Психо города 604

Он точно ебнулся окончательно… Но… Гребаная аномалия собственного сознания. Он готов ненавидеть и рвать полицейских чуть ли не голыми руками, он бесится и ненавидит всех психов этого города, и его противно передергивает от того ненормального в магазине, которого хотелось расстрелять на месте, но, твою мать, Ужаса он больше не воспринимает как опасность. Боится, понимает, кто он и что может сделать, но лишь стоит покорно и успокаивается, охреневше-нагло пользуясь замешательством мужчины. Возможно, через несколько секунд он огребет по полной за такое нахальное и поистине недозволительное поведение, получит еще несколько ударов в солнышко или в живот… Но почему-то это даже не пугает — маячит несущественным беспокойством на периферии, но не пугает нисколечко. И парнишка не знает, что с ним сделал Ужас, не знает, почему такая реакция, но стопроцентно доверяет своей заткнувшейся интуиции, что свернулась под ребрами и больше не донимает опасностью. «Приплыли, твою мать, Фрост…» А минуты медленно утекают, подобно ненужному машинному маслу и небо незаметно, но неумолимо скоро начнет сереть. Только Джеку даже на это похрен. Он просто хочет успокоиться окончательно и не думать, не чувствовать той паники. Кое-кто опасный совсем рядом этому очень даже способствует. А мальчишка уже прикидывает какой у него будет размер смирительной рубашки. Правда… Его релакс и частичное отчуждение от реальности длится недолго, и мужчина прямо дает понять о том, что вседозволенность Джека кончилась: его отстраняют ладонью на расстояние, и перед лицом появляется его же, Джека, нож. А его, все еще не состоявшийся, убийца только пренебрежительно оглядывает паренька. — Нож детям не игрушка… — с едкой ухмылкой и почти поучительно, нахально-показательно закрепляя нож на поясе парнишки. «Воспитатель хренов...» — возмущенно про себя, а вслух только: — Иди к черту, — мотнув головой, тихо «приветствует» Фрост. Опять ситуация не та, и людей вдалеке слишком много и сводки новостей продолжают радовать, заставляя людей, как чертовых термитов под раскаленным солнцем, грызть своих же и бежать в неизвестном направлении. А всю вновь создавшуюся тихую идиллию портят суки, которые достаточно четко и воодушевленно, к его сожалению, обсуждают Ленточника и последнее - пятое убийство. И Джека моментально передергивает, стоит только заслышать, вспомнить того ненормального в магазине и описание убитых подростков. Это чувство вновь возвращается, так некстати и так по сволочному. «Херовый день...» — но больше подумать ему не дают — хищник замечает его страх. И его бесцеремонно, в то же мгновение, отталкивают к стене и вновь хватают за горло, но на сей раз только для того, чтобы приподнять голову и посмотреть в глаза. И мир вокруг замирает. К чертовой матери вновь сходя с орбиты привычного. Ну вот зачем Джек выбрал этот маршрут? — Боишься, — констатация факта шипящим голосом, и прищуренный взгляд прожигающий насквозь, — Но не меня... Его. Мальчишка по новой вздрагивает и от упоминания, и от резкого звука бьющегося стекла: где-то в начале проулка опять затеяли потасовку. Какого твою мать хера? Почему? Как?.. «Как ты это понимаешь? Как ты это видишь во мне?» — подсознание бесится, а сознание наоборот глючит по полной, и нихрена не понятно, как отвечать и вообще что. Это ведь контрольный в мозг, и без права даже на оправдание или ложь. «Проницательная сволочь…» Но априори взбунтовавшимся мыслям, лишь взгляд вниз — на грязную землю и молчание, как факт согласия и… персонального покорства? Докатился, твою ж душу. Только вот издеваться над ним, судя по всему, не хотят или возможно жалеют… «Привилегированный», — только теперь это не бесит, а успокаивает, и даже разговор вдалеке на повышенных тонах не задевает