Психо города 604

Взгляд, такой яркий и неестественно пугающий, доводящий до дрожи и в то же время хочется плавиться под ним, стекать несоображающим податливым желе. Твою мать, что он творит? О чем он только думал? — Коснись… Возьми… Я твой… Твой! Твой! Слышишь? Только твой! Неразличимый стон сквозь сон, и Джек распахивает глаза, затаив дыхание и со скоростью света соображая, где он и что было вообще вчера? Вчера же? Он полный даун. Беловолосый парень морщится от собственной глупости и наивности. Полный дебил. Только от собственного саморазрушения и самобичевания отвлекает понимание, и сердце холодеет от того, что вспоминает мозг. «Земля тебе пухом, Оверланд…» — похоронно осведомляет внутренний голос, и, блядь, он знает что это так. Пекло. Вот что ощущается от дуновений сухого сквозняка из окна. Он еще толком не проснулся, но уже чувствует, какой пиздец сегодня будет твориться в 604. Мысленно отвлекая себя парой минут на город и на жару в раннее утро, Фрост тупо пытается собраться с мыслями и заковать внутрь все ебучие эмоции, что разрослись щупальцами по всем органам, в приоритете оплетая сердце и душу. На улице уже жарища, хотя солнце только поднимается, судя по сиреневато-красному отцвету в комнате, но уже чертово светило плавит воздух, заставляя проклинать этот гниющий мир. Заставляя проклинать себя. Чертово бухло и свой жалкий скулеж в подушку. Еще там, на Кромке. Тряхнув головой и прибавляя боли в черепной коробке, Фрост тихо хочет проматериться, но горло сдавливает невидимым ремнем, словно кто-то подошел сзади и теперь медленно его давит, затягивая кожзам на шее и передавливая гортань. «Ни единого слова, да? Как пожелаешь…» Слишком плохо, хреновищно, он бы прокомментировал, только на паршивость и звука не хочется издавать, хотя шевелиться тоже — слишком больно, и голова раскалывается так, что хочется орать. Ни слова больше. Он помнит. И помнит взгляд. «Блядь, Фрост, ты не мог найти худшего, за полувековую историю города, сволочного ублюдка, чтобы не влюбиться!» — блядское подсознание или еще что-то там, Джека не колышит, вякает как фоновое радио, а он не хочет вставать и поворачиваться. Не хочет видеть эту квартиру, отшельническую обстановку, серые стены и заваленный разномастным техническим и бумажным хламом стол. Блять. Он не хочет сталкиваться с… хозяином квартиры. Не выдержит же этого взгляда вновь. Но он всё же переворачивается и садится на кровати, не поднимая головы. — Ты хоть помнишь что, сука такая, вчера устроил? — моментально озвучивается с дальнего угла комнаты. Питч спрашивает сухо — зло, и в этой палящей тишине его голос звучит слишком звонко, слишком ошеломительно жестко, а сам он стоит возле дальней стены, рядом с окном, скрестив руки на груди и сверля Джека мрачным взглядом. На блядство… Помнит. Джек, как ебаный запрограммированный робот помнит всё, подетально. Как нажирался у себя на Кромке, как до этого отрывисто себе дрочил, утыкаясь мордой в чужую кофту и вдыхая любимый запах, как потом разбил несколько опустевших бутылок с самым дрянным вискарем об стену, обматерил соседей и, достав из заначки еще один бутыль, поперся в хламиду нажраный к своему хищнику. Джек, блять, всё помнит, хотя некоторые картинки, как он добирался до Питча, и сливаются в одну размывчатую хрень, но он помнит, что чуть не налетел на черное лезвие, помнит ахуй Питча, помнит, как нагло выжрал последние глотки из полупустой бутылки, а Ужас после отобрал, как тот его держал, потом швырнул на кровать… ПО-ДЕ-ТАЛЬ-НО. Каждое ебучее движение, каждое слово, вздох, взгляд. Он почти… Сука. Он был на такой стальной острейшей грани, а его Ужас просто наплевал, скинул с колен и… Фрост сглатывает, не желая признавать, что поступил как самая последняя школьная шлюшка, желающая привлечь к себе внимание самым приземленным способом, но всё же его поведение ничем другим назвать сложно. В пьяном притом угаре. Парень морщится, еще ниже опуская голову и завешивая лицо белой челкой. Ему проще не видеть, не отвечать и не знать, каким взглядом на него сейчас смотрят. Это невыносимо. Джеку хуево и не только от жуткого похмелья, которое на странность всегда проходит очень быстро, хоть и первые полчаса пиздец какие тяжелые. Ему чертовски жестко от слов. Слова Ужаса, и тот взгляд, полный отвращения и презрения. Как тот самый серповидный нож в сердце. Хотя реальный был бы намного слаще почувствовать между ребер в придурошном комке мышц. Его мутит от боли