Психо города 604

Он давно понял, что никому не нужен. Короткий выдох, тихий, но эхом звучащий и слышный только для него в этом сумбуре звуков. Когда его минуты замедлились и взмах чужого ножа растянулся на часы. …Еще до смерти родителей. Он знал, что кроме них, никому не нужен. А после и вовсе забил на свои желания и мечты. Он знает, что никогда, никому по-настоящему не был нужен. Да… Юноша помнит. Окончательное осознание, как ледяное лезвие, пронзило душу в шестнадцать, когда прожекторы выжигали глаза своим светом, а ветер завывал на открытом этаже шпиля. Зачем он существовал дальше? Он не понимает себя и своих желаний до сих пор. Как пустая марионетка, двигающаяся, как и многие другие в этом городе, просто потому что «надо» Светловолосый быстро облизывает губы и четко обходит замах, пытается парировать удар, но слышит лишь смех в ответ. Его маты сквозь зубы, но в голове совершенно другое. Он все же доходит до своей точки невозврата, когда приходится очнуться и поглядеть какого хера происходит. Чужие лезвия мелькают перед глазами, рвут в нескольких местах кофту, но он успевает отпрыгнуть. А ему все еще не до концентрации на чертовой потасовке. Когда он понял, что хочет быть нужным? В двенадцать, четырнадцать или пятнадцать? А может, осознание наконец дошло только к девятнадцати? Но он, все же, понял… и захотел. Первоначально, когда его «подобрали с улицы, как паршивого котенка» он думал, что нужен. Будет нужен. Но нет, оказалось все по-другому. Его просто использовали, а он лох, малолетний и доверчивый. Второе осознание, что он хочет быть нужным, быть не бесполезным… Быть для кого-то, проявилось еще позже — два года назад. Но он и на это плевал. Закрыл в себе и думал что само собой сдохнет. Удар в скулу он пропускает, из-за чего теряется на доли секунд и отпрыгивает назад, позволяя полоснуть себя по левому предплечью. Но боль не приносит за собой страха или панику, только еще сильнее злит его и заставляет смеяться над своим гребаным поведением все эти годы. Херов мечтатель. Жертва, твою мать… «Ты должен выживать любыми способами, маленький Джек… Разве тебе не говорили об этом родители?» — слишком четко память выуживает эту фразу из подсознания. А он только и может, что кривиться от воспоминаний этого голоса и его, собственно, обладателя. Чертов наивный мальчишка, посчитавший что нужен, открывшийся и доверившийся. Только вот после полного своего же использования, понявший и, да, твою мать, закрывшийся! Не верящий ни в какие благие дела и поступки, зная, что любое действие совершается с корыстью и желанием поиметь выгоду. Все в его жизни хотели его поиметь, если уж не фактически, то уж точно морально и фигурально. А он больше и не верит. Закрыл себя, закрыл эмоции, сжег все человеческие чувства. Он пуст внутри и снаружи его никто не держит. Так зачем продолжать? Зачем быть нормальным и живым? Да, проще стать неуравновешенным диким зверьком. Подзаборным и агрессивным, варясь в своей же ненависти к окружающему миру и медленно сводя себя же с ума. Повышенная самозащита, а мозг легко переживает все психологические трагедии и моральные тупики? Похуй, Джек! Загони себя в рамки, выбери одну линию поведения и начни допускать безумие. Ты сам не заметишь, как придешь к своей смерти, если уж так сильно её хочешь, а больше ничто не ценно для тебя в этом мире. Мат с левой стороны, а он только рычит, не заботясь о раненом предплечье и полосуя ножом самоуверенно приблизившегося типа, и таки задевая его руку острым кончиком лезвия. Звонкий удар чужого ножа об каменную плитку на полу, эхо отдается от стен и обтекает весь тоннель. Отдаленно, из-за его шума в ушах, слышится что-то вроде «сука, убью!» и «щенок, я тебя мордой в этот пол вбивать буду!» А ему абсолютно похуй. Рваный вздох, чтобы организм функционировал и мысли вновь не о бое — вновь о себе. Вновь ему надо подставляться под ножи, чтоб мозг по-настоящему трезвел за все эти месяцы. И при адреналине вспоминать, какого вообще хуя он забил на себя. Он должен был осознать и принять… еще с самого начала — он никому не нужен — всего лишь очередной подросток, брошенный в гнилую бездну этого города. А он надумывал, придумывал еще одну причину, почему в его жизни все так. Так и никак иначе. А придумывать и нечего, ровно как и выставлять себя единственной жертвой. Все кончено! Хватит играть с самим собой и строить из себя больного психа, загоняя сознание в тупик. «За что» и «Почему?..» — это убогая пелена, которая его больше не спасет. Он думал, что продержится вечно с тех самых шестнадцати лет. Но хер там был. Порез на предплечье горит огнем и постепенно приводит в чувства. То что ему и нужно. Это еще больше подтверждает… «Жизнь — сплошная игра, маленький Джек. Но выживает здесь не тот кто сильнее, а тот кто помнит правила и обходит их с умом… А город, не бойся его, это всего лишь одна из локаций. Неважно — главное выжить.» Точно твою мать. Хотя он и ненавидит этот голос… эти воспоминания. Удар в висок прилетает с левого края, чего он не ожидает, из-за чего приходится досадно зашипеть и вновь отступать в тень, уклоняясь от едва ли видных в этой темноте лезвий. Он замечтался, выставляя себя очередной марионеткой–жертвой. Виня всех вокруг. Полный долбаеб, сам забыл где живет… сам забыл, что все что происходит — обыденность. А его реакция и защитный механизм — стрелочка на похуизм, не срабатывает уже давно. Хочет он свихнуться? Да пожалуйста — дело одной недели или даже одного дня. Хочешь подохнуть? Просто опусти нож или подставься под удар. Все просто, если не хочешь нести ответственность. Все обыденно, если не хочешь больше за себя бороться. Это же тебя ужалило, Фрост? То, что кроме тебя кто-то попытался тебя спасти? И неважны мотивы. Кто-то уязвил твою херову гордость самоубийцы пока твоя душа медленно разлагалась, а мозг готов был свихнуться окончательно. Надо же. Кто-то взял ответственность. У кого-то, помимо собственно тебя, есть силы бороться еще в этом мире и выживать! Ну, давай теперь, мальчишка. Опускай нож, становись полным психом и подохни — тут же. Всё ведь просто по твоей логике. Лучше уж так, чем реально посмотреть в какой жопе ты живешь. Словно неженка — не желая смотреть, как за окном буйствует снежная буря. А она там постоянно. За твоим же окном постоянно желто-ядовитые облака и пары химикатов, запах крови и гнилого мха, маты соседей и сводки новостей о жестоких убийствах. В твоем мире все так живут. А ты всего лишь не хочешь ничего понимать и решать… Совсем скатился, псих недоделанный. — Хватит… — мысли разрывают голову, только вот почему-то опускать нож совершенно не хочется, несмотря на всё еще длящееся легкое опьянение и усталость от этих скачек — уворачиваний по тоннелю. Мысли его портят, мысли его сбивают, и опять из-за них он проигрывает. Нож почти выскальзывает из его рук, ткань на правом запястье рвется, и Фрост лавирует в тенях, шипя на эту недоделанную шайку и с ненавистью слыша противный смех, эхом отдающийся от сырых стен. Ненавидит. Как же он все это ненавидит. И себя ненавидит. Но… Выбор опять ему сделать не дают и решают за него. Кто-то пинает его ногой в живот, и Фрост не успевает среагировать из-за удара и падает на мокрую, от чего-то, плитку. Ненавидит. Всех. Каждого. Себя. А