Психо города 604

Продолжение марлезонского балета! Часть получилась легкой, (можно читать как полномасштабное продолжение 22 главы) есть размышлизм, но больше отдых. Автор считает, что как нашим прекрасным героям, так и вам, мои дорогие и любимые нужно отдыхать, и порой не переживать что же произойдет дальше. В общем иНЦересная главушка с легкими веселостями. Однако Лис именно с этой главы начал раскрывать характер и черты поведения нашего Ужаса… V.S И конечно, поздравляю всех моих замечательных, милых и прекрасных читательниц с 8 марта! Пусть этот день оправдает ваши самые смелые ожидания и исполнятся загаданные желания, но главное — море позитива, улыбок, хорошего настроения, заряда бодрости, тех подарков которые вы хотите получить и, главное, внимания, любви и заботы от тех кого любите или от тех от кого хотите их получить! С Праздником!)) Приятного всем чтения! Глава XXIII Кончиками пальцев по руке, но не пытаясь разбудить, напротив, проверяя насколько глубок сон. А он только морщится и едва ли запоминает внешние измененные факторы. Облизывает губы в полудреме и не обращает внимание на внешний шум, холодный сквозняк от врубленного кондиционера и движение рядом с кроватью. Кондиционера? Какого… Осознание факта моментально вырывает из дремы, и парень распахивает глаза. «Твою ж мать…» — впервые внутренний матерный монолог провоцирует не нервозность и злость, а легкость и ощущение удовольствия. И Фрост как приличный, мать его, мальчик вспоминает. Вспоминает и понимает, что все же не сон, не очередной выкрутас чертового больного мозга. Реальность, реальность и еще раз реальность. Всё что… было. И было так жадно, жарко, ахуенно, крышесносно и практически бесконечно. Дебильная улыбка прячется в подушке, и Джек радостно жмурится. Впервые, наверное, с его шестнадцати, искренняя улыбка появляется на лице без чувства стыда или сомнения, а боль в теле приносит только пиздец какое отличное настроение, и придурошное ликование внутри. Всё — он дорвался, можно смело ставить печать на его диагноз и херачить успокоительными депрессантами. Под ребрами что-то урчит и мирно сворачивается теплым лебяжьим пухом, и адская обреченность, вровень боли до этого, расщепляется к чертовой матери. Вот так просто? И Фрост не знает, что переключилось в тот момент, когда он собирался уйти, не понимает почему, и еще с тысячу «как?» и «из-за чего?», но это отстраненное — ненужное до поры до времени. Он не хочет знать ответы сейчас. Это, наверно, разрешится, но потом, а вот буря, теперь уже удовлетворения и чертовой, почти детской, радости захлестывают сейчас. Джек прикусывает губу и тут же морщится — больно. Приятно больно. Твою ж, а помягче никак нельзя было, да? Он тихо фыркает и едва шевелится, желая всё-таки подняться, но чёрт там, тело отказывает, всё болит — ноет, саднит, но Фрост только довольно вымученно мычит в подушку. В комнате сыро, почти тихо, либо это он еще не воспринимает четко посторонние раздражители, а легкая прохлада холодит открытую спину и, черт его возьми, от чего-то по телу бегут мурашки, а от контраста температур иль от образов минувшей ночи в голове, он не знает. Хочется ещё… И парень жадно облизывает губы, стараясь не думать, не настраивать себя, ибо понимает, что уже на грани, вновь возбудится. Как малолетка какая-то, твою ж мать. Возможно лишь из-за раздраженности на свое поведение или больше от интереса, Джек всё же переворачивается на другой бок и сонно щурится, осматривая знакомые комнаты. Где-то под грудной клеткой ебучий комок мышц резко сокращается и ударяет по ребрам так, что становится больно физически, когда Джек натыкается взглядом на знакомую фигуру. Мужчина в дальней комнате, на кухне, но так как квартира студия, Фрост без зазрения совести и даже с этого положения может наблюдать за ним. А Питч его не замечает. Кажется, что Ужас всея 604 вообще ничерта не замечает: стоит вполоборота к окну, лениво курит и сосредоточенно что-то смотрит на планшете. «Вышедший на работу Кромешный, мать его, Ужас», — в легком возмущении или скорее восхищении думает про себя Джек, но не спешит привлекать к себе внимание. Вообще. Не спешит делать хоть что-то — даже шевелиться. К черту. Пусть ублюдочное время остановится и больше не бежит, он хочет урвать этот момент, такой нетронутый кем-то чужим, внешним миром, даже им самим. Он не знает по сути кто перед ним, — Питч как за семью печатями: неизвестный, загадочный, пугающий. Черт возьми. Наверное у Джека только сейчас мозги встают на место или от схождения с ума он, как те блаженные, открывает для себя суть — неважно, уже не актуально, но только сейчас он понимает кто перед ним. В чьей квартире он находится, с кем переспал и, блядь, кто сейчас так прохладительно, опираясь о кухонную тумбу, читает сводки новостей. «Скорее всего сводки новостей», — поправляет внутренний голос. Но Джеку плевать что. Нет, у парнишки не расширяются глаза, не заходится в бешеном темпе