внутри, и своего самого херовищного поступка в жизни, ведь теперь он точно проебал свой шанс хотя бы изредка видеть… Джек сглатывает и мотает головой, на задворках реалии понимая, что вновь повисшая тишина убивает. Но она разрушается через секунду, однако от этого нихера не проще. — У тебя есть две минуты, чтобы съебаться, — стальной непреклонный тон самого желанного голоса, и Джека это бьет под дых, заставляя чуть ли не вскрикнуть от внутренней боли и досады. Но он лишь вовремя до крови закусывает губу и монотонно кивает. Уйти — так уйти. Сам виноват, сам все похерил. «Сам-сам-сам!» — Сученыш! — наблюдая как Джек медленно встает с кровати, всё так же не поднимая головы, шипит Блэк. Ярость на мальчишку поутихла за ночь? Да нихера! Опять этот смертник играет с огнем и раздражает непомерно. Хотя и не произносит ни единого слова. Мелочь даже не смотрит на него! Молчит, повинно опустив голову, и походу реально собирается вот так, виновато, свалить. Питч прожигает Фроста взглядом и приглушенно рычит, пугая тем самым парня еще больше, но ему похуй даже на свою несдержанность. Эта сволочь сам вчера запустил чертов механизм. И мелкоебучие шестеренки всё никак не останавливаются. А это поэтапно, по нарастающей, начинает угнетать, злить — бесить. Белоснежный… А волосы у мальчишки растрепаны аж пиздец, торчат в разные стороны, и челка слишком отросла, закрывая пол лица и не давая возможности разглядеть весь спектр эмоций на юношеском лице. Питч сильнее вцепляется ногтями в другую руку, как раз на сгибе локтя, надавливая на болевую точку, и болью осаждает новую волну злости внутри. Он уничтожительно оглядывает расслабленно пацанишку, щурится, и подгоняет его: — Живее, смертник, либо свои кишки будешь собирать уже по коридору. Это действует: Джек повинуется, хотя ему и сложно, но он заторможено кивает и подрывается к рюкзаку, что лежит возле кроватной ножки, только вот голова кружится и парень вовремя спохватывается за железный низкий поручень кровати и замирает на мгновение. — Ты и алкоголь понятия несовместимые, но нет, ты все равно ужрался этого пойла. Могу поздравить тебя, Оверланд, с худшим пиздецом в твоей жизни. А знаешь, мне еще интересно, как нужно было додуматься до такого? И как, с твоей везучестью, ты сюда живым добрался? — по полной и с издевкой проезжается на мальчишке Ужас, — Может… тебя по дороге сюда уже накачали, и ты под наркотой был? Должно же ведь найтись… объяснение, что ты сволочь вытворил! — рявкает под конец мужчина, уже органически не выдерживая присутствия беловолосого мальчишки. Он не понимает причины, все уже сказано, сделано, этот твареныш сейчас уйдет, но по новой выходит из себя, ебучее внутреннее зверство возвращается, но он уже даже готов плевать на это, и высказать этой мелкой сволочи всё, что о нем думает. Нет, и это же надо! Он уйти собирается. Молча, твою мать, молча! И это выводит больше остального. Джек воспринял в полный серьез его вчерашние слова и теперь даже не пытается пререкаться. И вывести на ответный рявк не получается. — Молчишь? Усвоил вчерашние мои слова? Вот и правильно, лучше не произноси и звука, Фрост. Твою мать, ты совсем охерел, настолько нагло приператься ко мне!? Кто я, твою мать, по-твоему? Мужчина кивает головой в сторону, едва ли оглядывая парня, который в нерешительности все же мельком смотрит в его сторону. — Я — не твари за этими стенами. Я хуже, Оверланд! Тебе ли не знать, учитывая, что ты имел честь видеть. Но нет! Ты имеешь наглость припереться ко мне и вытворять подобную пьяную хрень, сволочь! — рявк разносится гулким эхом по комнате и отзвуком слышно в пустых коридорах, а Джек только зажмуривается, вздрогнув, но не говорит ничего. Нечего говорить. Не в его случае. Парень поднимает рюкзак и, морщась, пытается его надеть, но вещь сползает, а паренек уже не может. Не может ничего. Его уничтожают. Не физически — морально, душевно, если блядь еще есть там, что уничтожать. И он не хочет слышать даже слово. Хватит с него. Это больнее, раздирающе внутренности, чувствовать презрение, злость… ненависть. Питч же его ненавидит? Да он дебил! Совсем охренел со своим самомнением, раз так думает! Кто он такой, чтобы Ужас испытывал к такому как он ненависть? Да он даже не равен ему — так, озабоченный щенок. Больно. Джек горько усмехается. «Никто. Просто никто» И испытывает Питч максимум омерзение или презрение, как к микробу, который только оскорбляет одним своим видом. Так погано, Джек