Психо города 604

Архивационно-справочное отделение №7, Департамента города 604, скрытое подразделение №311. Доступ пятого уровня — приоритетны. — Итак. Что нам известно? — Фея устало облокотилась руками на железную столешницу длинного стола и обвела присутствующих тяжелым взглядом. Сегодня даже яркий макияж и переливающиеся радужными цветами тени на ее веках не могли придать этой женщине мягкий и веселый взгляд. Дела их были слишком плохи… Точнее, тотально хуевы. — На последний момент? — пискнул возле окна просторной залы светловолосый мужчинка в очках. — За всё время, блядь! — рявкнула Фея не выдержав дебилизма собравшихся. Ник и Астер, до этого переговаривающиеся возле двери, замерли и странно посмотрели на наемницу. Нет. Они конечно понимали, что ситуация в последние недели обострилась, их гоняли, как каких-то баранов, по всем отделам, а план, составленный Туф, они с треском провалили, за что часть Департамента таскала их за тотальный провал операции еще добрые семь дней. Но вот Кромешному Ужасу как было, так и до сих пор похер на их ловушки и он убивает с паскудной, но прекрасной регулярностью. Однако выходящая из себя Фея, посчитавшая за личное оскорбление его выходку на заброшке, явно была не спокойна и зла настолько, что последние пару недель с этой бестией в принципе старались не контактировать. Если не хотели получить пулю в голову либо нож в спину. Но заморачиваться по поводу настроения своей, благо временной, напарницы, детективы не стали, и так было не до нее. Они лишь мрачно переглянулись и направились в ее сторону. «Паскудное лето выдалось. Хуже чем пять лет назад…» — со злостью на всю обострившуюся ситуацию подумал Норд, швыряя последнюю имевшуюся в его руках папку на стол, который и так уже был завален всевозможной документацией. Отчеты, составленные экспертами, архивные сведения из депа, немногочисленные сводки и улики, дела нашумевших психопатов и их страшная смерть от рук главного психа города, материалы нераскрытых дел связанных косвенно или напрямую с ним же, а главное вся информация которую сумели найти и составить за эти семь лет на Ужаса. Астер недовольно поглядевший на кипу документов лишь пробурчал себе что-то под нос и хмыкнув все же снял с себя свою меховую жилетку. Работа у них сегодня будет долгая, спорная, жаркая на обсуждения и эмоции. Даже он может сжариться в этом закрытом, черт бы его дери, пуленепробиваемом кабинете скрытого отдела Департамента. — По-позволите приступать?.. — вновь подал голосок незаметный мужчина — криминалист Департаментского отдела по анализу особо тяжких преступлений. — Давай, — кинула Туф, неопределенно махнув рукой. Мужчинка отойдя в сторону стола нашел там пульт, сначала направив его на окна, запуская автоматические жалюзи, затем, когда свет приглушился, создавая мягкий полумрак, включил экран на всю противоположную окнам стену. — Итак… — он прокашлялся, поправил съехавший в сторону галстук и продолжил, — Вся связанная и найденная нами информация, даже та, которая ни разу не была опубликована и распространена в полицейских отделах, хранится в этих папках и только одном электронном файле, который я вам, собственно, и покажу сейчас. Исключительная просьба, узнанную информацию держать в секрете и не распространять за пределами этой комнаты. Детективы кивнули на такое заявление, еще двое экспертов по криминалистике и профилированию, присутствующие в комнате лишь хмыкнули, словно и так это знали, и лишь одна Туф закатила глаза и нервно мотнула головой, опять указывая мужчинке на экран. — Показывай, — приказала девушка. Он кивнул, открывая папку и первую нужную фотографию с места преступления. — Предположительно первое убийство Ужаса… Кромешного Ужаса 604, совершенное семь лет назад, в июле месяце… Приблизительно, за все время изучения его убийств, по стилю, намерению и типу жертв удалось собрать не так много информации. Однако… — Давай к сути, — не выдержав мямленья коллеги, высокий мужчина средних лет, с колючим взглядом и без единой эмоции на лице, вышел ближе к экрану и повернулся к собравшимся, — Мы имеем дело с явным психопатом… — Частично! — возмутился третий, стоявший дальше всех парень и явно недовольный представлением своих