Психо города 604

Шум… Шум… Шум. Так шумно и так отвратительно громко. Он медленно открывает глаза, недовольно щурясь и пытаясь понять, где же он, твою мать, находится. Черт. Вновь проснулся, только от этого не легче… В горле нещадно запершило, словно, прежде чем заснуть, он проглотил два килограмма песка, а голова разрывалась на части жуткой болью, а каждый звук, будь то на лестничной площадке или за окном, сопровождался новым гвоздем, который забивали в черепную коробку. Да, теперь он понял, что находится в своей бетонной каморке и что уже середина шумного дня. Да что ж за жизнь такая-то? Подняться или сделать хоть одно движение не представлялось возможным: кости ломило, а даже малейшее движение приносило новую порцию боли, словно окатывали волной раскаленного свинца. Вот тебе и последствия на третий день после принятия этой химической хрени. Вновь захотелось закурить, почувствовать, как дым оседает в легких и мозг постепенно успокаивается, а боль сходит на нет и всё становится побоку. Но Фрост лишь криво улыбается. Да хрен уж там. Вновь что-то пробовать он не собирается, хватит с него того, что он травит свой организм этим синтетическим пойлом… «Да, Джек, ты заботишься о здоровье в мире, где даже воздух ядовит или действительно наивно полагаешь, что не куря оздоровишь свой потасканный организм?» — колкое замечание внутреннего голоса… и хочется неприлично заржать вслух и так, чтобы услышали долбанутые соседи. Но шевелиться не лучшая идея, тем более, когда к горлу подступает тошнота, а потолок расплывается и множится в глазах. Он уже ненавидит сегодняшний день и перспективу тащиться через всю Кромку за новой провизией белка и чего-нибудь съестного, кроме того противного и почти безвкусного мяса, что лежит на полке в опустевшем холодильнике. Господи, скоро там не только мышь повесится, ну и мутировавшие тараканы, которые теперь только жиреют на усовершенствованных химикатах. Или того хуже… — добудут для Фроста более нормальную еду, напишут записку, а сами повесятся, чтобы не видеть эту ущербность пустого морозильника. Да. Точно. Так и будет… Докатился окончательно, придурок… Он фыркает и морщится от волны колющей боли, что вонзается пропитанными ядом иголками в кожу. Да, что ж за блядство за такое-то?! Джек ненавидит себя таким, ненавидит просто лежать и смотреть в этот ненавистный ему уже потолок, и ненавидит слышать, как за окном шумят машины, и сигналят сирены у патрульных. Черт! Он резко подрывается, громко взвыв от шипов оглушающей боли во всем теле, и схватившись за голову он просто молчит, только выдыхает сипло, стараясь не поднимать головы, держа также — низко опущенной, и вдыхая пропитанный дымом воздух. Опять этот придурок из квартиры над ним палит какую-то дрянь и развонялся на весь дом.  — Что б тебе, сука… — шипит Фрост, не то от запаха, не то от раскаленных игл, что жгут мозг изнутри. И таблетки ведь никакие нельзя, ему и так эту гадость из организма выводить больше трех — четырех дней. Тихо замычав и неразборчиво заматерившись, юноша спускает ноги с кровати и, опираясь о давно продавленный матрац, осторожно встает на ноги, придерживаясь за спинку кровати. Он ненавидит сегодняшний день просто за то, что проснулся в таком отвратительно-хреновом состоянии и такое же состояние на улице, за его мнимо-безопасной коробкой. Все переругиваются, сквозь открывшееся окно слышно, как перещелкивается карабин двумя этажами по левую часть, кто-то метает в дверь ножи, стараясь научиться за кратчайший срок, а внизу, на первом этаже примерзко слышен вой от болгарки. Эти идиоты решили распилить старую, никому ненужную арматуру, которая была сделана из слишком некачественного псевдожелеза, чтобы защищаться при случае столкновения с… Фрост хмыкает, прищуренным взглядом наблюдая за дальней живой магистралью, по которой короткими стайками пролетают на бешенной скорости машины. Солнце не слепит в глаза, но на улице солнечно, почти без облаков, и до скрежета в зубах безветренно. Значит опять придется тратить время на остановки в ледяных переулках, где воняет кровью и сыростью… Но без этого он не сможет пережить свою вылазку. Ему нужно будет отдышаться, но каленый воздух никак не будет этому способствовать. Джек шипит, зло смотрит на острые шпили блестящих небоскребов вдалеке, и все же, как бы ему хреново не было, не может отложить свой новый закупь. Даже в такое время. Пусть и комендантский час уже в силе, похрен. Ему нужно это и нужна еда. Как бы он себя не чувствовал. Потом в А7 станет еще хуже, еще жарче и вот тогда и носа нельзя будет сунуть из этого каменного гробика. А все люди также спешат, что-то предпринимают для своей безопасности и по привычному матерят гребаную полицию. «Ну да, они делают всё, чтобы пережить этот сезон… Да, чувство самосохранения превышает чувство логики и разума, особенно когда этот чертов псих открыл новый сезон. Люди не думают — люди спасаются, обезумев от своей слабости и страха» Джек цокает, привычно хлопает себя по карману джинс, но тут же осознает и со стоном плетется умываться или ополоснуться… Нет у него уже сигарет, чтобы привычно вытащить из кармана джинс, нет возможности подкурить от черно-матовой зажигалки, и нет уже того права вобрать в легкие горький, жгучий дым. «Забудь идиот» И он прищурившись, и разминая затекшую спину, молча идет в крохотную и ободранную ванную. Ничего примечательного, ничего нового. Он хмыкает, расстегивая джинсы и снимая свою дурацкую домашнюю кофту с капюшоном. Всё тот же надоевший, старый и потрескавшийся кафель из неорганического цемента и полимерного напыления, выцветший уже как десяток лет назад, с едва видимым салатовым, в трещинах и сломах. Та же привычная и ненавистная ему душевая кабина, в которую он неохотно залезает, переступая убогий низкий бортик, и ледяная вода, с жутко неподходящим к таким условиям, хорошим напором, бьющая по спине ледяными стрелами воды. Джек хрипло, низко стонет, опустив голову и позволяя льду пронзить