Психо города 604

Он находился далеко, так, что никто не поймает и не поймет — не выследит. По крыше опустевшего склада барабанили наглые капли дождя, а в самом пыльном помещении не было слышно ни души. И лишь хаотичный стук капель об ржавую крышу создавал мерное металлическое эхо, нагнетая атмосферу и без того в мрачном помещении. Но внизу было тихо. Внизу всегда тихо: в подвальном помещении, где некогда еще сохранилась его любимая холодильная камера. Раньше, конечно, служившая для заморозки полуфабрикатов и напичканных синтетикой туш мяса, но сейчас полностью позабытая и пустая. Совсем как он. Но еще рабочая, еще создающая адский холод. Такой же, как и в его эмоциях... Дождь наверху усиливается, искажая грязный город, но даря ему время завершить свою работу. А он хочет придать им красоту. Яркую… Не такую, как при жизни. Он хочет увидеть их иными — иномирными. Поэтому аккуратно срезает ленту кожи на запястье и шее. Он целует их в приоткрытые губы, залюбовавшись предсмертным чистым ужасом в расширившихся зрачках. И это — его наследие. Его мальчики. Латексные шнурки, как никогда здесь подходят, опоясывая шею и закрывая тонкую полоску кровящего мяса своим глянцево-черным блеском... И они чистые, белоснежные, идеальные — еще живые. Всегда как куклы — хлопают глазами, взмахивая пушистыми ресницами, на которых капельки хрустальных слезинок. Но вместо кукол всё осознают, всегда, всё чувствуют… Его мальчики всегда всё чувствуют: как нож проникает под ребра, как спица вгоняется в гортань… как он медленно, с оттяжкой, входит в них, не забыв заботливо растянуть малышей их собственной кровью. Он любит их, дарит им последнее наслаждение перед перерождением. Все ради них… юных созданий свыше. Светловолосых, светлоглазых, утонченных и изящных — идеальных. Самых редких. Скоро... Еще один и его творчество будет завершено, будет последний рубеж перед собственным перерождением, и его не волнует ничего кроме этого. Двадцатисантиметровая спица входит ровно, прокалывая нежную кожу и вонзаясь в гортань под прямым углом. А он восхищен искренней агонией в серовато-голубых глазах своего предпоследнего взрослого мальчика. Его густая кровь медленно замерзает на полу рефрижераторной камеры, и это завораживает до дрожи в пальцах. Идеальнее будет только с последним. С самым прекрасным, по его скромному мнению. Он любит эту камеру: температура, которую можно настроить, понижается еще больше, а его искусство теперь замерзнет, и не будет повержено жестоким правилам увядающей природы. Перерожденный не закрывает глаза, и в них остается тот первоначальный ужас, что он любит, но кровь из ран постепенно загустевает и замерзает, теперь почти не выливаясь из тела. А он, поцеловав напоследок синие холодные губы, поднимается с колен, любовно оглядывая свою работу. Остается последнее… *** Он резко подрывается с кровати, хватаясь за горло, а за стенкой вовсю горланит новый блок новостей. Да чтоб он сдох. «…и новый день для 604 начался достаточно печально, а новая жертва Принца-Ленточника была найдена в здании бизнес центра Авилон, и, по предварительным данным, это уже пятая жертва, которую…»  — Что за блядство-то? Джек дышит загнанно, пытаясь отойти от кошмара, где ему словно в живую перерезали горло, и щурится от желтоватого света, заливающего его убогую серую комнатку. А он-то, придурок, поленился вчера закрыть окно перед дождем, и вот, блять, теперь наслаждайся — смотри, как все светло и прекрасно! Парень морщится, сжимая губы в тонкую полоску, нехотя встает с кровати, шатаясь, и направляясь в прохладную ванную комнату. — Не стоило вчера загоняться… — прикусив губу бормочет он, и ненавидит перспективу все-таки вновь тащиться по новым закупкам. Но так