коллег. — Да, частично психопатом… Психопатия представляет собой расстройство личности. Однако для субъекта это не так свойственно. Я даже не уверен, что у него оно есть. Итак. Это мужчина, средних лет, возможно, вас уже консультировали наши агенты, но прослушайте данную информацию еще раз. Он — организованный несоциальный серийный убийца, высоко функциональный. Социопат. Возможно с наклонностью к психопатии. Так как совершить столько изощренных жестоких убийств может человек без сочувствия, лишенный эмоций и сожалений. Идем дальше… Мужчина спокойно переключил слайд с новой фотографией изуродованной жертвы, от которой все, кроме Феи и собственно эксперта, поморщились, отводя взгляд. — Второе громкое убийство, произошедшее те же семь лет назад. Ужас тогда выследил и убил достаточно известного и жестокого сексуального маньяка. Вилье Тамнис. Или же Бальзамировщик. На счету этого безумца около шестнадцати изнасилований над женщинами и три убийства молодых девушек. Он ловил состоятельных — реже среднеобеспеченных женщин, похищал, держал в своей квартире в течении трех дней, пытая их и принуждая к насильственно-сексуальным действиям, постепенно переходил к жестоким побоям, более изощренным пыткам и, в последствии, когда ему надоедала очередная поломанная игрушка, убивал. Точнее сказать, он усыплял их слабым снотворным, придавал определенную форму телу и заматывал бинтами, пропитанными токсичными высушивающими кожу веществами. На момент последней стадии бальзамирования, когда жертва пробуждалась — он вырезал ей глаза и продолжал заматывать голову, наслаждаясь криками. Мужчина замолчал, перелистывая страницу на экране и давая присутствующим переварить информацию. Но по мрачной Фее, мату Астера и практически спокойным лицам остальных экспертов было ясно, что они не новички и подобная информация их не слишком-то и шокирует. — Ужас выследил его, что примечательно, ближе к зиме. Тогда еще по незнанию, а возможно от неопытности и, возможно, оставшимся моральным и социальным рамкам действовал скромно, более эмоционально, но неуверенно. Он выловил Бальзамировщика, вколов ему аналогичное снотворное, что тот вкалывал своим жертвам, и приколол его в бессознательном виде к стене. Быть точнее — вбил железные колья в руки и ноги, на манер пришпиленной бабочки. Когда же Вилье пришел в себя, медленно, через трубку, влил ему в пищевод токсические химикаты, сжигая тем самым гортань и заставляя захлебываться кровью. После, поочередно и хаотично оставил около семидесяти ножевых порезов, опять-таки не смертельных, что указывает на усиливающийся еще в то время садизм. В основном надрезы приходились на нервные узлы и мышцы, что еще и свидетельствует о базовом знании анатомии, что немаловажно. Далее Ужас вырезал жертве правый глаз и надел на голову пакет, заставляя задыхаться, но медленно, не применяя силы для удушения. Пытка… Я же предпочитаю это называть ритуальным самосудом, длилась около часа, что впоследствии привело к смерти Вилье от инфаркта. Организм не выдержал боли и стресса, каждая новая стадия пытки усиливала страх, и, в конечном итоге, сердце разорвалось от сильнейшего испуга. В комнате, где было теперь тихо, и слышался лишь мерный гул работающего в половину силы кондиционера. — Правильно когда-то обозвали этого ублюдка Ужасом… Псих недоделанный, — не знавший подробностей старых дел и убийств, младший детектив только поморщился от кровавой фотографии и отвернулся от экрана. — Хочешь сказать, что если б Бальзамировщик не умер от инфаркта, то Ужас продолжал бы его резать и истязать? — сухо спрашивает Туф, облокачиваясь на край стола и скрещивая руки на груди. — Продолжал бы, — уверенно кивает мужчина, переключая на новый слайд. — Он садист, организованный садист, — вставляет молодой криминалист, подходя ближе к своему коллеге. — Организованный… — медленно проговорив, Норд хмыкает, — Нам давали консультацию ваши агенты. Каждый раз дают. А толку? То, что он организованный несоциальный серийник, ничего не дает. — Дает. Как минимум, мы поэтому можем узнать, что он далеко не обычный псих, каким его считают простые обыватели или даже полиция. Мы имеем дело с хорошо образованным, хладнокровным, сдержанным… человеком, который