тело, отпугивая на мгновения боль и приводя в адекват. Только так он может проснуться и абстрагироваться от внешних раздражителей. Да, боль тоже считается внешним раздражителем, даже если она чувствуется в большей половине тела… — Мудак, думать надо было, — всё тем же хриплым голосом обзывает сам себя, подставляя теперь голову и прикрывая глаза. Точно нежелательно, чтоб не первой отчистки вода попала в организм тем или иным способом. А занести какую-нибудь гадость в глаза Фрост себе тем более не может позволить. Уж точно не в это жаркое идиотское лето. Пара вздохов и пара выдохов, он чувствует, как разгоряченный, побывавший в болезненной горячке, организм медленно успокаивается, приходя в норму, а липкость и пот наконец смываются, и теплота уходит, оставляя кожу холодной, чистой, гладкой. То, что ему и нужно было. Старый кран с противным скрипом закрывается, наступает относительная тишина: фон от шума на улице не мешает, вровень и каплям, что стекают с него, разбиваясь об ледяной поддон душевой кабинки. Фрост фыркает на радостях от уже терпимой боли и чувствует себя щенком, которого глупо выкупали. По крайней мере не может себя лишить хоть какого-то удовольствия и потрясти головой, смахивая с белоснежных волос воду и разбрызгивая её по всей ванной комнате. Да, он немного успокоился, а настроение от хренового изменилось в терпимо-хреновое. Юноша морщится от всё еще легкого покалывания по всей спине, зная, что нехрен было лежать столько времени, и шлепает босыми ногами по прохладному кафелю. Скорее всего сейчас час дня или того больше. Но ему плевать. Он взбодрился, боль пусть и не ушла, но притупилась, значит жить и бегать уже можно. Он должен успеть переодеться, собрать необходимые, оставшиеся талоны и часть кредитов и за несколько часов оббегать пол-Кромки и да, как бы неприятно ему не было сознавать, выйти за территорию своего персонального комфорта, туда — левее Кромки, к западу, огибая центр А7 и дальше к улицам бандитов и скупщиков всевозможного… Фросту нужно оружие. Последнее он потерял еще год назад, и не знает, как выжил после этого год, прыгая по А7 без какой-либо защиты. В этот раз он чует своей пятой точкой, что будет очень горячо, и лишний складной или охотничий нож ему не повредит. Конечно, можно было спросить и взять у Джейми или у любого другого из «супермаркета», но черт… Светиться у себя с такими закупками он не желает, это бы означало, что он может выполнять более грязную работу, за которую конечно и платят больше, но делать он такое не намерен. Джек быстро подсчитывает запасы своих пэйнтов, одевается, натягивает летние джинсы темно-песочного цвета, серую, легкую кофту с капюшоном, и теперь, чертыхаясь, прыгает на одной ноге, выискивая по комнате потерявшийся кроссовок. Наконец находит, быстро и крепко зашнуровывает. Переводит дыхание, понимая, что из-за дисбаланса в организме вновь начинается отдышка, и загнав в себя мысли о неудаче при этой вылазке, быстро подрывается, вытаскивая запасной рюкзак, более облегченного типа, такой же светлый, сливающийся с серым образом Фроста, кинув туда на бегу одну бутыль воды, захватывает с собой нужные деньги и покидает в спешке квартиру. Ему слишком много придется бегать, и неизвестно, успеет ли он всё до захода солнца, учитывая, что на знакомом, маленьком дисплее высвечивалось: четырнадцать двадцать семь. *** Сиплый выдох, солнце на зло слепит в глаза, и ближайший квартал кажется размытым и слишком плывущим, как мираж в пустынях, но хоть этим не так страшно смотрится, и выжигающие лучи солнца скрывают обветшалые стены и потрескавшиеся улицы, подобные давно позабытому, необитаемому городку. Чертова жуть. Он приглушенно шипит, но не сбавляет темпа, перебегая через опустевшую, давно аварийную дорогу, и вновь скрывается в пустынном переулке, слишком светлом из-за того, что здесь мало высоток и солнце проникает своими назойливыми лучами буквально в каждый чертов закоулок… Единственный плюс — его одежда, серо-песочная, почти сливающаяся с окружающим заброшенным пейзажем. Фрост цокает, втягивает через нос пыльный воздух, но не останавливается, ему осталось перебежать всего несколько кварталов, улиц, перепрыгнуть через каких-то пять заборов, и он окажется в более безопасной части, почти у Кромки. Солнце зайдет через какой-то час, и Джек должен успеть. Он подобно метеору проносится еще через одну магистраль, благо в западной части А7 половина таких дорог давным-давно аварийные, и машины здесь проезжают редко и то, на свой страх и риск. Парень не обращает внимания на только что порванный правый край ультра тонкой толстовки, чудом не напоровшись на заржавевший штырь, торчавший из давно порушенной, бетонной блокады моста, и, перепрыгнув через новое, серое препятствие, проклинает ослепляющие лучи солнца. Ему кажется, что он на самом деле попал в ад. Но и это к черту. Плевать. Главное ведь выжить. А с приходом комендантского часа, жары и нового сезона, это желание обостряется в разы. Именно, только оно и ведет Фроста, не давая запнуться и упасть в ту чернь, где владеют ужас и страх… Глупо звучит. Глупые мысли у него в голове. Где-то по правой стороне мелькает яркая вспышка, почти ослепляя боковое зрение, и Джек матерится — он ненавидит, когда вдалеке стеклянные высотки отзеркаливают вот так лучи солнца. Он щурится и спрыгивает с недлинной лестницы — у него нет времени считать каждую чертову ступеньку. Каленый воздух вновь, вместе с пылью глотается через рот, и гортань сушит и жжет от неприятного осадка, Фрост вновь матерится, приглушенно, сквозь зубы, но не может остановиться или вдыхать носом, у него не получается. Уже начинают мелькать знакомые пики небоскребов и отдаленно слышится знакомый шум от машин, и даже как-то, не пойми как, улавливаются обрывки фраз от далеко патрулирующих машин. Опять грёбаное извещение… Скоро все должны попрятаться по домам. Благо за эти дни нового убийства, с высочайшей степенью садизма, совершено не было — Ужас