Психо города 604

На улице шумят, так по блядскому и так громко, кто-то кричит из соседних окон, матерится или врубает блоки новостей на полную громкость, но он не замечает, воспоминаниями уходя куда-то далеко — на несколько лет назад. — Ты ведь не перестанешь курить, да? — почти дивясь упрямству подростка, который из раза в раз просит подкурить сигарету. — Не дождешься, — беловолосый мотает головой, и молча подкуривает от зажигалки в чужих изящных пальцах. — Тогда, я не вижу смысла больше её у себя таскать, — мужчина усмехается, наблюдая за непониманием на юношеском лице, и почти царственно преподносит на открытой ладони матово черную зажигалку Джеку, — Забирай. — Но… Это же из того редкого сплава, и я… — Забирай, пока я добрый, — почти искренняя полуулыбка мужчины, когда Фрост в неуверенности протягивает пальцы к черному предмету, — Если гордость не позволяет, то считай подарком, мой наглый мальчик… Джек сглатывает ком в горле, отмахиваясь от образов прошлого, и так же медленно крутит в руках квадратную черную зажигалку, случайно найденную в куче бесполезного хлама. А он идиот, думал что выкинул. Оказывается, нет. Оказывается, привычки — живучие твари. И привязанности… — Ты еще долго будешь там стоять, Оверланд? Или тебя повторно поцарапать ножом? — за спиной раздается недовольный хриплый голос Ужаса и это отвлекает Джека, приводя в реальность. Привязанности… хуйня полная. Его привязанность сейчас стоит у него за спиной и прожигает взглядом. Фрост только мотает головой, и подхватив с пола тяжелый рюкзак, в который поместилось всё что было нужно, отходит от злополучного шкафа, оглядывая своё переворошенное уже, скорее всего, бывшее убежище. Он забрал с собой всё что было нужно, получилось даже не так много: небольшая дорожная сумка и рюкзак; было бы больше с осенними и зимними вещами, но такие он отдал в отдел хранения. Так по-любому проще, чтобы не стащили сразу всё, если квартиру взломают, да и не занимает большого количества места. А холодный металл в руке жжет кожу, как, блядь, каленым железом, и это теперь выбешивает, мысли сбиваются и он плюет на перечень нужного в голове, еще раз смотря на зажигалку в руке. К черту. Уже к черту. Это не его жизнь. Парень горько усмехается, но небрежно вышвыривает когда-то лелеемую и безумно любимую вещь, не заботясь больше о её сохранности. Глухой стук об бетонный пол, а он пулей вылетает из квартиры, не желая больше в принципе здесь оставаться и жалеть о чем-либо. Джек почти как из-за кошмара подрывается, резко садясь в постели и задаваясь вопросом: почему, твою мать, из всего возможного, ему приснился именно момент с той чертовой зажигалкой? «Приснилось, всего лишь, угомонись», — монотонно и размеренно успокаивает внутренний голос и его дыхание почти приходит в норму. Только вот яркий утренний свет заливающий комнату портит блядь всё и приходится зажмуриться, нахохленным придурком сидя в разворошенной кровати. — Проснулся? Знакомый до боли хрипловатый голос мужчины заставляет в момент забыть про сон и чертовы лучи солнца ослепляющие полностью, и распахнуть глаза, но все равно тут же сощурится, оглядывая ничем не изменившуюся комнату… Кроме его вещей, разбросанных возле кровати. А вчера он плюнул на это, когда после секса на полу кое-кто загнал его в душ, а потом они продолжили уже на кровати, до самого рассвета... Джек почти довольно закусывает нижнюю губу, чтобы идиотская улыбка не появлялась на лице и поворачивается в сторону кухни. — Вроде… — сипло кивает парень, понимая, что голос опять сорвал, — А ты куда? Джек не поймет, наблюдая за одетым, как всегда, в черную майку и черные брюки Блэком, и хмурится, когда тот не отвечает, лишь выходит из кухни и забирает со стола, рядом с выключенными ноутами, два черных серповидных ножа, засовывая их за пояс брюк. — Надо, — сухая констатация, без желания даже что-либо пояснять этому мелкому чудовищу. — Надо? — а Джек просто упрям сегодня утром и, вообще, у него хорошее настроение. — Да, твою мать, представь себе, — язвит Питч, лениво разглядывая круглый стол и вспоминая, что еще нужно. — Так ещё же не ночь! — изумляется Фрост, хотя про себя думает, что спросони