знает, он не чувствовал так себя никогда. Он ненавидит себя, презирает аналогично Блэку, и правильно. Его хищник прав, и он больше ни разу не попадется ему на глаза. Он ничто ведь. — Какого хуя застыл? Живо выметайся! — ледяной тон заставляет вздрогнуть, но смелости нет, чтоб еще раз посмотреть в эти горящие злостью желтые глаза. Он не выдержит. Не выдерживает. Фрост смиренно выдыхает и срывается с места, преодолев в несколько шагов расстояние до двери, и уже открывает её, немедля намереваясь уйти. — Ахуел? — злобный рявк останавливает, заставляя затравлено развернуться. Он еще сильнее разозлил своего персонального? А Ужас бесится, смотря на покорность мальчишки: эта сволочь действительно съебывает. Даже не перечит! Ненужная блядская покорность, когда она совершенно не нужна. Джек непревзойденно издевается, впервые делая всё по его указке. Даже в серых большущих глазах страх, перемешанный с отчаянием и нерушимой повинностью. И… он уходит. Чтобы реально больше не появляться в его жизни. Но не проще ли? Сучка уйдет и закончатся проблемы. Закончится всё. Ужас только резко отталкивается от стены и, плавно огибая стол, проходит на середину комнаты, сжирая ненавистным взглядом сжавшегося беловолосого. — Вещи забыл, или это повод, чтобы после опять припереться? Ну же? Какого ты молчишь? — рычание и руки всё же сжимаются в кулаки. Он близок к чертовой потере контроля. Он убьет это невнимательное существо, по ошибке зовущееся человеком. А Фрост же даже не кивает, лишь вздрагивает — это еще одно сеченое движение ментальным ножом. Эти сочащиеся ядом слова, этот его тон, его недовольство — это его же нож, не физически-материальный, но аналогично уничтожающий, прямо в цель — Ужас всегда добивается своего, всегда убивает четко и направленно. Даже словами. Тем более словами. И Джек не исключение. Парень даже рад такому сравнению. Хотя больше всего в это тварьское утро желает быть убитым реально. Было бы проще, не так унизительней, не так раздирающе душу. Однако он не хочет еще больше доставлять своему хищнику неудобств, Джек подобен жертве — забивает на себя и на свою боль, пересиливая вой в груди и, развернувшись, возвращается за рюкзаком, брошенным теперь возле того самого кусочка стены, между концом кровати и дверью ведущей в ванную комнату. — Презираю таких как ты, сволоченыш без мозгов... И только попробуй прийти ещё, ебучее везение не спасет, Фрост. И будь уверен: сдам таким ублюдкам, что пожалеешь, что не подох в той пыточной! — под конец Питч рычит, зверино, с дикой индифферентной яростью наблюдая за быстрыми движениями закусившего губу паренька. Ненавидит. Пакость — уровня Армагеддон. Белоснежная пакость… Которая даже не рявкнет в ответ… Не взбесится! Ни одного, сука, слова! Просто он уходит. Единственный сиплый вздох Джека, граничащий с тихим стоном, когда он наклоняется и поднимает свой рюкзак, но после делает шаг назад к двери. Больше переживать не о чем. Проблема решена. А мелочь даже не прощается, просто молча, как в замедленной съемке, уходит. Джек не смотрит, молча рвет себе нервы в кровь и делает ещё шаг, и ещё… Рубикон. Для обоих. Несдержанный рык, и за секунду оказываясь перед мальчишкой, с силой швыряя его к тому голому участку стены перед кроватью, и похуй на его перепуганный вскрик. Рюкзак похуистично отшвыривается в сторону, а Питч моментально оказывается рядом, слишком близко, ударяя Джека затылком об стену и сдавливая пальцами челюсть, приподнимая ему голову и тут же впиваясь в бледные губы мальчишки. Сука, сволочь, дрянь! Не давая опомниться, и с довольством урча просовывая язык в прохладный рот, жадно начиная вылизывать. Первый стон Джека, как разряд блядского тока по позвоночнику, заставляет сжать пальцы на челюсти сильнее, а другой рукой вцепится в ребра. Как тогда. Ебаное сердце. Ебаное сердце, как же оно стучит! Джек задыхается, почти моментально задыхается, но ему похуй, пусть сдохнет сейчас, но реагирует сразу — за мгновение, закидывает руки мужчине на шею, нетерпеливо притягивая ближе и отвечая, отвечая отчаянно, так же жадно, позволяя жестко вылизывать свой рот и кусать язык. Блядь, блядь, блядь!.. Он спит. Он спит? Не дай дьяволы или боги, если это всего лишь сон. Всё продаст, чтобы это было реальностью. Блэк дергает его ближе, вдавливая в себя, и Фросту похуй на боль между ребрами, чужие — родные пальцы идеально впиваются между ними, оставляя синяки. Ещё-ещё-ещё! От мальчишки отрываются так же