они всё ржут, как недоделанные, твою мать, уголовники, что-то там выкрикивая и поддакивая. Конечно что, он не слышит — отказывается слышать. Слишком громки свои же мысли. И ему… как в тот раз. В тот чертов раз, в той самой подворотне, пять лет тому назад, приходится решать. А он этого так не хочет. Но несмотря на все он… все еще хочет жить? Или ему это кажется? Мнимая иллюзия на спасение, мнимая иллюзия, что после этого будет проще?.. Ага, как же! Думать последние секунды и решать. Жить? — Существовать, твою мать… У него не появляется вдохновения ради выживания, глаза не загораются надеждой на лучшее, мысли не рисуют борьбу с этим миром и радужную перспективу настоящей жизни. Фрост просто кривит губы в злой усмешке и как только к нему подходят ближе, резко меняет положение: привставая с земли и делая подсечку первому приблизившемуся, второго случайно, но так удачно задевая ножом по запястью. Он, воспользовавшись временной дезориентацией группы, теснится к боковой стене, переводя на минуту дыхание и понимая, что за такое эти подонки его действительно порежут, совсем не ожидавшие такой прыти от него. Джек надеется, что сможет выбраться, зарыться в переулках, чертовых и пыльных, и, наконец, попасть на Кромку, и он обещает себе — не вылезет оттуда пока не пройдет хренов сезон… Он сглатывает и понимает, что нужно отступать — убегать, только вот их много, а он один, и чертово спиртное еще держит организм в расслабленном состоянии. Пусть и не так сильно, но весомо для того, чтобы тело теряло контроль над бегом. Его мозг опять занят разглагольствованиями, но их прерывает большой нож, с силой вонзившийся в стену — на пять сантиметров праве от лица, а мат укуренного, судя по всему, ублюдка слышится очень четко. Застали врасплох и, как всегда, по его же вине. Заматериться самому не удается — времени, ровно, как и сил становится ничтожно мало. Джек успевает отскочить от потенциальной опасности, но понимает — слышит, что его обходят со спины и новый круг пляски на выживание начинается. Он перекручивает нож в руке и не обращает внимания на саднящую боль, парнишка уговаривает себя отбить еще несколько ударов. Только вот мозг, с долбанной ясностью, понимает, что если на него навалятся все вместе, то он физически не сможет отбиться. Нападки спереди отразить сможет, но если обернется и отвлечется на задних противников, его запросто так могут пырнуть в спину, и это как минимум. Паскудство… И после этого вылезай из собственного безумия. И, да, кажется, он понял еще кое-что — его лимит херового везения закончился. Как иронично. Он встречал настоящих психов, был загнан полицией в самые ублюдочные ситуации, его чуть не изрезал серийник, и он более четырех раз встречал самого опасного убийцу из всех живущих в 604, но оставался при этом жить. А тут — шайка обкуренных мудаков, скорее такого же возраста, как и он сам, и Джек тупо проигрывает, оказываясь в западне. Шаги позади слышатся четче, смешки слишком противные — совсем неадекватные, и ему приходится опять жаться к стене, загнанный как зверь. Только вот всё идет не по плану — не по его представлению реальности. Уже изрядно им покоцанный пацан замахивается для нового удара — направленного и четкого, и Фрост понимает, что минимально получит еще одну рану, его сжимают в кольцо и уйти от ножа будет совсем непросто. Лязг лезвия об лезвие, его шипение сквозь плотно стиснутые зубы и ему даровано еще несколько секунд. Нет. Его не пожалеют, ему не дадут этих секунд — трое надвигаются на него и почти достают, как неожиданный вой четвертого застает врасплох всех, даже самого Джека, и заставляет остановиться каждого. Беловолосый судорожно глотает воздух и резко переводит взгляд вправо, где в темноте был слышен противный звук. «Всегда найдется рыба покрупнее, да?» Он усмехается, хотя, твою мать, не до усмешек сейчас. Но ничего поделать с собой не может, а разгоряченные дракой мудаки озираются, поднимая мат и порываясь на помощь своему товарищу. Поздно. Все что может разглядеть Джек, это контур свернувшийся эмбрионом фигурки на земле. Только вот нового участника событий нихрена не видно, и это почему-то так резко приводит в себя, словно ледяной водой окатили. И он понимает, что если херовы хулиганы так — позабавиться решили, то рыбка покрупнее будет уже резать намеренно. Интуиция вновь орет, а сознание сбоит. Вот почему он уходил от реала, слишком уж велик процент подохнуть от страха — неожиданный инфаркт, твою мать. Или проще — слететь с катушек в самый неподходящий момент, когда мозг может тупо сплавится от перенагрузки и той же паники. Лучше уж сразу воспринимать безумие за обыденность и растворяться в нем. Херов никчемный философ, губящий свою жизнь. А реальность вырывает из ненужных раздумий и по новому сдавленному вскрику понятно, что и второй пошел на корм… Только вот кому бы? Остальные кидаются врассыпную, видимо играет факт сохранности жизни и страха перед тенью. Херовой невидимой тенью! А он же отталкивается от стены и решает ретироваться, пока у него возник мизерный шанс под этот шум, ор и неразбериху. Про него уже все забыли, и как, твою мать, это чудно! Мимо него проносится один из недавних хулиганов и Фрост прослеживает за ним взглядом, по инстинкту оборачиваясь и смотря вконец тоннеля, где на свет убегает темная фигурка. Ему не хочется, чтоб пробегающий пырнул его от страха. Всего три секунды, три ебанных секунды и он теряет контроль над происходящим позади. И этого хватает, чтоб проиграть, пусть даже и косвенно. Фрост не успевает обернуться, половина шагов и шумов резко прекращается, а его так по-простому, и от этого паскудному, подлавливают, заходя со спины и приставляя нож к горлу, другой рукой закрывая рот. Растерянный вскрик так и не срывается с губ. Мысли путаются и сознание теперь точно проясняется, даже от алкоголя, а он не желает так просто осознавать конец. Но вопреки правилам блядского города незнакомец, на сто процентов очередной псих, что подловил его, убирает нож, а Джек вздрагивает и с опаской ждет, что будет дальше. Но ничего не происходит, стоящий позади лишь подносит нож к лицу, также, не убирая ладони с губ. И здесь до Фроста моментально доходит, ровно, как и загривок сводит иглами фантомного льда. Форма… — изогнутое серпом лезвие тонкого черного ножа. Парнишка стоит лицом к дальнему выходу из тоннеля и черта света охрененно удачно вытемняет контур ножа. Знакомого такого ножа. Узнанный по лезвию лишь тихо хмыкает и, наклонившись, практически в идеальной тишине, впервые заговаривает с Джеком: — А теперь… Ты идешь со мной. Фрост понимает, что его казнь только началась. Только вот низкий хрипловатый голос, слишком спокойный и, даже для него, притягательный, совсем не вяжется с тем, кто стоит за спиной. И почему, Джек клянет себя, он вспоминает сейчас не о Шипе, не о полицейских, и не о этих дебилах, разрезанных Ужасом, а о том, как он ластился к нему возле того треклятого общежития… Блядство, блядство, блядство!!! Вся его жизнь сплошное блядство, а он стоит на пороге к заветной дверце в загробное царство и не понимает, отчего ему становится так охуительно спокойно и, в то же время, волнительно хорошо. Бред, окончательный и безвозвратный, а теплая ладонь все же