Психо города 604

Раскат грома заставляет нахмуриться и мучительно лениво перелечь на другой бок. Он скоро встанет. Обязательно. Только еще несколько минут и встанет… Организм наконец отошел от пыток и истощения, и вполне адекватно функционировал. Только усталость осталась. А Джек, не смотря на эту усталость, все еще упорно обещает себе встать через треклятые четыре минуты. Слишком уж быстро они проходят, и новый раскат грома неумолимо врезается в чуткий слух. Фрост повторно морщится и разлепляет глаза, тихо, себе под нос, как мантру, повторяя маты. Паршивая погодка серо-желтого цвета и моросящий дождь за приоткрытым окном… А таймер, вытащенный из-под подушки, издевательски показывает час дня. Твою ж, он вновь чуть не проспал! Матеря теперь себя, ублюдочную погоду и случай вновь переться в ненавистный район общаг, он лениво поднимается и начинает в спешке собирать рюкзак. А через пятнадцать минут уже вылетает под моросящие мелкие капли дождя, натягивая серый капюшон до предела и лавируя, исчезает в знакомых лабиринтах. *** Джек ни за что бы больше не пошел на эту сделку, на такую работу, но чертова оплата оправдывала все, даже недавнишние хуевые воспоминания и страхи. Общежития. Вновь. Снова курьер. Снова доставить посылку. Благо теперь не тому, кто может там появиться, и о ком он не забывает ни на день. Даже ни на час. Чертов Ужас. Добраться до серых переплетённых воедино зданий на этот раз получается быстрее, только вот не так просто, не так легко, внутри все паршиво предательски сжимается. И хоть это случилось не здесь, Джеку все равно не по себе, и от ощущений, и от едкого пропитанного химией тумана, что застилает почти всю видимость, и от ощущения незримой слежки. Блядский квартал, и блядские чокнутые ублюдки с бандами и шизоидными хакерами. И его, такая же блядская, гори она в аду, паранойя. Он упрямо фыркает, поправляет по привычке лямки рюкзака и смело идет ко входу в серое здание. На этот раз Фрост постарается сделать все быстро и без эксцессов. Надеется по крайней мере на это. А чертово подсознание все также трусливо молчит, и даже не отвлекает от подступающего к сердцу страха. Внушение, что ему всего лишь нужно отдать на третьем этаже посылку не примечательному чувачку, фотку которого он получил от адресанта, не помогает. Да даже в квартиру заходить не надо, только передать в коридоре, где его будут ждать и уйти. Закусив губу и минув мрачный коридор, ставший еще темнее из-за серости погоды снаружи, Фрост быстро взлетает вверх по лестнице на два этажа, и, не обратив внимания на дальние холлы с левой стороны, где кучковался основной косяк одной из банд, он мчится дальше. Главное по-быстрому и так же уйти. Чувство небезопасности и незащищенности всё еще клубится вокруг него, и царапает и все еще не пришедшие в себя сознание. Но вот он уже на нужном этаже и на удивление посылка передается легко и быстро, свои кредиты он получает наличными и радуется почти как ребенок, быстро уматывая по лестнице обратно вниз. И только на втором сознание приходит в себя, а несколько группок, что стоят в центральном холле замечают его в пролете и странно так ухмыляются. И не говорите что он попал. И попал на тех самых, которые и были в прошлый раз. Джек лишь опасливо косится, но сбегает вниз, так не вовремя не заметив еще одну группу которая закрыла лестницу на первый этаж. Херова западня! Мысли вновь начинают путаться и Фрост не найдя ничего более умного решает сбежать в другое здание и уйти там. Ничего сложного, лишь миновать просторный пустой холл второго этажа… Но ничего более паскудного с ним и не могло случиться, как неожиданная тень позади хватает его под локоть. Обернутся в считанные секунды и… Чертово проклятье… Ужас! Фрост загнанно дышит, но почти мгновенно успокаивается и даже забывает о неминуемом преследовании, и почти доволен, даже не смотря на уничтожающий взгляд желтых глаз. Однако, всю многогранность момента разрывают многозначительные фразочки идущих к нему, заставляя дернуться и опасливо обернуться. — Опять… — хрипловатый голос, раздавшийся слишком близко заставляет подскочить на месте, но Фроста прерывают на его панике и дергают за руку, оттаскивая к дальнему пересечению, уводящиее в узкие коридоры, и прижимают к стене, недовольно осматривая.  — Молись, чтобы мне не пришлось в этот раз тебя спасать!  — Иначе?  — Иначе ты труп! И да, Фрост, твой лимит исчерпан, — ярость в желтых глазах вопреки словам не пугает, да и вообще, как черт возьми после всего случившегося его можно бояться? Джек не понимает, и слова вновь принимает за дежурные. Что вообще может быть опасного? Это же его черный хищник… Чертов хищник! Он вновь в своих мыслях, чокнутых и нереальных, и пропускает момент, а когда осознает двоякость ситуации и близость своего персонального… убийцы, палача, спасителя (?) то вновь задыхается и пытается отвернуться, но ему не дают, жестко хватая за подбородок и заставляя поднять голову. Ужас снисходителен сегодня или Джеку уже мерещится, но последнее он позорно упускает. И только глупый комок мышц реагирует первым, резко пропустив под сотню ненужных ударов, когда мужчина с ухмылкой сокращает последнее расстояние и… нахально целует его. — Чё?.. — по разочарованному рявку появившихся и так все понятно, а еще они поняли, кто так по свойски зажал мальчишку у стены, но пойти против не могут. А Джек уже и думать о них забыл. О всем, черт дери, забыл! Всего лишь охуевает и сходит с ума одновременно, пытаясь и запомнить этот момент и разорвать его, потому что… невозможно же так! Нереально! Невыносимо… хорошо. А его лишь сильнее прижимают к себе, но через мгновение отстраняются и ледяной голос адресован свидетелям: — Проблемы? — притом так спокойно пожирая взглядом мальчишку и вновь наклоняясь ближе, играя, издеваясь, так, что дыхание сводит на нет и жмет чертову грудную клетку. И Фрост задыхается, снова, теперь по-настоящему, хватая порциями воздух. — Да нет, какой та-м... Мы… это, поняли короче, — и ещё что-то промямлив ретируются, возможно. Только Джек не поймет, да и не хочет понимать, видеть, отвлекаться и заморачиваться. Какого. Хуя. Ты. Творишь. Ужас?! Но это ведь черный тигр, сам, лично, гипнотизирует... и оторваться нет никаких сил. А губы предательски охуенно горят и руки непослушно ползут вверх, пытаясь притянуть своего, всё же палача, ближе. — Блэк?.. — тихо, почти задушено, потому что сильная рука перемещается на горло и сдавливает сильнее. Потому что тяжело даже без этого что-то произнести. И так по неосторожности облизать губы, совсем забыв, почувствовать чужой вкус, замереть от осознания своих действий и от прожигающего опасного взгляда. Джек не успевает пикнуть, и новый болезненный поцелуй ощущается на губах. Твою мать! Питч! Какого хуя?! Но вслух только стон, свой же, неожиданный, несдержанный, словно дорвался, и плевать, что слышны вновь чьи-то шаги рядом и отборный мат. Плевать сука! Болезненная хватка на ребрах нихрена не отрезвляет, а только пьянит, собственные пальцы так жестко и нахально обнимают за шею, и новый задушенный стон вырывается из горла, но Ужас лишь с силой прижимает к стене и углубляет поцелуй. — Блять, Питч! Сука... Питч, стой же! — порывисто и быстро, пока есть секунды, едва увернувшись и задыхаясь от в момент охватившего жара и безумия. Гребаное безумие, но он вновь забывает обо всем, когда острые зубы с силой вцепляются в шею, и вскрик от неожиданности переходит в хриплый полувой, только не от боли, а от кайфа. Да, твою ж душу!.. Твою мать, да! Да! Да! Как же долго он этого ждал. — Питч… — стон, полный безумного желания и такого же безумного отчаяния, срывается с потрескавшихся сухих губ, а глаза распахиваются с новым раскатом грома. Джек резко подрывается на кровати и тут же каменеет от чертовых трех факторов: осознание всей паскудности ситуации, объект его желаний, давний, сука, объект, и мокрое, блять, пятно на бриджах. — Твою мать! Беловолосый подскакивает, как ошпаренный, и с небоскребными матами, которые он только знал и слышал в своей жизни, молнией ретируется в душ, даже не обращая внимания, как соседи справа приглушили радио, а наверху заткнулись извечные спорщики. С матом на мате и не думая даже о ледяной воде, Фрост скидывает всё с себя и залезает в скользкую душевую. Лишь бы сука не думать и не задумываться. И плевать даже на горящие болью раны и намокающие бинты. К черту твою мать, уж лучше б он снова истекал кровью! Через минут двадцать, когда он уже не чувствует ни ног ни рук и половина тела нещадно болит от ледяной воды, парень, даже не дрожа от холода, быстро выбирается из скользкой комнаты по пути чуть не навернувшись на мокром кафеле пару раз. Всё! Всё что угодно! Он передумал столько вариантов, он пару дней назад был на волосок от смерти, он чувствовал различную боль и страх. Фантазировал на тему своей кончины в этом ублюдском городке, но, ни разу, никогда вот так позорно не проигрывал самому себе. Ебнуться окончательно не от страха или боли, не от безнадежности или нежелания жить, не от жестокости окружающего ада и психов, которых разгуливают в