сердце, страх не сдавливает горло, но просто монотонная информация, бегущая какой-то сиреневой или пурпурной лентой в голове, наконец доходит до сознания, и осознание немного кроет. Только не в том в смысле, что ночью. Убийца. Так просто, без прикрас, без страшной паники или больших жирных букв. Просто одно слово. Одно осознание. И всё — ничерта ты больше с этим не поделаешь. Он смотрит сейчас на убийцу — жестокого, беспощадного, одного из лучших-худших, самого опасного, беспрецедентно изощренного в своих расправах. Палач? Нет, хотя то, что он делает с другими психами и можно охарактеризовать так. Но просто слово Убийца подходит лучше. Джек облизывает губы и понимает всю, сука, серьезность ситуации в которую попал. И нет, ничерта в его сознании и душе не меняется, в плане щемительной привязанности и бешеной любви к Питчу, он не может выкинуть этого мужчину из своей головы даже на секунду, мнение о нем же, после всего что было, тоже не меняется. И как считал он Блэка сволочью и тем еще психом, так и считает. Нет, не произошло замены, жизнь под розовой призмой не поменялась, он не стал считать Питча спасителем города или оправдывать его ужасные поступки. Всё так же. Всё по-прежнему. Он даже не уверен на свой счет, и какое теперь отношение к нему же у Блэка. Ничерта не поменялось. Но просто дошло, когда вся лавина первоначального пиздеца его чувств немного спала. До этого не до того было, он мучился, у него ехала крыша и плевать было до обоснуя и осознанки вот прям сухо и по факту. А сейчас… Джек просто смотрит и не может понять, так ли всё? Может это кто-то другой — Ужас всего города? Но нет. Никогда, хоть подыхать будет, Фрост никогда не забудет тот злой взгляд Питча, там на заброшке, когда он перерезал глотку Шипу. Но сейчас парень смотрит, с одной стороны не может наглядеться, скользя влюблённым взглядом по идеальному телу, и в то же время осознание наглухо херачит по мозгам. «Ты любишь убийцу. Ага. И он сейчас рядом, и да, вы трахались всю ночь напролет, Оверланд», — с такой ненужной достоверностью подтверждает сам себе же Джек, и тихо фыркает себе же под нос, почти неверяще. Забить на это — невозможно. Принять, как данность — уже ближе, но всё равно передергивает. Просто свыкнутся и закрыть в дальнем углу подсознания — не сможет. И нет, ему не противно, не страшно — страх давно уже отсутствует, наоборот, в голове и в душе ебучие спокойствие и безопасность рядом со своим хищником. Но просто Фрост приходит к мысли, которая теперь помечает черным жирным маркером, что, как ни крути, как не забывайся в крепких объятьях, как не люби и не целуй самозабвенно эти тонкие губы, всё же — это матерый убийца, которого боится весь город. Как тогда, в экопарке. Только вот пошарпанная табличка в ебучей секции диких зверей — «Не подходить близко к клетке с тигром и не просовывать руки к хищному зверю!» — нихрена тогда Фроста не остановила, и пиздюлей он получил от родителей знатных, когда улизнул, и на свою восхищенность и наивность просунул руку в клетку с тем самым прекрасным черным тигром. «А здесь не просто просунул и погладил, как тогда... А ты его любишь, спишь, целуешь, жить, твою мать, без него не можешь и доверяешь всего себя пиздец как безоговорочно!» Беловолосый на секунду прикрывает глаза и думает, что вовсе не с этой ноты он хотел начать охренительное утро. Но вот так… Однако единственный факт в своем сознании его радует — Джеку абсолютно похуй на тех, кого убивает Питч. Ни жалости, ни возмущения, лишь какая-то внутренняя неправильная убежденность, что так и надо было с ними, и этого те ублюдки заслуживали. А правильно ли делает Питч или нет — не ему решить и не городу. Это уже на самосуд самому Ужасу. И кончать пора с этим размышлениями и, вообще, так нагло пялиться на голую грудь мужчины. Джек только мотает головой и мысленно материт Блэка. Сволочь, и, вообще, с хера ли он по дому ходит в одних штанах, босиком и с голым торсом, это хоть, твою мать, законно?! Фрост почти скулит в голос, пожирая хищника взглядом, потому что мозги переключаются на фантазии, а там жарко, там пиздецки жарко и пошло. И, вообще, когда Джек приходил к Питчу в прошлые разы, эта сволочь всегда в майке был, а сейчас… Облизать бы его… Всего. Начиная с шеи и вниз... Оставить еще пару укусов на ключице... спуститься языком ниже, оставляя влажную дорожку… — И долго ты ещё будешь облизываться на меня и сверлить взглядом? — неожиданно спрашивает мужчина, никак не меняя своего положения и продолжая листать планшет, — Уж если так невтерпеж, то можешь подрочить, так уж и быть, сегодня позволяю тебе это. — Ты! Ты!.. — возмущается от негодования Джек, однако смущен он больше, ибо совершенно не ожидал, что его пробуждение просекут, и тем более его подглядывания, — Иди ты к черту! Парнишка вскакивает с кровати, тут же шипит и морщится от боли во всем теле, но быстро подбирает свои вещи с полу и уносится в ванную, громко хлопая дверью. А Питч