он просто сдохнет от голода, хотя перед этим от обезвоживания… И единственное, за что благодарит себя Фрост, это за вчерашнюю вынужденную, но пригодившуюся подработку. В ванной включается душ, слышатся отборные маты, а за окном, накаливая асфальт, палит нещадное солнце, и люди в двойном страхе закрываются на замки. *** «Ты охренел?» — возмущается про себя Фрост, когда какой-то неадекват пихает его к шершавой стене и пробегает вперед. Фрост материт идиота и останавливается на несколько секунд, чтобы одернуть закатавшийся рукав кофты, а после сворачивает направо и по знакомым ступенькам сбегает вниз, в узкий проулок между двумя знакомыми кварталами. «Ебанутая неделька», — равносильно думается парню, а сигналящие вдалеке машины и мат водителей уже подобен фоновому шуму. Он фыркает, хочет глотнуть еще порцию воздуха, но только петляет по знакомым лабиринтам и думает, когда все это прекратится. Весь тот пиздец, что творится почти с неделю. И можно, вот до стопроцентной вероятности, подумать, что дело в нем и его невезении, в его проблемах и никчемности жизни. Ан нет, хер там. На странность, Джек сам удивляется уже столько дней, что именно с ним слишком странного ничего не происходит, а вот город шизит и плющит на нет. И мало того, что разгар сезона, так и новые психи повылезали откуда не возьмись, и начали тиранить несчастный 604. Он едко усмехается и пулей перебегает дорогу, оказываясь в прохладных закоулках А7 и надеясь до обеда все же попасть в супермаркет. Все началось на следующий день после его фантастического, мать его, приключения, будь оно проклято, и Ужас вместе с ним. Джек даже сейчас материт то стечение обстоятельств и не может никак успокоиться. Эстета все же поймали… Точнее, нашли мертвым, в собственной элитной мастерской красоты, изрезанного парикмахерскими лезвиями и проколотого любимыми декоративными ножами, которые он так кстати брал на преступления и ими же резал бедных жертв. По разнообразным блокам и роликам весь день крутили одно и то же: весь пол был залит в кровище, а не эстетично-поломанное тело мужчины было утыкано, помимо прочего, кусочками разбитых зеркал, особо большие осколки были воткнуты в сгибы локтей и ног психа… И так тварь, которая запугивала всех девушек от шестнадцати и до тридцати, растеряла всю свою эстетику и стала еще одной обыденной жертвой Ужаса. Так просто и так жестоко в то же время. Только паники после этого стало больше — город бушевал: 604 сходил с привычной орбиты шизы, переходя на паранойю, а изощренность кое-кого била все рекорды. «Совсем охренел…» — вновь подумалось юноше, только теперь он думал не о постороннем пробежавшем сталкере, а об одной конкретной личности, пытаясь сам же не анализировать с какого хрена начал думать о нем больше. Фрост фыркает, словно оно ему это и не надо, и удачно перепрыгнув через, хер пойми когда установившийся вот здесь, бордюр в пол метра мчится дальше. У него есть дела поважнее, нежели детальное обдумывание какого такого в ту же ночь после их разговора Ужас так оторвался. К тому же… Джек закусывает губу и все же сбавляет темп, теперь просто быстро переходя еще одну полупустую, но слишком шумную улицу. Он надеется, что сегодня ему так не повезет, как в прошлую неделю. Черт бы драл… И ведь формально приключений не происходило, его никто не вылавливал, не приставлял нож к горлу и не пытался убить. Только вот… случайные встречи… Целых два полноценных раза, на точках перекупщиков и сбытчиков. А Фрост проклял свои маршруты и себя вместе взятых. Он никак не ожидал встретить своего персонального палача через четыре дня после их разговора на одной из улиц, совершенно не скрывающегося, так и еще настолько близко. А после этого думай, сколько