изнутри. Ему просто мало, мало поцелуев, объятий, касаний, мало чужого тела. Мало Чонгука. А тот понимает всё сразу же и смущается, потому что совершенно не уверен, что стоит именно сейчас, на этой палубе, на пиратском судне в окружении пелены тумана. Но кто знает, почему у Тэхёна исчез хвост, кто знает, что будет утром, кто знает, что будет дальше. Отказаться сейчас может значить никогда не получить второго шанса, а Чонгук не железный и пусть Тэхёна любит нежно и трепетно, но от чужих поцелуев голова кружится как от вина, а от крепких объятий льнущего русала всё чаще сводит внизу живота. И сейчас, когда Тэхён сам разрешает своими правдивыми словами, когда целует нежно, когда сам интуитивно раздвигает ноги, позволяя Чонгуку устроиться между ними, отступать поздно. Чонгук знает, что тому будет больно, а потому целует долго и глубоко, оглаживает тело, ласкает подрагивающие бёдра и неторопливо, осторожно и даже робко из-за плещущегося в крови смущения от первого раза именно с любимым Тэхёном покачивает бёдрами, притираясь легко совсем и ненавязчиво, но и этого хватает, чтобы русал сорвался на стоны, чтобы обхватил ногами за пояс и прогнулся в пояснице от удовольствия, когда давление на его пах усилилось. Рубашка давно задралась, и грубые штаны Чонгука тёрлись о нежную окрепшую плоть слишком сильно, на грани болезненного ощущения, отчего русал спустился руками по спине парня, цепляя кромку штанов и дёргая слабо вниз. - Сними, Чонгукки, - просит он жалобно и задыхается, когда его губы запечатывают поцелуем. Каждая просьба Тэхёна звучит слишком для Чонгука, и тот старается целовать его, не прерываясь, лишь бы тот ничего не говорил, толкая довольно грубо парня к тому, чтобы кончить просто от чужих жалобных стонов. Стянув неловко с себя штаны с бельём, Чонгук прижался снова и зарычал невольно, когда желающий разрядки член прижался к члену Тэхёна, притираясь головками. Русал от этого выгнулся всем телом, кусая губы до крови и глуша в себе крик, потому что так хорошо, так горячо, так близко с любимым, что в голове звенит громко, а тело становится невесомым. И даже когда Чон начинает осторожно разрабатывать его пальцами, принося боль, Тэхён не позволяет себе дать волю слезам, лишь целует жадно, цепляется за взмокшие чужие плечи и ноги всё крепче на чужих боках сжимает. - Тише, тише, - шепчет Чонгук негромко, когда видит всё же чужие слёзы. Принимается слизывать их со щёк, сцеловывать с век, шепча нежность вперемешку со словами о любви и думая о том, что давно бы остановился, да только Тэхён цепляется за него и стоны его болезненные, но вместе с тем наполненные удовольствием от чужой близости, лишь подталкивают его. Под рукой нет ничего, что могло бы смягчить проникновение, одна лишь растяжка пальцами, пусть и смоченными обильно слюной, принесла нежному хрупкому телу столько боли. Да и что слюна? Сколько бы её не было, она высыхает быстро, а если учесть, что от желания у Чонгука давно в глотке пересохло, тут и вовсе дела плохи были. Вот только Тэхён не позволил отстраниться, словно чувствуя, что парень пошёл на попятную. Обхватив чужое лицо руками, Тэхён улыбнулся тепло, заглядывая в совершенно чёрные глаза, и потянулся ближе, оставляя лёгкий поцелуй на кончике чужого носа. - Хочу тебя, Гукки. Хочу быть с тобой одним целым, - прошептал Тэхён, притираясь к чужому паху своим, сладко простонав. - Даже если будет больно, я потерплю, потому что осознание того, что ты рядом, делает меня счастливым. И я хочу этого, Гукки, поэтому не медли. Пожалуйста… И Чонгук не