довольно затаился, лениво прикидывая новую жертву… Фрост легко касается левой рукой своей поясницы, там на поясе джинс закреплен неплохой складной нож, который ему удалось обменять на всего тройку кредитов, учитывая, что такие игрушки стоят в три раза дороже. Видимо сегодня его день, вроде как… Он видит, как тени мелькающих, таких же придурошных сталкеров, как он, проносятся по переулкам, становится больше открытых лавок и даже днем уже включены чертовы вывески прожигающие радужку глаза своим ядовитым цветом. Беловолосый зажмуривается, быстро трясет головой, вовремя сворачивая в серый, более прохладный проулок. Теперь только напрямую несколько десятков метров, потом два раза налево и вновь прямо — через заброшенный проулок под мостовой магистралью. Наконец-то. Он рад вновь оказаться под тенью безмолвных высоток. Здесь градус жары значительно занижен, и можно перевести дыхание. Вот только опираться на, явно запачканную чьей-то свежей кровью, стену у Фроста нет никакого желания. Но больше бежать он не может. Зная ближайшие закоулки и обстановку этого квартальчика с небольшими, открытыми точками-магазинами и начинающимися высотками, парень дает себе пару минут отдышаться, сгибаясь пополам и опершись руками о собственные колени, загнанно хватает ртом воздух, почти даже не морщась от залитого кровью асфальта. Ему не до чистоты сейчас. Слишком много пробежал, не смог себя заставить остановиться в тех загнивающих, пустых кварталах, ведь за каждым домом, углом или в подворотне, хоть один псих да находится. И пусть по началу залитые солнцем грязно стеклянные здания и закрытые старые двухэтажки бетонных квартир кажутся вымершими, но там притаились на любой извращенный вкус и цвет твари, которые, к сожалению, уже давно прекратили считаться людьми… Каждый из них так и ждет свою добычу, легкую мишень и желательно с дополнительным провиантом. Ну да, сейчас не в кайф убивать просто так, как-никак сезон… Фрост передергивает плечами и шмыгает носом, пытаясь не чувствовать тошнотворный запах металла от подсыхающей крови на асфальте. Что ж живется то так гадко, а? «А чего ты хотел, мальчишка?» — ядовито шипит подсознание, и Джек вздрагивает, не ожидавший, что свой же внутренний голос может быть таким холодным. «Или ты уверен, что в один прекрасный день всё изменится, а ты окажешься на верхушке этой загнивающей пищевой цепи? В тепле и под защитой? Так не бывает, даже в мечтах! Ты бедный, смирись! Всего лишь бедный мальчик…» Фрост цокает, шаркает носком кроссовка по серовато-красной поверхности и с досадой шипит, понимая, что выпачкал обувь в этой липкой красной гадости. Похоже, его пятиминутный привал можно считать оконченным и вновь срываться с места. А нет… Парень тихо стонет, едва ли подорвавшись с места: он слишком быстро бежал, ноги, находившиеся в покое эти дни, не ожидали такой нагрузки, и мышцы икры теперь сводит болезненной судорогой, так, что он закусывает губу. И к черту, что неподходящее место… Бежать он попросту теперь не сможет.  — Да твою мать, чтоб ещё раз! Блядь! — смачно выругивается юноша, вновь набирая в легкие порцию густого, неприятного воздуха, и жмурится. И как теперь быть? Как перескакивать все эти бордюры и двухметровые заборы? Черт, он не хочет становиться мишенью. Ведь нужно перед Кромкой заглянуть в последнюю точку сбыта, обменять кредиты и запастись несколькими пачками обезболивающего, так, на всякий случай, если уж приспичит выбегать в самую жару под палящим солнцем. Парень упрямо фыркает и, передернув плечами, переступает с ноги на ногу, не обращая внимания на фантомные иглы вонзившиеся в мышцы. Он должен это преодолеть и бежать дальше. Если будет ползти, остальные хищники сразу это заметят и нападут с разных углов… — Гребаное тело! Да работай ты! — шикает на самого себя и, больше не задерживаясь, подрывается вперед, быстрым шагом продвигаясь по серому проулку, не обращая внимания на начавшуюся внутреннюю панику. Плевать. В этот раз такого не произойдет. «В этот раз твое тело не должно тебя подвести. В этот раз ты выживешь и даже удачно доберешься до Кромки.» Он убеждает себя в этом и, несмотря, на то, что очень хочется остановиться и попить воды, Джек упрямо дергает края капюшона — почти до носу, и вновь срывается с места, подавляя тихий вскрик. Забывая на эти минуты о боли, лучше уж потом он будет отлеживается в своей ледяной коробке и пить эти долбанные обезболивающие, чем сейчас подвергнет себя риску. Солнце садится, сумасшедшие твари выползают стаями, да и именно те у кого полностью отбиты или с рождения отсутствуют мозги, полиция втройне прогоняет свои бронированные машины по всей территории А7, и этот Ужас после наступления темноты может оказаться где угодно, вырезая одного за другим… И он не хочет оказаться в этом бурлящем кровавом болоте, попавшись из-за своей тупости и ограниченности хоть одному из выше подуманных ублюдков. И да, хранители порядка у Фроста наравне с теми тварями, что рыскают гнилыми тенями по району. Он ненавидит их… Из-за них… тогда… Парень мотает головой в сторону и ускоряется, обещая себе, что в магазинчике задержится на пару минут подольше, дав организму немного передышки. Обязательно. Ничего страшного. Ведь если это не сделать Кромка для него будет недосягаема. У него тоже есть пределы, особенно после этого мерзкого энергетика. А на параллельной улице, широкой и шумной, от которой разделяют ряды двух-трехэтажных блочных построек, шумно слышатся скрипучие сигналки от полицейских машин - прокручивающаяся запись слишком… близко. Он прищуривается и не хочет через два поворота оказаться прямо на пути этих сволочей, которые, судя по всему, еще и ведут скан местных, по детектору распознания лиц отлавливая нелегалов. Да, и только в жару, только по сезонам эти сволочи зашевелились, делая видимость что они ведут борьбу с преступностью. Ага, естественно отлавливают сошек, и вешают на них висяки. Ведь вход в центр А7 и к крупным рыбам этим идиотам закрыт. Там