стремительно, как и напали, на долю секунды. Чтобы посмотреть в глаза, услышать загнанное шумное дыхание, увидеть красные покусанные им же, в его же слюне, губы. Это охуенно. Только это и охуенно. Но заминка длится еще одну секунду, и Джек теперь сам поддается первым, резво сокращая расстояние, только его ловят на полпути. Чертов мальчишка стонет вновь, как только Питч завладевает горячим ртом и давит пальцами сильнее, перемещая все же правую руку с челюсти на горло, в их ебнутом классическом раскладе. Джек скулит, откидывает голову назад, а Ужас этим пользуется, переходя жалящими укусами на шею, облизывая бледную кожу по сантиметру, жестко проводя кончиком языка по зажившей красной полоске на горле, и вырывая из груди мальчишки новый жалобный полустон. Блять — вышка. Теперь похуй, а единственное, что хочется: затащить несопротивляющегося и обнимающего его Фроста на кровать. И руками вниз — хочется задрать до черта мешающую ткань. Огладить, оставить царапины, синяки. Ебучая толстовка! — Питч! — нетерпеливый вскрик, после грубого укуса переходящего в засос на шее, и мальчишеские изящные пальцы скользят от шеи до темных волос, вцепляясь и перебирая жесткие пряди. Блять… Отвлекает, странный сквозняк отвлекает. Блядская дверь. Блэк рычит, кидая мельком взгляд на приоткрытую дверь. Одно движение — шаг, яростно хлопнуть чертовой дверью, и закрыв на ключ, отчетливо давая понять расслабленному мальчишке, что теперь хуй он куда съебется, даже если захочет. Съебаться решил, уходил молча. Дрянь маленькая! Оказаться рядом так же быстро, накидываясь на Джека и получая нетерпеливый вскрик в награду. А пальцами под толстовку, наконец-то, быстро проводя по худому телу, спускаясь на торс, оглаживая живот, дразня и уходя руками вниз на пах, но перемещая на талию, на бедра, пока мальчишка скулит в поцелуй и жмется ближе, потираясь об него. Сволочь. Руками на бедра, и придавливая парня еще теснее к стене, выбивая из легких последний кислород. Пусть задыхается, ему полезно. Но опять эта ебаная доверчивость. Джек лучше сдохнет, чем сейчас отстранится хоть на дюйм. Он благодарно лижет чужой язык в ответ, поскуливает и проводит руками по сильной спине своего хищника. Он дорывается до своего несбыточного и нереального. Оттого и так жадно, желанно, слишком порывисто, быстро и без мыслей. Похуй когда и кто, чья блять идея, но через незначащее время Джека уже приподнимают и заставляют запрыгнуть на талию мужчины, обвивая того ногами. И Фрост теперь дорывается по полной; отрываясь от восхитительно вкусных губ, гортанно выстанывая и умоляя уже вслух. То, что он шептал вчера, теперь кажется гребаным детским лепетом. Поэтому Питч только ухмыляется и самодовольно хмыкает на хриплый шепот развязного мальчишки, не останавливаясь и продолжая кусать, вылизывать, зацеловывать по миллиметру истерзанную кожу. — Питч… Питч!.. — сбивчивый жаркий шепот между поцелуями, несдержанно ерзая и стараясь потереться о мужчину сильнее. Джек поскуливает, но не отстраняется, обнимая, вылизывая чужое горло, умоляя: — Твою мать, еще!.. Еще хочу, тебя хочу. Много, постоянно, давно… Пииитч!.. — Сученыш! — теперь не грубое, скорее просто затыкая его, представляя в какой позе выебать мальчишку в первый раз, позволяя Джеку дергать себя за волосы и возобновляя влажный с привкусом чьей-то крови поцелуй. — Твой… — отстраняясь хрипло шепчет Фрост, глядя в желтые глаза хищника. Его чертов черный тигр. Его Ужас. Контрольный, Джек умудряется вновь — единственной фразой, сорвать всё к херам. Это контрольный, блядь! И потираться о возбужденного парнишку хоть и охуенно, но уже недостаточно. Блядская кровать со спинками. Впервые его это бесит. Два шага, три удара чужого пульса, загнанно бьющегося в сонной артерии под его языком. Блядский, охуенно распутный Фрост! Питч кусает мокрую шею, и от несдержанного вскрика внутри все довольно урчит, клокочет, сука-ярость преобразовавшаяся, как только коснулся мягких сухих губ, теперь это ебаное собственничество с бешеным желанием подчинить, доминировать, держать под собой. Горячий юркий язык на скуле отвлекает, и Ужас с коварной ухмылкой перехватывает инициативу, но тут же разжимает объятья, и Джек от неожиданности, и потеряв опору, сваливается на кровать, и в мгновение оказывается прижатый чужим телом. Да! Да! Да! Джек так пошло стонет и призывно раздвигает ноги, вздрагивая и чувствуя, как его мужчина устраивается между ними. Блядско охрененное ощущение. А вжик