только злорадно усмехается, докуривая сигарету. Мальчишка думал, что его пробуждение и залипание не просекут. Да, как же, как будто сколько лет профессионально-опасной деятельности не развили периферийное зрение почти до идеала. Наивный. Однако ухмылка мужчины быстро спадает, и даже шипения и маты Джека в ванне, который вполне шумный, не спасают и не отвлекают, а скрытый сетевой ресурс показывает более детальные и скрытые улики убийства одного из сынишек Альфы. Питч цыкает, пальцем быстро перелистывая электронную страницу. Кое-кто показывает свое мастерство. — Какая ж умничка! — почти сладко цедит мужчина, и на автомате включает плиту. Отвлечься нужно, да и робот из него хуевый, да, даже ученик какого-нибудь замшелого храма, ибо еда нужна, и нужна регулярно, а учитывая, что вчера… из-за кое-кого вообще не удалось из постели выбраться больше чем на пару минут, то Блэк в принципе молчит. А жрать хочется по-жесткому. Даже очень. Да и этот смертник небось голодный. Хотя, последнее ему до пизды. Хотя он опять себе врет. Адекватная часть его, не та, которая вечно хочет издеваться над мальчишкой, подсовывает совсем уж неправильные мысли. Как минимум накормить белоснежный Армагеддон. Экран планшета высвечивает новую страницу с фотографиями и тут же покрывается сеточкой трещин, а звук хрустящей псевдокристаллики слишком громкий и вообще не должен слышиться. Но он слышится. Даже шумом воды из ванной не заглушается и включенной на всю конфоркой с газом. Сучка совершенствуется. И стебется. Над ним, блядь! Где-то внутри недовольно шипит ледяная ярость, но это только мгновение. Лишь одно. Питч матерится, но в который раз благодарит свою просчетливость за покрытие экрана защитной пленкой оргстекла. Такие редко когда идут в комплекте и невозможно достать в обычной продаже, но он может. А фотографии с распотрошенным, изящно уложенным на острые, пропитанные ядовитой смолой, спицы, слишком яркие и красочные, с хорошим разрешением, и можно увидеть все детали. Как будто и о качестве съемки эта тварь позаботилась. Так, что Блэк всё подметил, всё увидел, особенно то, что проглядит полиция и даже эксперты. Он цыкает, небрежно бросает электронику на кухонную столешницу, и уже в привычном жесте открывает рядом стоящую жестяную банку. Несколько неспешных движений, ибо спешка и резкость приведут к большей злости, несколько шагов до холодильника, только теперь слишком резких... Луч солнца в глаза бесит, хлопанье дверцей, возвращение к плите, вновь быстро, мельком взгляд на планшет, где на автомате пролистываются все новые фото. Ублюдок. Нет, скорее возомнившая себя хозяином города тварь, и опечаленная тем, что тут есть еще одна крупная рыба. Но он, сука, не рыба. Он тварь из глубин, похуже, похлеще, по-древнее и страшнее! Твареныш его задевает, и знает толк в этом. Сучка пытается быть равной, нет — сильнее. Это бесит! Побуждает на слишком резкие реакции. Сковородка, шипение масла, раздражение, нож в руке, ускорение движений, злость на паскуду, что посмела играть на его территории, новые кровавые фотографии… холодные пальцы на спине. Выдох. А чужие тонкие руки медленно обнимают со спины, и ладони ложатся на грудь, а между лопаток чувствуется мягкий поцелуй. — Питч… — тихий почти покорный голос Джека. Еще один взгляд мельком кидается на последнее фото. Похуй. Выследит, заманит в сети и разотрет кровавым слоем по асфальту. Ужас успокаивается в мгновение. Словно ничерта, твою мать, и не было. — Разве неженки не должны больше проводить время в ванной? — насмешливо и пока не оборачиваясь, позволяя мальчишке себя обнимать и прижиматься настолько близко. Мелкий сволоченыш тоже без верха, и прохладная кожа, еще с капельками воды кое-где, приятно ощущается на спине, наталкивая совершенно на другой исход этого утра. — Ну не знаю, — тянет Фрост, — Тебе это лучше знать. Джек улыбается и полностью доволен, что его не оттолкнули, не дернулись, когда он решил своевольничать. Ведь подкрадываться к Питчу со спины слишком рискованно, да и тем более он ножом орудовал, и даром что кухонным. Но Джеку после холодного быстрого душа и всех остальных утренних процедур, было как-то плевать. Просто захотелось подойти со спины и обнять, коснуться теплой бархатистой кожи и поцеловать. Он лишь довольно фыркает на шипение мужчины и прижимается на мгновение сильнее, влажно целуя в правую лопатку. — Смелость появилась? А вот это было сказано даже без усмешки. И Джек хоть и не настолько долго общается с этим чудовищем, но уже прекрасно знает когда попал, а когда нет. А сейчас он попал. Только вот даже ойкнуть и отстраниться не успевает. Питч быстрее. Мужчина в мгновение оборачивается, хватает попытавшегося сбежать мальчишку и перехватывает его, сцепляя руки у того на талии и притягивая ближе к себе. Положение у Фроста не завидное и явно намекающее, правда пока не стоит говорить это ему, и Блэк лишь внутренне усмехается, подмечая удачное расположение обеденного