Психо города 604

«Сменил, называется маршруты, чтобы его не встретить…» Вся ситуация настолько абсурдная, не умещающаяся, даже частично, в сознании мальчишки… А он стоит спокойно, во всем черном, глядя сверху вниз на Фроста, и едва ли приподняв в удивлении черную бровь, вытирает об темные камуфляжные брюки запачкавшийся нож. И плевать ему на всё еще дергающегося на земле мужчину, плевать на второго, что, судя по всему, уже умер, на два броневика, что стоят в начале проулка за его спиной… «И пусть весь мир подождет, твою, блядь, мать…» — ошалело думает Джек, смотря на этого хищника, а сам не может вымолвить и слова. Вспышки прежних встреч обжигают сознание, страх медленно впивается ледяными шипами, но всё это ничто перед тем же злым и пристальным взглядом желтых глаз. «Как на личную казнь привели…» Парнишка сглатывает и только сейчас осознает, что их молчание вновь затягивается, а обоим плевать — их это устраивает, и взгляды глаза в глаза, и вновь, как тогда — они изучают друг друга. Вот только посторонние голоса рушат весь чертов вакуум, и Фрост вздрагивает, а Ужас настораживается, прислушиваясь. «Не лучшее место для гляделок и третьего полноценного свидания, Джек», — подстегивает подсознание, но ему не до ехидного замечания. Голосов явно больше двух, по знакомым фразам, почти шаблонным, понятно что это полиция возвращается к своим броневикам… Или это коллеги умерших решили проверить, почему возле машин нет своих же. Только вот… Их много, уже слышится больше трех или четырех. Если они сюда сунутся, увидят порезанных офицеров, то травли не избежать, и здесь преимущество и число будет на их стороне. «И нет же, надо было ему порезать этих двух вот тут. Именно когда на улицах дохренище броневиков, более двух десятков полицейских и идет массовая облава и зачистка по всему кварталу. Чертов ненормальный псих!» Фрост злится, паникует, понимает, что нужно бежать сейчас и достаточно быстро, но даже так его запросто могут нагнать… И оставаться нельзя, спрятаться не получится. Они за своих убитых перероют эти общаги, как нехрен делать. А голоса приближаются, становясь четче и громче. Джек рвано выдыхает и не знает что предпринять, он словно между молотом и наковальней, но чертов случай не оставляет времени для рассуждений. Почему он переводит затравленный взгляд на Ужаса, он не знает, только смотрит слишком пристально и почти не пугаясь. Мужчина в темном же, недобро усмехается, и во взгляде так и читается «не место и не время». Вот только для чего, понять Джек не успевает. А Ужас, перекрутив нож в руке и накинув на голову черный капюшон, стремительно уходит, плавно огибая Фроста и ускользая за поворотом, откуда мальчишка и выбежал. Молча, спокойно, слишком быстро. Слишком. Словно и не было его пару секунд назад перед парнем. Словно и вовсе Джек увидел призрака. «Чертов неуловимый Кошмар…» — злится про себя юноша, и опасливо оглядывается, ища еще один путь отступления из этого переулка. Как-то не хочется Фросту соваться по тому же направлению что и Ужас… Только вот времени не остается, ровно, как и других вариантов, и матернувшись Джек сбегает в том же направлении. У него остается всего пара идей, правда насколько они окажутся провальными или удачными он не знает. Первое — он может попробовать попетлять в двориках общежитий и найти убитый в хлам, невидимый и незаметный тупик, или что-то вроде этого, и схорониться там на время. Второй же вариант — пулей нестись к соседнему кварталу серых зданий, и прятаться уже там. Правда, по матам и крикам что уже слышны в том переулке, хранители порядка нашли своих коллег и поднимают все группы на поимку того, кто это сделал. Вероятность что пустырь между кварталами и та мостовая автострада будут проверяться первыми стопроцентная. «Значит первый вариант», — загнанно думает парнишка, закусывая