потенциальных убийц незамечено проходит рядом с тобой каждый день. Парень не ожидал, а вот его явно приметили сразу, только вот ни словом не обмолвились, лишь пакостно усмехнулись и исчезли в серости толпы. А Джек так и стоял, как обожженный хрен пойми чем, и думал какого хрена. Второй же раз он в принципе не думал, и для своего же психического спокойствия лишний раз не вглядывался в людей, что снуют рядом, только вот просчитался и натолкнулся на кого-то, разъяренно шипя и поднимая голову… Как оказалось зря. Легкое презрение в желтом взгляде и едва ли саркастично приподнятая бровь, и ведь не заорешь на всю улицу полную неадекватов «какого хера?» Только на подлость та их секунда замедлилась, а по блядству случая рядом новый блок новостей передавал о новых подробностях в смерти Эстета. И, кажется, Ужасу понравилось, как побледнел тогда Джек. Беловолосый трясет головой и просто старается не вспоминать. Сейчас важна концентрация и внимание — людей вокруг слишком много, а шизоидов возможно и подавно, к черту мысли, и главное живым добраться до Джейми. К тому же… слишком уж много в его жизни стало этого маньяка. «И даже без него стало только хуже…» — думает беловолосый и его бесит, что на улицах еще больше людей, чем четыре дня назад. Чертов… Ленточник. Какого хрена эти журналюги обозвали его «Принцем» Фрост в принципе не поймет, но матерится грязно и долго, жаль, что только у себя в голове. Эта тварь появилась не так давно, но убивает с завидной регулярностью — через каждый день. Мерзкая, ублюдочная сука, от которой даже матерые банды в полном ахуе, а Деп предпочел временно переключиться на него, забывая все сводки новостей про Ужаса. «И с какого такого хера, этот Ужас еще сам не нашел и не прибил эту паскуду?» — то что подсознание и напугано, и возмущено, Джек уже не обращает внимания, ровно, как и на творившийся вокруг хаос из всевозможных жителей и придурков, что теперь либо не высовываются, либо в «супермаркетах» и точках закупи протолкнуться нельзя.  — Хотя, какого скотства этим долбоклюям так боятся? Не их же, твою мать, могут усыпить в толпе, воткнув иглу в кожу, а потом издеваться да кожу вырезать!.. Парня передернуло от воспоминаний первых трех блоков новостей и подробном описании типа жертвы, и того что этот с ними делает. По всем пунктам, шизанутый выбирал молодых, можно даже сказать юных, мальчишек, очень необычных на внешность. «Да, таких как примерно ты, Фрост…» Его вновь передергивает, а новый закоулок встречает сыростью и прохладой. Может, ему стоит здесь остановиться и сделать передышку? Блядский садист. Джек перестал слушать и вникать в подробности после третьей жертвы, ведь становилось слишком противно и мерзко на душе. Все парни были похожи, а это… подобие на человека выбирала целенаправленно молодых, светловолосых, с белой кожей и светлыми глазами. Черт бы драл этого садиста с мутировавшим, блядь, сознанием. Хотя мозги были и, судя по всему, хорошие. Джек не мог не признать, ровно, как и половина СМИ и детективов из полиции. Усыплять и похищать в толпе… Убивать людей редкой внешности, делать с ними свои зверства, замораживать, а потом подкидывать в людные солидные места — для этого требуется мозг и хорошая, твою мать, смекалка. Но больше всего раздражало не это… Бесил факт, что его до сих пор не выловили, хотя он и оставлял дохренище улик, начиная с биологических следов на телах жертв, и до факта заморозки, которая делается только при определенной температуре. Джек с разворота, не замечая железных балок заграждения, на которых натянута старая железная сетка, врезается в угол поворота, больно ударяясь плечом, но только шипит и матерится, и бежит дальше. Его теперь бесит абсолютно все, и мыслей в голове