ведет двойную жизнь, никак не выдавая себя. Он продумывает каждое свое убийство, внимателен, следит за сводками, а также за маньяками. Заметьте, что по прошествию семи лет он оставил максимум пять улик после своих зверств. Что уже указывает на ту самую организованность и приспособленность к логическому, аналитическому уму и далеко не слабоумию, дорогие коллеги. — О да, конечно. Эта сволочь должна быть нехило так образованна, чтоб спланировать столько убийств. Норд, сколько всего преступлений на его счету? — Те что мы знаем? — скептично осмотрев напарника, Николас поморщился, — Пятьдесят три… — Это не предел. Он совершенствуется. С каждым годом. С каждым убийством. И… знаете, — мужчина в очках вновь перевел разговор на себя, он прочистил горло и продолжил, — Если ваша сформированная группа не выловит его этим сезоном, процент, что вы сможете поймать его на следующий год, равен практически нулю. Он либо уйдет в тень на многие годы, прекратив убийства, либо достигнет такого мастерства, что станет подобно призраку.  — Он уже достиг такого мастерства… — перебивает худощавый мужчина, — Все его убийства не оставляют никаких следов в этом сезоне, он действует четко и хладнокровно, продумано до мельчайших деталей. Единственное, что выбивается из общей картины, это ваша облава на Шипа. Я вообще сомневаюсь, что там был Ужас. Он не убивает быстро, он не действует импульсивно, не щадит таких как Шип. Это не может быть он. С его, уж как противно не было признавать, мастерством и опытом так резко, эмоционально, без пыток убить провинившегося… Эксперт замолкает наткнувшись на тяжелый, ясно гневный взгляд Туф, который ясно давал понять, что они в той облаве упустили точно Ужаса. Мужчина коротко переводит дыхание и продолжает: — Но, если это и был он… то… — То что? Мы ему помешали, и он позорно сбежал? — фыркает Банниманд, подобно Фее складывая руки на груди и сверля взглядом эксперта. — Либо это. Либо он специально убил Шипа. Предотвращая его какие-то действия. В любом случае, странное поведение. — Похрен. В этот раз он облажался, но сукин сын все-таки ушел… Что еще есть на него? Что еще можете сказать? Нам нужен, как вы это говорите — его доскональный и как можно более полный портрет, — Фея, отвернувшаяся от экрана и, повернувшись к столу, ищет определенную папку, — Удивительно, как за все эти годы никто так и не додумался сформировать нормальную команду только ради поимки этого психа. Херовы бюрократы… Раньше надо было спонсора искать! — Завтра приезжает мой коллега, профессор по психологии из 117 города, работает там уже двадцать лет, составляет профили на вот таких убийц. В течении суток мы рассмотрим всю имеющуюся информацию и тогда, с точностью до семидесяти процентов, скажем вам кто он, что им движет, и даже возможно можно будет вычислить следующую жертву. — Да это мы и без вас прекрасно можем сказать. Чертов Эстет… Он будет следующим, — Астер усмехается и тоже подходит к столу, думая какую из этих долбанных секретных папок с информацией забрать домой и хорошенько проработать. — Эстет уже мертв, либо умрет не сегодня так завтра, — острый взгляд мужчины перемещается на Норда, и он, словно понимая что-то, либо зная, прищуривается, понижая голос, — Он скоро перейдет на новую ступень, и вы ведь не думали, что просто так у вас появился влиятельный покровитель, который решился спонсировать вашу группу? Кромешный Ужас метит теперь на тот класс, который возможно тоже не без грехов, но ранее до них никто не мог добраться. Вот и зашевелились все… учитывая каких «элитных» убийц он уже вырезал за этот сезон. А сейчас, хочу вам напомнить, началась только вторая половина июля, и вы прекрасно должны понимать, что его самосуд только начинается. — Выловим, и убьем эту суку на месте. Не доживет он до электрического стула, — Туф со злостью кидает ненужную ей папку в сторону, и ищет другую. — Надеюсь, вы действительно с нашей помощью, либо нет, поймаете. Но могу еще предупредить, его желание в последнее время становится только сильнее, жестокость начала выходить на новый уровень. Все же, мне кажется, что-то после той облавы пошло не так… — Конечно пошло. Разве не ясно, твою мать? Он начал отыгрываться после того, как мы