молнии на толстовке приводит в реальность, которая слишком… Всё слишком, но сбросить ненужную ткань слишком просто, и так быстро поддаваясь верх, обнимая мужчину за плечи, целуя в шею, прикусывая за кадык, поднимаясь кончиком языка до подбородка и позволяя жестко вернуть поцелуй, глухо вскрикивая от острых зубов на своей нижней губе. Но жгучее ощущение боли сейчас только еще больше заводит и становится невозможно. Его ведет, и психику — ебучее восприятие — кладет на нет. Одной рукой парень уже тянется к своим серым джинсам, намереваясь расстегнуть тугую пуговицу и молнию в придачу, дав чутка свободу напряженному члену. Но нихера. Так просто не выходит, с Питчем вообще просто не выходит, и Ужас моментально перехватывает руки мальчишки, хлопая по ладони и отшвыривая руку в сторону. Он хищно улыбается в поцелуй и расстегивает сам, накрывая ладонью, поглаживая возбужденную плоть, сдавливая, от чего Джек надрывно стонет и его выгибает. Разгоряченный мальчишка сексуально сглатывает и для Ужаса изящество, та доверчивость, с которой Джек открывает ему покрасневшую шею, разгоряченное тело, всего себя без остатка. Делай что хочешь, бери как хочешь, владей как пожелаешь. Блять и эта доверчивость и желание мелкого кроют. Его, взрослого, матерого мужика, кроют, как семнадцатилетнего. — Сука Фрост, — хрипло, прикусывая мочку уха, чтоб Джек едва ли расслышал, тратя секунды и расстегивая до конца, сдергивая с мальчишки джинсы окончательно и откидывая в сторону. Своя черная привычная майка снимается быстро через голову, и швыряется туда же, с нижней одеждой тяжелее, но реакции слишком хорошо отточены на любое движение, и всё черное через пару мгновений отшвыривается, вровень, как и Джек нетерпеливо снимает и выкидывает последнее, что было на нем после джинс. Сука мальчишка. Хорош. Блэк дает себе две секунды и тихий жадный рык, осматривая нагое тело и широко разведенные ноги. Сволочь. Слишком стройный, почти идеальный, бледный, и ебучие тазовые косточки такие острые, почти порезаться можно, изящный и одновременно слишком беззащитный, ни мышечной массы, ни поджарого пресса. Худющий. Только похуй и на это даже. Потому что Джек дрожит и тихо скулит на одной ноте, расширенными темно-серыми от возбуждения глазами осматривая его. Почти восхитителен... Замешательство, взгляды пересекаются, в комнате молчание на три секунды, и вновь вскрик разрезающий жаркую тишину утра: мальчишку обнимают сильнее, сдавливают в ребрах, ведут длинными пальцами ниже, трогают везде и он выгибается — слышно как хрустит позвоночник и шея. Поддается, хнычет и целует в ответ, позволяя трахать свой рот горячим языком и пытается податься под теплые руки еще сильнее, почувствовать везде. Ещё-ещё-ещё! Выдержка бы мужчины была разрушена, но вот выдержка Ужаса позволяет остановиться и, детально вспомнив вечер, выискать, благо рядом отшвырянную, толстовку, в кармане которой находится тюбик. Да, Джек загнанно дышит, нетерпеливо ерзает, развратно пытается потереться об него, только мальчишка подождет, и ему нравится, действительно нравится наблюдать за этой белоснежной течной сучкой. Нет. Не сучкой. Не в том контексте, что все применяют к этому слову. Сволочь, дрянь, еще тысяча матов и оскорбительных слов, но Фросту даруется жалящий грубый поцелуй, и Питчу не хочется именно сейчас называть его сучкой или сравнивать с шлюхой. Вовсе нет. Джек охуенен. Но время… Сейчас время несущественно, да и похер, только хочется проклинать промедление, и минуты на ненужные действия. Скользкий лубрикант растекается по пальцам, оценивающий взгляд скользит по распаленному мальчишке, можно было бы даже без чертовых лишних движений, потраченных минут, но он сомневается, что Джек ежедневно с кем-то трахается и готов к неожиданному сексу. Мысль логическая, возможно вообще последняя мысль. Но она есть, и факт, что Фрост был в эти дни или ранее еще с кем-то неожиданно кроет сознание черно-красной пеленой бешеной ревности и злости. Мальчишка его. И только его. И словно в наказание или просто в нежелании терпеть еще хоть минуту, вогнать сразу, резко, два пальца в узкое колечко мышц, полностью до упора, наслаждаясь пошлым вскриком взахлеб. Хищная усмешка и пожирающие желтые глаза, от взгляда которых Джек задыхается, не смея шевелиться, но предательски выгибается и тут же вновь стонет от ощущений. Это по-подлому не так как представлял, не так как разрабатывал себя сам на одну фалангу. Совершенно по иному, крышесносно