слишком много и настолько все специфичные, что он рад был бы пуле в башке, и отправиться на тот свет. Нет. Не новые мысли о суициде. Просто всего чересчур много, и касающихся его событий и параллельных, которые тоже в какой-то степени его волнуют. «Естественно! Особенно подходить под описание почти идеальной жертвы психопата, это слишком блять волнительно и нихрена не радует!» — в сердцах взвинчивается беловолосый парнишка и наконец тормозит, чтобы перевести дыхание. В этом проулке пусто, тихо, но безумно влажно и душно из-за испарения луж после вчерашнего дождя. А Фрост цыкает и прислоняется к прохладной стене, потирая левое предплечье. Спокойный медленный выдох и он рад хотя бы тому, что его раны зажили. Как-никак после той потасовки в подземки прошло уже десять дней. Ссадины сошли, синяки прошли и порезы тоже благополучно зажили. — Десять чертовых дней… Он хмыкает и думает, что лучше б так прошли воспоминания. Это не типично — это странно. Разговаривать и, в принципе, быть в логове самого опасного убийцы, а после бояться какого-то психа, что выслеживает похожих парней. Джек думает, что совсем ебанулся, но реальность такова, и, к его великому сожалению, ничего поделать с ней он не может. А еще реально то, что ему надо добраться по старым тропкам в супермаркет и желательно не залететь к Джейми белым полотном, как в прошлый визит: как раз после того, как услышал детально о второй жертве Ленточника. На третьей, когда он находился в своей квартирке, о пол разбился стакан, а в стену полетел старый стеклянный поднос. После этого он слушать не стал — выдержки больше не хватало. Фрост до сих пор не понимает, почему эти убийства и само это существо он начал бояться, а на кровавые фортеля Ужаса теперь почти параллельно. Нет, здравая оценка работает, и он понимает, что это жестоко, бесчеловечно и, вообще, жутко аж писец, но твою мать!.. «А может, потому что Ужаса я встречал, и он меня… спасал?» — но сам же не понимает какого черта оправдывает этого психа у себя в голове, хотя и зерно истины в этом есть. Совсем чокнулся, вровень городу и маньякам. И как же его тошнит от всей этой обстановки и непрекращающегося террора известных и неизвестных. И недаром психологи и аналитики бьют тревогу — количество суицидов резко подскочило, а население 604 резко подорвалось за границы, в другие города. Он это слишком хорошо понимает. Вровень самому где-нибудь спиздить захудалую машину и свалить с этого гнилого болота. Только вот водить он не умеет, и ехать понятия не имеет куда. Хотя и подыхать теперь не хочется… Но выживать?.. Джек мельком обратил внимание на пронесшуюся вдалеке тень, наверное, тоже отмороженный пацан или девчонка, что пытается выжить. Дебилизм и моральная травля… Фрост пытается не думать. Пытается абстрагироваться, но как твою ж тут не думать, когда из каждого жилого дома и окна доносятся сводки новостей, комендантский час ужесточили, а полиция прогоняет свои броневики почти ежечасно по опасным районам? И самое хреновое — это всё не работает. Ничего из этого. Психа не могут найти, люди пропадают навсегда или их находят на следующий день с вырезанными глазами или разрезной кожей по всему телу... И как тут, твою мать, абстрагироваться? Парню хочется хихикнуть, в солидарность шизе города или просто из-за того что сдают нервы, но он только закусывает губу и морщится. Оттолкнувшись от стены и не дав себе еще хоть секунду спокойствия, Джек исчезает за следующим поворотом, выбегая из душного проулка. Скоро начнутся шумные улицы, по которым жители неблагополучного А7 и Кромки стекаются к нужным тоннелям супермаркета. Скоро начнется жесть, а его паника почему-то усиливается, но он только трясет головой и поправляет сползшую