убирается со рта. Ему дозволено кричать? Ему дозволено хотя бы шевелится?.. Наивный… Ему дозволено только то, что сказали — как бычок на привязи у хозяина, но априори мысль не вызывает дрожь неприязни. Он не знает чего в нем больше — страха, паники или… любопытства? «Нет, всего лишь смирение» Хреновые монологи и мысли прерывают, небрежно толкая в спину, побуждая, тем самым, зашевелится. Ужас обходит его и, слишком изящно перекрутив нож в руке, прячет за пояс, направляясь вперед. А Джек и ошарашен и не понимает, какого вообще происходит… Он надумал всякого, а его… Ему? Что, блядь, ему делать? Сбежать? «Догонит… А потом, лучше самому себе перерезать горло. Если успею...» Воздух в легких заканчивается — он только понимает, что все это время не дышал, и приходится судорожно вдохнуть. Ком в горле и Джек не может вымолвить хоть слово, а должен, твою мать, обязан! Бежать… Нет. Он совсем съехал с катушек, делая шаг и направляясь за своим персональным палачом. Обреченность? Безвыходность? Или понимание, что добегался? Возможно все сразу, а возможно ничего из передуманного. Он с силой закусывает губу и даже не обращает внимания на болящие порезы на теле. А этот… хренов псих просто спокойно так идет впереди, даже не заморачиваясь обернуться или что-то объяснить, и это ошарашивает, это выводит из себя, но это также дает понять кто тут доминантный хищник. «Чертов черный тигр…» Джек трясет головой и пытается успокоить хреново заполошенное сердце. Он же думал, что может так получить инфаркт, так какого хера «очнулся» от своего безумия? Вот тебе и осознавать, и принимать, сука, реальность! Фрост идет неспешно, осторожно, но понимает, что на автомате, знает, что из-за шока не может сделать по-другому, в голове каша, но тело исполняет то, что запрограммировано… Кем? Кем твою ж мать?! Им самим или… этим Ужасом? Он точно доходит до ручки, но скоро выход из подземки, а интерес и страх пересиливают.  — А ничего, что я и сбежать могу? Не будешь вести меня на прицеле? — еще больше замедляя шаг, наобум выспрашивает парень, хотя и понимает, что морозит одну глупость. Ему не отвечают, мужчина даже не сбавляет шага и не оборачивается, только скептически хмыкает и выходит на свет. Сволочь. А Джеку, ему ничего не остается. Ему ясно дали все понять. Он пересиливает себя или, возможно, делает вид что пересиливает — слишком много всего внутри, закрывает глаза на миг и спешит за Ужасом. Свет слишком противный, почти выжигающий сетчатку и приходится щуриться. Автострада пройдена, остается позади, а впереди лишь часть разрушенных мостов, парковок, квартал арендовочных, но давно разграбленных, магазинов, и несколько заброшенных давно забытых временем автобусных парков. Чертов постапокалипсис А7… «Какого хрена?» Только вот вопросы, даже если их тысяча, даже если он все их задаст, он знает, что ему не ответят. Он никто сейчас, чтобы ему отвечали. Да, конечно. Его ведут, как на заклание, всего лишь. Возможно, это уже точно его конец? Фрост не понимает, тогда какого хрена Ужасу потребовалась его куда-то там вести, с какого хера?.. Мог бы убить там же, в гребаном переходе, и ведь не подкопаться — молодых идиотов из какой-то там шайки кто-то прирезал — плевое дело в А7! Но нет же. Садист хренов. Нужно было поизмываться. Юноша смотрит на спину мужчины и гадает, что с ним могут сделать дальше. Что еще могут сделать? Они минуют в той же тишине парковки под мостами и серость всех бетонных колонн, а Фрост не знает, что дальше думать, что делать и как справится с ошеломляющей паникой, которая, черт её дери, пеленает в свой кокон все быстрее и жестче. С каждым шагом, с каждым новым вздохом… Его ведут черт пойми куда. Молча, спокойно, будто так оно и надо. А он слабоумный идиот, лишь подчиняется, сливая свой последний шанс в хренову бездну идиотизма. Ведь только в полнейшем идиотизме можно добровольно следовать за своим потенциальным убийцей. Не сопротивляясь. Верно. Он не сопротивляется. И Джек не понимает, что в этом больше всего страшит его — горечь от самого факта ловушки и маячащей на горизонте смерти или от своего равнодушия, такого же горького и досадного. Он совсем съехал вниз. По чертовой шкале 604 — ниже только сам Ад. Он усмехается про себя и вяло обращает внимание на квартал бывших магазинов и товарных точек техники. Ему плевать. Не плевать только то, куда и зачем, для какой конкретно пытки или смерти его ведет Ужас. Страх удивительным образом переплетается с любопытством, настолько, что становится еще паскудней на душе. Только вот… Зачем? — Ай! Блядь! — Джек настолько уходит в мысли, что смены асфальта на разбитую с камнями дорогу попросту не замечает, запинаясь о кусок торчащего бетона и теперь шипя от боли. Хочется проматерится на весь район, обхватить болящую ступню и запрыгать на одной правой, только вот пиздец, а не ситуация, когда он её представляет, учитывая при этом кто сейчас остановился впереди него и развернувшись едва ли с презрением осматривает мальчишку. Хочется заржать, неприлично громко и совсем по-ненормальному. Идиотизм, а не ситуация, но Фрост только опускает взгляд вниз и вновь делает шаг вперед. «С чего так не везет, и почему нельзя было удавиться еще ребенком?» *** Минуты становятся для него персональной, но пока еще не слишком изящной пыткой. Джек надумал за эти небольшие четверть часа с десять, а то и двадцать никчемнейших планов, как попытаться сбежать, обмануть или улизнуть. Только все это херня, все идет по-глупому, а голова не соображает, дрожь в руках не прекращается, а чертово солнце начинает палить еще нещадней. Магазины, вровень черным, от постоянной копоти, забегаловкам и пунктам сбыта заканчиваются необъяснимо быстро, настолько, что Фрост с опаской озирается, пытаясь взглядом выцепить хоть одно знакомое ему сооружение. Но все что он знал осталось позади. А впереди начинались только разгромленные когда-то автобусные парки, порушенные совсем непригодные для езды, даже тяжелой военной техники, части дорог, и засыпанные мелким крошевом цемента и стекла остановки — вымерший квартал А7. Там больше ничего нет, ни единого нормального здания, жилого дома, даже старые притоны уже никто не использует из адекватных жителей, да и выхода на другие пересечения кварталов парень не припомнит… Один большой, не посещаемый почти никем тупик, идеально подходивший для незаконных садистских боев или для самоубийств… или как в его случае. Черт бы брал этого психа, а Джек хмыкает и думает, что так ему и надо. Его пришьют в самом забытом и захудалом островке А7 и никто не найдет даже его трупа. Мысли настолько путаются и теряются в зыбкой панике, что предположить нечто более логичного Фрост банально не может — не в силах и не в состоянии. Он ведь допрыгался, а теперь и положено подохнуть… Ведь он — ненужный никем? «Черт! Прекрати об этом думать, твою мать!» Образы, воспоминания, все, что крутилось за эти минуты в голове, превращается в одну блеклую неразличимую даже по цвету кашу, сознание сбоит и страх побеждает. Но он до сих пор не понимает, какого хрена должен подыхать в свои девятнадцать?.. «Взыграла самозащита?» — едкость подсознания, и он думает что последняя. Его палач привел его к самому тупику квартала: с ржавой убогостью порушенных зданий, где