паникой сознание. Вообще почти всё не задевает паникой, когда вот этот псих рядом. Хотя, в последние минуты Фросту кажется, что единственный кто тут псих, так это точно он. Только размышления вновь прерывают окрики в начале переулка, и парень материт про себя чертов населенный идиотами квартал. Мужчина в черном тоже отвлекается от мальчишки, но всего на секунду, переводя взгляд на начало переулка и оценивая ситуацию, но поняв, что неожиданных поворотов не случится, по крайней мере сейчас, опять переключается на Джека, оглядывая вжавшегося в стенку парнишку подозрительным взглядом. Уж слишком он зашуганный, нервный. Отвечать не хочет, и даже не пытается препираться, спорить. Скучно. Побесить тоже не выйдет. А хочется... Очень хочется. Ужас лишь недовольно цокает и выжидательно смотрит на этого мелкого смертника. Так ведь не пойдет… В мгновение появившийся излюбленный серповидный нож, в правой руке, и кончиком острого лезвия по щеке мальчишки. А тот наконец реагирует: вздрагивает и поднимает на него недоуменный серый взгляд. Только вот страха теперь в этих глазах нет, лишь искреннее непонимание с затаенной толикой негодования и легкой усталостью. Но... Он. Не. Боится. — А ведь должен… — с усмешкой на тонких губах, и едва касаясь кожи кончиком лезвия по подбородку и вниз на шею. — Что? Бояться тебя или твоего ножа? — нахмурившись, хмыкает парень, но на действия мужчины почти не обращает внимания, видимо опять силясь выиграть этот зрительный контакт. — В прошлую встречу было иначе. — С прошлой встречи прошло полторы недели и я переварил… — Неужели? — вновь издевательская усмешка, а лезвием теперь по шее вдоль, слегка касаясь кожи. — Мозги появились, чтоб что-то переварить? — Тебя это так заботит? — почти шипит Джек, и почти забывает о своих страхах про маньяка-Ленточника, вновь вступая в ехидную перепалку. И какого хера он опять творит? — Скорее забавляет… — Ужас лениво склоняет голову на бок. — Вау! Дожили… — театрально изумляется беловолосый парнишка, — Самому Тебе заняться больше нечем! — Начинаешь язвить? Может мне это посчитать за развитие твоего жидкого мозга или больше за дефицит самосохранения? — Ага, прям как же! — ощетинивается Фрост, но тут же слегка прищуривается и добивает: — Или что… кое-кто пошизей тебя «работу» отнял? И тебе реально теперь заняться больше нечем, как донимать безобидных подростков? «Да! То, что нужно! А теперь… молитву за упокой и на тот свет, Джек, ага…» От презрительно-ленивого взгляда ничего не остается, а нож с силой вонзается в стену на сантиметр дальше от шеи Джека и хищник медленно, но опасно склоняется, сверкая желтыми глазами. Этот невозможно злой и цепкий взгляд, и Фросту остается просто шумно сглотнуть, думая, что, наверное, не стоило так… на больное-то сразу. А с другой стороны, какого эта сволочь опять издеваться начал? Но страха нет — жутко, почему-то вновь тремор по кончикам пальцев и дыхание сбивается на раз, но нихрена не страшно. Даже подыхать от его ножа будет не страшно, ведь это он. — Что ж ты делаешь со мной?.. — мысль обрывается, когда мужчина резко замирает, с легким изумлением смотря на парня, а до Джека доходит, что он сморозил это вслух. Блядство! Блядство его жизни!.. И теперь уж точно никуда не денешься, даже голову в сторону не повернешь — лезвие моментально вопьется в кожу. И вот тут-то страх и появляется, только не инстинктивный за свою жизнь, а какой-то другой — нерациональный, совершенно непонятный. Скорее страх за свои слова, за эмоции с которыми вымолвил эти слова. За эти самые эмоции, которые на ублюдства случая появились, и страх того, как на него сейчас смотрят... «Да, скорее как начинающий психопат на уроке препарирования мыши — что же там у нее под серой шкуркой?..» — Даже так? — заинтересованно