их не спасут даже эти самые бронированные машины. Джек щурится, не то от солнца, что белой полосой попало в часть проулка, не то от того, что все расплывается перед глазами от усталости, но не сбавляет темпа, хотя прекрасно слышит свое загнанное дыхание и бешенный стук сердца. К черту всё. Осталось не больше двухсот метров, и он на месте. Беловолосый подросток идеально изворачивается, когда выбегает направо, в другой, более узкий проулок, где к его великому сожалению намного больше шума, солнца и таких же шизанутых как он. Каждый здесь желает ускользнуть от полиции, что теперь подобно подлому шакалу рыщет совсем рядом. «Неужто облава началась, как три года назад?» Джек знает, что голос в голове задал вопрос риторическим, но тихо шипит, брезгливо, мельком оглядывая таких же серых как он парнишек, что мелкой стайкой проносятся рядом и троих взрослых, что матерясь, скрываются в более узком боковом тупике. Хотя, там кажется была дверь, как черный вход. В любом случае Фрост не переживает, ему дорога только своя шкурка и потому нет дела кто и куда будет прятаться. Он уже почти выбегает на открытую улицу, как видит яркую синюю вспышку от мигалок броневика, и, громко рыкнув, разворачивается на сто восемьдесят градусов, вновь срываясь с места и оставляя после себя клубни пыли. И чтоб его душу! Эта махина с активным сканом едет как раз по улице, в его сторону. Нет, в этот проулок она не сунется — маневренности маловато, но кто сказал, что ублюдские стражи порядка не смогут выскочить и под шумок загрести всех, кто находится в этом переулке? Неожиданно счет начинает идти на секунды, и юноша ускоряется, неподходяще скрываясь в противоположной стороне от той в которую ему надо. Вновь повернуть направо, в ненужное ему право, вдоль грязной и полностью заржавевшей рабицы, слыша маты и ядовитое шипение позади. И какого черта ему так «везет»? Перепрыгнуть через метровое решетчатое ограждение? Да проще некуда! Он фыркает, и напрягшись перепрыгивает, подтянувшись на онемевших от чего-то пальцах, вместе с приземлением вновь приходит и волна боли в ногах, а из легких вбивается последний воздух, но ему плевать. Сейчас, только под автомагистралью, частично опустевшей потому и тихой, пробежать еще два проулка по пятьдесят метров, и он сможет добраться до магазина… Да, другой путь, более опасный, ибо здесь собираются местные наркоманы, но лучше уж они, нежели те люди в форме позади. Фрост сам не замечает, как минует все препятствия и вот уже на пустой улице, соединенной со старой заброшенной парковкой. С левой стороны площадка под автомагистралью, ленивые жаркие лучи солнца и пыль в глаза, а с другой холодные, трехэтажные коробки и запах гнили от узких тупиков рядом с притонами этих обдолбленных недолюдей. Паренька уже не тошнит от этого и нет мгновений задумываться, он просто бежит, ибо адреналин бурлит в крови и попасть за решетку, а потом на исправительные работы, подобно рабу с ошейником, ему никак не хочется. Да и дышать двадцать четыре на семь химикатами и загнуться на той же свалке охоты вровень нет… Резкий, неожиданный удар прерывает мысли и возвращает в реальность. Джек теряется, тихо рявкает и отскакивает, поднимая голову и замирая на секунду. Черт. Ну вот какого? Он что не один псих, который решил так сократить путь? Из-за неудачного ракурса и заходящего солнца светящего прямо в глаза Фрост не может толком разглядеть высокого мужчину, что по ощущениям, лишь по ним, пренебрежительно смотрит на него. Джек только передергивает плечами, чувствуя, как холодок бежит по спине. — Изв… извини… — он ни разу такого не говорил, даже если наталкивался на кого-то в темных тупиках, ему было плевать, и только бег был важным. Но не сейчас… «Почему?!» Парень чувствует, как что-то поменялось, а интуиция так и орет, что нужно, очень нужно было это сказать, от этого субъекта — высокого, худощавого, одетого в непонятное серое, из-за солнца непонятное, так и веет охренительной опасностью. А интуиция орет, чтобы Фрост был осторожнее. Орет, до хрипа в ментальном горле. Незнакомец не отвечает, Джеку думается, что проходит вечность, но чувство времени во внешнем мире фиксирует всего лишь какие-то секунды. Да почему же?.. Парень знает, что через мгновение вновь сорвется с места, а эта встреча неожиданная и последняя, но всё равно пересиливает себя, тихо буркнув:  — Уж лучше тебе не соваться в ту сторону, эти сволочи сканеры включили, за поворотом на шестьдесят градусов на север… И едва закончив, вновь срывается, потому что солнце слепит в глаза, потому что слишком опасно находиться больше двух секунд, потому что он не может повернуть голову по-другому и позволить этому ненормальному увидеть свое лицо и белоснежные волосы. Потому, что он не хочет здесь умереть. Легкие обжигает от недостачи кислорода, а боль вновь распространяется по всей грудной клетке, скорее всего через несколько мгновений голова расколется от боли, но парень только упрямо ускоряет бег, на грани возможного своего организма. «Плевать!» Ему так и хочется это заорать на все улицы. Эта встреча… Выбила из него всё сознание, весь хренов дух… И мозги к чертовой матери расплавились, а интуиция сейчас похожа на шизанутого, душевнобольного параноика. Ему черт возьми не было никогда так… опасно за свою жизнь?.. «Ну почему? Чем вызвано это чувство? Ну же, Джек!» Да он даже лица его не видел, только высокий силуэт и серость одежды, но чувство, что ему могли в ту же секунду вонзить нож меж ребер, прокалывая легкие или сердце, никуда не уходило. Словно это с ним и сделали, одним неясным, почти невидимым, но осязаемым на себе взглядом. Что, точнее кого… он встретил? Ну не смерть же! Или.? Истерический смешок срывается с потрескавшихся губ, а грязный, в старом машинном масле, щебень летит из-под кроссовок и юноша сворачивает в оживленный проулок, выскакивая через каких-то пару минут на широкую улицу и добегая до нужного магазинчика. Жесть… «Всё, стоп! Хватит, Оверланд!» — ему