чуть его не поймали, мстит сука. Вот и убийства стали чаще, с особой жестокостью и садизмом. Так, Ник. Короче, мы знаем еще кое-что новое. На эти три часа нам нужно выцепить из этих папок всю информацию, и использовать её на все сто пятьдесят процентов. — До вас только дошло, болваны? — Туф хмыкает, но нужную папку передает младшему детективу. — Позвольте помогу, в красных папках много научных и медицинских терминов, помощь не помешает, — встревает в разговор и подходит ближе криминалист в очках. К нему же через неполную минуту присоединяется молодой парень. В комнате воцаряется гомон, шум, все задают друг другу вопросы, уже слышны споры и созданная группа полностью погружается в изучение всех материалов и данных, даже не обращая внимание, что один из экспертов так и стоит возле экрана, с тяжелым взглядом наблюдая за ними. — Эмоции, впервые он убил с эмоциями… А в последующих убийствах больше похоже, что он начал на своих жертвах срывать ярость. Это незаметно, но это так. Но вы меня вновь не послушаете, так что и пояснять толку нет… — практически шепотом, под всеобщий гомон произнес мужчина, невесело усмехнувшись, — И лучше тому что или… кто вызвал его ярость ликвидироваться, уничтожив себя самой жестокой смертью в ближайшие дни… *** Ты ведь хочешь, да? Знаешь, что скоро уже… — Боже. Какого хуя ты несешь, Фрост? Он сидит на полу в своей комнате и тупо пялится на красное солнце под слоем желто-оранжевых облаков. Почти как кровь. «Твоя?» — Почему не дал умереть? Зачем?.. Взгляд переводится на сложенные на коленях руки, и он хмыкает, так ехидно, так беспринципно. Он до сих пор ощущает тепло чужой кожи… И разрядом… Двести двадцать в кожу — это всего лишь одно касание из тех десятков. «Ты хочешь еще раз увидеть его глаза?» — Жить расхотелось, Фрост? — теперь вслух и плевать. Плевать, что все сдвинулось с привычной карты его мира. Вся мораль, все понимание, все страхи… Все эмоции. Они зашевелились. Они вернулись. И ядом под кожу. В самую душу… — Чертов Ужас! — рявкает Джек и взмахом руки откидывает от себя рядом стоящую пустую жестянку. «Чертов ты…» — шепчет внутренний голос, и он досадливо морщится. Он думает, как мог попасться еще раз, как мог так по-дурацки глупо с ним столкнуться, какого вообще хера придумал этот дебильный план отвлекающего маневра. Да лучше б его расстреляли на месте. Нежели он провернул все то, что творил… «Эмоции вернулись. Сначала тебе расхотелось подыхать… А теперь, Джек?» — Да что ты сделал, тварь такая?! — он рявкает, плевать на долбанутых соседей, плевать на жару и тишину за окнами, плевать на тонкие стены или то, кем его посчитают. Он не может больше держать все в себе. «Он? А не ты ли сам…? Не Ужас изначально прижимал тебя к стенке, не он изображал из себя озабоченного малолетку. Не он, а ты ластился к нему, требуя внимания, как настоящая шлюха… Именно ты его соблазнял, касался, нахально смотрел в глаза и…» — И целовал… — шепот в пустоту и хочется завыть. — Нет! Нет-нет-нет! Это все из-за хреновых хранителей… порядка. Это не я! И это все ради спасения своей шкуры… «Ты идиот или да?» Джек усмехается и качает головой. Он снова убегает от себя, от воспоминаний, он боится своих же проснувшихся эмоций, боится — как огня. Потому и бежит. Он так давно их не чувствовал, жил логически, посредственно… Думал лишь о выживании, и на этом была его точка. Но нет. Он, видимо, был очень плохим мальчиком в прошлых жизнях, раз судьба подкинула ему эти встречи. А еще Фрост думает, что ему невъебически так повезло. Но только почему и зачем — не знает. Ведь сколько всего происходило, а он жив. Жив, черт возьми, и невредим… А тот, кем пугали… его спас? Нет. Нет. Нет!!! Его не может никто спасти. Он не заслуживает. Никто не захочет спасать такого, как он… Вся фишка его гребаной жизни за пять лет — он нахуй никому не нужен. Джек прищуривается и прицокивает, медленно переводя взгляд на недопитый второй напиток. Черт бы его драл. Никто и никогда за него не заступался по нормальному — без корысти. А значит… и эта сволочь не может. «Но он это сделал!» — Очнись и признай! Но что это мне даст? Что?! Надежду. «Какую к чертям надежду? Какую? Ничего нет в моей жизни и не будет, а что было, посыпано сизым пеплом и нет нихрена никакой надежды! Ты — манекен, Джек, простой и хлипкий, выжженный и пустой внутри. У тебя ничего и никого нет, а питать херову надежду от того, что тебя спас самый опасный псих в 604 — это прямая дорожка в комнату со стенами из паролона и смирительной рубашке.» Ты. Никому. Не. Нужен. Ты изгой.  — Но… Я хочу... «Быть нужным этому городу?» — Нет. Быть нужным… — Фрост не выдерживает — подрывается, снося с пола от своего движения все бутылки и банки. Он тихо шипит и, зажмурившись, пытается не думать. А из-за этого Ужаса эмоции ни в какую не хотят уходить. «Все потому, что тебя кто-то спас, Фрост. Смирись. Прям как тогда, помнишь?» Нет, он не хочет быть кому-то должен. Он не хочет быть должен Ужасу. Он не хочет зависеть от сволочи, которая перерезала пол города, так и еще из-за него же начинать чувствовать. Скоро зайдет солнце, скоро он вновь уйдет из бетонных общежитий искать себе приключения… Он не знает, почему в последнюю неделю статически не желает выбираться утром или днем. Его тянет в сумрак. Может потому, что мозг перестал контролировать инстинкт самосохранения, а может потому, что Джек еще раз хочет встретить этого психопата. «Чтобы в конец всё выяснить или он действительно психанул и убил тебя?» Хотя, его смерть действительно будет выходом. Раньше… Раньше он хотя бы знал, что делать. Что будет завтра. А теперь… Он не знает. Он злится. И сорвав с железной спинки кровати свою кофту, и захватив нож, пулей вылетает из своей квартирки, наплевав даже на ключи и воду. Ему уже похрен. Главное — забыться. Главное не вспоминать про свою ебанутую жизнь. А он еще говорил что-то про других. *** — Пятый… — Джек щурится от бьющего в глаза света оранжевого солнца и ухмыляется. Прошло полчаса, а он успел выполнить одну не пыльную работку, получить два кредита, на две тысячи единиц, и купить нормального спиртного пойла у Джейми. Да. Друг еще никогда не видел его таким всклокоченным, злым и одновременно… живым. С эмоциями и не наигранной злостью и ехидством. Паренек даже подумал, что Фрост нашел себе девчонку или того лучше — двух. Джек лишь отмахнулся, выматерил слишком веселого подростка и выбрав нужный товар, убрался из магазинчика быстрее, чем по сводке включенных новостей вновь будут передавать о совершенных за ночь убийствах, а Джейми заведет разговор о Кромешном Ужасе… «Хренов обожатель его «творчества»… Видел бы он это творчество вживую!» Беловолосый парень поморщился, сделал еще один большой глоток прямо с горла и уставился вдаль. На яркие, даже несмотря на смог и тучи, высотки, что отсвечивали лучи солнца и блестели подобно драгоценным, красивым кристаллам. Этому ли городу претендовать на драгоценность и красоту? Он хмыкнул, тихо икнул, проматерился, и вновь сделал глоток. Да, Фрост знал, что много ему нельзя, что инстинкты по-прежнему против, пить он толком так и не научился, а на этой духоте его развезет быстрее чем, к примеру, в квартире. «Плевать!» — разрешил себе юноша, мотая головой и тут же заправляя клок выбившейся белой челки обратно под капюшон. Он выбрал часть разрушенного пешеходного моста, сидя в тени развалин, но на небольшой — пятиметровой возвышенности, и лицезрея жаркий, настолько надоевший ему 604 город. Как ему он осточертел. Джек бы сделал всё, чтобы отсюда смыться и не появляться больше. Уехать далеко, может даже на продуктовые плантации… Но далеко. Чтоб не слышать и не видеть всего, что здесь творится, всего, что он здесь пережил. — Все твари… — шепчет подросток и хмыкает, прикладываясь опять к горлышку. Градусов в темной жиже не так уж и много, вкус не настолько противный и синтетический, значит пить можно. Главное, не потерять бдительность и потом добраться живым и здоровым до Кромки. «Главное… Что?.. К черту!» Джек сверлит злым взглядом высотки, так некстати вспоминает свое прошлое, ту платформу и прожекторы на чертовом этаже шпиля... И со всей дури швыряет полупустую бутылку в ближайший пласт разрушенного моста. Стекло с громким дребезгом разбивается, и темное спиртовое пятно расползается на пыльном асфальте, а ему весело. Весело до скрежета зубов и боли в сердце. — Ещё и она вернулась… — шепчет мальчишка, и не желает больше здесь сидеть. Он