губу и сворачивая в третий, попавшийся под руку, дворик. Он совсем небольшой, общежитные дома стоят здесь буквой «Г» и спрятаться тут практически негде… «Думай, черт тебя дери, быстрее… а лучше беги!» Бежать не получается — некуда, он резко тормозит и быстро озирается в поисках более нормального укромного места. И как на зло его чертового везения, все двери, ведущие в подъезды, заперты, а меж домами слишком большое расстояние, чтобы назвать это проемчиками. — Блять! — срывается с языка, и Джек досадливо морщится, слыша бег по разным сторонам полицейских и вякалки вновь заведенных броневиков. Он не находит выхода, как всегда чертов лабиринт, и приходится срывается с места, но куда, зачем? Где найти выход? Все подъезды закрыты, тупиков или маленьких проулков нет, только большие зазоры между домами. Дыхание сбивается на раз. Черт! Он больше так не может. Не может и не находит другого выхода. Ему придется увидеть хоть какое-то укрытие, иначе он не сможет выжить, и его поймают. Стопроцентно поймают, как пить дать. И одним ошейничком там не отделаешься. Контрольный. Чертов контрольный выстрел ему в голову. «Ну да, конечно, как всегда. Главное этим блядям пострелять, не разбираясь в кого. Главное же отомстить… Ну вот зачем ты сегодня, идиот безмозглый, вытащился на улицы?» Выдох прерывается. Нет, он наверняка знает, что дожить до сегодняшней ночи не удастся. Это почти нереально с его-то проблемами. Его убьет либо полиция, либо кое-кто более страшный, выловив в каком-нибудь безлюдном тупике. Но в противовес не радужным перспективам Джек делает еще пару шагов, еще пару быстрых шагов. Паникующий взгляд переводится то на одно, то на другое здание. На еще одно общежитие, где все еще живут какие-то психи, по крайней мере, должны же жить. Твою мать, он должен выжить в этой облаве. Иначе… На кой-черт все это тогда? Какого хрена он тогда встречался… Зачем тогда виделся с ним… «С ним, именно с ним!..» И остался при этом жив. Опять эти мысли. Но нет. Не должно быть все так по-паскудски. Не в этот гребанный раз. Парень просто хочет поскорее найти для себя безопасное место, а потом уже начинать молиться и продумывать как выбираться из этой хрени дальше. Тяжелое дыхание прерывается, третье по счету общежитие, оно находится правее от него, самое дальнее здание. Но опять же пустые, хреновы пустые и закрытые подъезды. Наверное пустые… — Блядь! И снова маты, и снова загнанный взгляд осматривает все пяти и четырехэтажки. Джек больше не может носиться, то к одному, то к другому зданию, он выдыхается. Погоня только нарастает, а полиция шерстит уже ближайшие к этому дворику дома. «Маленький, никчемный мальчишка, который не может найти себе даже захудалый, вонючий закоулок, чтобы переждать этот ад! Совсем уже охренел, Фрост?» — рявкает подсознание и это в последний раз придает ему незначительных сил. Беловолосый набирает в легкие горячего воздуха и пробегает еще несколько метров, к самому дальнему правому общежитию, которое соединено углом с другим домом. И там опять же ничего — он не видит, лишь серый подъезд, раздолбанные окна первых этажей и едва ли зеленые, доживающие свое последнее лето кустики, и никакого нахрен тупика или проулка, и только звук громких шагов за спиной. Он резко оборачивается, готовясь к своему приговору, но никак не ожидает, что его дернут за капюшон, как нашкодившего котенка, резко затаскивая в небольшой тупик между подъездом и, давным-давно переделанным под магазинчик, первым этажом квартиры. В тени сверкают желтые глаза, совсем рядом, почти что как в первую встречу, а теплое лезвие ножа прижимается к губам парнишки, приказывая не издавать ни звука. Впрочем, Джеку и без того не хочется даже шевелиться, не то, чтобы как-то оглашать свое присутствие. Сердце загнанным зверем бьется в глотке, а зрачки вновь расширяются, скрывая