ухмыляется Ужас, прямо смотря в серые глаза напротив. Ну не так! Совершенно не так! Это же контрольный, чтоб его! Не такого предложения ждал Джек. Не таким спокойным тоном, не этим хрипловатым голосом… Твою ж!.. В пору самому перерезать себе глотку или же хотя бы ебнуться головой об стену. Но ему снова плевать на все, даже на эти скудные свои же мысли. Парнишка просто зависает, смотря в глаза своего палача и на секунды отрешаясь от внешнего мира. Это его приговор — чокнуться окончательно и без шансов от внимания Кромешного Ужаса 604. И гори оно все синим, блядь, пламенем, когда можно вот так залипнуть и вновь, как в первый раз, изучать друг друга, молча глядя в глаза. Не те обстоятельства — не тот мир, чтобы так плевать на окружение. Но… к дьяволу. Все к нему. Хотя Фросту кажется, что рядом с ним он и находится. Однако по устоявшейся схеме, и будто на зло, что не сговариваясь бесит обоих, их микромир рушат развязные крики и маты со стороны, и это отрезвляет, заставляя разорвать зрительный контакт и посмотреть в строну. Только Джек не в выгодной позиции, прижат к стенке и не того роста, чтобы за старыми баками увидеть вдалеке ругающихся, а вот Ужасу ничего не стоит отодвинуться от Фроста и взглянуть на заканчивающуюся пьяную потасовку, участники которой уже медленно идут в их сторону, размахивая холодным оружием. Просчитывая за секунды, профессиональный взгляд на четверых обкуренных мудаков и на растерявшегося мальчишку возле себя. И скорее всего, в другой ситуации он сделал бы по-другому: бросил мальчишку одного или сам его прирезал, но сейчас… — Какого хре… — Заткнись, — обрывает Ужас, резко отдергивая мальчишку от стены, небрежно накидывая на него капюшон и так же резко толкая вновь к стене, подходя почти вплотную. — Не говори, что они идут сюда… — просит жалобно Джек, и это кажется единственным, что он может еще сказать и сообразить. Потому что знает этот ход, знает, что собрался делать этот хищник, но на блядство случая ему совершенно не хочется повторять сцену у общежитий. Только вот неприличный ржач со стороны распугивает все мысли, и беловолосый паренек испуганно вскидывает голову, пытаясь не пойми от чего унять заполошенное сердце и попытаться придумать нечто более подходящее, однако мыслей нихрена не остается. У него нет ничего кроме этого херового везения. — Голову опусти и не смей издавать и звука. — в том же приказном тоне, что и в начале встречи. И он вновь слушается, и даже если бы сейчас перед ним было бы сотня других вариантов, как выкрутиться, Фрост понимает, что не сдвинулся бы и с места. Потому что... так безопасней. Так спокойней. И пусть все идут нахер от его логики. Главное ему не страшно. Рядом ведь... Маты вперемешку с обсуждениями какой-то девки или парня отвлекают, пошлые шуточки и ржач, и от этого становится вновь противно. Джек слегка вздрагивает и все же из-за недостатка места, а может, потому что так хочется, вновь утыкается головой в грудь Ужаса. На удивление, на него даже не шипят и не рычат, лишь неохотно приобнимают за пояс. «Как чертовы общежития…» И тут же Фрост осекается и с кристальной, мать её, ясностью понимает, что эта ситуация нихрена никак те общежития, и сейчас его не наигранно-развязно обнимают, делая вид продажных отношений. Его… пытаются закрыть и... защитить от других? Но не бред ли? Только всё равно, и от осознания этого ведет, настолько хлеще ведет, нежели тогда перед полицейскими, что Джек только зажмуривается и медленно выдыхает, стараясь унять дрожь, и чертов взбесившийся ритм сердца. Господи, лучше б он сдох еще тогда — на заброшке. А пьяные в умат и, судя по говору, обкуренные существа уже рядом, парень не видит, да и не горит желанием, лишь четко чувствует, как напрягается всем телом Ужас и