нужно придти в себя. Прерывистый вздох и скрипуче открывается старая, металлическая дверь с широкой вставкой бронированного, уже давно пожелтевшего стекла. Он цокает, переводит дыхание и острым взглядом обводит темное помещение с одной люминесцентной лампой. Мда. Затхло, противно, как всегда нагнетающе. Блеск от зеркальных очков продавца так и выводит из себя, но Фрост молча направляется вглубь, уже готовя кредиты и снимая с одного плеча рюкзак. ***  — Я ненавижу этот город! — почти рявкает мальчишка, через долгие двадцать минут сворачивая с намеченного курса и петляя в пыльных закоулках, ибо чертов рейд с полицейскими машинами теперь проезжается по всем главным или просто большим улицам и отлавливает всякую шушеру. Конечно, статистику нужно поправлять. А чем думали идиоты-полицейские три месяца никто не знает, и вот теперь, чтоб никто не послетал со своих мест и была хотя бы видимость закрываемых дел, всех вылавливают, подставляя и вешая на простых воров и беспризорников убийства, грабеж в особо крупных размерах и связи с крупными бандами. Да, а как же… Он фыркает, быстро утирает пот, выступивший на лбу, натягивает сильнее капюшон и метеором сворачивает в давно позабытые переулки под брошенными автострадными мостами. Здесь также душно, солнечно, невыносимо воняет синтетическим маслом и кровью, но зато позади остались патрульные и сюда никто проехать не сможет. А сунуться хранители порядка без своих бронников в такие кушары не рискнут. Паренек ухмыляется и, передернув потертые лямки рюкзака поудобнее, мчится дальше. Непозволительно долго, он потратил слишком много времени. Черт!.. Хотя? Здесь тихо, интуиция пока молчит, и Фрост решает притормозить и хотя бы, с десяток метров просто пройтись, отдышавшись и успокоив разгоряченный, на пределе возможного организм. Он морщится, потирает грудную клетку, в районе солнечного сплетения, но не издает ни звука, головная боль отступила назад перед этой острой болью в сердце, но паренек ничего сделать не может. Он не дома. Пожалуй он задержится, и возвратится аккурат к закату солнца или даже чуть позднее, но сейчас всё тело настолько болит и устало, что Джеку почти всё равно… Да и какая к черту разница? Парню хочется остановится полностью, прижаться, как недавно, к широкой опорной стойке высокого моста-магистрали, но если он расслабится, то потом наращивать прежний темп будет в три раза сложнее. Тем более он хоть и не чувствует явной опасности, но редко пробирается через эти тропы обратно к Кромке. Всё сегодня не на его стороне. Впрочем, каждый его день не на его стороне, каждая тварь жаждущая… Острый звон разрушает весь рой мыслей, что носились бешено в голове, и беловолосому приходится резко обернуться, со злым прищуром смотря вдаль, туда, через запустевшую дорогу, где ряды закрытых магазинчиков соседствуют с заброшенными бетонными общежитиями и угасшими неоновыми вывесками. Никого не видно, но зная по своему опыту, Джек не уверен, что это просто ветер или бездомные собаки. Плохо дело. «А может быть тебе так и надо?» — подло хихикнуло почти сбрендившее подсознание, и Фрост клянется, что в последний раз стимулировал организм той синтетической гадостью… Ему нужно ускорить шаг, скрыться подальше, но еще одна резкая боль в боку не дает сделать хоть одного быстрого движения, так остро вонзаясь в орган, что приходится тихо шипеть. Адреналин бьет в голову, и парень панически соображает, навострив слух и всю свою интуицию. Сначала шум, потом шелест, тихий, непонятный гул перерастает в более отчетливый говор, но всё равно непонятный. Ибо его владельцы судя по всему пьяны в стельку, и их больше трех. «Да твою ж мать!» — он снова попал. Когда из дальнего переулка, на противоположной стороне, вываливается шумная компашка с битами наперевес и горланя на весь заброшенный квартал маты, Джек готов сам громко взвыть и проматериться. Бежать есть куда, но сможет ли? Организм толком не отдохнул; даже если он сможет побороть чувство боли, ноги не смогут унести его дальше пары десятков метров. А те бугаи хоть и в хлам, но судя по мускулатуре и выдержке, нагонят быстро. Он идиот, кретин и полный долбаеб, раз поперся через плохо изученные места. Вот сейчас и думай, что лучше — сканеры ублюдских полицейских или встреча с местной шайкой обкуренных и нажравшихся тварей. «Нет, Фрост, не подохнешь ты своей смертью…», — угрюмо констатирует всё тот же внутренний голос. А двое из перекаченных и почти не осознанных в реальности мужчин замечают паренька, хоть расстояние и приличное. Джеку становится плохо до тошноты… — О! Мелочь! Парни, у нас сегодня удачливый день!.. — самый высокий из группы, во всем черном и с фиолетовым ирокезом, указывает на попятившегося Джека, и все в момент, затуманенным взглядом, находят серую фигурку. «Попал…» Вот теперь паренёк точно в этом уверен. И сделав глубокий вдох, Фрост просто срывается с места, до крови прокусив губу, чтобы не закричать от резкой боли. Плевать сколько пробежит. У него нет другого выхода. Может эти и не в состоянии погнаться, и может найдет выход из незнакомых закоулков. А на своей территории уйти от погони он сможет. Жаркий, сухой ветер завывает под нитями мостов и обжигает светлую кожу, но беловолосый просто не обращает внимания, ускоряя бег, на пределе возможного и мчится вперед, даже не особо замечая, как порой ослепляют лучи солнца. Несколько петлей, поворотов, позади слышатся маты и похоже эти твари в состоянии гнаться за такой добычей. И что ж он маленький не сдох..? Парень фыркает и резко уходит влево, но загоняет себя этим в тупик. Да. Здесь не видно зданий, ибо широкий мост, закрашенные краской или заляпанные кровью опорный колоны, а за колоннами только сетка, что отрезает от старого пустыря, куда свозят мусор. Слева идут заброшенные магазины и обанкротившиеся фирмы, все пятиэтажки нежилые и закрытые, а по правую сторону глухой тупик светлой улицы, заканчивающийся высокой бетонной стеной. Всё. Он приплыл. Выход позади, но