стальную радужку. Он точно так скоро чокнется… Смотреть в эти глаза настолько близко и настолько долго он не может, психологически не выдерживает и с судорожным вздохом переводит взгляд на двор. «Паскудство, самое настоящее и самое безнадежное…» — думает Фрост. Только из-за непонятно-зеленой хрени, похожей больше на небольшой кустарник, он не увидел этого зазора раньше. Положение безвыходное. Но, почему-то, логика отказывает, и он лучше предпочтет общество Ужаса, стоящего в пятнадцати сантиметрах от него, и по-прежнему удерживающего нож у его лица, нежели сорвавшихся с цепи полицейских, и бешеной погони по всему кварталу от них. «Ну вот какого хуя тебе так не везет, Оверланд?» — он мысленно чертыхается, но ответить же самому себе не успевает. Несколько офицеров уже во дворе, они переговариваются, координируют маршруты броневиков, сообщают по рации, что здесь никого, однако проверить надо бы все здания. Возможно, их найдут. Это ведь единственное место во всем дворе, где можно укрыться. Подозрения будут моментальные. Фрост не дурак и прекрасно всё понимает, он прерывисто часто дышит, не в силах успокоиться и видит, что через три здания офицеры доберутся и до этого места, и тогда… Его отвлекает раздраженное шипение. Ужас тоже не в восторге от их положения, ровно, как и понимает, что вскоре полицейские дойдут и до сюда. Выбежать и побежать у них не выйдет — заметят мгновенно. Парень это знает. Но… Пока несколько молодых офицеров проверяют первые общежития у них… Нет. У него есть шанс. «Ты совершенно спятил, Джек…» — обреченно констатирует внутренний голос. А Фрост и не спорит. Понимает, что его мелькнувший за считанные секунды в голове план реально безумен и возможно безнадежен. И что же он делает не так? Где он так нагрешил, чтобы попасть в такую ситуацию? Постоянные стычки с полицией, его чуть несколько раз не убили за эти три недели, и чертовых четыре, четыре встречи с самим Ужасом! Беловолосый парень зажмуривается, делает последний глубокий вздох, как перед прыжком в ледяное озеро, и берет инициативу на себя: смело отводя нож от своего лица, чем привлекает внимание мужчины, и схватив его за руку, резко выдергивает из укрытия. Он даже не обращает внимание на теплую липкость его ладони, на которой еще не вся кровь успела засохнуть. Выдернуть из тупика, собрав всю волю в кулак, и подобрав рядом место на видном месте, возле ободранного подъезда, толкнуть туда мужчину, совершенно быстро и абсолютно не церемонясь. Прожигающий его взгляд желтых глаз он игнорирует, только мотнув головой и прикладывая палец к собственным губам. План безумный. Полностью на сто процентов, но еще безумнее прятаться от рыскающих повсюду злющих полицейских. И похоже это понимает не только он. Но на факте Ужас давно знал, лишь развлекался, играя в прятки, да и собственно — убить трех полицейских и незаметно исчезнуть, дело трех минут для него. Но сейчас он хочет по-другому, ему интересно. Времени у них обоих в обрез, и потому с мальчишкой ничего не случается, потому он позволяет ему взять эту инициативу на себя, наблюдая что из этого выйдет. А Фрост не задумывается о последствиях, не задумывается, что с ним может сделать самый опасный убийца 604, он не думает, что может после такого умереть и что вообще из этого получится. Всего лишь нужно нагло отобрать нож, быстро сложить, несмотря на трясущиеся руки, и засунуть к себе в карман. Перевести дыхание и заслышав, как несколько хреновых хранителей порядка обходят уже другие дома, накинуть на себя капюшон. Ему просто нужно прикинуться местной мелкой сошкой по скупке нелегальных товаров, а завидев полицию прервать сделку и быстрым шагом ретироваться. Такое в этих кварталах норма, такие сошки убийствами не занимаются, а терять время на задержание скупщиков полиция попросту не станет. План безумный, но