ничего кроме тонн кирпичей, пластов некогда толстых стен, и искореженных, как нарочно загнутых, кусков скрепляющей арматурины. Здесь тихо, слишком тихо даже для забытого квартала, и кроме ветра раздувающего бетонную крошку и палящего солнца, что накаляет собой металл и он скрипит порой от этого, ничего не слышно. Идеально ведь, да? Стальные глаза бросают невежественный уже взгляд на крючья арматур, и он про себя невесело усмехается. Чертов псевдо металл, вровень псевдо оправданию своему разрушенному самообладанию. Ты так и должен был закончить. Солнце на какие-то доли секунд скрывается за незначительное облако пара и тут же появляется, а его персональный убийца замедляет шаг, но не останавливается полностью, лишь проскальзывает между двух блоков и продвигается дальше, вообще не заботится о том, чтобы следить за Фростом. А это выбешивает и оскорбляет Джека больше всего, возможно больше того, что его в скором времени ждет. Невежество и абсолютная уверенность в своей силе… Он действительно Ужас, и Джек только сейчас, до конца, понимает его власть страха над другими. Конечно, а он еще одна напуганная марионетка, сомнамбулой следуя к своей казни. Но лучше ведь так, чем ослушаться этого… Он не может подобрать правильное слово. Всё, чем или кем его называли… Парень трясет головой и закусив губу пролезает между блоков, матеря себя на чем свет стоит. Маленький идиот, не способный должным образом принять то, что его ждёт. Думает о чем, блядь, угодно, но только оттягивая факт следующих минут. Он почему-то знает, что они уже подходят к нужному месту, но стоически не хочет думать в деталях. Не хочет запугивать себя еще больше, не хочет накручивать, хотя и понимает. Всё прекрасно понимает и бесится собственному страху и осознанности. Фрост уже без задней мысли и оценки не обращает внимания на мрачное, даже противное запущение и разруху, по которой ведёт его Ужас, и старается не так яро думать об уебищности своего конца. Если он только мог раньше вернуться в адекват и не попасть в такую ситуацию. Если б мог думать и принимать решения здраво, если б мог изменить все, что с ним происходило за эти чертовы пять лет… Жалкие домыслы резко обрываются, подобно проржавевшему тросу лифта, а шаги стихают, и вокруг остается лишь тишина и ветер. Они ведь пришли, да? А Джек упорно не хочет поднимать голову, рассматривая красную пыль под ногами от кусков кирпичных блоков. Самообладание оставляет своего хозяина наедине с паникой, а удары хренового комка мышц сокращаются в, кажется, десяток раз. И нихрена, так же как и тогда, сука-жизнь не проносится перед глазами. Его действительно сковывает ужас перед неизвестностью, и максимум что он еще способен, и почему-то хочет, так это не прятать и так трусливый взгляд. «Хренов храбрый рыцарь, готовый умереть с гордо поднятой головой, да?» Только вот вся паника, злоба, растерянность и страх улетучиваются, стоит ему вскинуть голову и… оказаться рядом с едва видимым под завалами входом в... подземный переход? Джек выпадает в осадок и тупо пялится на искореженный вход, с которого нехило так веет влажной прохладой и запахом старого машинного масла. «Какого, простите, хуя?» И откуда здесь подземный переход, ведь больших автострад нет… Мозг в смятении пытается вспомнить старые карты этой местности, но ни черта не проясняется, а Джек не помнит ничего из переходов или подземных тоннелей в этой местности. Только вот Ужасу виднее, и он не церемонясь цепляет мальчишку за левое плечо и небрежно втаскивает в холодный сумрак, утягивая за собой по едва видимым со света ступенькам. — А… — возмущенный возглас Фроста так и обрывается, когда он чуть не наворачивается, судя по всему, с последней ступеньки, фразу закончить не удается и все благодаря тому, что предстает его взору. Глаза постепенно привыкают к сумраку, а прохладное помещение начинает потихоньку вырисовываться и все благодаря тускло горящим красным лампочкам впереди железнодорожных путей. «Какого хрена?» — восклицает внутренний голос и Джек согласен. Он в жизни бы не подумал, что в таком позабытом месте еще сохранились линии метро, с, твою мать, нерасключенным и вполне функциональным аварийным освещением. А он почти забыл, как выглядели станции… Почти все линии метро в 604 закрыли еще двенадцать лет тому назад, посчитав за расточительство содержать еще такую, много жрущую, хрень как подземные поезда, на которых ездило едва ли тридцать процентов всех жителей города. Фрост тихо усмехнулся, медленно двигаясь вперед, разглядывая высокие мокрые потолки и потрескавшиеся стены полуразрушенной станции. На некоторое время он даже забыл о своем страхе, наслаждаясь пусть и немного затхлой, но явной прохладой, и приглушенным аварийным светом, что отбрасывал яркие красные лучи на все еще блестящие рельсы. Но реальность разрывает недолгое спокойствие, когда резкий шуршащий звук привлек внимание. «Прекрасно…» Джек чертыхнулся, понимая, что ему придется последовать за мужчиной, что спрыгнул на железнодорожные пути и тенью уходит вдаль тоннеля. Мороз, который так любил парень, невольно начал пробираться под кожу, вонзая иглы неуверенности, но ничего, кроме как последовать за палачом ему не оставалось. Окончательно спятил, и Фрост это понимал. Однако, странный домысел, что убивать его пока не собираются, поселился в сознании, никак не желая перекрываться паникой. И все равно парнишка лишь откинул надежду, и какое-то нездоровое любопытство, и спрыгнув с высокой платформы следом, покусывая губу, осторожно последовал за Ужасом. Здесь… неуютно. С арочного потолка то тут, то там капает вода, влага на темных от мха стенах блестит в отсвете красных ламп, а гравий между шпалами шуршит слишком громко. У Фроста сводит зубы от запаха старого машинного масла и тошнотворного запаха мха, но сказать он ничего не может, лишь пытается прожечь темную спину злым взглядом, но, кажется, кое-кому наплевательски похер на него. «Херова марионетка», — рычит подсознание. А Джек следует за Ужасом, уходя с путей, по рабочей узкой лестнице налево, и поднимаясь на высокий парапет, сворачивая в более узкий тоннельчик, и через него, за несколько тяжелых минут, перебираясь совершено на новую ветку путей. «И с какого черта меня тащить по этим одинаковым дебрям?!» Все домыслы, как испуганные кошки, разбежались по углам сознания, а то и вовсе испарились, и Фрост лишь досадно стонет про себя, не понимая, как намерений этого психа, так и своих эмоций к сложившейся теперь ситуации. Новая ветка, начавшаяся вроде бы хорошо, резко изменяется, а парапет, что отделяет от, странно-осевших вниз, рельс сужается, превращаясь в неровную, в полметра, дорожку, с разрушенными от постоянной влаги краями и трещинами в бетоне. Чертовы красные, неровно горящие, лампы ухудшают картину, пугая парня темно-бордовыми тенями и большой, как оказалось, ямой, что разрушила в этой части половину рельс. Видимо, еще давно здесь неправильно проложили путь, не заботясь о подземных водах, что активно так размывали почву, а с годами она просела под весом железных и бетонных нагромождений. Сейчас же, часть линии железной дороги представляла из себя десятиметровую длинную яму, глубоко в которой едва ли отсвечивала черная вода, а заржавевшие и просевшие рельсы