небольшого стола возле которого они оказались. — Она и не проходила, — как-то совсем без азарта лепечет Фрост, во всю глядя на своего хищника и медленно скользя руками вверх, приобнимая его за шею. — То-то и видно. Хотя скорее дурость своего желе в башке, нежели смелость. Ибо даже по смелости не станешь вытворять то, что вытворял ты. — Ну… — Джек понимает, что Блэк далеко не о их суточном марафоне говорит и потому отводит взгляд. — И что это, твою мать, было? — Питч… — Второй раз повторять не стану. — Мне было плохо. — Заметно. — Да твою мать! — Не трогай мою мать. Я жду. — Питч! — Джек почти возмущается, вскидывает взгляд и почти смущается, только Блэку на смущения мальчишки похер. — Это… — Джек шумно выдыхает, — …Из-за всего. Парень фыркает, злится, но в конечном итоге роняет голову на грудь своего персонального и тихо шипит. — Из-за всего, Питч. Блядь… Я не знаю, может тебе проще или кому-то еще, но помимо того, что во всем остальном виноват ты… Смачный подзатыльник резко прерывает парня и он вздрагивает, громко айкнув. — Твою ж! Блэк!.. В общем… просто, те придурки. Ну которых я… — Джек осекается от раздраженного тихого рыка и тут же исправляется, — Точнее которых ты, но первоначально я их покалечил. Я не знаю. Это блядь тяжело! Я не неженка. Но это неправильно, или скорее для меня неправильно. Похуй на город. У меня чуть крыша тогда не поехала. — Это заметно, — в знак согласия на последнее кивает головой мужчина, но взгляда с мальчишки так и не спускает. — Не издевайся, — Джек ведет плечом и хочет отстраниться, только черта с два ему это дают, и он вновь не сопротивляется, — Я как будто другим начал становится. Не знаю, может это шизофрения или психопатия… Они может и были виноваты, но я все усугубил, ранил намеренно!.. «Убил намеренно», — невпопад поправляет в мыслях Питч, только вслух молчит, ведя правой рукой вверх, по нежной коже, по ровному позвоночнику, пока не добирается до мягких волос и не вплетает пятерню в белые пряди. — Ждешь от меня лекции на тему, что ты не виноват и такова жизнь? Обойдешься, мелочь. Сам додумывай. Но тут всё слишком просто, чтобы себя накручивать, я тебе уже говорил. Либо ты, либо тебя. И в данном случае у тебя выбора не было. И дальнейшими твои пиздостраданиями на этот случай я заниматься не намерен. — Знаю. И не жду я ничерта от тебя. Да и на твой вопрос я ответил, так что давай закроем, — Джек тихо фыркает, и напускает серьезности, хотя ноги подкашиваются и он откровенно плавится от того как его обнимают, трогают и поглаживают волосы. Но одно покоя Джеку всё же не дает, и он плюет, честно делясь: — Но я наверное становлюсь психом. — Придурком ты становишься. Херней не страдай, — Блэк недовольно хмыкает и отстраняет от себя подростка, понимая, что еще минуту и у него пиздец таки сгорит масло, — Ты не псих, и тем более не психопат. Не дорос еще. — Ага, серьезно? Но эти же… Раздраженное рычание и Блэк всё же выключает к херам огонь. Хер ему, а не завтрак, Фрост всё опять херит и приходится развернуться и до боли сжать горло мальчишки рукой. — Заканчивай с этой хуйней, некчемыш, — глядя в глаза шипит Ужас, — Единственное, что я могу для тебя сделать, мальчишка, это действительно провести беседу и промыть тебе мозги. Только вот подумай, для начала, с кем ты сейчас говоришь и оцени, как будешь относится к жизни после этого сеанса? Ибо шанс, что ты станешь хладнокровной сукой, которая ради удовольствия может убить, равен ровным ста процентам! Ну так что, хочешь? А Джек лишь пугается на мгновение, мотает головой и едва ли слышно шепчет: — Не хочу… — Тогда зачем просишь? — Ты… — Джек не может что-то сказать, просто смотрит на него, и после сдается, тихо стонет, потому что не может найти правильных слов, и вновь утыкается головой в грудь Питча. Молчание сковывает. Молчание наталкивает на совсем ненужные мысли. В это утро Ужас не предпочитает чужое молчание, вровень и своему. — Глупый, наивный ребенок, — через пару минут в абсолютной тишине произносит мужчина, нагло приобнимая мальчишку за пояс, — Тебе не место в этом городе, особенно в этом городе. — Мне уехать? — Джек едва вздрагивает от своих же слов и поднимает вымученный взгляд на Блэка. — Твое дело. Как-то свернули они с темы, и до Питча это доходит быстрее, однако новый виток разговора в противовес не приносит облегчения от ненужных соплей мальчишки. Наоборот. Фраза Джека почти задевает его и этот серый взгляд на дне которого обреченная решимость. И руки невольно сжимаются крепче на поясе парня. Кажется это чувствует и Фрост, потому как тихо охает и невольно облизывает губы, почти завороженно глядя ему в глаза. — Может это и хорошая идея, — Джек едва ли усмехается и проверяет. Чертова странная догадка в голове. Чертова интуиция, подсказывающая, что он попал и в буквальном, и в переносном смысле в лапы пиздец какого собственника. И боль под ребрами — на талии становится почти наградой, а желтый безразличный взгляд