подходящий под происходящий пиздец. Однако, Джек просчитывается со временем, на какие-то херовы несколько секунд — рядом слышны приближающиеся шаги, помехи и какие-то слова в рациях. «Ты не успеешь! Черт, Оверланд!» Мысли в голове меняются за доли секунд, он испуганно вздрагивает, услышав позади голоса и не найдя ничего лучшего, просто быстро прижимается всем телом к темноволосому мужчине и хитро улыбается, накидывая маску, которую успел соткать за считанные мгновения. «Давай! Иначе не спасешься… Тебе нужен хоть один процент на выживания в этой ситуации! Тебе нужно слиться со здешними, иначе они раскусят, иначе ничего не выйдет. Действуй, пока тебя не прибили, мальчишка!» — Ну же… давай, не сопротивляйся мне… — Джек идеально меняет голос за мгновения на такой хитрый, мягкий, почти ласкающий, и прижимается ближе, как раз в тот момент, когда трое офицеров подходят к угловому зданию заметив их. — Ты хочешь? Да? Мы ведь скроемся под старым баром, я стащу для тебя самую сла-а-адкую клубничку, и уйдем в загул, — вспоминая сленг вечно озабоченно-обкуренных подростков и наркоманов со стажем, сладко воркует мальчишка. Ему совершенно похрен, что о нем подумают, похрен, как он выглядит со стороны и также похрен будущая расплата от того, кого он сейчас соблазняет, предлагая дорваться до наркоты. Он прикидывается, он играет, он ластится, выставляя себя последней похуистичной ко всему подстилкой, обнимает и совершенно не замечает, как выпрыгивает из груди сердце, а по виску стекают капельки пота. Ровно, как и старается не обращать внимания на ледяную злость в желтых глазах. Он слышит, как полицейские матерятся, ищут убийцу и вот один из них окликает их в брезгливом и гневном «эй!» Только не среагировать именно сейчас, только не дать Ужасу посмотреть на них. Ему нужно лишь тихо хрипло рассмеяться и смотря в почти горящие золотом глаза, прикоснуться губами к острому подбородку мужчины. — Ну же, мой хороший… — Джек вздрагивает, когда Ужас не меняясь в лице, грубо дергает его на себя, а горячие руки, не пойми как очутившиеся под его кофтой, крепко сжимают талию. Но ступор не лучший выход, ему придется играть, раз сам затеял, потому тихо хихикнув, он неадекватно улыбается и продолжает: — Милаш, ну не стоит меня отговаривать, я хочу сделать тебе приятное прежде, чем сломаюсь. И плевать на ломку... Я всё равно уйду на но-овую лунную дорожку, а потом могу еще и… — он закусывает губу от усилившейся, почти болезненной хватки на своей талии, но не подает вида, снова играет — соблазнительно и мягко проводит пальцем по четко выраженной скуле и почти верит в свою роль. Почти хочет сделать своему убийце приятное. Улыбается настолько пошло, прижимается к сильному телу вплотную, и переводит внимание обоих сторон только на себя. Полицейские увидят в нем лишь обколотого пацана, что продает себя ради новой дозы, не представляющий угрозы и не способный здраво мыслить. Они толком даже не взглянут на того к кому мальчишка так развязно подкатывает. А Ужас же пусть и немного, но отвлечется на него, не испепеляя взглядом этих идиотов. Иначе они все поймут, по одному его взгляду… — Херовы нарики… Эй, твою ж, к вам обращаюсь, придурки! — рявкает один из офицеров, пока двое других проходят дальше, обшаривая тот самый зазор за деревьями, держа наготове заряженные винтовки, — Никто здесь не пробегал? Живо ответили, суки! — полицейский сплевывает и ждет ответа. А Фрост будто только сейчас его и заметил, да и вообще заметил их всех. Он наигранно ойкает, лениво прижимаясь к Ужасу, плавно выгибаясь в спине, и медленно указывает рукой в противоположную от двора сторону. — Пролетел подобно пуле, темный непонятный чу-удик. Так напугал меня, а еще руки красные у него были… перчатки что ль или кровь, наверное? Хм… Кажется, опять глюк словил… — растягивая слова, лениво