вонючих закоулках А7, а от… — От… «От сукаблять эмоционального перевеса и желания, когда у тебя стоит на самого опасного убийцу города!!!» Джек в бешенстве, Джек, как обожженный зверь в клетке, и в то же время пакостное подсознание в полной прострации, а шизанутый комок мышц, который по идее только и должен что поддерживать жизнь и гонять кровь, отбивает почти привычный ритм, словно так и надо было, словно хозяин идиот, но до него наконец дошло и можно спокойно дальше выполнять свои функции, пока мозг мечется в паническом шоке неверия. Где-то справа, как будто через бумагу, а не через стену, раздается по его восприятию слишком громкий затвор от перезаряжаемого дробовика, а новый блок новостей и гнусавый голос ведущего становится громче, вверху кто-то начинает что-то колотить, а внизу, на захламленном внутреннем дворике, кто-то начинает материть кого-то. Какофония долбоебучих звуков, как обзывает про себя их Фрост, и закипает еще сильнее. Его раздражает всё, каждый звук, каждое чужое слово, но апогеем становится упоминание в новостях его персонального кошмара. «Какого уж кошмара. Это блять самый настоящий Король Кошмаров!» — Да выруби ты эту хуетень к херам или я размажу твою башку об стену сукин выродок! — Джек рявкает так громко и с силой швыряет в стену граненый старый графин, что через секунду новостной блок действительно выключают, а во всем доме вновь становится тихо, даже спорщики внизу охренели и замолчали на полуслове. Он дышит тяжело, глубоко, раздувая ноздри и уговаривая себя успокоиться. Перенапрягаться всё равно нельзя, да и бинты промокли, кое-где даже развязались и покраснели. Он должен успокоиться. Ведь, с кем не бывает… Правда? Долгое воздержание, а ему всего-то девятнадцать, да и просто фантазия ебнулась давно и починке не подлежит, мозг видимо тоже не отошел от последней пытки и аналогично в получокнутом состоянии, а графин… Графин и так треснутый был, и он с него не пил ничего, его не жалко. Да и есть вполне логическое объяснение тому, почему в… его неправильном, мать его, сне все привиделось именно так и объектом — скрип зубов отвлекает, но Джек лишь шумно медленно выдыхает, — и объектом его желания стал именно… — Нет, это ни в какие рамки, твою мать, не лезет!.. — хрипло произносит парень и оседает на пол посередине комнаты, даже не обращая внимания, что крупные осколки сейчас очень близко к его ногам, и стоит только немного развернуться, как стекло на сто процентов вопьется в бледную кожу. Да похуй. После увиденного уже похуй на всё. Уже ничего не переплюнет. Даже другой, возможный такой сон. Потому что его эмоции, ублюдские, выжившие, возрадовавшиеся, уже в полную начинают оплетать ненавистное подсознание и никуда от них не деться, разве что сдохнуть?.. *** Он вновь передергивает плечами и морщится от перебивающейся на помехи общей рации в приемной отделения. Гнусный кофе, который действительно и на вид и на вкус дрянь, как бы сказал Ник, уже в горло не лезет, а предстоящее собрание и отчет Фее нервирует больше положенного. Банниманд морщится, заслышав еще один раскат грома на улице, и передергивает плечами. Вот уже чертов четвертый день город не просыхает, и почти не прекращаясь идет дождь, с резкими переменами то в град, когда за минуты температура опускается до нуля, то мелко моросит принося с собой туман и невообразимую влажность. Блядский меняющийся климат и ублюдское мокрое лето. Серый детектив вновь дергается, словно пытаясь стряхнуть с себя всю мерзость погоды, и нецензурно описывая пунктуальность одной особы, которая велела всем собраться ровно к часу, идет в их временную переговорную. Поводы быть злым и нервным есть, их просто дохренища, и он не стесняется это показывать и цапается с каждым, кто попадет под руку. С Ником они второй день не разговаривают. Опять. Чертова работа и ублюдок всея 604 рассорил их вновь. Версии не сошлись, Норд начал доказывать свое и пошла коса на камень. Но Астер не жалеет, скорее презрительно смотрит временами на напарника, а гордость не позволяет подойти первым и помирится. Хотя старый дурак тоже хорош, выдвинул гипотетическую бредовую теорию, и цепляется за нее, как за последний серьезный вариант поимки Ужаса. Фея тоже хороша. Банниманд презрительно недовольно усмехается и выкидывает по пути в урну скомканный стаканчик из-под кофе. Эта дамочка, гори она в аду, раздает просто нереальные приказы и строит одну операцию за другой, прорабатывая теоретически всё досконально и чуть ли не по миллиметру, но толка он в этих теориях не видит. А