медлит. И Чонгуку тоже чертовски больно, когда он медленно, по миллиметру проталкивается в жаркую тесноту чужого тела. Тэхён не сдерживается больше, кричит громко, в голос, впивается ногтями в чужую спину и прогибается в спине так сильно, что слышен хруст позвоночника. Чонгук себя тоже не сдерживает, ведь несмотря на боль морально он в нирване от знания того, что Тэхён сейчас с ним, под ним, что они – единое целое в тот миг, когда он замирает, протолкнувшись по самое основание. Тэхён царапает его спину, стонет болезненно, и Чонгук не сдерживается, кусает в отместку за плечо, прокусывая случайно до крови, но привкус металла на языке лишь пьянит сильнее. А над ухом смеётся Тэхён, косится на него, а после целует напористо, вылизывая с чужого языка свою кровь, отстраняется и скалится совершенно по-сумасшедшему. - Не знаю, почему, но мне кажется, что сейчас я чувствую то, чего мне так не хватало все эти дни. Ты - мой, Чонгукки, - шепчет русал, и на дне его глаз пробегает одинокий жёлто-зелёный блик. – Полностью мой, каким не был, даже когда я утащил тебя под воду, желая навсегда оставить тебя рядом. Чонгук ничего не отвечает, он даже думать ни о чём не может, лишь кивает неразборчиво и упирается лбом в чужое плечо, принимаясь двигать бёдрами. Толкается сначала медленно, шипя от тесноты и лёгкой боли, от чужих ногтей, вновь впившихся в спину, а после всё быстрее и быстрее, резче, глубже, отчего мышцы медленно, но верно поддаются, растягиваются под его напором, принимая и переставая причинять боль. Тэхёну тоже легче становится пару минут спустя, он уже не пытается разодрать чужую плоть до костей, не шипит разъярённой кошкой, срывается на стоны, наполненные болью и удовольствием, дарит вновь горячие поцелуи, оглаживает плечи и льнёт всем телом. С самого начала они были на грани. На грани страха и нервозности, на грани редких встреч и улыбок, на грани робких объятий и неспешных поцелуев, на грани жизни и смерти, на грани любви и ненависти, страха и желания. А сейчас у них новая грань, на лезвии которой они раскачиваются плавно, толкаясь бёдрами друг другу навстречу и балансируя между болью и удовольствием. Но вот толчок слишком резкий, особенно глубокий, а чужие бёдра приподнялись слишком быстро, отчего Чонгук задевает что-то внутри, и Тэхён распахивает широко глаза, невидяще смотря на тусклую луну, прогибаясь в пояснице и раскрывая рот в безмолвном крике. По телу пробегается судорога, натягивающая нервно все мышцы, заставляя сжаться всем телом, а после тот резко обмякает, ударяясь выступающими позвонками о гладкие напольные доски. Тэхён дрожит, дёргается слабо, не понимая, как унять эту дрожь, и лишь стонет хрипло и надсадно, когда Чонгук толкается в очередной раз глубоко внутрь и кончает тоже, сжимая до синяков его бёдра. Тело отказывает держаться, и Чонгук неловко распластывается на Тэхёне, который не против совсем. Русал мурлычет что-то негромко, притягивая макушку с взмокшими волосами себе на грудь, а после смеётся негромко, но абсолютно счастливо и звонко. - Ты – мой, Чонгукки, ты только мой, - шепчет Тэхён восторженно и прикрывает глаза от удовольствия, когда Чонгук приподнимает голову и прижимается губами к его солнечному сплетению, оставляя поцелуй. - Твой, - отозвался парень, смотря с такой же счастливой улыбкой в ответ. - А ты – мой. Они засыпают, слушая крики чаек, громкий плеск воды за бортом и завывания ветра. Засыпают и не видят, как рассеивается через пару часов туман. Не видят, как луна загорается ярче, а после вновь бледнеет.

to be continued...