проговаривает беловолосый, под конец фразы вызывающе смеется и опять переводит всё свое внимание на своего будущего персонального палача, закидывая руки ему на шею и притягивая ближе. — Так что, лапа, достать сегодня ядика для нас? Это будет улё-ё-ётно дорваться до третьей башни, ну же!.. Полицейский же только матерится, проговаривает быстро что-то вроде — «так и думал» и окликает остальных: — Грей, Мард, живо на автомагистраль, здесь бы эта тварь спрятаться не смогла, свяжитесь с третьим патрулем и направьте на главную начальную А7! — гневно командует офицер и быстро ретируется, передавая что-то по рации. Двое младших патрульных лишь недовольно их оглядывают, тоже матерятся сквозь зубы, но следуют за старшим, а парнишка доигрывает роль пока они полностью не ушли. Он хитро смотрит в желтые глаза и откровенно усмехается, так своевольно-нахально лизнув шею мужчине и хрипло смеется. Вся его развязность и вседозволенность только для одного мужчины... И пусть они верят. Но как только шаги стихают, и полицейские покидают дворик, а остальные броневики проезжают дальше по улице, завизжав сиренами, Джек отшатывается резко и быстро, как от огня. Вздох резко обрывается, он шумно дышит, а сознание сбоит, как у настоящего неадеквата или шизофреника, сердцу еще хуже — оно, к чертовой матери, готово сейчас выпрыгнуть через глотку. Какого. Хера. Он. Устроил?.. Да, конечно, оправдание есть — их не убили, приняли за здешних обдолбанных нелюдей и отпустили, даже не придали значения. Он выиграл для них обоих это бегство. Или для себя… или для них. Нет уж, у Фроста слишком раскалывается голова и едет крыша, чтобы он еще задумался для кого конкретно. Он не хочет больше ничего, ровно, как и не хочет теперь смотреть в эти чертовы желтые глаза, но оторваться от них не может. И, все же, мозг под контроль взять нужно, пытаясь хотя бы косвенно и если повезет, найти хотя бы одно оправдание своему ебнутому импровизированному плану. Только вот руки до сих пор трясутся, а дыхание не может придти в норму. Но с ним, пока что, ничего не делают. Ужас стоит там же, даже не шевелится, лишь пристально смотрит в глаза. И не поймешь этот взгляд, то ли убить хочет, то ли… «То ли что, Джек?» Он непроизвольно, не желая сам того, но понимая, что это его внутренний инстинкт, пятится назад, и вскоре не выдерживает, просто срываясь с места и убегает. Глупо, по-детски, испугано-глупо уносится в другую сторону. Прочь. От всего. Даже от самого себя. Он не может больше об этом думать, иначе сойдет с ума полностью и окончательно навсегда. Хотя, может это будет лучшим, что с ним должно произойти. *** Буквально за три поворота, за три узеньких улочки, и с десяток трехэтажных застекленных зеркалами старых зданий после, приближаясь к более серьезным кварталам А7… В тот самый момент, когда до нужного укрытия оставалась одна гребаная непересеченная дорога, он встречает кордон из полицейских машин. Со своим чертовым сумбуром в голове беловолосый попросту не замечает их синие мигалки, и практически выбегает им под колеса. Но тут же спохватывается, отпрыгивает назад, замечая четыре новых броневика. — Они что, твою мать, издеваются? — запыхавшись, почти рявкает парнишка, зло смотря на этих кретинов в консервных банках. Но ничего не остается, кроме, как попятится назад, обратно в переулок. Чертов случай не оставляет ему шансов броневики они опять же едут по узкой дороге и Джек не сможет её перебежать, оказываясь в безопасности. А они, как каракатицы — медленные, ленивые, выебываются на всю улицу, будто им все дозволено, херовы каракатицы — не больше пяти метров в минуту, наверное. Ну что за скотство?! Он ненавидит хранителей порядка. «Правда, вот, больше всего ты ненавидишь сейчас себя…» И что ему остается делать? Фрост лишь судорожно выдыхает, пытаясь перевести дыхание и ищет