лямку рюкзака. Из окон жилых двухэтажек, давным-давно служившие под коммерческие нужды, сейчас же больше частные заведения для релакса, слышатся нудные голоса ведущих новостных блоков, а ему так жаль, что последний плеер и наушники он посеял полгода назад, и сейчас не может врубить какой-нибудь хард на всю громкость и сбежать подальше. Фрост только сильнее стискивает челюсть и удачно сворачивает вправо, не заморачиваясь об узком проходике и еще нескольких подростках, что несутся в противоположную сторону. Он огибает их почти не утруждаясь и не сбавляя бега, видимо опыт дает о себе знать, и Джек благодарит невесть кого, что в таких проулках редко встретишь взрослых дядь. Либо ему просто везет. «Да, а как же…» — мрачно напоминает внутренний голос, и он хочет побиться головой о мелькающую с правой стороны стену. Усталость угнетает. Город угнетает. А он подобен несмышленому птенцу, которого и летать не научили, и в гнезде он уже не помещается, а дерево-то, на котором гнездо, потихоньку гореть начинает. «Проклятая жизнь» Но зло мотнув головой, словно в опровержение хотя бы части своих мыслей, он быстрее убегает вперед, стараясь не замечать и не слышать, что происходит вокруг. Ему это не надо. Он не хочет вновь слышать и чувствовать. Он не хочет вновь боятся. Он не хочет быть жертвой. Джек сглатывает неизвестно откуда взявшийся ком в горле и, шумно выдохнув, почти радостно сворачивает вправо: еще десять метров и он будет у начала супермаркета. Главное, чтобы после слежки, конкретно за ним, не было. Где-то с левого края доносится ор и помехи с громко включенным радио. Опять про одно и то же, и как на зло новые подробности о последней жертве Ленточника. «…с каждым разом волосы у жертв более светлые…» Он не может вычеркнуть эту фразу из позавчерашнего выпуска. Он не помнит ничего кроме нее. Но притом она и пугает больше всего. По-настоящему пугает. Его не пугает так даже… Нет, Фрост. Неверно. Чертовы алгоритмы нормы в голове сбились, чертовы рамки морали давно попраны, а он нихрена ни в чем не разбирается, и не может разобраться. Пытается совладать, для чего-то жить и не быть безумной марионеткой, но выходит у него реально херово. Чертова нить жизни еще вьется, и он не может её оборвать — не хочет, боится... И не хочет думать, что будет лучше. На последнем хочется заржать, но это будет уже слишком частое и шизанутое явление. Лучше просто добежать до места, не думать, закупиться и по-быстрому вернуться домой. Он еще надеется выжить в этом гремучнике и не стать такой же тварью к годам двадцати пяти, если доживет… *** А паника росла, и людей вокруг становилось больше. Пятна разноцветных волос то тут, то там, а он бесится, когда приходится кого-то задевать или кто-то задевает его, чтобы протиснуться средь толпы и попасть в нужную лавку. Черт бы драл новостной блок, и не один, что в тоннельном помещении орет с разных сторон. А все шизоиды на нервах, даже крупные и не очень банды, группками кочующие по магазинам. Даже эти пираньи… Да и пару акул он здесь видел, в виде бывших главарей Загонщиков и Синих. В кровавую бездну этот пир во время чумы… Джек давно не видел такого наплыва неадекватов и скуп всего и вся в магазинах. Смешно или не очень, но впервые, наверное, во время сезона… сам виновник не при чем. «Интересно, это зацепляет его гордость? Ведь не благодаря ему последнюю неделю такая паника…» — думает Фрост, лавируя меж людьми и продвигаясь в направлении двери с зелененькой подцветкой «M.r.c.l» Мысль, даже в этом сумбуре, доходит на странность быстро, и Джек только мотает головой, пытаясь не думать больше одного раза за полчаса про этого… «…Гребаного циничного ублюдка…» — хмыкает подсознание, и Фрост почти доволен таким