практически, разрешение на новую операцию у них нет, пока не появится по истине крупная рыба, на которую сто процентов клюнет Ужас. Приказ начальства Депа и их «Золотого» спонсора, чтоб и его мать тоже. А Фея бесится и злится хлеще других, словно от успеха поимки этого психа зависит её жизнь. Хотя теперь, поработав немного с этой женщиной в команде, Астер понял что её, как никого здесь, задевает собственное бессилие и явное показанное превосходство Ужаса над ней и её действиями, какой бы профессионалкой она не была. Она ему проигрывает. Это видят все у кого есть мозги и наблюдательность, и то, что это видит и понимает не только она, но и многие другие, Фею выбешивает еще больше. Вечно злая, срывающая свое бессилие на остальную группу, вышагивающая строгой походкой на своих шпильках и донельзя ледяная и острая на язычок. Детектив лишь посылает её нахер в мыслях, и с тихим вздохом разочарования заходит в переговорную, где, по привычке, единственным источником света является большой экран на стене, и мелко-горящие кнопки от компьютеров и передатчиков связи. — Хоть этой сучки здесь нет, — бубнит он себе по нос и жалеет, что здесь нет очередного автомата с кофе. — Сучка как раз зашла, — звучит саркастично позади, и Астер мученически закатывает глаза, ставя мысленно памятник самому себе. Эта стерва за «сучку» сейчас ему все нервы своими коготками повырывает и заебет правилами протокола «подчиненный — командир», и что она тут только главная. — Так я и не про тебя говорил, а про Ника! — молодой мужчина быстро оборачивается и говорит это почти с удивлением, а Туф только вопросительно приподнимает брови и словно решает, поверить или нет, — Но раз сама себя признаешь, то… Памятка в голове, что при этой пестрой нужно держать язык за зубами не срабатывает в который раз, и Астер ставит себе дополнительный памятник и пишет завещание, судя по сузившимся мстительным глазам девушки. — По себе людей не судят, малыш, — хмыкает девушка, в два изящных шага подходя к детективу. И пусть он выше неё на две головы, но даже так, задрав голову вверх, эта женщина смотрит на него сверху вниз, так презренно и с ухмылкой. Видимо, у него на лице всё написано, раз она издевательски улыбается и, хмыкнув, щелкает перед его лицом тонкими пальчиками: — Не зазнавайся, мальчик, или сожру с потрохами. А вот это зацепляет, бесит, как её слова, так и эта чертова коварная ухмылка на накрашенных блестящих губках. Истинная женщина. Взрывной характер в миг затмевает весь оставшийся рассудок, и он даже не думает, что перед ним обученный солдат, профи в уничтожении более трех десятков опаснейших преступников, наемница, что вырезала пачкам. Астер на инстинктах не дает ей пройти мимо, резко хватая под локоть и с силой дергая на себя, наклоняясь и шипя прямо в лицо: — Да что ты говоришь, малышка? Может это тебе перестать на всех открывать свой нежный ротик поливая грубыми матами как пмсная сучка, и вести себя более официально и уважительно с временными напарниками? Может, это я тебя могу сожрать с потрохами, несмотря на твои заслуги и репутацию, а?.. Повисает тяжелое молчание, а в глазах Феи что-то вспыхивает, но тут же мгновенное гаснет, однако попыток вырваться она не делает, лишь смотрит в серые глаза едва вопросительно, можно даже интерпретировать как — «ты полный идиот или да?» Впрочем, её вопросительный взгляд недалеко от истины ушел. Астер хоть и понимает головой, что он творит, только она выводит его так непомерно! И ничего поделать с этой реакцией он не может, хоть расстреливайте его. Бесит всем, голосом своим командным, едкими фразочками, чертовой походкой, — стерва высшей пробы, что аж клейма негде ставить! Но возмущенные мысли прерывает она же, выдернув руку из его хватки, когда позади них слышны разговоры и шаги приближающихся сотрудников. — И года не прошло, — не оборачиваясь чеканит Туф, всё также продолжая смотреть на Астера, — Собираемся поживее, у меня есть новости от наших экспертов. Надеюсь, рапорты и первые досье с убийствами восьмилетней и семилетней давности все приготовили. И только когда первые трое переступают порог переговорной, яркая девушка оборачивается к ним, надевая на лицо извечно надменно-недовольную маску командира. А высокий заносчивый мальчик за её спиной свое еще получит. Она возьмется за перевоспитание этого сученыша, который в лицо ей посмел заявить такое и оскорбить с нахальной ухмылкой на роже. *** Под низким облачным небосводом болезненно-серого цвета еще раз вспыхнула неяркая молния, и заморосил мелкий дождик, теплый, почти