аж пиздец, и он готов ебнуть свой мозг только ради этих ощущений наполненности внутри. Джек сейчас умный мальчик: кусает губы и откидывается на серый плед, вскрикивая на более резких умелых движениях. Блэк едва ли усмехается, глядя на развязно-податливого парня, размеренно быстро растягивая, чувствуя, как мышцы сжимаются вокруг скользких пальцев, и на секунду прикрывая глаза, зная, что внутри мальчишки через несколько минут будет еще лучше. Белоснежный стонет капризно, загнанно дыша и облизывая красные губы, слизывая подтеки крови, и взгляд чертовски неосознанный, но желание и похоть слишком явственны и мысли одинаковые. Ровно, как и терпения у двоих уже нет, а потому несколько резких движений, прибавить еще один палец, услышать вскрик и насладиться им, на будущее ставя памятку отодрать мальчишку медленно, но притом до боли, чтобы также вскрикивал на одной жалобно умоляющей ноте. Это будет охуенно, и будет через пару часов, но пока... Не предвещающая ничего хорошего усмешка, спешно вытаскивая пальцы и приставляя набухшую красную головку к скользкому растянутому входу, новый поцелуй, такой же жадный, быстрый, сплетая языки и заглушая крик парня, входя одним слитным глубоким движением, в награду чувствуя, как дрожь прокатывается по чужому телу. Без слов, нахально смотря в глаза и набирая темп, чувствуя уже на грани возбуждение Джека, как его влажная, скользкая от смазки головка пачкает живот, и почти издевательски не позволяя мальчишке прикоснуться к себе. Целуя грубо, входя первые несколько минут плавно, медленно, желанно привыкая и позволяя Фросту с силой вцепляться в плечи и спину короткими ногтями, но через еще два стона и один развратный вскрик, почти выходя и резко входя в мальчишку до конца, удерживая одной рукой за бедро, а другой хватая за белые, блядско мягкие, волосы и оттягивая голову назад. Хриплое «да!» подливающее масло в ебучий костер. А они в херовом котле, в чертовом чистилище или аду. Но похуй. Уже похуй. Мальчишка заслужил. Джек стонет пошло, ненасытно, он не понимает когда всё сливается — его берут грубо, резко, но у него стоит, стоит колом и блять даже о боли Фрост забывает, целуя Блэка и подмахивая, раздвигая ноги еще шире и отдаваясь полностью. Его доминант, хищник здесь — рядом, не сон. Твою мать, он сходит с ума, еще одно жесткое движение и он несдержанно кричит, кусает Питча за плечо, оставляя яркий отпечаток зубов, но его поощряют, загоняя большой член еще глубже, и ток прошивает чертов позвоночник, а заветное имя срывается с покусанных губ. Поцелуй, еще один, он на грани, его не берут, а дерут и от этой мысли мышцы сводит в диком спазме, так охренительно хорошо, что он теряет способность к вдохам и выдохам. Кислород — к черту. Всё к нему, туда — вниз. Ибо уже ничто не важно, не жизненно необходимо. Вот она жизнь. Его жизнь, его чертово ядро жизни, и глаза напротив горят жидким золотом, почти расплавленным янтарем. Не так много времени, с возней на раздевания и подготовку минут десять, если округлить, но и этого хватает с лихвой, чтобы дойти до края, лежа под ним, под своим люб… Любимый ведь?.. Его хищник, Ужас, Тигр, его Питч… Любимый. Джек не выдерживает чертовых ощущений, срываясь на крик и резко кончает, охеревая от оргазма, наслаждаясь хваткой на талии и болью от оттянутых волос. На ключицу приходится укус острых зубов, и парень чувствует, что Блэк не ушел далеко. — Питч… — едва выговаривая, но взгляд, как только мужчина приподнимается и смотрит на него, становится осознанным. Ещё. Понимание каждого разделенное на двоих. Ещё и ещё. Начального первого хватило только для того, чтобы не сойти с ума от дикого стояка и желания в башке. Так, выброс адреналина и тестостерона, — снять напряжение в телах. Джек теперь сам дико улыбается, едва ли усмехнувшись и кидается первым, целуя до беспамятства, развязно вылизывая чужой рот и хныча от опустошенности. Нет, он хочет как минуту назад, чтоб горячо, чтоб заполняло, чтоб гореть в жидком огне и чувствовать как тебе засаживают по самое горло. Твою мать, он хочет в горло. Блядь! Это возбуждает, и у него опять стоит, а он жмется к своему мужчине, потираясь и чувствуя ответное нарастающее возбуждение. Да! Роковое ебнутое утро только начинается, на горизонте маячит приятно-розовый рассвет, романтично сладкий. Но поебать им обоим на милости, романтику и сладость. Только приторность на грани соленой крови, только страсть, переходящая в звериную ненасытность, боль