уже слышны смешки. И Джек сглатывает противный ком в горле… «Да, чтоб этот гребанный день!» — в панике и злости рявкает подсознание, а внешне остается только порциями глотать воздух. — Птичкааа… — тянет уже знакомый голос, и остальные невпопад начинают ржать, а эхо разносит голоса как противный, уже неоспоримый приговор. Джек лишь ухмыляется, криво, некрасиво, и глаза начинают блестеть сталью. Он медленно оборачивается, стараясь отдышаться и так же ухмыляясь, медленно стягивая со спины рюкзак. Просто так парень не сдастся. Хаос в голове он разберет потом, истерику, боль, панику и страх тоже дома, если выживет. Он не сталкивался с этим почти года три… Но, вот снова. Он либо выживет, либо его убьют, предварительно пустив по кругу. — Да хер вам, суки! — по змеиному шипит он, угрожающе, но почти слитно, так, что никто ничего не поймет. А пятерка пьяных, только приближаются, пытаясь взять в кольцо и напасть. Парень лишь резко отшвыривает от себя рюкзак, благо разбиться там нечему и снимает с пояса джинс, за спиной, нож, щелкая спусковой кнопкой и раскрывая лезвие. Он знает, что так вызовет еще большую агрессию, но это его единственный вариант. До скрежета зубов ненавистное одобрение и смех этой невменяемой группы в очередной раз подтверждает, как Фрост по крупному попал. Но всё же… Главное — не выронить нож, держать прямо перед собой, и когда подойдут ближе, либо кинуться вперед, сделав резкий выпад, либо отступить на шаг — дать подойти ближе, разозлить, чтоб напали, и уже тогда резко одного из них пырнуть. Шум в голове из-за разыгравшейся паники, в глазах начало мутнеть от недостачи всё того же нужного кислорода, но все же кровь, превратившаяся в огонь, неслась по венам и заставляла обдумывать все варианты событий — каждую микросекунду. Юноша не хочет сдаваться. И потому с тихим, почти утробным рыком перехватив нож удобнее отскакивает на шаг назад, когда первый из самых резвых подрывается в его сторону, размахивая черной битой. Группка негодует, идет на него. Вдох и сиплый, быстрый выдох, у него не выдержит тело, он знает наверняка, а все из-за чертовых энергетиков, интоксикации после них и бега по лабиринтам этих чертовых, грязных улиц. Но беловолосому плевать сейчас даже на это, он дергает плечом, уходит еще на шаг назад, уже от второго столкновения с потенциальный оружием и делает новый выпад, острым лезвием вверх. Кто-то зашипел, но обращать внимание на это времени нет, слева по предплечью почти прилетает бита, но Джек удачно отскакивает еще назад, хотя понимает, что если его сгонят к сетке, то он проиграл. Он не слышно цыкает, медленно начинает кружить, не дает им показать, как устал и перепуган, полосует резким выпадом одному запястье, и тут же на грязный асфальт брызжет первая кровь. Вид отвратительный, но он привык, да и жизнь спасать нужно. Ему не до их криков и противного скулежа… «сука» и «тварь» слышится уже отовсюду и кажется, паренёк их только разозлил. «Вот какого хера тебе, Джек Фрост, не сиделось сегодня дома?» Ядовитый оскал на потрескавшихся губах, а на щеке чьи-то брызги крови, которые уже остыли и неприятно липнут к коже, но плевать. Адреналин плещет через край и даже на эти секунды притупилась боль, хоть и стало сложнее дышать и двигаться. Тело постепенно немеет из-за фактического износа и отравления энергетиками. Но мозг продолжает работать в молниеносном темпе, и мальчишка действительно не на шутку напуган и борется за каждую минуту, ибо он знает — видел много раз, что будет, если он проиграет… Но все мысли и стратегические ходы выбиваются из головы вместе с неожиданным ударом: резвый и к такому противному сожалению незаметный паренек с кривой улыбкой укуренного психа сбивает с толку Фроста, а их главарь улучает момент и как пушинку отшвыривает беловолосого одним точным ударом ноги в сторону. Его хрип, никем в этом шуме не услышанный, саднящая боль в затылке и содранное в кровь левое запястье. Джек просто чудесно сгруппировался и не долбанулся головой об асфальт, но теперь почти возле опорной балки моста, позади еще несколько таких же, и дальше начинается высокая острая сетка, а эта шайка с такими тошнотворными ухмылками приближаются, играючи прокручивая свои биты в руках и звеня непонятно откуда взявшимися цепями. «Нож, дебил! Потерял!» — в панике рявкает сам на себя, но на осознанном уровне Джек только паршиво усмехается, сплевывая кровь на черную от копоти и застаревшего масла землю. Твою мать… Парень приглушенно стонет, но не от боли — ненавидит себя и сегодняшний день. В горле застревает ком ненависти, боли и страха, а глаза только лишь горят дикой, животной злостью. Да, он сможет отбить пару ударов, сможет возможно выкрутиться и отбежать, но слишком малы шансы. Фрост слишком быстро подрывается вновь, пока есть силы встать, не обращая внимания на боль в груди, и сделать хоть что-то, но тяжелая цепь, которую в виде оружия носит один из этих, с силой бьет по спине, и он невольно закусывает губу, тихо вскрикнув. — Сучка будет знать свое место! От этих слов бросает в противную дрожь, отчего с силой сжимается челюсть и кулаки, и Фросту уже не кажется, что гематомы, боль и практически полукоматозное состояние главной проблемой, если он все же доберется до Кромки. — Не дождешься, тварь! — его ответный рявк, поднимая голову и кое-как вставая на ноги. Он еще радуется, что на улице жара, что от бега и всей этой потасовки он вспотел и волосы влажные, а капюшон словно прилип к голове и так просто не скидывается, и еще никто не заметил его цвета волос… Было бы в тысячу раз хуже, а учитывая взбудораженность этих падл и их горящие не то жестокостью, не то похотью глаза, Джек радуется хоть этой несущественной в его положении мелочи. Он вновь прищуривается, пятится назад, и так неподходяще похож на котенка — одинокого, всклокоченного, замученного. Да, его окружили, и, сука, не на его стороне время и положение, но может едва значимый просвет слева поможет? Там, где выход в другой