не ощущаемый, но от этого не менее противный. Джек же, со вздохом полного бессилия, уже полчаса гипнотизировал вещь лежащую на кровати и задумчиво решался на поистине ебанутый шаг в своей жизни. Хотя, что в его жизни было не ебанутого? Фрост хмыкает и вновь по привычке начинает покусывать и жевать нижнюю губу, буравя блестящий предмет тяжелым взглядом. Он дурак, он знает, придурок еще тот, конечно же… Но может так действительно будет лучше? Убьет этим сразу двух зайцев. Если, конечно, эти зайцы не обернутся против него, и не превратятся в волков, которые и загрызут. Соседи справа опять заорали, и об стену с той стороны разбилось что-то тяжелое. Прям как он… два дня назад. И непрекращающийся обложной дождь словно смывает границы дней, и парень всё еще не может понять, было ли похищение почти неделю назад или только вчера. Джек машинально касается рукой грудины и осторожно потирает. Раны, пусть и медленно, но начали заживать, конечно после его эмоциональности и той истерики пришлось заново делать перевязку, и принимать обезболивающее, но сейчас уже получше. Хоть и двигаться до сих пор не очень-то комфортно и всю кожу на груди, животе и руках неприятно тянет при резких движениях. Всё сливается воедино из-за этой паршивой погоды, это бьет по восприятию и не дает разделить дни, не дает понять, что уже прошло время, надо бы привыкнуть жить с этой физической болью, пусть она и пройдет совсем скоро, и с моральной очередной травмой, и с тем, что случилось совсем недавно… Фрост фыркает упрямо, и потирает теперь переносицу, голова опять разболелась, из-за видимо его тупых мыслей и желания что-то предпринять или тупо из-за недосыпа. Он опять врет себе, что не хочет спать, потому что ему снятся обрывки тех суток у маньяка, врет и почти верит, но правда заключается в другом, а признавать и страшно и неприятно. Но по большинству страшно. Беловолосый вновь упрямо смотрит на незаправленную кровать, на легкий отблеск на предмете и, всё же… Решается. Если сейчас он не поймет, если не сделает этого, то станет еще запутанней. Еще хуже. А тем более он себя накрутит. Джек быстро, пока не передумал, достает из-под кровати более плотный и старый рюкзак, совсем потрепанный и кое-где даже порванный, зато водоотталкивающий и кладет туда увесистый предмет, перед этим завернув в непримечательный кусок ткани. Бутыль с водой и пару кредитов: на обратной дороге нужно будет пополнить запасы еды и болеутоляющих. Паренек наспех скидывает с себя тонкую кофту и быстро переодевается в подходящую под погоду толстовку, джинсы же подойдут и те что на нем, однако взгляд падает на скинутую ткань и Фрост осекается, словно его током пробило. Прошло уже пять дней… А он не может ходить по дому ни в чем кроме как в ней, в его толстовке. Джек сглатывает и отворачивается, думая, что не выкидывать же хорошую вещь… «Врешь!» Он цыкает и, захватив быстро рюкзак, сбегает из серой квартирки, по-быстрому закрыв дверь на все замки. *** Бредовая, до идиотизма бредовая к черту идея. Он трясет головой, смахивая с лица дождевые капли, и запыхавшись, останавливается перед входом в заброшенное метро. И матами, к сожалению, тут тоже не облегчишь свою долбанутую задумку. А еще дождь, на пакость случая, усилился, а туман сгустился серым дымом и потому видок заброшенного квартальчика стал еще более жутким и постапокалипстичным, а спускаться вниз, по уже знакомому лазу, будет страшновато. Но беловолосый лишь упрямо засовывает обратно под капюшон мокрый клок челки и решительно спускается в темноту. Однако, как только он ступает на старый, треснувший бетонный пол, страх мрачных тоннелей отступает и мысли, совсем не радостные, лезут в голову далеко не о чудовищах, которые могли бы здесь жить. Фрост включает захваченный с собой фонарик — раздражающих глаз красных авариек ему мало — и начинает быстро лавировать по знакомым пустым путям. С каждым шагом всё ближе, всё неотвратимее, он знает, но должен понять, да и еще не до конца атрофированное чувство совести играет на малозначащую роль. «Да кому ты врешь?!» Джек упрямо сглатывает и знает, что врет опять же себе и только себе. У него все чувства к херам закрыты, уничтожены или атрофированы, ровно, как и совесть, ко всем и ко всему, но вот… Парень останавливается на секунды и смотрит на подсвеченные синеньким светом рельсы. …Вот просто единственное существо, которое будит у него остатки совести и действительно глубокую благодарность — так это его непосредственный, чтоб ему нормально не жилось, спаситель, и по совместительству, мать