почти не улавливает его дыхание. Самый матерый из всех и самый опасный хищник. Это безумие или его просто глючит, но он не хочет — не слышать, не видеть, лишь недозволительно быть пока что рядом с ним. А тот самый, названный им, хищник лишь настороженно закрывает его от посторонних липких взглядов, продумывая на всякий случай кого из шайки потрошить первым. Но проходящие мимо них, пусть и вякают нецензурные шуточки с нездоровым смехом, но медленно проходят дальше, направляясь в конец переулка. И это существенно сбавляет градус напряжения. У Фроста сбивается дыхание, когда он понимает, что голоса вдалеке стихают, но априори предыдущим разам отскакивать от мужчины нет никакого желания, да и некуда. Только сознание кладет на нет от такого долгого контакта, и тремор, подобно разрядам тока, прокатывается по телу, заставляя жмуриться еще сильнее. «Какого хрена со мной происходит, блядь?!» Он неосознанно позволяет себе остаться вот так подольше, хотя молиться невесть кому, чтобы его прибили сиюминутно, потому что… не должно так вести, не должно быть так спокойно и до одури правильно, стоя в объятьях самого опасного убийцы. Но ему наплевательски похер. Наверно потом, на Кромке, Фрост будет истерить и материть себя, а за одно его. Но сейчас все по-другому и единственное что так сильно хочется — это позвать его. Впервые. По-настоящему. — Блэк… — едва ли слышным шепотом, от чего тот замирает на секунду и вместо того, чтобы прирезать наконец это персональное бедствие, лишь остается стоять так же близко, не отпуская от себя мальчишку. Чертово безумие и возможно... обоих. Минуты, секунды, часы… или все-таки секунды? Похуй, похуй, похуй! Джек закусывает губу и не хочет открывать глаза, не хочет лишаться этой защиты, не хочет, чтоб так банально и слишком резко все рушилось. Гребаная галлюцинация или все же нет. Но выходить из этого состояния нет ни сил, ни желания. Что же все-таки этот Ужас делает с ним?.. А реальность ненавистно-живая, реальность напоминает о себе шумом улиц, громким, и даже доходящим сюда звуками, радио и матами покупателей маркета. И почему всё не по-другому, Фрост не знает. Но с новой порцией легкой боли от прикушенной губы все-таки дергается чуть назад, в глубине души желая самого себя за это убить. Ебнулся окончательно — приписывайте ему Стокгольмский синдром… Намек понимается правильно, и в следующее мгновение Джек, слегка пошатываясь, открывает глаза и недоуменно смотрит по сторонам, проверяя, нет ли еще кого-то рядом. Хотя, если бы был… Настолько непринужденно Ужас не стоял бы рядом, с легким недовольством посматривая на него. «Или этот случайный прохожий в принципе валялся уже мертвым…» — спокойно констатирует подсознание, и этот вариант кажется Джеку самым ожидаемым и простым. Становится слишком суматошно, становится поздно и слишком мало времени — оба это понимают. Потому Джек спешно поднимает свой рюкзак с земли и вновь смотрит на мужчину, с легким скепсисом спрашивая: — И что… вновь меня не прирежешь, даже за мою дерзость? — он хочет и поддеть и неловко вывести тему на осторожное «спасибо», но у Фроста, как всегда, хреново получается. А это воплощение опасности и смерти только усмехается на это, и перекручивает нож в руке. — В следующий раз, мелочь. Да и, судя по твоей реакции, тебя уже есть кому убивать. Только вот после этих слов Джек не язвит очередной раз. Фрост лишь резко вздрагивает и невольно отшатывается назад, словно от пощечины, понимая и вспоминая, и от этого по-настоящему становится тошно. А Ужас замечает, и такая реакция мальчишки почему-то бесит еще больше, чем его глупые попытки спорить. И ведь беловолосого парнишку настолько выводят из осознанного эти слова, и вновь появляется толика того ледяного страха, что он даже не замечает, как