от жесткой хватки в волосах и острые зубы на загривке, когда Фрост дразнит хищника и встает на четвереньки, слишком медленно прогибаясь в спине. Романтика? Да Фрост стонет так, что любая шлюха обкончается и обзавидуется, когда Питч резко вгоняет свой член полностью в растянутый скользкий от смазки и спермы вход. Джек шикарен в изящной хрупкости и в шлюховатом поведении, но он настоящий, открытый безвозвратно, принадлежащий только Ужасу, и в этом редчайшая ценность, дороже всех ебуче сладких рассветов романтично розового цвета. И дерут мальчишку тоже вовсе не романтично — приземленно, первобытно, жестко, и от этого еще более охуенно. *** Вздох, тихий хрип, он не может даже сглотнуть, потому что в горле пересохло совсем и слюны тоже не осталось; постоянные крики, вздохи и выдохи, бляять это невозможно, но Джек громко дышит и откидывает голову на единственно оставшуюся на кровати мокрую подушку. Он прикрывает глаза, так охуенно, а его лижут в губы, и приходится вновь приоткрыть рот, позволяя Ужасу новый затяжной поцелуй. Дыхание учащается — хочется еще и он стонет, только горлу больно и новый стон теперь из-за дискомфорта в глотке, где начисто, кажись, пересохла слизистая, а тело блядь горит. Блэк только неохотно отстраняется и видит совершенно другое во взгляде парня, лишь хмыкает в понимании и встает с кровати. Джека правильно поняли? Неважно. Пятиминутная передышка — тоже передышка. Учитывая весь день и половину ночи. Твою мать, как они дошли до этого? Губы сами по себе растягиваются в сладкой несдержанной усмешке. Где-то на краю сознания за шумом собственного сердца и сбившегося дыхания слышится вожделенный плеск воды. Да, твою мать! Как они раньше не додумались? На улице пиздецки жарко, стемнело часа три назад, а может и больше, а за окном стоит ебучая жарища, но окна открыты и хотя бы летний пыльный сквозняк гуляет по комнате, едва холодя влажную кожу. Грудина вздымается и оставшиеся капельки пота стекают по бокам, остаются на ключицах и животе, а теплый ветер сжалившись дает легкую прохладу. Шуршание рядом отвлекает, но незначительно, а вот чужой холодный палец, смоченный в воде и проводящий по его губам, живо заставляет распахнуть глаза и в ночном сумраке увидеть нависающего над ним мужчину предлагающим ему воду. Джек только благодарно стонет и тут же выхватывает стакан, глотая холодную жидкость большими порциями и приподнимаясь на локтях. Пара капель всё же скатывается по подбородку, и у Фроста ощущение, что прохладные капли тут же начинают испаряться, но нет, они всего лишь текут медленно дальше, оставляя влажные дорожки и холодящий эффект после себя. Он жадно облизывается и не глядя, протягивает стакан Питчу, который забирает его и, сволочь пронырливая, глушит воду из бутылки, которую прихватил с кухни. Значит ему один стакан, а себе… Джек не злится, лишь тихо рычит, и откидывается обратно, наблюдая за своим черным тигром. В тишине через минуту раздается призывно произнесенное имя Ужаса, когда тот оставляет все на край стола, и мальчишка нахально манит его к себе. Блэк лишь хмыкает, принимая условия игры, через пару ленивых движений и мучительных секунд забираясь на кровать. Джек своими действиями нарывается, пытается выиграть там, где заведомо известен победитель. Но разве Фрост против этого расклада? Он лишь мучительно медленно проводит языком по соленой шее Ужаса, заглядывает в глаза и провоцирует. А через минуту уже раздвинутые коленом ноги, и закинутые на шею руки, и Джек целует теперь не так рьяно, но глубоко, жадно, но постепенно вновь срываются оба. Питч, матерясь, заваливает парнишку на оставшуюся подушку, и полностью подминает под себя, закидывая стройные ноги себе на талию и без предупреждений резко врываясь в тело мальчишки. Услышать громкий полный удовольствия и мольбы крик, теперь данность и довольство, зафиксировать руки парня над его головой в захвате, как развлечение, а свести в полуобморок, чтоб мальчишка метался под ним, в конце умолял и кричал, как собственное желание и жажда. А себе Ужас отказывать никогда не любил. И только под утро станет невыносимее, молодой организм будет на пределе, и сорвавший из-за криков голос мальчишка всё же вырубится, после очередного сноса крыши и вспышки во всем теле и голове. *** Он просыпается резко, моментально открывая желтые глаза и замирая на секунду, давая возможность себе прочувствовать, где он, всё ли под контролем и запустить анализ последних событий. А