меняется, и Джек видит то, что видел вчера, когда его прижали к той стене и не дали уйти. — Да неужели? — шипит Питч, слегка склоняясь и впиваясь взглядом в темнеющие глаза парня. — Ага. Уеду в другой город… навсегда… — тихо выговаривает Фрост, затаив дыхание. Злое шипение в ответ, и Блэк переходит на злой несдержанный рык, и мальчишка попал, а пальцы вновь впиваются в белоснежные волосы, чутка оттягивая, причиняя пока еще легкую боль. И Джек не выдерживает первым, глухо стонет, прикрывает глаза и подчиняется движениям чужой руки, откидывая голову назад. «Да, давай! Подчиняй, захватывай, присваивай себе!» Резкий укус за плечо неожидан, и Джек громко вскрикивает, прогибаясь в стальных объятиях дугой и обнимая Питча за шею. Но эта боль только больше пьянит. Чертов рай… Доигрался, это понимают оба, но у Фроста на губах лишь шальная улыбка и подернутый желанием взгляд. Он больше не медлит и легко извернувшись, целует первым, постанывая и прижимаясь ближе. Джек думает последними остатками рассудка, думает, что это никогда не кончится, бешено желать только этого мужчину, страсть не приестся, не выцветет, не угаснет. И он сходит с ума от этих губ, рук, запаха, от этого взгляда и вновь плюет на весь мир. И парнишка задыхается, когда его сдавливают сильнее, целует развязно, капризно и тут же вскрикивает, когда Питч резко меняет их местами и прижимает его к несчастному квадратному столу. Твою ж душу, Джека, как тогда, ведет от возбуждения и мандража, и он скулит, охотно поддаваясь под жесткие пальцы и острые зубы — его Ужас прекрасен в жестком доминировании и собственнической злости, идеален. Парень стонет и откидывает голову назад, притягивая к себе мужчину. Но так не пойдет, кажется, это читается в глазах цвета янтаря, а после одним размашистым движением руки Питч скидывает всё незначительные вещи со стола, швыряя на пол. Благо на этом столе он не оставляет что-то хрупкое и ценное, да и вообще им не пользуется. А Фроста за мгновение приподнимают и усаживают на пластиковую гладкую поверхность, заставляя раздвинуть ноги. И к черту всё, Джеку плевать, даже на свой голод по еде, — тут голод, черти дери, другой. Вновь. Новый, чистый — гольное желание быть вытраханным на этом ебучем пошатывающемся столе. Фроста кроет на одном только представлении этого пошлого пиздеца и он сипло стонет. Стонет, ластится, подчиняется, вскрикивает, покусывает Блэка за плечи, и языком ведет ниже, почти добирается до сосков, но его вновь отрывают, заставляют резко поднять голову, сжимая руку на волосах, и вновь впиваются в губы. Питч целует жадно, грубо, яростно терзая его губы и вообще забывая всё к херам, вылизывая рот мальчишки и заставляя его выгибаться дугой. Правильно. Так и надо: заваливать на стол, вылизывать, подчинять, трахать. С чертовым мальчишкой только так. Мысли возвращаются к началу этого гребаного утра. Что он там думал: насытился… на неделю вперед? Не прошло и четырех часов, твою мать, а у него стоит так, как будто Фрост только что пришел, и никакой суточного траха, блядь, не было! От Джека отрываются на мгновение и наклоняют назад, чтобы требовательно упереть горячую ладонь в грудь, и в приказном жесте заставить лечь на холодный пластик. А парень и не сопротивляется, только всхлипывает и сам, сам, твою мать, горячо и с превеликой охотой поддается, ложится, сходит с ума и шире раздвигает ноги, давая мужчине прижаться к нему ближе и прекрасно этим давая понять свое желание и согласие на продолжение. А Ужас лишь прищуривается, оценивающе проходясь по нему взглядом, и Джек не знает, почему скулит только от одного этого взгляда, и задыхается, когда властные руки мужчины начинают оглаживать голые бока, переходят ниже на талию, и издевательски скользят на бедра, ещё шире заставляя раздвинуть ноги и придерживают под коленями. Блядь!.. Впрочем, медлительность Питчу всё-таки надоедает — промедление сейчас пиздец как херово на них обоих сказывается, и это чувствуется по недовольному цыканью. И мешающие чертовы джинсы через считанные секунды срываются с парня, швыряясь куда-то к холодильнику или окну позади них. А Джеку слишком плевать — Джеку хорошо, Джеку самозабвенно, у Джека стоит, как будто в первый раз, и Джеку же притом стыдно, он пиздецки чувствует неловкость, лежа на столе в расхлястанной позе полностью голый. Да, блядь, он не надевал ничего под чертову серую ткань, думал же что у них снова будет под вечер или позже. Но не думал, что так скоро, спонтанно и, твою ж, на кухонном маленьком столе! И это ошеломляет, кроет и в тоже время ему хочется быстрее — большего, более жестко и с животной похотью. И видеть сейчас удовлетворенность и поощрение в желтых глазах жуть как охрененно, и тремор по всему телу, и он капризно тихо стонет, и хочет свести ноги вместе, ибо слишком самодовольная усмешка у Блэка, и ладони переместившиеся на ягодицы жесть как слишком. Сводит с ума, заставляет тело гореть, а внизу всё нестерпимо пульсировать. Но