знает, что через минут пятнадцать, если продолжит здесь сидеть, алкоголь не хило так вдарит в его пустую башку, и он запросто может вырубиться. А это никак не хорошо. — Чертов день… Ненавижу. И жизнь... — Джек тихо стонет, матерится и понимает, что сдвиги в сознании уже пошли, а вывод только один — пора ему идти на Кромку. Плевать. Там лучше устроит очередную истерику, нежели здесь его будет заносить. Тем более… Недалеко от этих разрушенных квартальчиков, которые непригодны для жилья, есть притоны и вечно шастают мелкие банды, с которыми он как-то не хочет сталкиваться. — А лучше бы столкнулся, и они тебя убили. Хоть кто-то тебя убил, дурак. Парень облизывает губы и не узнает свой голос, но только морщится и, пока это еще возможно, резво слезает со своего места, и даже не покачиваясь, уходит в тень моста, под маленькой образовавшейся аркой, минуя разрушенную часть. Ему скоро станет хорошо, он знает, главное, чтоб рефлексы и инстинкт самосохранения не выключились прежде, чем он дойдет до безопасной части. Ему скоро станет абсолютно похер на всё и всех. И пусть хоть черным пламенем загорится этот чертов город, Фрост только будет рад и еще надыбает бутылку со спиртным и выпьет его, произнеся какой-нибудь тост. Да. Это было бы замечательно. Охрененно замечательно. И черный матовый огонь закроет собой всю ущербность серого бетонного города… — Сгорят все… — он ухмыляется и плетется возле стеночки очередной улицы, такой же пустынной и вонючей, как и сотни других, такой же душной и влажной. «Все до единого… Кроме меня… И Ужаса.» Был бы он трезв, выматерил самого себя, психанул и сорвался на бег, а так, лишь криво ухмыляется и позволяет пропустить эту мысль мимо своего сознания. Он не знает, почему выделил всего одно существо, ровно, и не знает почему именно его. А главное, Фрост не хочет знать, он хочет забыть раз и навсегда. Хватило с него. И он прекрасно знает, к чему опять его могут привести эмоции. Знает. Помнит. Понимает. Но… — Всё равно не желаю… это отпускать. — он закусывает губу почти до крови, пытаясь и немного протрезветь, и не думать о всякой ненужной, и бесполезной хрени. Скоро уже большая улица и дорога, ему нужно перебежать под этой дорогой — по подземному переходу, где далеко не всегда безопасно. Но он всё равно не хочет приходить в себя. В этом состоянии проще, в этом состоянии на все похуй. Но ему надо прийти в себя. Джек цокает и собирается с силами, концентрируясь на улице и видимой уже дороге, за небольшим поворотом, там, где шумят машины, проносясь стайками и противно сигналя. Ему требуется совсем немного времени, чтобы преодолеть чертову улицу, практически пустую и практически с той же скоростью, с которой он вечно носится по таким местам. Всё же опыт не пропьешь. Парень материт себя еще раз, когда спускается в прохладный переход, но понимая, что из-за выпитого у него сбился ритм, и легкие работают лишь в половину. Ему физически сейчас сложно дышать. А случись что, пробежать долго он не сможет… А возможно это чертовы отговорки самому себе. Возможно, Фрост просто уже не хочет никуда и ни от кого бежать. «Заебало…» В подтверждение, словно он прогневал кого-то или, наоборот, порадовал, он слышит позади себя неожиданно громкие голоса, хрен пойми откуда взявшиеся и кому принадлежащие. А ведь тоннель перехода темный и большой, и нужно было подумать об этом раньше, нежели наобум сюда соваться. Он замечает еще несколько теней, мелькающих впереди, ближе к дальнему выходу, где падает свет. Кажется, ему не дадут спокойно пройти. Кажется, его тут и ждали. «Маленький пьяный оборванец, с похуизмом за свою жизнь. Докатился в край...» Слышится смех, сзади слышны шаги, а Джек криво улыбается — так по-мазохистски довольно и почти безумно, думая, что возможно затеять драку и получить ножом в бок не так уж и плохо. Выживание может и хорошо, только вот это не про него больше. Не с его жизнью. Раздавшийся эхом щелчок открывшихся ножей больше не пугает его. Он едва ли пьяно улыбается, зная, что в темноте никто этого не увидит, и медленно снимает с пояса джинс свой нож. Может, он и конченый мазохист, но ему интересно, сможет ли он выжить в этот раз. Или… это его окончательный проигрыш за херово выживание.