проанализировать есть что, хотя бы последние сутки. Под боком рядом кто-то шевелится, и едва ли сонно стонет. Обнимает его, удобно, судя по всему, устроившись у него на плече. Очередная шлюха с белыми волосами? Дежавю... Рука непроизвольно тянется к белоснежным волосам, а через мгновение приходит четкое осознание, и мягкость волос дает успокоение. Питч криво ухмыляется и запускает пятерню в мягкие, подобно пуху, волосы Джека. Ничерта не дежавю. Просто, наконец-то рядом этот ебучий смертник. Незначительное движение, когда Питч ведет плечом, не будит Фроста. Он не неженка — не просыпается, но шумно сопит, и во сне жмется ближе. Нереальная, психологически неверная доверчивость, ему даже интересно, как устроен мозг у этого уникума, мать его. Но это мысли — неспешным потоком в голове, а на деле кончиками пальцев перебирая белые пряди. По виду красноватого марева начало утра, и он матерится про себя — трахаться практически без продыху сутки. Пиздец. А утро всё же раннее, прохладное и из-за этого хотя бы терпимое. Питч не злится, но ебучий здравый размышлизм наводит совершенно на херовые мысли-выводы. А руки против воли… Хотя кому он по скотскому врет? Он думает, но в свое же довольство и вседозволенность проходится пальцами по голой спине мальчишки, ощущая нежность кожи. Не испорченная юность, потому и нежный, мягкий, гладкий. Не испорченный блядством. Джек не шлюха… Хотя, после этих суток он официально в некоторых определенных вопросах может и пересмотреть это. Стонет мальчишка и отдается так, как, блядь, никто не может. Но не шлюха. Не растраханная падаль, с резиновыми плавными позами и искусственными заученными стонами. Не автомат, не вылизанная сучка под херовой тучей возбудителей и стеклянным, поддернутым похотью, взглядом. Даже обычные, не совсем увлекающиеся, как бы секс ради искусства, не стоят рядом. Сучки, да и только… Но Фрост, со всей своей неопытностью, не такой. И у него, сука, достаточно жизненного опыта, чтобы действительно выделять мальчишку из шлюховатой грязи этого города, и не иметь даже близко его сравнения с кем бы то еще. Его мальчишка другой. Единственный, кто его знает. Осознание, что перешел грань, которую возводил, убивает, заставляет усомнится в собственных мозгах и безмерно бесит. Блэк устало прикрывает глаза, едва морщась. Пиздецкий Рубикон. Главное дальше не копать, и кроме как ради траха с Фростом не сближаться. Ведь это только ради траха? Основа его бешенства была только в желании взять именно этого мальчишку? Конечно же блядь да! Он ведь насытился… Прислушиваясь к себе. На ближайшую неделю точно. Это его насыщение, желание, успокоение. Еще одна отдушина. Выброс эмоций. Всего лишь. Обманывать себя? Да нахера? Мальчишка нужен, мальчишка о нем знает, мальчишку он хочет, постоянно, по-разному, хуй пойми как это работает, и почему именно он, но такова его казнь. И он готов смириться, не блокировать… и стопорнуть уже не выйдет. Но это максимум, что он сейчас чувствует. Ни о каких высоких чувствах и речи не идет. Им тупо нужно насыщение друг другом, дикий жесткий трах практически двадцать четыре на семь, и проблема с нервами и заебами решена. Причем у обоих. Питч может еще сомневаться, что еще нужно Фросту, но вот для себя только его — мальчишку, всего и без остатка. Этого достаточно. Личный и персональный любовник, нет — не подстилка, хотя где-то близко, но отношения чутка лучше, чем к подстилке. Любовник будет правильней. А то, что он спасает этого идиота или вытаскивает из лап извратов — ебучая побочка. Всё его поведение ебучая побочка. Представить, что Фрост исчезнет из его жизни навсегда — не так уж и печально. Обидно, — мальчишка шикарен. Но пиздостраданий нет. Только злость, медленно перетекающая в животную ярость… Но оно и понятно. Он собственник. Этим объяснимо всё его поведение. К собственному сожалению. Но парнишка сейчас рядом, и это берет свое — усмиряет ярость. Чертов смертник, с мягкими белоснежными волосами, не крашенными, а таким от природы, и сам белый-бледный, удивительно доживший до девятнадцати лет альбинос, с повадками хренового самоубийцы. И жмется во сне откровенно, едва хмурясь, и обнимает крепко. Ужас перебирает в голове под три десятка синдромов, но нихера ни один не подходит. И если Фрост и ебнулся, то наверняка еще неизвестным психическим заболеванием. Ведь не может же он быть таким… открытым? Истинно — искренне доверяющий самой опасной твари в этом городе. Что ты такое?