только Джек задумывается, заливается легким чертовым, блядь, румянцем — сука, чувствует же, как начинают гореть щеки и лицо — и делает легкое движение — попытку свести ноги вместе, как на него моментально рычат, больно вцепляясь пальцами в бедра и не давая даже на миллиметр шевельнуться. Ему остается лишь шипеть и выгибаться в пояснице. Ощущения сводят с ума — лучше чем любой алкоголь, чем наркота, лучше всего, что он представлял себе ту неделю в ебучих мокрых снах. Фрост дышит загнанно, невольно стонет, полностью откидываясь на стол, жмурясь от ощущений. А Питч рядом, действительно рядом, его Ужас, его страсть, его мужчина — да, Джек ебнулся окончательно, только теперь ему на это абсолютно похрен. А мужчина наклоняется к нему резко, быстро и целует с дикостью ненасытностью, и беловолосому только в радость закинуть руки ему на шею и притянуть ближе, ногтями впиваясь в острые лопатки. Долгожданно слышится звук расстегиваемой ширинки, и Джек почти кричит в поцелуй, чувствуя между ягодиц горячую чужую плоть. Он хнычет, а его дразнят, облизывают щеку и вновь переключаются на тело. Ужас ненасытен, жесток и хочет его всего и прямо моментально. Но в издевательство, чтобы услышать еще несколько громких умоляющих криков, пару дразнящих движений всё равно делает, проезжаясь членом по ложбинке меж ягодиц, пачкая пульсирующий вход собственной смазкой, и в издевательстве не давая Фросту прикоснутся к себе. Да. Это то, что он хочет, это то, что Джек позволяет, и можно уже не сдерживаться, вогнать на всю длину, услышать вой, который возможно будет слышен и на улице… Но из чертового омута похоти их вытаскивает гребаный скрип. Скрип стола. Они еще не начали, а он уже натужно скрипит. И на мгновение замирают оба. Джек же, даже сообразить не успевает, как Питч всё делает за него, быстро дергает на себя и заставляет сесть, придерживая за спину. Ужас рычит, вновь начинает злиться, а чертов стол срывает пиздец какие грандиозные планы. Эту нарастающую злость чувствует и Фрост, вздрагивает, но тут же получает поцелуй в щеку и после Питч лижет его шею, словно в отвлечение, словно в пояснении, что на него он не злится. А парень прекрасно его понимает, как черт возьми ни странно, но понимает — чувствует, жмется ближе и ногами обвивает талию своего персонального. Тычется носом в шею и ерошит черные прилизанные с утра волосы. Блэку нравится, а вот ебуче шатающийся и скрипящий стол — нет, видимо кухонная мебель не рассчитана на утренний жесткий трах. — Похуй, — раздраженно рычит он, и поступает так же, как и вчера утром, раз Джек вцепился в него руками и ногами, то просто придерживает его и перетаскивает в другую комнату, с целью повалить уже на кровать. Для него не сложно, быстро и без чертовых происшествий, как бывает у многих дебилов. Беловолосый только стонет, не ожидав, но чувствуя прохладу простыни под собой и горячее тело сверху. У него едет крыша, только Ужас не дает опомниться и вновь целует, запуская пятерню в белоснежные волосы и заставляет Фроста закинуть на себя правую ногу. Мальчишка рад, Джек почти слезно всхлипывает и хочет потереться об своего ненасытного и прекрасного, как его прерывают, и теперь любимые длинные пальцы измазанные чем-то, и когда блядь он только успел, приставляются к сжимающейся дырочке. «Да! Да, давай! Войди, растяни, блядь, Питч!» — ебучий монолог в голове, а на деле гортанный сиплый стон переходящий в крик. Он ждет, но мужчина только медлит, издевается и Джек не выдерживает — поддается бедрами, только ничего не выходит, а едкий смешок куда-то в шею его почти выбешивает. — Питч… — приглушенное, хриплое, умоляющее. Джек уже не думает — знает, что еще несколько секунд промедления и он, твою мать, взорвется. Чертов садист! Но это срабатывает, и Блэк прикусив кожу на плече мальчишки, не жалея его, загоняет сразу два пальца в узкую дырочку на всю длину, незаметно улыбаясь, слыша несдержанный сексуальный крик. Ему нравится как кричит Джек, именно это сейчас и нравится. Можно его сперва помучить, подразнить, а потом уже и взять как захочется. А парень жалобно хнычет, не может придти в себя и охеревает от этих ощущений как в первый, твою ж мать, раз. Дрожь идет по телу и неожиданно приятно холодит кожу, и от этого всё более острее — каждое движение, каждое прикосновение. И взгляд. Джек клянется, что никогда больше не встретит еще хоть у кого-нибудь такого взгляда и такого цвета глаз. Пусть хоть все люди чертовой земли выстроятся в ряд. Нет. Он такой один. Единственный. Идеальный. Его. И похер, если у него какой-то там психологический синдром или расстройство. Это уже всё. Тотальный проигрыш за свою психику и душу. Это всё Ужас. Его любимый. Мальчишка почти хочет разреветься, слишком много всего, слишком много эмоций внутри и ощущений, и смотрит во все глаза на нависающего над ним мужчину, тянется и, наконец-то, его пошло целуют, и не давая опомнится так же резко и жестко начиная подготавливать