ругательством. Хотя тревожный колокольчик уже звенит на периферии осознанного. Он старается как всегда отмахнуться и, обогнув еще одного недопсиха, с размаху открывает дверь, влетая в неприметный, но настолько знакомый магазинчик. — Да ладно?.. Оверланд собственной персоной? Еще не загнулся на своей Кромке, а? — из дальнего угла приветствует паренек и подло хихикает, вообще не обращая внимания на двоих верзил, что ожидают своего заказа возле кассы-витрины. — А заткнуться и сначала отпустить клиентов, не судьба? — раздраженно цедит Джек, впрочем, этих двух он видит здесь по случайности уже не первый раз, так что особой опасности не ощущает. — А я все успеваю… — гордо хмыкает Джейми и подорвавшись к витрине, ставит на нее персональный заказ из ядерных энергетиков, и пробивает отданные кредитки. Джек же только фыркает и стоит в стороне, ожидая свою очередь и посматривая из-под капюшона на мелькающую толпу за дверью магазинчика. Ему не по себе, слишком уж противно видеть и понимать все как есть. Но и долго копаться в себе и в своем отношении к ситуации он не может, да и не хочет. Лучше уж вообще стараться не обращать внимания и игнорировать собственную, с хрен пойми чего взявшуюся, панику. «Просто, всего лишь ты особенный, просто, всего лишь на такого как ты начали охоту. Просто, всего лишь тебя никто не защитит, ибо ты нахер никому не сдался», — а ухмылка кривит губы, но он благодарен сумраку магазина и своему капюшону. Его очередь подходит, а двое высоких качков проходят мимо, выходя за двери. На минуту в магазинчике становится почти тихо, но это «почти» заставляет Фроста сжать челюсть до скрипа зубов и стараться не надавать Джейми по морде: новый блок новостей, с дальней продовольственной комнатки, достаточно четко и внятно рассказывает о прошедшей ночи и о…  — Ну-с, с каким списком ты сегодня, сталкер недоделанный? — радостно хмыкнув, Джейми поправляет ярко-красную кепку на голове и облокачивается на витрину, с довольной улыбкой упоротого чешира смотря на Фроста. А тому кажется, что приятель и вовсе чокнулся от всех шизанутых клиентов и общей атмосферы творившейся в супермаркете. Но… к счастью или сожалению, Джейми всегда такой, особенно в разгар сезонов, особенно, если дело пахнет жаренным, и да, конечно ж, не для него. Идиот малолетний, что с него взять... Джек лишь хмыкает и без слов выкладывает из рюкзака пару кредитов и пейнтов, намекая явно на несколько хороших провизий и белковых напитков, плюс, как всегда, дистиллированная вода. Разговаривать желания нет, и так же нет желания оставаться здесь больше десяти минут. И он знает, что тупо может слететь с катушек или паника полностью затмит осознанное мышление, а это, в его случае, не самый подходящий вариант, если уж он хочет вернуться на Кромку живым и здоровым. «Такое уже было… Несколько лет назад. Та паника…» — парень только трясет головой и хмурится, не желая даже что-то отвечать тараторящему, как всегда свое, Джейми. Ему плевать сейчас, пусть и стыдно немного. — …вот. А по поводу твоей неразговорчивости и замкнутости, слушай, может правда найдешь себе кого… — паренек в ярком прикиде резко затыкается, стоит Джеку поднять на него злой взгляд. Джейми лишь хмыкает, понимает, что Фрост на нервах и достает из дальней комнатки последние нужные продукты. Он думает, что друг воспринимает все эти убийства и общую панику слишком уж близко к сердцу, но не знает, что Фрост уже успел повстречать свою смерть несколько раз, и тем более не знает, что тот встречал настоящих психов, которым человека зарезать — плевое дело двух секунд. Ещё слишком наивен — Джейми ещё слишком ребенок. А Джеку и вроде похуй, и в тоже время жалко его. Но рассуждать он не хочет, ровно, как и