его вновь прижимают к стене, и жестко хватают за шею, заставляя приподнять голову. И сейчас Джек не знает, ненавидит ли Ленточника или эту темноволосую желтоглазую сволочь. Аж вся иллюзорность момента спадает! Блять! — Настолько его боишься? — следует вдогонку, и парень впервые осознанно дергается, чтобы оттолкнуть мужчину и сбежать, только проще застрелиться, чем вырваться из его хватки. — Отъебись! — Почему он? — склоняя голову на бок, но так же серьезно и по-злому допытывается Ужас. — А ты слышал? Ты вообще следишь за этими тварями? Знаешь, кого он предпочитает и что с ними делает, твою мать? Ненавижу таких ублюдков и тебя вместе с ними! — шипит змеей Фрост, гневно смотря в желтые глаза и не понимая, какого хера главный убийца 604 вообще расспрашивает его о хуевой твари, которую он боится? А матёрый хищник только злится, не понимая мальчишку. Страх перед тем садистом объясним, но не настолько ведь. Однако легкая поправочка всё меняет, когда мужчина мельком смотрит на клок белой челки, и вновь смотрит в серые глаза паренька. Он не придавал раньше значения мерзкому фетишу со светловолосыми парнями. Но теперь… Всё становится на свои места. И страх этой мелочи понятен абсолютно. Даже как-то расспрашивать и издеваться больше не хочется. Только вот Фросту он этого не показывает, лишь отпускает, чем тот незамедлительно пользуется: не сказав больше ни слова, толкает мужчину в плечо и спешно уходит по переулку. Все как в прошлую встречу. И даже его вечера, после знаменательно-хуевых стычек с этим мальчишкой, становятся подетально похожими. И, возможно, из-за того, что этот никчемыш решил изменять ему так планы, в следующую встречу он все же его убьет. Однако… Он черной тенью минует переулок, исчезая в серой массе нелюдей, и вновь изменяя свои планы на вечер. …Никто, кроме него, не имеет права пугать этого мальчишку, и пусть для 604 это становится Аксиомой. ***

Тот же день. 19:07 Департамент города 604. Закрытый для посещения блок №01 действующего директората управляющих.

— Позвольте спросить, главный управляющий директоратом Департамента, какого хуя? — язвительно-прямолинейно вопрошает Фея, с громким хлопком кидая толстую папку перед носом у седоволосого мужчины и демонстративно складывая руки на груди. Она ворвалась внезапно в просторный кабинет, всего полминуты назад, громко цокая каблуками и всем своим видом показывая, что пока ей не объяснят, она с места не сдвинется. И всё ведь действительно было так хорошо!.. Но нет, твою мать, кукловодам Депа обязательно нужно было смешать ей все карты! — Мисс Туоф… — снимая узкие очки в дорогой оправе, и потирая переносицу, начинает мужчина. — В гробу я твою мисс видела. Какого хуя, я спрашиваю? И да, — Туф поворачивается направо, где вдалеке на диване сидел Сандерсон и попивал чай, и указывает ему наманекюренным пальчиком, — Мистер Сандерсон, вы конечно один из главных членов Белого Шпиля и не последнее слово в Депе, да и нас спонсируете, но будьте любезны — тоже заткнитесь и пока что помолчите! А солидного вида низенький мужчинка даже не успевший ничего и сказать, лишь недоуменно смотрит на Фею, но поняв взбешенность наемницы лишь аккуратно ставит чашку на стеклянный столик, так же молча пожимает плечами и в примирительном тоне поднимает руки вверх. А Фея вновь поворачивается к управляющему и выжидательно смотрит. — Повторить третий раз? Хорошо, какого ху… — Туф, ну что вы как ребенок? — перебивая девушку, и вставая с кожаного кресла, возмущается наигранно управляющий. — Просто поймите, люди сами все видят, да и паника усилилась, полиция не справляется, да и… действительно он для нас сейчас большая помеха, нежели сами знаете кто. — И поэтому вы предпочли заморозить мою операцию и перебросить этих двух пока еще не