его Кромешный Ужас 604. И вроде как-то это неправильно, со стороны вообще ненормально, аморально, безумно… Но для него вполне объяснимо и даже положено, и пусть остальные идут к черту со своими обоснуями и предубеждениями о морали в гниющем городе. Это не стокгольмский синдром. Он уверен. Невозможно просто, твою мать, чувствовать столько и такое при обычном сломе психики! И да, это банальщина, в виде тупо благодарности за не раз спасенную жизнь, которую, по идее, такой как Ужас вообще не обязан был спасать. Тем более, с учетом того, что Джек о нем знает. Но хуже этого только то, что Фрост вновь хочет попасть в то место. К нему домой. Дико. Неправильно. Опасно для его же психики, но… так обычно и предсказуемо. Чертов смертник. Только теперь не своей жизни, а души. Его тянет, словно блядский мотыль на огонь, только в его случае эта квартира железобетонно и нерушимо ассоциируется не с опасностью и потаенной угрозой, а с безопасностью и, наоборот, защитой. «Черт, ты — идиот недоделанный!» — подсознание рявкает, теперь уже бесится осознанно, в полную силу, а ярость клокочет подобно лаве в груди, ибо внутренне Джек прекрасно понимает, на что идет. Первостепенно ведь дело не в благодарности так-то, но отступать для парнишки уже поздно. Не физически — развернуться и убежать к себе на Кромку он может вполне, а перед самим собой уже поздно. Хренов идиот! «Ты же знаешь, да? Знаешь зачем? Не ради того, чтобы еще раз сказать спасибо, пусть даже в такой изящной для убийцы манере? Оверланд, сволочь, задери тебя черти! Какого хуя ты творишь?! Ты же сдохнешь после этого!» — мысленно терроризирует он сам себя и сам же не находит ответов. Лишь гольное желание убежать, и равносильное — побыстрее оказаться у Блэка, грызутся у него в душе подобно бешеным псам. Красные аварийные лампы всё больше выбешивают, но Фрост, запомнивший дорогу, знает, что осталось минуту потерпеть и вылезти на поверхность, и ускоряет шаг, крепче сжимая фонарик в руке и пытаясь от себя же скрыть свою нервозность. Он щурится и сглатывает, когда переступает обветшалый проход к свету, и выходит к белым заброшкам — Призрачный Север. «Назад дороги нет», — констатация факта в уме, как могильная плита на осознание. Но парнишка только упрямо смотрит вдаль, на нужный ему квадрат зданий и, потушив синее свечение фонаря, закидывает его в карман толстовки. Он вновь натягивает капюшон посильнее, медленно двинувшись по нужному направлению домов. Мыслей почти нет, не сейчас — не здесь, всё оборвалось, как только он вышел из-под заваленного наполовину выхода. Его Рубикон пройден и выжжен им же самим, как бы ненавистно и погано не было признавать. Еще тогда, на заброшке, когда понял, кто его спас, и в свете прожекторов блеснул злой желтый взгляд. Забыть бы всё это к дьяволам, забыть и не вспоминать, даже как о страшном сне. Пусть всё бы смешалось в кровавой мути его кошмаров и подсознание не вякало каждые два метра о его самоубийстве. Фрост идет быстро, не оборачиваясь по сторонам и прекрасно зная, что здесь нет сталкеров или опасности, здесь только призраки и пустошь, старый шлейф смерти и… острого одиночества. «И один опасный зверь, охраняющий свои призрачные владения» — фыркает внутренний голос, и уголки губ мальчишки непроизвольно приподнимаются. *** — И года не прошло. Скажи, никчемыш, ты совсем… — Дай мне пару минут, — нервно снимая рюкзак и нагло проходя внутрь квартиры, на ходу обрывает Фрост, даже не дав закончить хозяину квартиры. — Минута, чтобы объяснить, какого черта ты здесь забыл, мальчишка. Надо отдать должное, мужчина даже не растерялся от стремительности и нахальности парня, он лишь закрывает дверь и, как всегда, бесшумно подходит ближе. Джек кивает, но словно самому себе, он не смотрит по сторонам — некогда, и тем более не оборачивается, потому что чертово сердце итак уже где-то у горла. Зрительного контакта он точно не переживет сейчас. Фрост быстро расстегивает рюкзак и достает нужный сверток, кладет на круглый стол, на свободное место рядом с открытым ноутбуком. — Я тут подумал… — голос резко садится, не давая продолжить, и Джек на секунду берет паузу, — Помнишь ту… нашу встречу, на заброшке? Когда западня была и меня… Чуть не прирезал Шип?.. — У меня память получше твоей, помню в деталях, дальше что? — Ужас только тихо фыркает и складывает руки на груди, со скрытым интересом наблюдая за поспешными действиями мальчишки, который теперь принялся распутывать тканевый сверток. А Джек же, раскрывает последний край и невольно подмечает, что голос