вдалбливать свое отношение к миру этому малолетке. Сам поймет. Да и ему уже пора. К тому же, из-за нервозности сегодня явно не удастся даже поперекидываться колкими фразочками. — Эй? Стоять! Фрост, твою же! — окликает его паренек в оранжевом, и Джек неохотно поворачивается, так и не дойдя до двери. — Ну какого?.. — А сдачу забрать? Сдурел тысячей раскидываться, идиот? — в недоумении смотрит на него Джейми, и начинает рыться в кассе, чтобы достать соответствующую карточку кредита, пока Джек опять медленно подходит к витрине. Беловолосый жалеет, что это происходит так медленно, ровно, как и жалеет, что вообще сразу достал слишком много и забыл точные цены на все продукты, ибо дверца магазина открывается и хлопает, а сзади подходит тень. Дурное предчувствие поднимается с глубин души, и новая порция ледяной паники накрывает подобно волне-убийце, а интуиция на грани свихнуться. Джек лишь благодаря силе воли не оборачивается и не отскакивает от этого субъекта, спешащего подойти сбоку и встать рядом с витриной. Джейми копошится слишком долго, но замечает нового клиента, отчего кивает ему, в просьбе подождать и как всегда веселится. «Идиот!» — Краска или от природы такие светлые?.. Фроста будто ледяной водой окатывает от спокойного голоса и самого вопроса, а сердце падает вниз. Секунда проходит и максимум что удается, так только выхватить из рук Джейми кредит и, несмотря на тварь, что это сморозила, вылететь из магазина. Чертов проклятый день. А за дверьми спокойного помещения намного хуже. Джеку кажется, что каждый сейчас обернется на него и заметит его цвет волос, хотя он и заправлял сегодня челку под капюшон, но видимо та выбилась. Чертов цвет волос, чертовы психи, чертов Ленточник. Парень толкает какого-то мужчину и по левой стороне прорывается к выходу из душного тоннеля. В гробу он видел больше ходить за провизией в такие дни, и он надеется, что в магазине была только случайность. За ним не пойдут, за ним не проследят, ему не воткнут в шею шприц. Он не хочет подохнуть так. Но паника и страх, в противовес здравому смыслу, только нагнетают, а сознание почти отказывается здраво рассуждать. Он ненавидит свою природу и внешность, он ненавидит этот мир, но еще больше он ненавидит свой страх — животный, дикий, совершенно не похожий на тот, когда он встречался с… Нет, сейчас неважно. Парень минует несколько группок, проносится мимо и вылетает из-под моста, но натыкается на кого-то, и его ощутимо откидывают к жестким бетонным блокам. — Твареныш! — слышится справа, а ему почти плевать, только больший ком ужаса накатывает и становится нечем дышать. Джек до конца не понимает, откуда взялся такой страх и почему пальцы постепенно немеют, а в горле словно наждаком прошлись, но плевать когда и отчего началось… его накрывает еще больше, еще хуже. И каждый проходящий теперь видится врагом, а ощущение, что та тварь из магазина где-то позади и следит за ним, не проходит. У страха возможно слишком велики глаза, но Фросту отчетливо, до тошнотворной приторности, чудится, что тот и есть Ленточник, и что скоро игла воткнется в шею или руку. Это паскудство собственной игры разума, это паскудство случая и его страха. Но даже до крови закушенная губа и боль не помогают, а паника парализует, и сердце словно готово вырваться из ребер, причиняя бешеным ритмом ощутимую боль. Парень не думает, он просто хочет выжить, просто… «…Сказать помогите — некому…» Тихий хрип и рука соскальзывает с гладкого бетона, а он, резко мотнув головой, на автомате срывается с места, понимая, что долго не пробежит и надо бы срезать через ближайший закоулок пол улицы. Это опасно, там чаще всего обитают наркоши и тащатся от дури, которую тут же купили в маркете, но выхода