клинических, но идиотов на Ленточника? Вы издеваетесь? Вы понимаете, что отвлекаете меня от операции? Я бы вполне могла организовать наживку и…  — И что? Тоуф? Получилось бы как тогда с Шипом? — теперь уже гневно одергивает наемницу седоволосый, смиряя её строгим взглядом. — Поймите, мы ценим ваше рвение, тактику и подход к этому делу, равно, как и ваш профессионализм, но дорогая моя… На такие операции затрачивается слишком много сил, и прошу не разоряйте хотя бы в первый месяц нашего многоуважаемого спонсора. Да и… неужели вы верите, что Ужас попадется на такую наживку второй раз? Тем более… дело Ленточника сейчас приоритетнее. Сегодня найдена пятая жертва, пятая! И, судя по всему, останавливаться он не намерен, а это существенно пугает как обывателей, так и охранные службы. А Фея только тихо цыкает, и негромко перестукивает каблуками по мозаичному полу. Они идиоты, но отчасти правы. Она знает, но и отрывать ее от операции, замораживать и, вообще, забирать тех двух детективов было наглостью. Однако, ничего не попишешь. Этот год стал неожиданным, ибо действительно повернутых на всю голову стало в разы больше. А ощущение, что все они специально вылезают ради того, чтобы «показать свое мастерство» главному Гуру, чтоб мать его, только усиливается. Семь лет наглого издевательства над правоохранительными органами, около восьмидесяти убийств, если по официальным источникам, шестеро авторитетнейших групп Департамента по поимке самых опасных преступников поставленные в тупик, и, твою мать, всего пять никчемнейших, сука, улик! Ни одного снимка, даже тени, ни одного следа ДНК… Ни-че-го. Блядь. И кто за ним только не охотился, какие награды за него не предлагали, итог — отрезанные головы высокопоставленных офицеров и генералов, распотрошенные наемники, и разрезанные на идеальные, в прямом смысле, куски отбитые на всю голову главари банд С17 и А7. И похуй ему на все ловушки и власти города. У нее уже не первый год создается впечатление, что все вокруг — пугливые пираньи, вроде и с зубами, вроде и мутировавшие в размере, вроде и короли своих озер, но в панике расплываются, сжирая друг друга, когда эта голодная акула выплывает из своей темноты. Мегалодон блядский… И это бесит, и это её злит неимоверно. Она потратила около пяти лет, чтобы стать самой матерой из наемников, она добилась того, что может вот так спокойно — на матах разговаривать с главными шишками в этом городе, которые, собственно, и управляют этим городом… А этот хитроумный сукин сын дразнит её, и ее группу в том числе, как малолетнюю дурочку, и нахальски продолжает «радовать» 604 своими подарочками. А теперь вот эти директора, твою ж, переключаются на серийника-садиста с сексуально-гедонисткими замашками*, и твою мать эта Кромешная тварь опять скрывается в тени, готовя, наверняка, новую расчелененку. Однако… может пока они перебросят внимание на другого шизика, Ужас совершит нечто, что точно повергнет всех в тотальных ахуй, и после её команду больше не будут переключать на временных серийников. — Ладно, — на время сдается недовольная девушка, — Что вы мне сейчас предлагаете? Тоже переключится на этого Ленточника? — А вот тут вы ошибаетесь, — тихо хмыкает мужчина, — Вы, как и прежде, должны собирать все известную и неизвестную информацию об этом человеке… — Психе… — поправляет Туф. — Не важно, — отмахивается управляющий, — Поработайте с агентами по профилированию, поговорите с вашими коллегами, пусть они и рядовые детективы, но сами понимаете — как никто продвинулись по этому делу. И прошу, составляйте дальнейшие планы, перехваты, операции и все что действительно поможет в этом сезоне выловить этого ненормального. Седьмой год идет, вы ведь понимаете, чем это может обернуться для 604. — Понимаю, — недовольно