создавали хлипкое подобие на железную дорогу. Он так засматривается, забыв о крошащейся под ногами дорожке, что не успевает переставить ногу, и соскальзывает вниз, не успевая зацепиться хоть, твою мать, за что-нибудь. Задушливый вскрик так и не срывается с губ, а его, подобно мелкому пакостливому котенку, подлавливает Ужас, за край воротника дергая к себе и припечатывая к стенке, не дав упасть в холодную черноту. Мужчина ничего не говорит, лишь шипит подобно змее и в красном свете жутко сверкают злобой почти янтарные глаза. Ужас недовольно отталкивает его к стене и вновь уходит вперед. «Чертов псих…» — но Фрост уже не понимает, кто из них конкретно. Ебаные тоннели, идиотский красный свет и чертовы минуты. Джек уже готов взбеситься и, не смотря на панику, взъерепениться, потребовав от этого ненормального разумного ответа, но все его мучения и скитания на эфемерном поводке за Ужасом заканчиваются ровно через минут десять, когда впереди видится яркий свет и наконец они выходят из похожего заброшенного выхода метро. Но выбравшись и привыкнув к свету, Джек замирает в изумлении, а перед ним простирается Призрачный Север. Маленький отчужденный квартал на севере А7, где когда-то жили люди, но сейчас лишь порушенные награждения серых, а то и выбеленных домов, что выглядят слишком апокалипстично с выбитыми дверьми и окнами, а жарящее солнце освещает давно покореженные, но где-то еще светящиеся псевдо металлические крыши пятиэтажек. Сюда трудно попасть кому-либо из местных — аварийные здания предназначенные для сноса этому способствуют, а доступ полиции же в принципе заказан, ведь, чтобы попасть в этот заброшенный квартал нужно пройти А7 напрямую и выйти на самый север района… Но уж точно не многие отважатся пройтись сквозь центр отмороженных банд. Фрост отмечает, что это умно. Очень умно. Да и по слухам прекрасно помнит, что сюда и не заходит никто, здесь — зона отчуждения, где никого нет и никто не живет. И к Дьяволу не сдался никому этот район, хотя он по-прежнему, насколько парень помнит, на аварийных источниках питания. Ровно, как и это чертово метро. А ветер раздувает сухой пыльный воздух, и в этом огражденном старыми мостами и пятиэтажками квартале, словно на другом конце мира — в действительности чувствуется земля после гибели всех людей. Пустая заброшенность выбеленных зданий, что разрушаются под безразличием ветров и вечностью времени, палящее ядовито-желтым солнце и тишина, почти идеальная — мертвая, не нарушаемая ни единым звуком человеческой гребаной цивилизации или звуками животных. Белая смерть, во всем антиутопическом пейзаже. Но это даже завораживает его непонятным образом, на секунды отстраняя от собственных трусливых мыслей. Правда личный мучитель, которого про себя проклинает парень, вместе с собой конечно, не терпит заминки, и кинув на мальчишку недовольный взгляд вновь направляется вперед. А беловолосому пареньку так и хочется заматериться, и высказать, какого хрена они будут слоняться по этому забытому всеми кварталу, но он только фыркает, и не желая стоять на палящем солнце, почти догоняет мужчину, но все же не упускает возможности в живую осматривать призрачный квартал. Тихо… Джек любит тишину, он почти позабыл, какая она бывает. Все эти магистрали, ругань, постоянные блоки новостей, переругивания и другие различные шумы настолько осточертели и забрались в подкорку, что он немного дезориентирован тишиной вокруг. Автострады и большие дороги сейчас далеко, машин не слышно, ровно, как и сигналок полицейских и говора людей, все это на дальней периферии сливается в один мерный тихий шум, но вокруг лишь тишина, жутко непривычная и такая же жутко желанная. Она разбивается только шумом в ушах от колотящегося на нет сердца и их шуршащим шагом по разбитой в хлам дороге. Здесь когда-то было много функциональных зданий, офисов и модных застеклённых корпораций, простых магазинов сбыта, ночных борделей в старых двадцатилетней давности, домах, общаги для малоимущих, что не отличались от других таких же домов, двухэтажные супермаркеты и закрытые подобно железным контейнерам, первые этажи аптек и ломбардов. Зданий много, они разные по архитектурному стилю и возрасту постройки, но всех объединяет разруха, почти везде выбитые или, со временем, потрескавшиеся окна, выбеленные и блеклые из-за солнца разноцветные эмульсии на стенах и вечно обветриваемые, давно ссохшиеся, пластиковые двери, где они еще стояли, естественно. «Хочет убить здесь?..» — Фрост идет неспешно, позволяя себе отставать от мужчины на пару шагов и думает, что будет дальше, предполагает и пытается взять свою чертову панику под контроль. Теперь ему совершенно ничего не понятно и ничего не логично. Заводить настолько далекого того, кого можно было убить на месте? Глупость несусветная, а вот на дурака этот псих похож в самую последнюю очередь. Джеку проще посчитать дураками весь Деп вместе с полицией, нежели Ужаса. Потому идея о изощренном убийстве в этом безлюдном месте как-то сразу отметается парнишкой. Но… Тогда для чего? Какого хрена этому нужно от него? Фрост прикусывает губу изнутри и прищуривается, пытаясь думать. Только вот ничерта не идет в голову, а они начинают петлять, заходя в тень одноэтажек, когда-то состоящих в основном из пунктов приема металла или небольших ломбардов. Бред, и Джек почти готов согласиться с мыслью, что его тупо похитили, чтобы измываться или еще для чего-то подобного. Но собственное подсознание некстати издевательски ржет, и становится глупо стыдно за свои идиотские предположения. Однозначно, он потерял мозги, а вместе с ними и рациональную логику. Черт бы драл Ужаса, а вместе с ним и все мальчишеские вылазки, которые опрометчиво делал Джек. «Но кто ж, блядь, знал?!» Опять тишина, только шаги, молчание со стороны его палача, и ряд одинаковых зданий, продвигаясь вглубь покинутого всеми квартала. Обветшалые общежития, шелест клеенки на верхних этажах вместо стекол, хруст разбитого стекла под кроссовками и страх перед очередным поворотом, в который его заводит мужчина. Каждый такой раз для Фроста как последний, и он не знает, когда Ужас остановится, не знает, когда его приведут к нужному дому или тупику — каждые пару минут, как спуск вниз и персональная клиническая смерть. Беловолосый думает, что скоро не выдержит — нервы сдают, а организм начинает сбоить. «Чертов садист…» Еще несколько петлей, чертовых, ебучих петлей, и вот обычный, как и до этого виденные, дом — светло-серый, с ободранной шпаклевкой и обветренными фасадными частями. Он стоит третьим в этой цепочке четырехэтажек, по-видимому, когда-то даже жилых. Но здесь они останавливаются, и мужчина заходит во второй подъезд, а у парнишки расширяются зрачки от страха и сердце пускается вниз. Ошалелое, от таких скачков психологических напряжений, сознание выдвигает самые нелепые, но притом самые ужасные предположения зачем его, черт возьми, сюда привели… «Пыточная?» Слишком жутко, слишком заброшено, запустело… А мозги отключают последнее рациональное мышление. И он только на одних эмоциях поднимается вверх, пытаясь не думать, что будет в конце. Здесь лишь старые, с облезшей краской, лестничные пролеты, мусор и крошево от отваливающейся штукатурки, которое шуршит ломкими пластинами под