взглядом путь отступления или отхода. Он не может находиться здесь дольше нескольких минут, он на слишком опасной территории А7. Броневики уже близко, проезжают медленно, а в проулке так мало места — его совсем нет, чтобы спрятаться. Одна захудало-ржавая лестница на второй этаж с левой стороны и тут же рядом черная дверь запасного входа. Всё, твою мать! Но даже дверь естественно заперта, на блядство его случая и всей жизни в целом. И что делать он не понимает. Мозг отказывается осознавать еще один стресс и правильно работать. Патрульная машина вякает противной сиреной и свет от нее отражается синим всполохом на части проулка. А ему до хрипа в горле хочется заматерится послать их нахер. Но это не поможет. Ему придется опять бороться, выкручиваться и с силой стиснув зубы, чтобы громко не зарычать, развернуться, для нахождения другой тропы. Хотя, Джек прекрасно понимает, что обратно сбежать откуда он прибежал, он просто физически и морально не сможет. И это слишком опасно, учитывая, какую операцию развернула херова полиция за несколькими улицами позади. Он не выживет там. Ещё пара метров и машина будет возле проулка, а его без проблем можно будет заметить и без проблем сцапать. И, да, конечно, Фрост ничего больше не может придумать, никакие здравые мысли после произошедшего не появляются у него. Он даже не понимает бежать ли ему или стоять на месте. «Может действительно отдастся на волю случая и ждать сорок пятый калибр в сердце?» Беловолосый готов заскулить и сдаться, но жизнь ему, с какого-то хрена, дороже. Поэтому он на автомате, не медля, разворачивается, рискнув сбежать и попытать счастье меж другими зданиями, но развернувшись только резко наталкивается на кого-то и чуть ли не вскрикивает. Мгновение замедляется, как на той чертовой заброшке, он поднимает медленно голову, готовясь встретить очередного ублюдка, только вот встречается взглядом с желтыми глазами. Опять… Нет. Это точно не его день. Точнее последний день на этой земле. Это точно его казнь. «Значит, от судьбы не убежишь, Оверланд. И прикончит тебя не кто иной, как сам Кромешный Ужас 604», — усмешка стихающего внутреннего голоса, словно подсознание постепенно засыпает, смолкая навсегда, а он не понимает почему. И вот, вообще, за что? За что ему это? За что ты вновь здесь? Какого черта?! Но вместо слов, вместо объяснений, вместо того, чтобы ему приставили нож к горлу и перерезали, его просто резко швыряют к выемке черного входа, больно ударяя об железную дверь и закрывая собой. Получается ровно такая же ситуация, как возле подъезда, только теперь они поменялись ролями. Словно взрослый дядя зажимает в переулке своего молоденького партнера и о чем-то с ним договаривается. Что ж, вполне привычная картина для 604 и в особенности для А7. Проще некуда, твою мать! Только непривычно для Джека, совершенно — абсолютно. Пределом становятся чужие, такие же горячие пальцы на шее и сильная хватка на талии, когда его жестко хватают за пояс и прижимают к себе, заставляя подчиняться. Злой взгляд нечеловеческих глаз прямо в душу, а он уже не выдерживает, до боли зажмуриваясь и тихо рыча. Фрост больше не может, хочет, чтобы все кончилось быстро и без мучений, но только и может, что упереть руки в чужую грудь и попытаться освободиться — воздуха становится слишком мало в обожженных легких, а его глотку слишком уж сильно сдавили, удерживая на месте. Бронированные патрульные машины так и проезжают мимо, не обращая никакого внимания на двоих, что по первому взгляду зажимаются в сумрачном переулке, — им плевать на них. Это вновь срабатывает, и то ли патрульные настолько тупые, либо картинка действительно реалистичная. Но четыре броневика улитками проползают дальше. Длятся еще пару минут, но для него эти минуты подобны вселенной, развернувшейся на целые миллиарды лет. Его