кивает Фея, и незаметно прикусывает губу, совершенно забывая, что красная помада может стереться. И ей ничего не остается кроме как заткнуться, и выполнять неофициальный приказ. Хотя, была б ее воля… Но Туф откидывает пустые мысли и деликатно кашлянув, привлекает внимание как Сандерсона, так и главу Департамента: — Могу ли я считать этот разговор разрешением на… некоторые не совсем санкционированные действия, которые идут в обход законодательства города 604? Мужчина, что отошел от девушки, и сейчас с легким пренебрежением осматривал город через панорамное затемненное окно, легко кивнул, а Золотой Человек, на которого перевела взгляд Туф, одобрительно улыбнулся, сложив руки на груди и добродушно рассматривая девушку. — Хорошо. Тогда, согласно пятому протоколу, я собираю команду и приглашаю еще нескольких экспертов. Завтра у вас на столе будет полный отчет. Фея спокойно разворачивается и грациозно удаляется, отбивая звонкий ритм каблуками, но, уже подойдя к двери и подумав с пару секунд, оборачивается и вновь, строго оглядев мужчин, добавляет: — И да, чтобы через три дня, вне зависимости от дел этого подонка-Ленточника, Банниманда и Норда вновь перевели ко мне. И впредь, я запрещаю вам брать моих, пусть и временных, людей. Всего хорошего, господа! Стеклянная дверь закрывается за наемницей бесшумно, но в приемочном коридоре еще долго слышен цокот шпилек. А двое влиятельных мужчин, оставшись наедине, только переглядываются удивленно и недоумевают, как эта женщина умудряется одергивать и приказывать даже им. — И все же, несмотря на её наглость, она профессионал, и если кто и может выйти на след Кромешного Ужаса 604 так это Фея, — с толикой смирения размышляет вслух глава Департамента, а Сандерсон только понимающе кивает, прекрасно зная, что больше у них другого выхода нет. *** Солнце уже выжигало, назойливые лучи просачивались сквозь смог города и светили слишком ярко — слишком неестественно. Но это волновало сейчас его в последнюю очередь. Еще один ленивый заход на кухню, некультурно шлепая босыми ногами по-холодному полу, а за левой стеной что-то разбили, тем самым приглушая на секунды очередного диктора новостей. Из открытого окна было слышно, как пронеслись по дальней магистрали несколько скорых и пожарных — опять нонсенс, но его не волнует. Под громкое радио у соседей, беловолосый возвращается в залитую ярким светом основную комнату и, щурясь, садится на бетонный пол, рассеяно пытаясь сообразить, что он хотел сделать со своим старым рюкзаком. «… и вновь эта новость не дает никому покоя! Полиция же разводит руками и обещает то же, что и в предыдущие года, а жители же наоборот…» Джек хмыкает и закусывает губу, невольно вспоминая вчерашний день. «…возможно, так и будет. Однако мы срочно должны сообщить, по только что поступившей к нам информации, о новых подробностях убийства…» Шумят магистрали, соседи переругиваются, и в громких тонах слышны нотки паники и страха, а он сидит возле кровати на полу, в домашних старых бриджах и растянутой футболке, и слушает блок новостей, где в подробностях расписывают омерзительно-жестокое убийство Ленточника. Но Джек, не пойми от чего, только утыкается лицом в поджатые к груди колени и прячет легкую улыбку. На первом этаже неожиданно слышатся несколько выстрелов, и не иначе новый дебил учится стрелять холостыми. «…и это уже девятое убийство открытого сезона…» — а новости продолжают вещать, заставляя людей замирать в ледяном страхе. Паренек лишь слегка приподнимает голову и щурится из-за света, вслушиваясь в новые слова взволнованного диктора. — Дурень… Можно же было по-тихому… — смущенно шепчет беловолосый мальчишка и слегка улыбается, не понимая, почему рад и почему стало намного спокойнее в том комке эмоций, что посмели ожить.