переулок. Откуда он и прибежал… Может он успеет? Мысли, ошпаренные страхом, мечутся в голове и начинается полный хаос, Джек хочет хоть чем-то отвлечь внимание, сделать рывок в ложную сторону, а после резко рвануть на свободу, только вот кольцо из амбалов сужается, да и его боевой настрой подстегивает их быть начеку и более агрессивными. «Не попробуешь — не узнаешь!» Да он и так, твою мать, это знает! И хочется рассмеяться подобно всем остальным психам в этом городе. Но разозленный юноша делает всего одну попытку, и она оказывается фатальной: не только у него прекрасная реакция, а он-то понадеялся, что алкоголь в крови этого урода сыграет на руку. Но этому фиолетоволосому похер — удар с силой и затылком об колонну, вскрик — его. Он шипит. А главарь нависает над ним. Теперь точно попал. — Сучка… — шипит и смеется, — Ты будешь… Но докончить не суждено, нахальный выкрик кого-то из его банды отвлекает, и за ним же следует настолько знакомый Джеку звук… Когда человек, хотевший что-то сказать, захлебывается собственной кровью. Волосы на теле моментально встают дыбом, и нефизический мороз медленно сковывает острым страхом. Его резко отпускает его же состояние, а в глазах, как на зло, сразу темнеет, и парень тупо сползает вниз по опорной стойке, едва ли заприметив тень, что сейчас неуловимыми движениями… Стоп. Он мотает головой, не в силах понять, какого черта и что произошло за эту неполную минуту. Да и не тень это — человек. Новый участник событий оказывается совсем близко. Но вот шайка… Фросту становится смешно, до такой степени, что хочется запрокинуть голову и громко истерически рассмеяться, срывая голос. Да, это сказывается стресс и страх. Но какого хера сейчас творится, парень просто не понимает, ослабевшее наблюдая, как один за другим, как марионетки с оборванными нитями, валятся на землю эти пьяные мрази, и под каждым растекается ярко красная лужа. Страха из-за них уже нет, беловолосый ухмыляется, хотя нижняя губа оказывается разбитой и болит. Он вообще не понимает, что у него происходит с эмоциями, и что сейчас доминирует в нем. А тень слишком быстрая — неуловимая, или у него из-за ударов притупилось чувство внимания, и он не понимает истинной скорости объекта? И какого черта кто-то так вмешался, браво защищая его? Хотя, в его мире нет благородных рыцарей и порядочных людей. Каждый тут что-то делает только для своей выгоды и выживания. А может, его спасли, только чтобы заполучить единолично? Но какого тогда убивать их всех, а не просто вырубить ударами? Да и эта серая тень… что-то напоминает Фросту. «Нет… Это ведь шутка, да?..» Сиплый, слишком резкий выдох, два пропущенных удара сердца и отливающие сталью глаза слишком резко распахиваются, а мозг анализирует. Джек понял, где видел эту серость, и у тени черные волосы, и чувство опасности. «Что ж ты раньше-то не сдох, а Джек?» — тихо стонет внутренний голос, и вымотанный юноша полностью согласен. А последние из шайки, трое, те что оказались слишком верткими, пытаются напасть, но с первого же замаха, как только приближаются ближе к быстрой худощавой фигуре, валятся мертвыми на землю. И почему, скажите на милость, у Фроста фишка попадать в такие заварушки? «Почти с самого детства…» Когда он потерял их, всех их… Паренек трясет головой, и плевал он: воспоминания острым, раскаленным клином врезавшиеся в реальность причиняют большую боль. Он даже плюет на головокружение и такой ненавистный ему металлический привкус, что чувствуется на языке. А ненужные звуки постепенно смолкают, они перестают бороться — все несостоявшиеся насильники лишь изредка дергаются в предсмертных конвульсиях… Вдали шумят чертовы автомагистрали, сухой ветер раздувает заброшку с мусором, и от того привычно шуршит целлофан, а тихий шорох от быстрых перемещений сходит на нет, в тупике почти становится тихо. Только его прерывистое сиплое дыхание, и биение в ушах загнанного на нет сердца. Джек ненавидит себя за такие приступы страха, из-за ситуаций, и воспоминаний. Он еще сильнее, на зло себе мотает головой и распахивает глаза шире, пытаясь сфокусироваться, моментально найти возможную опасность и придумать, что же делать дальше. В дурной голове все перемешалось, всклокоченные из-за адреналина эмоции не хотят униматься в чертову ровную линию, и приходится досадно шипеть, заодно часто моргая и пытаясь убрать эту нелепую пелену перед глазами, из-за которой почти всё вокруг расплывается в неясную картину. Ненавистная серость напополам с заходящим солнцем и кровавым асфальтом. Он рычит, как маленький зверёк и, с силой опираясь на ту же опорную стойку, пытается подняться. Фросту просто плевать, что ноги его фактически не держат, и тело просто ломит от всевозможной боли. Ведь эта размывчатая фигура приближается, а инстинкт опять орет, и надо бы по-хорошему убраться. Ноги не слушаются, и кроссовки скользят, так назло и так по-дурацки. Мальчишка — все такой же котенок, только теперь, как перед настоящим хищником, начинает шипеть громче, пытаясь казаться грозным и при этом улизнуть. Но вот движение, и он не улавливает остальное, лишь огненная вспышка в ребрах, и так быстро приблизившись, его без особой затраты сил приподнимают над землей, и за ворот кофты хладнокровно ударяют об холодную колонну. Из легких и так изношенных за сегодня, выбивается последний воздух, и парень тихо вскрикивает, пытаясь хоть кулаками ударить этого сумасшедшего. Он думает, что сейчас произойдет последнее — понимает, что скорее всего через секунду почувствует ледяное острие ножа у себя в боку или сердце, и от этого становится совсем плохо. Но никакого оцепенения, как пишут в дурацких книжках, наоборот — он вырывается, обессилено взвыв и пытаясь, хоть как-то, задеть мужчину. Прекращается всё с одночасье: сильная рука перемещается с кофты на незащищенную шею, стальной захват и так, чтоб Фрост очнулся — его бьют затылком о бетон и к чертям… Всё к чертям и всё сразу проявляется, и картинка становится четкой, но от