ногами, и не слышно ни души. Никого нет, необыкновенно пусто и обреченно, только легкий ветер гуляет по коридорам и лестничным проемам, завывающий и едва ли прохладный. А мысли о скорой кончине, правда теперь не слишком быстрой и совсем не безболезненной, посещают почти пустую голову, такую же, как наверное и всё молчаливое старое здание. Четкое слово «сбежать» только на втором этаже проскальзывает в сознании яркой вспышкой, но сразу же затухает, а Джек испуганно озираясь, бездумно отмахивается, и с легкой дрожью в руках поднимается за Ужасом. «Нечего терять или уже просто на все похуй?» — вякнул напоследок чертов внутренний голос, только проще от этого не стало. Третий этаж встречает мрачностью и запахом пыли, и они останавливаются на нем. Теперь длинный сумрачный коридор и ряды с обоих сторон рассохшихся покореженных дверей, где-то выбитых с петель, а где-то еще целых, даже функциональных. Фрост цинично усмехается про себя и ненавидит ебаный день, а едкость подсознания отвлекает легкий шум. Где-то вверху, выше этажом, все же слышны звуки — здесь кто-то обитает?.. Мужчина же перед ним только недовольно шипит, вновь, и неожиданно остановившись, зашвыривает Джека в квартиру с открытой дверью, по левую сторону от них. Всё? Вот он и допрыгался? Стоп!.. Какого?.. Мысли разлетаются распуганными мутировавшими воронами, а возобладавшая вновь паника за секунды лопается, как мыльный пузырь и Джек ни черта не может понять. — Что?.. — невольно вырывается у него из-за непонимания, куда эта сволочь его притащила, и почему здесь так… Просто? Он ожидает всего, вплоть до повешенных трупов с содранной кожей вверх ногами, но никак не оказаться в типичной жилой однокомнатной квартире, в стиле студии, простой, маленькой и ничем не отличающейся от множества других которых он видел. Ничего… странного и пугающего? Слишком… стандартно, — кровать в дальнем правом углу, закрытое жалюзями широкое окно в противоположной ко входу стене, широкая арка по левую часть, объединяющая еще одну комнату с этой, видимо кухню, еще несколько незначительной мебели то тут, то там, и захламленный всевозможными бумагами, документами и старым ноутбуком овальный стол, что является центром всего бардака, и стоит почти посередине комнаты, с небрежно отодвинутым рядом стулом. Всё, твою мать. И ничего устрашающего. И это вводит в ступор, ошеломление и настоящий, твою мать, когнитивный диссонанс! Ни указаний, что здесь обитает самый страшный убийца… «Джек, ты совсем спятил, да?» — попытки подсознания привести в адекват не срабатывают и у него глушит психику на нет. Все из-за этого… Ни цепей посреди комнаты, только типичная мебель. «Прекрати Фрост!» Ни развешанных трофеев по блеклым серым стенам… «Просто успокойся! Вдруг это случайно выбранная квартира, идиот!» Ни ковриков из людской кожи, лишь выцветший линолеум под рисунок паркета. Его изумление, граничащее с ошеломлением, прерывается захлопнувшейся позади дверью, и четкий звенящий поворот замка бьет последним колоколом в голове парня. Вот теперь-то… всё. И не важно, в чьей квартире они оказались. Его отрезают от надежды спастись, так просто и непринужденно, словно так и надо. Блядство жизни. — Ты… Зачем мы здесь? Куда ты меня привел? — Джек резко оборачивается к похитителю(?) и даже не обращает внимания на вновь раздавшийся шум сверху. — К себе домой. Куда же еще было тебя тащить?.. — его тон впервые за последние полтора часа звучит непринужденно и почти обыденно, и Джеку от контраста этой двоякой ситуации и простого поведения Ужаса становится дурно. — Что?.. — тупо переспрашивает парень. А действительность затягивает и, мелькавшая на периферии последнего здравого сознания, мысль оказывается правильной. Всё же выходит что… он живет так. Живет здесь. Не отличающийся от других… И вот почему-то от этого Фросту становится намного страшнее, нежели, если б здесь висели трупы. «Открытие за открытием, твою ж душу!» — выпавшее в осадок подсознание глючит, ровно, как и вся логика парнишки. Но его страхи и смятение перебивают, и мужчина заговаривает вновь: — Надеюсь, ты не думаешь, что я таскался бы в твой клоповник на Кромке, Джек Фрост. Беловолосый осекается и дергается, как от удара стовольтным разрядом, с неподдельным изумлением и опаской смотря на Ужаса. — Откуда ты… — Знаю твое имя? Или знаю где ты живешь, Оверланд? — мужчина неприятно усмехается, облокачиваясь на дверь, которую закрыл, и скрещивает руки на груди, — Не так уж трудно было найти тебя по базе. А теперь, давай по пунктам, — он серьезничает в мгновение и вся наигранная непринужденность слетает подобно иллюзии. — Зачем ты это сделал? — Сделал… что? — не понимает Джек, хотя мысли приводят овер-дохуя ситуаций, где он натворил какой-то из пиздецов. Его, возможно, еще не потенциальный убийца только хмыкает, демонстративно обходит парня, заставляя того так же обернутся, и подойдя к столику, поворачивает ноутбук к Джеку, щелкая по клавише. Затухший монитор «просыпается» и на экране появляется четкая запись с камеры, с одного из допросов. Того самого, где светловолосого парнишку допрашивают, а он издевается над полицейскими и посылает почти прямым текстом высокого детектива. И опять ситуация донельзя тупее и непонятнее для Фроста. Чертова просчетливая сволочь, и по-другому подумать сейчас об этом Ужасе Джек честно не может. Видео с допросов, а он — идиот, и сам-то про это забыл, точнее, даже не задумывался, а оказывалось надо было. И где, спрашивается, этот уникум только добыл эти записи, ровно, как и ключи для хака ОЦРовской базы? Разъедающее ощущение, что город, ровно как и он сам недооценивал возможности этого психа, слишком четко начинают вырисовывается на общей картине происходящего и в частности для Фроста. Точно так же, как и то, что попал парень знатно и, судя по всему, надолго. А запись, пусть даже и с выключенным звуком, продолжается, только вот Джек не может ничего вымолвить — ответить на вопрос, и продолжает пялиться в монитор тупым невидящим взглядом, зарывшись в гребанные домыслы. Мужчина рядом едва ли жалеет о своей идее притащить это недоразумение сюда, и проходится оценивающим взглядом по мальчишке, пока тот этого не видит, но через мгновение заговаривает вновь, привлекая внимание вздрогнувшего Джека: — Ты единственный кто видел меня, единственный, кто не раз встречал меня… Так скажи, на милость, почему не выдал полиции? Ты мог бы получить вознаграждение, мог поставить их на свои условия, мог бы, скажем, восстановить свою регистрацию на всю жизнь, и, поверь, они бы выполнили всё, что ты попросил, мальчишка… — в излюбленной манере растягивая слова заканчивает он, предугадывая реакцию подростка и наблюдая, как Джек взбешивается, порываясь жестко ответить. — Считаешь меня такой же сучкой, как и те… — А это не так? — издевательски перебивает хищник, нагло смотря в напуганные серые глаза. — Тебя послать так же, как и того херого детективишку? — раздражаясь еще больше, хмыкает Фрост, едва прищуриваясь. Возможно, он спятил окончательно, и ебнув его головой о стену мозг уже не воротишь, но и унижать себя он не позволит, даже этому Ужасу всея 604. — Дерзишь мне? — остро, злобно, словно играя со своей жертвой, позволяя ей вольничать, но пресекая любую ничтожную попытку