нет, равно, как и времени. Джеку кажется, что у него нет ни времени, ни выбора. И с каждой секундой его бега становится страшнее, особенно после нескольких оглядок назад. Здесь всё еще слишком много людей, слишком много тварей и неадекватов, а ему чудится, что преследуют только его, или это опять интуиция орет, что так и есть. Он — шизик, такой же, и лучше б сдох, нежели сейчас испытывать эту паранойю. А, возможно, ему так и надо. Джек залетает в узкое пространство стремительно и слишком неосторожно, резко притормаживая и, вместе с этим отстегивает с пояса нож, осматриваясь. И вроде впереди никого нет, только несколько давно не использовавшихся награждений-баков с левой стороны, которые приходиться обходить, и все та же рябица забора под два метра по всей правой стороне. Но никаких наркош. «Уж лучше б остался дома, лучше б сдох от обезвоживания, чем сейчас собственное сознание как хочет, так и загоняет чертово пугливое сердце», — мелькает мысль, но он только быстро движется вперед. А позади слышны шаги, и Фрост не выдерживает — резко оборачивается, слегка сбавляя бег, но там лишь люди и сталкеры, которые бегают в разные стороны, а в переулок никто и не заглядывает. Только его панической атаке на это похер, и Джек задыхается, решая продолжить бег, но лишь с разворота врезается в кого-то, и с перепуганным вскриком замахивается на незнакомца ножом. А потом всё происходит слишком быстро: нож с легкостью выбивают из его рук, несильный удар прилетает в солнечное сплетение и его резко отшвыривают к стене, сцепляя пальцы на шее. Слишком просто и слишком быстро для раскоординированного мальчишки. И задушенный крик все же вырывается, но тут же обрывается, стоит заполошеному пареньку поднять голову и встретиться со знакомым холодным взглядом желтых глаз. Джек, как чертова рыба выброшенная на берег, лишь хватает ртом нужный воздух и смотрит перепугано, наплевав на сползший на землю рюкзак, на свой же нож в чужой руке и на слетевший капюшон. Уже… Плевать. Ему можно. Ему всё можно. Этому чертовому Ужасу. Его персональному Ужасу. Мужчина почти без издевательств приподнимает бровь в вопросе, а Джек понимает, что ничерта больше не нужно, кроме его присутствия и этой цепкой хватки на собственном горле, потому что паника проходит, а сознание быстро и даже привычно успокаивается. Именно успокаивается, потому что, блять, самый страшный и опасный убийца 604 сейчас рядом. — Выдохни, — следует сухо и почти в приказном порядке, а мальчишка слушается, и только после этого оживает, и понимает в полной мере свой настоящий страх. Но от этого становится только хуже, и он наоборот вздрагивает и начинает учащенно дышать, даже после того, как его страдальческую шею отпускают. Ему, твою мать, страшно — его чуть не прибили или ему так казалось, но это, твою мать, чертовски боязно. Гребаная фантазия и паранойя, гори они в аду. И пусть паника сейчас не парализует, но Джека, как после шока, начинает трясти, и он по-настоящему беспомощно ищет ответ в этих желтых глазах. Не находит. Выдыхает тихо и только опускает голову. «Просто успокойся. Он ведь здесь... Страшнее него ничего не будет, и он тебя… не тронет», — что-то глупое твердит подсознание, но он верит — знает, что это правда. Никто его не тронет пока сам Ужас рядом. Это доходит настолько быстро и настолько ясно, что чертово осознание захлестывает с головой и ноги подкашиваются, а он из-за потери равновесия неудачно кренится вперед, только вот либо кое-кто задумался, либо просто позволил, и Джек, даже не думая, утыкается головой ему в грудь, судорожно выдыхая и прикрывая глаза. Похуй. Пусть делает что хочет. Главное это он. Ему можно всё. А почему так, Фрост подумает, возможно, в следующей жизни.