этого хуже, в миллионы, в гребанные триллионы раз… хуже. Сердце сбивается на двадцать седьмом ударе, обозленный вскрик так и не срывается с кровавых губ, и Фросту становится абсолютно параллельно на всё… На весь шум, на последние кряхтения подыхающих пьяных мудаков, что валяются тряпками на асфальте, на то, как вдалеке вновь завыли сирены и то, что слетел капюшон и видны белые волосы… Только эти желтые глаза, в отсвете от заката, кажущиеся горящими, как тот неон, что загорается ночью. Только неон — неживой, всего лишь электроника, а этот взгляд, эти глаза… Словно пацаненка взяли и обмакнули в воспоминания детства, в настоящую жизнь. Громадный черный тигр, последний из вымирающего вида, с желтыми горящими, подобно янтарю, глазами. Тот последний и единственный, которого он видел в давно закрывшемся экопарке, когда ему было семь лет… Вот и сейчас у Джека то же чувство: словно он перед тем же тигром — мощным, опасным, но с гипнотическим, живым взглядом. И хочется протяжно застонать, закричать, до сорванного горла, до нехватки кислорода в крови, но из-за чего конкретно он не может понять. Минута или мгновение — они еще длятся, но даже сглотнуть ком вставший в горле паренек не может или не в силах, или это из-за того, что его так крепко удерживают за глотку. Он — мелкий, долбанутый кролик или тот самый уличный задохлик-котенок перед… кем? Хищник? Человек? Враг? Тигр? Мужчина с черными волосами, во всем сером, со слишком острыми чертами лица, и слишком нечеловеческими, злыми желтыми глазами… «А еще у него тонкие губы, такой нетипичный для здешних жителей выразительный нос и бледно-сероватая кожа…» — думает Фрост, на самом далеком плане пытаясь подумать о себе и, о черт, длящейся минуте в тишине. Они как звери, встретившиеся на нейтральной территории и теперь рассматривающие друг друга, молча и осторожно. Только вот положение Джека не выигрышное, хотя пока с ним ничего плохого не сделали, но вот взгляд, едва ли заинтересованных, желтых глаз ни о чем хорошем не говорит. Мужчина слегка прищуривается, не то хитро, не то безразлично, но после разжимает пальцы, и Джек просто падает на землю, не в силах удержаться в вертикале. А на него смотрят, так презрительно сверху, молча и почти лениво. Его спаситель(?), едва ли заметно недовольно цокает и резко развернувшись, удаляется, наплевательски — хладнокровно переступая через лежащих на кровавом асфальте. Но пройдя последнего, лишь на пару секунд останавливается, вновь оборачивается к парнишке и после поднимает отлетевший в пылу драки рюкзак Фроста, брезгливо его осматривая. Тень насмешки на тонких губах, и рюкзак с точностью швыряется в мальчишку, а серая фигура безмолвно скрывается в узком проулке, между заброшенными этажками. Ему даровали ещё одну жизнь? Или это он сам, самому себе сейчас даровал жизнь?.. Нет, от последней мелькнувшей мысли парень яростно отказывается, понимая, что он просто сойдет с ума, если её допустит. Он все еще смотрит в ту сторону, наплевательски не замечая, как подрагивают онемевшие и ледяные от страха пальцы, а по подбородку стекает кровь. Примечание к части: Приветствую всех!! В особенности моих дорогих читателей! Лис вернулся, но прежде чем в меня полетят тапки и возможно остро-колющиеся предметы, прошу дать минутку на объяснения и собственно объяснить. Лис с октября месяца прошлого года был очень занят, и всё дело в том, что Лис… переезжал. И причем не просто в другой дом или же квартиру, а в другой город, и что, конечно же, повлекло за собой многие утомительные заботы, дела и задачи. Честное слово, если б могла выйти раньше – вышла, написала, отписалась или хоть как-то ответила. Но вот совсем было не до фанфиков и фикбука в целом. Только примерно месяца два назад ваш ленивый и занятой, по уважительным причинам, автор смог одним глазком заглянуть на свою же страничку, и то, притом не заходя на профиль. Искренне прошу прощения! Очень-очень извиняюсь перед всеми за столь долгое и молчаливое отсутствие! Если б Лис знал заранее, что у него в конце года начнется переезд, было бы оповещение. А тут, просто так неожиданно за один месяц всё перевернулось, еще и под самый новый год, что даже как-то забылось мое любимое творчество и все главы Психо вместе взятые, да и исправления ошибок по другим работам... А так, с Лисом все хорошо, и он потихоньку обживается в новом городе, изучает его, учит до сих пор названия улиц и бурчит на слишком сильную оживленность проспектов. (Ну не люблю я много машин и людей…) Что касается Психо и новых глав, ну вот не могла я заявится и без маленького, но продолжения, не в моем уж стиле такой неблагодарной быть. Да, глав пока написано всего пять, но через пару дней - максимум 3, Лис выложит еще две новые главы, а там, как пойдет. Могу сказать, что от первоначального сценария я не отходила, всё написанное в продолжении психо именно так, как и задумывалось изначально. Хотя, для меня очень тяжело дались эти главы, в плане показа нужных эмоций у героев, описания мрачных сцен и общего настроения в этой работе. И чует Лис, что дальше будет только хлеще и тяжелей, но надеется, что все же напишет этот фанфик, как и планировалось. Ибо действительно, Психо можно считать одной из любимейших моих работ, в которую вложено чуть больше труда, эмоций и чувств, чем в мои предыдущие фики. Спасибо вам, мои любимые и дорогие, за то, что ждали и, возможно, еще ждете, комментируете и оцениваете, помогаете в публичной бете и просто поддерживаете!) Вы не представляете насколько Лису это важно и приятно (даже если где-то вы меня ругаете.) На все комментарии отвечу, личные письма тоже, что было непонятно - поясню, ваши рисунки к прошлым работам довыставляю. С ошибками разберусь, хотя тут тоже история на полстраницы объяснений выйдет, но я поясню в чем дело, честно-честно! И наконец, прошу прощения, что пишу именно на полях самой главы, ибо к "комментариям после части" прикрепить данную запись из-за её объема попросту не получилось.