и растягивать. Джек же моментально забывает все на свете, даже как его, блядь, зовут, выгибается до хруста в позвоночнике и захлебывается жадными стонами и умоляет… Умоляет, умоляет… Не останавливаться, делать всё более грубо, резко, заменить пальцы членом и трахнуть его наконец глубоко, по-жесткому, до боли, до сорванного голоса, до полной отключки, как под сегодняшнее утро. Он поддается под движения и, повинуясь только одному взгляду, запрокидывает голову назад, хныча от острых зубов и боли, что приходится на горло, — его почти душат, вгрызаясь в трахею, но Джеку плевать, ему это и надо, он закидывает левую ногу тоже на поясницу мужчине и всхлипывает, прижимает Питча к себе плотнее одной рукой, а другой вцепляется ему в волосы и давит сильнее, поощряя хватку на своей красной коже. Блять, да! Фрост уже на грани невозврата, он сходит с ума и почти кончает от этого, от самого факта с кем, что с ним делают и что будет дальше. А дальше — больше, пальцы уже легко выскальзывают из него и он капризничает, но усмешку Блэка не видит, а через секунду в прохладной, залитой ярким светом, комнате раздается громкий пошлый вскрик, переходящий в судорожный вой. И Джек, дрожа всем телом довольно зажмуривается, ощущая болезненную охрененную наполненность и растянутость. Парень знает, что это только начало утра и что, судя по многообещающему взгляду дарованному ему на секунду, драть его будут, как минимум, до обеда… И обед он готов пропустить, всё на свете готов пропустить, лишь бы было также хорошо, заполнено, горячо, жадно, больно, скользко меж телами, крышесносно и только с ним. С ним одним. Облизать распухшие от укусов губы не суждено — его целуют, сразу начиная посасывать язык, жестко вцепляясь рукой в челюсть и фиксируя голову, а движения ускоряются, и Фрост протяжно стонет, позволяя как всегда всё и намного больше. Джек жмурится и обнимает Блэка крепче, едва отстраняясь, зацеловывая шею и плечи, и вновь добравшись до губ приглушенно стонет, прикрывая глаза и наслаждаясь. Плевать. Пусть взорвется город, пусть будет Армагеддон. Плевать ровно и по слогам. *** — У тебя взгляд странный, — хитрость прищуренных желтых глаз и подъебывающая усмешка, — Не понравилось? А Джек же, сидит нахохленный на кровати, щурится на вновь восходящие лучи солнца, и снизу-вверх смотрит на Питча, но после вопроса с шипением подрывается, не обращая внимания на свою наготу и слабость во всем теле, и набрасывается на мужчину, обнимая его и сразу страстно впиваясь в тонкие губы жадным просящим поцелуем. Блэк отвечает мальчишке немедленно, грубо притягивая ближе и перемещая руки на ягодицы. — Понравилось, — едва отстраняясь, шепчет в губы Джек, — Даже очень. Но я есть хочу… Джек едва ли смущается, но, твою мать, они вновь ушли на сутки от реалии и всего сущего, и только сейчас Фрост начинает понимать какой он голодный, и насколько его организм ослабел от этого пиздец какого охренительного секса, длиною в двадцать часов или больше… — Глупая мелочь. Какого черта не сказал? — хмыкает Питч, однако никаких подвижек не делает, так же нагло оглаживая мальчишку со спины. — А ты спрашивал? — Спрашивал! — Да, блядь, спрашивал он! Спрашивал, блядь, насколько жестче меня трахнуть и в какой позе!.. — Но ведь спрашивал! — Не про еду! — Ты слишком нервный и злой… Недотрах? — с ухмылкой провоцируя, и медленным мазком языка ведя по бледной шее. — Перетрах… — шипит, огрызаясь, Джек, но тут же стонет от действий своего персонального убийцы и обнимает его крепче. — Питч, я хочу… — Хочешь?.. — хриплым полушепотом, переспрашивая, провоцируя мальчишку. — Есть хочу, твою ж мать! Или голодный, но зато отодранный — твой девиз по жизни?! — Не груби! Шизик, блядь. И пошли давай, — недовольно фыркает Блэк и отстраняясь уходит, но кидает на ходу не оборачиваясь: — Только теперь надень что-нибудь. Джек бурчит, но одевается, находя все свои вещи, его шатает — поматывает из стороны в сторону, но он плюет на это и идет на кухню, в которой со вчерашнего дня ничего не изменилось. Да… называется: хотели утреннего секса на столе… Опять проебали сутки. Но насытившиеся бесенята всё же пляшут в серых глазах парня. — И всё же я псих… — невесело возвращается Джек к случайно мелькнувшей мысли, подобно дежавю, заходя на кухню и покусывая саднящие губы. — Нет в тебе задатков психа и тем более психопата, мальчишка. — Говоришь, как профессионал? — подстегивает парень, складывая руки на груди и наблюдая за, такими же, как и вчерашним утром, действиями Блэка. — Даю квалификационную оценку, — парирует мужчина. А Джек почти весело фыркает, наблюдая, как достаются из холодильника, режутся, а затем уже шипят на раскаленном масле сочные куски мяса... Стоп! — Откуда у тебя?.. — Ну я ж не ты, — даже не давая закончить, и пока Джек не видит, подло ухмыляясь, — Это ты жрешь что попало, и в основном синтетические полуфабрикаты из «супермаркета». — А… Откуда узнал?! Ответа не следует, только издевательская