у Блэка как всегда недовольный, строгий, с нотками раздражения и возможно… Фрост не уверен, едва улыбаясь, но легкой обреченности. Видимо, Ужас всея 604 уже смирился с их постоянными встречами. — Ты ведь тогда его не так убил. В смысле, все пошло не по твоему плану, — Джек закусывает губу, и внутренне его всего передергивает от воспоминаний, но как бы то ни было, этот трофей по праву должен принадлежать Ужасу 604, а не ему, — Но… Я тогда подобрал его, и уже потом только понял, что это то самое оружие, которым Шип пользовался… Парнишка замолкает, а увесистый охотничий нож поблескивает беловатым лезвием от света монитора, и тишина сейчас почти осязаема. Тихо хмыкнув и теперь молча осматривая нож, Ужас проводит указательным пальцем по лезвию, и почти довольно подмечает: — А из тебя может выйти толк. — Намекаешь, что могу пойти по твоим стопам? Нет уж, уволь! Лучше сдохнуть, — Джек внутренне выдыхает, понимая, что поступил видимо правильно, и незаметно стягивает со стола свой рюкзак. — А вот это у тебя действительно мастерски получается, мелочь. Как только живым остался… — вопрос скорее риторический и мужчина по-прежнему осматривает холодное оружие, думая явно о чем-то своем, но нить разговора с мальчишкой терять тоже не намерен, и, уж тем более, возможность опять его зацепить. — Раньше? Не знаю, само получалось. А сейчас ты вытаскиваешь. Причем с завидной регулярностью, — хмыкает Джек, и сам же не может не попасться на цепляющие слова Блэка, — Неужто встал на путь исправления, и начал жизни человеческие ценить? Так это прогресс! Привычно цепкое течение разговора немного успокаивает и парень отвлекается. А довольство и подленькая радость разливаются где-то на уровне солнечного сплетения, заслышав приглушенное рычание мужчины, и Джек не контролирует свою легкую улыбку, понимая, что тоже задел самолюбие этого убийцы. Однако, стоит Питчу медленно повернуться к нему, как все легкое веселье вмиг исчезает, и у Фроста вновь ёкает где-то под грудиной, а тело замирает под этим прожигающим желтым взглядом. — Доиграться решил прямо здесь? — шипяще осведомляется Ужас, мрачно усмехаясь и наблюдая, как вздрагивает мальчишка. — А что если так? — Могу устроить. Всё в самом лучшем виде! Болезненно, кроваво, почти моментально, но главное престижно. — А последнее с чего ли? — Забыл, с кем говоришь, мальчишка? — хищно прищуривается мужчина и едва ли склоняется к беловолосому. — Слава покоя всё не дает, да, Ужас? — фыркает Фрост, пытаясь не замечать его движения и тупую боль под ребрами. — Чем же тебя напугать… — задумчиво спрашивает Блэк, и азарт в янтарных глазах разгорается по новой. — Приставь нож к горлу, а там посмотрим… — ва-банк идет парень, не чувствуя как предательское сердце колотится уже у горла, а в ушах начинает шуметь. — Хочешь поиграть так? — его вызов принимают, мужчина даже подходит ближе: медленно, плавно, опасно — действительно играясь. Но даже так Джека до сгорания собственной души ведет. И это не от факта опасности, а от блядской невыносимой близости. Снова, в триллионы раз сильнее, острее… Ему вновь хочется выть, в голосину, со срывом на сиплый хрип, лишь бы стало на частицу легче. — Хочу проверить, действительно ли убьешь… — запоздало, но порывисто отвечает на вопрос Джек, и вновь пропускает чертов неуловимый момент и такое же движение руки, а когда ледяное лезвие вновь чувствуется возле горла, он резко выдыхает и действительно чуть не срывается на крик. Со стороны дикость, болезнь, хренова одержимость, а ему до одури мало этих «игр». И оба знают, что кровь не прольется, не в дословном — адекватном понятии этого выражения, ведь тонкая красная нить уже проступает на шее Джека. Это уже ритуал, их закономерность и норма. Однако до убийства реально не дойдет. Фрост чувствует свою безопасность и безоговорочно открыт, а Ужас ни за что не лишит себя удовольствия спорить и доводить мальчишку, как, в принципе, и общаться с этим мальчишкой. — Так что? Это все, Фрост? — подстегивает Ужас, — Ты здесь только ради этого? — Блэк взглядом указывает на нож и вновь вопросительно смотрит на парнишку. — Да. Больше ничего, — Джек смотрит ему в глаза, спокойно, не показывая внутренней паники и легкого мандража. Ему надо действительно всё это заканчивать. — А как же еще поиграть? — едва усмехается мужчина, — Или у такой мелочи, как ты, кончились все способы защиты и это был твой дебют острот и колкостей? Смелый ты наш. — Да не дождешься, персональная чума города! Да и моя, судя по всему тоже, — недовольно бурчит Джек. — Оскорбляешь, так