личной. Персональной. Непонятой. Он пытается не дышать, не чувствовать, не ощущать. Заставить работать свой долбанутый мозг и вернуть чертов комок мышц, который гоняет кровь, прийти к нормальному ритму. Но ничерта не работает — лишь боль в горле, ад в мыслях и тремор по рукам. Он сходит с ума… Или уже сошел. На блядство даже собственное подсознание бросает его сейчас, не откликаясь и не подавая никаких идей, не отвлекая ехидством от ударов чужого сердца под его ладонью. Дьявол… Пусть это прекратится. Он не выдержит же. Пусть уже убьет и не мучает, прикрывая, словно рыцарь, от злобных врагов. Джек помнит ту теплоту лезвия, знает, чем его будут убивать. Ровно, так же, как и понимает, что он попался уже несколько раз и такому свидетелю, как он, пора бы уже сдохнуть. Неважно, что помог сбежать, не важно, что не рассказал в участке, не важно, что не закричал тем приближающимся полицейским, хотя и мог. Такие, как он, не доживают до двадцати. Такие, как он, увидев воочию самого опасного убийцу 604 не выживут в принципе. Но минуты проходят, машины проезжают, он ждет ножа в сердце или глотке, а его всего лишь отпускают, отталкивая к двери. Зачем ты это делаешь со мной? За что?.. Всё заканчивается настолько же быстро настолько и началось. Просто, беспристрастно, словно ничего этого и не было. А он больше не может и не хочет смотреть на своего «спасителя?», но против воли поднимает голову, моментально задыхаясь от безразличия и презрения чужих глаз. Уж лучше бы и не смотрел. Уж лучше бы убил. «И что я хочу после этого? Увидеть доброту и мягкость? От кого, твою ж мать?!» Он не понимает этого мужичину, не понимает его действий, поступков, взгляда. Джек только сейчас делает полноценный вздох и хватается за шею, но произнести так ничего и не может, хотя мыслей, он готов поспорить, больше тысячи в голове. И сказать тоже ничего не может, даже вымолвить одно единственное «почему» или одно единственное «спасибо». А Ужас, холодно взглянув на него еще раз, быстро удаляется, аналогично их первой встречи, скрываясь за переулком. И всё. На этом ставится жирная, почти что кровавая, точка в голове мальчишки. У него больше нет сил. Он с тихим хриплым вздохом прикрывает глаза и съезжает вниз по двери, не обращая никакого внимания на грязь и сырость этой хреновой улочки. *** Сумерки сгущаются слишком быстро в последующие полчаса. Он не знал, что потратил около четырех часов на все погони. Над 604 нависает ядовито-желтый смог, смешиваясь с фиолетовыми облаками, создавая гремучую смесь неестественно грязного неба, словно по нему расползлась гигантская гематома. А он лишь и может криво ухмыльнуться, не обращая внимания на включающиеся фонари, и обкуренные разговоры по разным сторонам улиц. Неоновый, ночной город пробуждается, затягивая каждую тварь в свой ядовито-зеленый свет. «Люди — ебаные мотыльки на токсичный огонь.» Он никакой, мыслей вообще не осталось — пустая коробочка для лоботомии, словно всё что можно было, он отдал этим ненормальным действиям и… ему. Беловолосый прикрывает на секунду глаза и медленно выдохнув, плетется обратно на нужную улицу А7. Забрать свой рюкзак не представляется сложным. Только Тео смотрит с подозрением, однако мальчишка отмахивается, уверяет, что с ним всё в норме и это усталость из-за скачек по кварталам, благодарит продавца, и вяло уходит в сторону лабиринтов-проулков. Ему совершенно похрен на полицию, других психов или то, что уже закат и скоро совсем стемнеет. Абсолютно, наплевательски похрен. И только одна мысль не дает покоя парню: Почему Он в который раз его не убил? Вымученная, циничная усмешка над самим собой, и вскоре он видит фонари, освещающие знакомую Кромку. «Херов единственный свидетель, как безвольно избранный, который шляется по району, и, в который раз, безнаказанно встречается с самим Ужасом всея 604.»