почувствовать себя в безопасности. — А что? Нельзя? Или убьешь, предварительно помучив, как ты мучил всех тех сук? Фрост не думает когда говорит это, ровно, как и вообще мало о чем сейчас соображает, потому выходит откровенно и без страха, отчего в комнате на несколько секунд становится абсолютно тихо, а Ужас почти с безразличием осматривает его, но часть неприкрытого раздражения улавливается в желтых глазах. — Скажи, у тебя мозг при рождении вытек или позже, от химикатов выпарился? — не упуская возможности подцепить мальчишку, небрежно спрашивает мужчина, в какой-то степени довольствуясь смятением белобрысого недоразумения, что пытается храбриться перед ним. — Может… все вместе, черт его знает, — одергивая свой резкий тон, Джек старается перевести разговор в нейтрал, но опять-таки не может промолчать: — Лично мне плевать. Никогда ни перед кем не унижался и не стану. Страшно — да, перед тобой — особенно, но молить о пощаде не стану, ровно, как бы и не унижался перед теми ублюдками, что хранителями зовутся, в котлах бы они варились. Так что… либо режь, либо скажи прямо, какого хрена ты меня сюда привел? — Борзый… — вновь шипяще, и хищник делает шаг ближе, утомляясь от смелых порывов никчемного мальчишки. — Уже говорили, — тихо хмыкает парень, продолжая смотреть в желтые глаза, как, твою мать, загипнотизированный питоном кролик. Хотя для Джека это вовсе не питон, а настоящая, блядь, анаконда с помесью королевской кобры. — Не выводи меня… — голос становится тише, но от этого более шелестящим и холодным. — А не то… Договорить ему не дают, Джек не улавливает молниеносного движения Ужаса в свою сторону, но нож к горлу приставляется быстро, незначительно разрезая белую кожу и заставляя почувствовать теплую полосу крови, что начинает быстро стекать вниз. А ледяной взгляд горящих глаз уничтожает всё сохранившиеся самообладание, заставляя вздрогнуть от страха и судорожно выдохнуть.  — Запомни одну мудрость, мальчик, — спокойно, но так же тихо начинает мужчина, ни капли не меняясь в лице и медленно проводя лезвием по коже, причиняя боль, — Никогда не выражай свою никчемную горделивость перед теми кто может тебя сожрать, особенно перед тварями, что сильнее тебя и кому абсолютно плевать, как на тебя, так и на твою жизнь. Ты сдохнешь раньше, чем насладишься мнимым превосходством и чувством самомнения. — Судя по всему, за эту ситуацию я могу не опасаться? — наобум и лишь бы успокоить сошедший с ума пульс, и плевать на лезвие, что разрезает кожу — это не смертельно. Только вот опустить глаза Фрост не может, да и не хочет, и знает, что пока, несмотря на угрозу, ему ничего не сделают, даже за эту фразу. — Это почему же? — Потому что ты мог уже около пяти раз меня прирезать и сделать все что душе угодно… Однако, ты только наоборот вытаскивал меня и… спасал жизнь, раз за разом, — Джек уже почти не обращает внимание на липкую теплую влагу на шее, только пытается отвести взгляд, кусает изнутри щеку, но не может сказать по-другому. Не может сейчас врать, как себе, так и ему. Хуевый из него лжец. Толком провести себя-то не получилось… А эта сволочь лишь издевательски молчит, убирает нож от пореза и пристально смотрит в глаза. — Я всего лишь отдал долг, — следует небрежный, но спокойный ответ. — Что?.. — кажется, для парня это уже пятый раз, когда он пытается не уйти в прострацию от неожиданного ошеломления. И какого, простите, хуя, самый ужасный и изощренный убийца 604 отдает долги какому-то мальчишке вроде него? — Ты предупредил меня о зачистке. — Только поэтому ты помог мне там, вырезав тех придурков? — Скажем так, мне было бы неприятно проходить в том месте под взгляды посторонних идиотов. — Хорошо… Но почему… там, на заброшке. Там ведь… Я тебя уже узнал. И ты… ты явно был… — Джек кусает губу, хмурится и пытается подобрать описание, стараясь не вспоминать страшные сцены кровавой бойни. — На работе? — помогает с подборкой слов Ужас, слегка приподняв бровь в вопросе и цинично ухмыляясь. — Ты это называешь так?.. — опешивает от простоты подбора эпитета парень, забывая перед кем находится, и морщась от отвращения, — Фу… Черт! Но предположим. Так какого хера оставил меня в живых? — Ты был ни при чем, — мужчина отходит на несколько шагов назад, складывая руки на груди, но по-прежнему не убирая за пояс чертов серповидный нож. — Но я мог тебя сдать! — Но не сдал, — вскидывая руку в сторону и указывая концом лезвия на монитор, — И мне стало интересно. — Ты — псих! — как констатация факта, и уже не боясь расслабиться. — Не исключено. — Но потом… — не упускает случая припомнить Фрост. Хотя подсознание и орет, что наглеть не стоит. Но его гребаное любопытство… — А вот потом опять ты удачно подвернулся, отвлекая полицейского на себя, —  спокойно заявляет мужчина, как будто они разговаривают о будничных делах или о погоде, а не об участии в убийствах. — Да я в ловушке был и пытался выбраться! А ты же, как настоящий психопат… — беловолосый парнишка запинается, ловя на себе неодобрительный взгляд желтых глаз в придачу с ядовитой усмешкой, — Хотя, да, о чем это я?.. Так вот, ты прирезал этих идиотов, и все сорвались с цепи! — почти взрывается Джек, но тут же жалеет, вспоминая, что было после и прикусывая язык.  — А с этого момента давай поподробнее, — хозяин квартиры теперь сам вспоминает и в легкой злости осматривает мальчишку, делая плавный шаг к нему и наглядно перекручивая в руке острый нож. — Не-не-не! — Джек пятится назад, понимая, что на него наступают, но забывает о достаточно маленькой площади пространства и быстро натыкается на стену рядом с дверью, а Ужас подходит ближе, с недобрым, почти садистким блеском в глазах. — Какого черта ты там устроил, мелкий никчемыш? — опять этот хриплый злой голос и он почти в плотную, а желтый взгляд в самую душу. — Вообще-то был план другой, но времени не оставалось и пришлось… импровизировать?.. Паренек знает, что дебильное оправдание. Ровно, как и тот его поступок, который он до сих пор не может забыть, был дебильный, но лучшего оправдания у Фроста всё равно нет. И он хочет со всей дури побиться головой о ту же бетонную стену, чтоб мозги хоть когда-нибудь встали на место. И больше такого никогда не совершать. — Херовая импровизация, учитывая кому ты всё это предлагал… — саркастично хмыкает мужчина, но кончиком лезвия все равно проводит по щеке мальчишки, продолжая пристально смотреть в темно-серые глаза, — Хотя, может, стоит повторить? Взаправду сумеешь? Или ты уже знаком с этим, раз так отлично вжился в роль?  — Да иди к черту, твою мать! Это от адреналина! И, вообще, скажи спасибо, что это сработало, и нас не изрешетили пулями! — оскорблено взрывается Фрост, раздраженно дергаясь от холодного лезвия и с подступающей уже ненавистью продолжая чертовы гляделки. — Это тебе спасибо говорить, сученыш? — шипит Ужас, сверкая холодной злостью желтых глаз и порываясь сцепить пальцы на глотке зарвавшегося мальчишки, но слишком быстро и отчетливо понимает что, в общем-то, стиль не его, и только раздраженно бросает: — Убить бы тебя за такое. — Так почему я все еще жив… объяснишь? Ты уж определись — убивать или нет! А то как-то некомфортно в подвешенном состоянии быть, когда самый, твою мать блядь, опасный убийца — Ужас всея 604, вылавливает тебя из раза в раз, и теперь приводит в свой дом, играясь, как с чертовым загнанным животным! Джек выпаливает всё на одном дыхании, не заботясь как о своей безопасности, так и об орущей интуиции, которая умоляет вовремя прикусывать язык. Ему на это похуй. Ему уже почти на все похуй. А вот высказать этому сукиному сыну всё из-за чего у него нервы в клочья, Фрост хочет, и похуй ему, если эта сука еще раз приставит нож к горлу. Достал, блядь, основательно и по полной. Все недели безумия и шизы, что сжирали и только из-за встреч с ним. — Это всё? — вскинутая в вопросе черная бровь и похуистичный взгляд на мальчишку. — Нет! Да!.. Твою ж… не знаю я! — Джек действительно не знает, что его бесит больше, и только распаляется сильнее, понимая, что из-за общего стресса больше не может стоять пай-мальчиком и испуганно молчать, — Что тебе вообще надо от меня? Я уже дома сидел, уже маршруты сменил, чтоб на тебя не наткнуться, но опять ты! От тебя весь город пытается спастись и шизу ловит, а я его, блядь, через день практически встречаю и еще жив! Я, конечно, знал, что твоей фишкой страх и садизм является, но не в такой же форме! Зачем я здесь? — запал кончается, так же, как и все главные вопросы, и парнишка пытается отдышаться, отчаянно кусая губы и не зная куда смотреть. Он даже не замечает на себе пристального взгляда, ровно, как и факта опущенного ножа. — Почему я?.. — Заткнись, — спокойно, даже не повышая тон, — Иначе точно убью. — А что… были сомнения? — растрачивая весь энтузиазм и опуская голову, понижает голос Джек. — Были. Ты не рассказал обо мне, и даже после других встреч не побежал в полицию. Мы были на крючке у них, и ты все равно предпочел… вытащить меня. Называй это как хочешь сам, но я вижу другое, мальчишка. Потому ты еще жив. — Это честь для меня. — тихо усмехнувшись позволяет себе съязвить Джек. — Не перебивай, могу и передумать. — наглядно перекрутив нож, обрывает мужчина. — Так вот, я привел тебя сюда, показал где живу, ты знаешь как я выгляжу, знаешь, кто я… И я тебя отпускаю. Просто, потому что… хочу. И просто потому, чтоб из-за своего любопытства моей персоны, ты не полез в те дебри, о которых даже не подозреваешь. Где точно тебя могут сцапать полицейские, а дальше, уже конкретно поняв, что ты что-то знаешь, начать с тобой настоящий допрос. Ты… — Ужас опасно ухмыляется, проводя кончиком ножа по горлу мальчишки вверх, несильно царапая острием подбородок, и вынуждая Джека задрать голову и смотреть в глаза, — …выдержишь там максимум день, в их камерах, а дальше рисковать своей жизнью и терпеть пытки из-за какого-то ублюдка явно не станешь, и прекрасно выдашь им меня.  — Так в чем разница? — с толикой непонимания, сквозь плотно сжатые зубы, спрашивает Фрост, пытаясь не взбесится и случайно или уже не случайно не получить ножом в бок или по горлу. — Похоже, действительно сотрясение мозга в третьей степени. Как говорилось раньше — запретный плод сладок, а таким малолеткам, как ты, с гиперактивностью всегда интересно всё самое страшное и неизведанное. Ни в жизнь не поверю, что через какое-то время тебе бы не стало интересно еще раз столкнуться со мной или побольше узнать про того, кто не раз тебя щадил. — Ужас отпускает его и отходит дальше, закладывая руки за спину и как-то с издевкой смотря на парня, — Считай, что я просто по-особенному перестраховываюсь, до конца показывая себя и где я обитаю, чтоб тебе не взбрело в голову лезть куда ни попадя, где, собственно, и расставлены сети недо-стражей порядка. Дошло, малолетка? — Я не малолетка! И дошло. И, вообще, сдался ты мне… Глаза б мои тебя не видели после той заброшки. — фыркает Джек и скрещивает руки на груди, пытаясь отойти от недавнего близкого контакта и не показать, как его до дрожи доводят эти игры с ножом у горла. — Только вот не подумал, что если еще раз меня сцапают, то я смогу выдать не только твою внешность теперь, но и то где ты живешь?  — А ты хочешь им попасться? Сам же говорил, что сидишь дома. Вот и сиди, до конца сезона. Сам не нарвешься — никто тебя не вытащит, если только лично к ним не пойдешь. Но, ежели попробуешь… — желтые глаза вновь недобро сверкают опасностью — холодной, смертельной, и беловолосый понимает, что эта угроза, в отличии от других, не шуточная и прямая, — Запомни, Оверланд, я узнаю и найду тебя быстрее, чем ты доберешься до первого из участков. Но вот тогда… — Ты действительно псих… — неверяще хмыкает парень, пытаясь не думать об остром страхе, что сковал тело, от этого спокойного, но несущего смертельную угрозу, тона. Однако, даже не смотря на страх парень пытается договорить: — Да и давать незнакомому пацану всю информацию о себе и пускать все на самотек, просто потому, что тебе так хочется… Пиздец... — Фрост не замечает, как неодобрительно качает головой и охреневающе усмехается сам. — Думай что угодно. Но менять решение я не собираюсь. Так что, мальчишка, пойдешь в полицию после этой встречи? — Ужас словно играет, издевательски подначивая парня, но прекрасно зная, что тот никуда не сунется. — Оно мне надо? Я вообще видеть ни тебя, ни их не желаю, хотя их в большей степени… — Да неужели? Трагичное прошлое, а они не спасли твою… — Заткнись!.. — не выдержав такой едкости рявкает парень, и плевать ему сейчас на страх перед этим… Ужасом, его ненависть к полиции понятна, но гибель семьи — табу, и другими не поднимается. — А если это всё, то я понял твою позицию и ничего про тебя никому не расскажу, и понял уже, что ты за всем следишь, так что теперь дай уйти к себе! — Вали. — небрежно и по-злому, словно давно желал выпроводить подростка. Джек хмыкает так же небрежно и разворачивается, чтобы уйти, но у двери, пока еще не открыв замок, он не оборачивается и тихо произносит, хотя, твою мать, так этого не хочет, но что-то внутри требует это сказать: — И да… Короче, спасибо… Сам знаешь за что. — Всё? — скучающе и явно недовольно, что мальчишка еще посмел задержаться и отнять дорогое время. — Всё! — огрызается Джек, и закусив губу, напоследок тихо буркнув: — Ужас… — Уж лучше Блэк. Ключевая фраза для Фроста в этот день — «не выпасть в осадок еще больше». Но она уже не работает, и парень даже не старается скрыть удивление, оборачиваясь и смотря на мужчину, едва ли неверяще усмехнувшись. — Тебе подходит, а имя? — В следующую полноценную встречу. Если уж выживешь, никчемыш. — Да лучше уж не выживу. — цедит парень, а всё легкое удивление смывается потоком злости, и открыв замок он выбегает за дверь, негромко ей хлопнув. И к черту! К черту этот дом, эти картинки обстановки, отрывки разговоров и этот пристальный желтый взгляд. Джек материт и клянет себя последними словами, но больше эту циничную хладнокровную сволочь. Да. Точно. И он надеется, что сможет выбраться с этого квартала, не прибегая к выходам по старым линиям метро, хотя он прекрасно запомнил сюда дорогу. *** Фонари уже зажигаются, когда Фрост возвращается на Кромку, всё в том же ахуе, неверии и злости. И в последний момент, перед тем как зайти на территорию общежитий, он смотрит вверх на небо — на звезды, которые по-херовому скотству так ярко проявились на почти черном, выжигающем все остальные цвета, небосклоне. Да, он определенно попал не в ту эру, не в тот век… Не в тот мир…