низко? А я уже понадеялся на твой студень в голове… Может после похищения он стал похож на мозги. — После общения с тобой как же, станется! Джек непроизвольно передергивает плечами после упоминания похищения и отводит взгляд в сторону. Правая рука резко дергается, чтобы потереть ключицу, где шел поперечный длинный разрез, но он вовремя спохватывается, сжимая руку в кулак. Но всё это не проходит незамеченным для Блэка, и он, проследив за инстинктивными действиями мальчишки, только убирает нож, и пока беловолосый отвел взгляд, более серьезно его осматривает, вспоминая те раны, что были на бледном теле, когда он его забрал из пыточной. — В следующий раз не витай в облаках, мальчишка, — ровно начинает Ужас, привлекая внимание Фроста, и стирая налет вечной перепалки, — В следующий раз удача может подвести и меня не будет, от слова совсем, и твоя невнимательность все-таки будет стоить тебе жизни. — Но я же… — Джек моментально теряется от смены голоса мужчины и от серьезности переведенной темы, и только начинает оправдываться, но понимая это Питч лишь шипит, заставляя мальчишку заткнуться. — Не спорь со мной! Я прекрасно знаю, как ловят таких как ты, и в какие моменты! За тобой следили, мелочь, следили и выгадали момент когда ты был далеко от этого мира в своих мыслях, расслабленный или, наоборот, слишком загруженный, но одно неизменно — сознание перестало быть настороже и подвело тебя. Тебя сцапали, а твоя интуиция и не вякнула! И скажи сейчас, что было не так? Джек лишь шумно выдыхает, но молчит, Питч прав, на сто процентов и словно сам был там сам, следил за ним в тот момент, когда его схватили. — Так… Просто я… — Мне плевать, что просто ты! Только вот от ублюдства этого города не убежишь, мальчишка. И в следующий раз, прежде чем на улице забивать себе в голову херни, и думать о ней, вспомни к чему тебя уже привела такая твоя привычка. И, может, тебя не вырубят в какой-нибудь из подворотен, и не расчленят на следующий день, где-нибудь на окраине города! Чертово состояние паники и безумного страха, с черт пойми чем еще, бушует внутри подобно адскому пламени, и Джек уже тысячу раз пожалел что он начал эту перепалку и к чему она привела. Каждая секунда сейчас здесь подобна аду, каждое его слово — раскаленной спицей в незащищенное ребрами сердце, а про значимость слов, которые он даже не хочет понимать, и говорить нечего. Черт дери и свою идею припереться сюда, и злость Ужаса! — Ты злишься, — порывисто выдыхая и опуская голову вниз, пряча взгляд под выпавшей челкой, понимает Фрост, озвучивая это тихо вслух. «Хватит, твою мать! Прекращай это и уходи, придурок!» — Я, скромно так сказать, заебался натыкаться и вытаскивать тебя полуживого практически на каждой из моих вылазок весь этот месяц! «Оверланд, не смей! Просто разворачивайся и уходи!» — А я рад, что ты находишь меня и вытаскиваешь, — поднимая голову и с серьезностью в голосе смотря в глаза хищника. Наступает короткая пауза при которой Блэк успевает осмотреться паренька сверху донизу и сделать еще одну пометку в мыслях, но после он, без своей привычной раздраженности, серьезно заявляет: — Не испытывай судьбу. И не забывай, с кем сейчас говоришь, Фрост. У меня переменчивый характер. — Я заметил… — Джек фыркает и слегка улыбается. Но понимает, что больше так не может, не сможет поддержать хотя бы еще одну тему или услышать хоть слово, и поспешно делает шаг назад, по направлению к выходу. — Потому, вынужден ретироваться, чтобы не испытывать ваш характер и силу воли, о Ужас! Он почти уже у двери и импровизирует, отвлекая обоих, — делает легкий театральный поклон, а после открывает дверь, чтобы уйти. — Доиграешься, — звучит хриплое со спины. Фрост же невесело хмыкает и закидывает рюкзак на плечо. — Уже доигрался… — тихо проговаривает парень, но чуть громче добавляет, — До встречи. Хотя, надеюсь, больше в этом сезоне не пересечемся. Я на дно. И хлопнув за собой дверью, быстро сбегает из пустого дома. И только в двадцати метрах от злополучной этажки Фрост останавливается и позволяет себя вдохнуть влажного воздуха. Беловолосый парень прикрывает на секунды глаза, порывисто выдыхает и все произошедшее обрушивается на него со страшным пониманием и болью. Он до боли зажмуривается и просто не хочет больше ничего. Прохладные капли через несколько минут попадают на разгоряченную кожу рук и лица, и Фрост открывает глаза, безэмоционально надевая рюкзак и молча уходя из заброшенного квартала. Рубикон выжжен и пройден по новой. «Давай, Фрост, живи как хочешь дальше…»