довольная усмешка. — Блядь, Питч! — Блядь, вообще-то, ты, — совершенно спокойно, и добавляя остальные ингредиенты к импровизированному завтраку. Сегодня ему лень заморачиваться на высокую кухню. — Я не блядь! Да и вообще я… И у меня, ты… Ты… — Я у тебя первый и ты засмущался? — Ужас в хорошем расположении духа, а потому не подстебнуть мальчишку — грех. — Да иди ты в жопу! — Сейчас, давай только позавтракаем, — продолжая своим спокойствием накручивать Фроста, обещает Блэк. — Да ты редкостная своло… — Джек затыкается на середине возмущенного ругательства и в кухне кроме шипения от сковороды в течении минуты ничего больше не слышно, — Это консервированные ананасы? — Да, — утвердительно отвечает мужчина. — В… яичнице с беконом? — почти шокировано и даже сомневаясь — нахера ли он спрашивает. — Да, — еще более довольное утверждение и подлая полуулыбка пока Фрост не видит. — Питч?.. — осторожно так, пытаясь понять какого хрена. — На твоей стороне этого не будет. — Питч… — Что? — Ты псих? — кратко, аккуратно, но емко, ибо в голове Джека немного так, когнитивного диссонанса прибавилось. — Да, — уже во всю веселясь реакцией мальчишки и измываясь над его непониманием. — Это же сладкий продукт… — и Джек нихрена не поймет какого черта тут происходит. — Да. — Натуральный! — Именно, — полное согласие и спокойный тон Ужаса немного вводят в ахуй. — С мясом?! — не выдерживает Джек, негодуя восклицая и смотря на поджаренный бекон. А Ужаса почти умиляет это не наигранное возмущение, и он поворачивается к мальчишке, с довольством подмечая вытянувшееся лицо и удивленный взгляд. — А что тебя смущает? Разнообразность вкусов и всё такое — вроде так людишки говорят, — пренебрежительно отмахивается Питч. — Это действительно перебор! Разные же вкусы, — праведно восклицает парень, правда под конец смущается, — Ну, для многих… — Мне похуй на других. Не заметил? — Специфично же! — Так была же раньше пицца с ананасами, и эстетизм мясных или рыбных блюд с фруктами как-то не оспаривался, так какого хера? — теперь действительно не понимает и возмущается Блэк. — Но их не жарили же! И вообще! — А раз вообще, так заткнись! — шипит Блэк поворачиваясь вновь к Фросту, и слишком воодушевленно продолжает, — Да, для осведомленности, мне нравятся ананасы, особенно консервированные и сок ананасовый. Учитывая, что это одно из немногих, что можно пересчитать по пальцам, что в нашем ебучем мире натуральное и нормально выращивается, без синтетики и даже химии. Так что закрой рот, прими как великое откровение об Ужасе 604 и не отсвечивай! И Джек закрывает рот, охеревает, но правда затыкается, принимает, твою мать, как данность и откровение, и понимает действительно, с каким психом связался. А Питч выключает газ, и любовно выкладывает на свою сторону еще больше, промаринованных в сиропе, желтых кусочков. Ебанутые тараканы есть у каждого в голове. Только Джек смотрит на всё это и разрывается между пауками и сколопендрами. *** — Как-нибудь загляну. — Уверен, что пущу на порог? — Блэк останавливается в одном шаге от стоящего в дверях мальчишки и скрещивает руки на груди. — Уверен, что не начнешь раздевать и трахать меня сразу же, прям на этом самом пороге? — в отместку. А мужчина хмыкает и думает какого хера не прибил сволоченыша раньше. Но отчасти соглашается, не парируя в ответ. Ладно, в этот раз Фрост уел его. Джек же это понимает, улыбается ебануто и резко поддается вперед, жарко влажно целуя. Поцеловать парнишку в ответ, рефлекторно хватая за волосы и притягивая к себе? Почему бы, твою ж мать, и нет? Пройтись языком по горячему вкусному рту, поласкать чужой юркий язычок и этим вызвать судорожный полустон мелкого? Конечно же! Джек сволочь же, умеет провоцировать. А он тут совсем, блядь, не причем, и в штанах у него совсем не причем. Всё сука Фрост! Но и отстраняется мальчишка первым, не искушая как судьбу, так и их обоих. — Так уж и быть, пощажу тебя, Ужас, — шепчет в губы Джек, — Не буду отсвечивать целых полмесяца и приходить к тебе. И хитро усмехнувшись, парень выходит из квартиры, и быстро удаляется по коридору к лестницам. А до Питча только начинает нормально доходить в какой пиздец он угодил, и как всё это разгребать. Хотя, может и не такой пиздец, и всё пройдет… и в штанах у него пиздец упадет, и он наконец-то, твою мать, займется делом! Тем щенком, например, или для прикола пустит Фею по ложному следу. Блэк самодовольно фыркает, в своих излюбленных традициях, и громко хлопает дверью. Так, для издевки, чтобы спускающийся по лестнице мальчишка не подумал, что всё хорошо, а начал нервничать и думать, что не так, и где косякнул. Всё-таки издеваться над Фростом это первостепенно, а уже после раскладывать его на любой горизонтальной поверхности. Ну и на вертикальной тоже... Правда, зажимать нетерпеливого мальчишку в скользком душе всё же больше не стоит. Он хочет как-никак дожить до окончания этого сезона и довести до юбилейного сотого психа…