чего-то не догоняет. — А ты считаешь, что я должен выходить только по ночам, как те вампиры, обрывая человеческие жизни? — Ну, по крайней мере, Ужас Ночи тебе подходит как никому другому лучше, да и соответствует, — быстро находится парень, довольный, что подъеб возможно и будет засчитан, и прислоняется головой о спинку кровати, вольно потягиваясь. Однако на последнее Блэк только пренебрежительно цыкает и игнорит мальчишку, захватывая последнее нужное и в придачу накидывает легкую черную толстовку с капюшоном. — Располагайся, мелочь, — направляясь в сторону двери, бросает Питч, — Только не смей брать мой черный ноутбук — голову отрежу. — А как же поцеловать перед уходом? И пожелать своему милому хорошего дня? — Джек действительно пытается сдержать гаденькую ухмылку, когда его слова останавливают мужчину, и нацепляет на лицо искренне милое недоумение, перед тем как Блэк оборачивается. Однако вместо колкости или уничтожительного взгляда, Джек замечает только смазанное движение мужчины, и в следующее мгновение в него метается нож. Острие черного лезвия врезается в спинку кровати с громким стуком за считанные секунды, буквально в трех сантиметрах от его головы, и у Фроста охуенно так дергается сердце в одном единственном болезненном ударе. Блядь, дошутился. А Ужас довольный, это не скрыть даже надменным видом, и тонкие губы априори холодному образу растягиваются в жестокой ухмылке. Мужчина плавно подходит к кровати, не торопясь и наслаждаясь видом шокированного мальчишки и, наклонившись, вырывает нож из псевдодерева, любуясь испугом в серых глазах Джека. Питч склоняется совсем близко к мальчишке, почти касается его губ, но вместо поцелуя обворожительно шепчет: — Хорошего дня, милый, — последнее слово специально выделяя с большей ядовитостью и презрением. И тут же резко отстраняется, и, наконец, спокойно уходит, оставляя беловолосого парня в том же напуганном и шокированном состоянии. Ему полезно. *** «Не имеем нихуя», — наплевательски стирая помаду языком, облизывая губы, думает девушка, спешно направляясь в дальний архивный склад. — Потому что болваны из полиции забыли предоставить нужные файлы и протоколы, ибо были заняты консультациями профайлеров, — Туф почти выплевывает этот пересказ Николаса, и стуча острыми шпильками по бетонному полу, направляясь в конец тусклого коридора. Время… Времени прошло немало, но она не считает, чтобы не разочароваться. Волокита с операциями и консультированием не помогали, верхи не давали одобрение на новые операции, дела застопорились, плюс появился еще один хрен, что выебывается на магистралях, а второй выкидывает как мусор распотрошенных подростков в хим свалки. Блядские психи, как же она их терпеть не может. Только вот даже с её опытом, силой и возможностями ничерта поделать не может. А коридор всё сокращается, и скоро заветная дверь, только вот копаться в пыльных коробках, в хреново освещаемой и никогда не убираемой комнате ей как-то не хочется. Но если не сделать этого сейчас, остальные идиоты, в особенности два детектива-придурка, в жизни этого не сделают и, вообще, забьют на старые сведения и протоколы. Дверь распахивается небрежно, но стремительно, и Фея, затолкав поглубже всё свое возмущение, осматривает захламленную пыльную комнату с кучей вряд стоящих стеллажей, на которых разложены вещь-доки и коробки со старыми материалами дел. Девушка закатывает глаза, будто ей больше всех надо, но идет к самому левому стеллажу, в самый конец комнаты, где в углу еще стоит небольшой квадратный столик, приставленный к стене и всего одна настольная лампа. — И та которая, блядь, не включается, — пощелкав переключатель констатирует Туф. — Да блядь! — где-то с другой стороны стеллажей рявкает кто-то, от чего Фея чуть не хватается за пистолет, закрепленный в кобуре на поясе. Но опасения ложные, и отмахиваясь от пыли через минуту, в её пространство заходит никто иной, как младший детектив Банниманд, собственной, твою мать, персоной. — Астер? А ты какого хера здесь делаешь? — принимая более спокойный вид, дабы не показать свой испуг пару секунд назад, девушка осаждает не менее удивленного мужчину взглядом и скрещивает руки на груди. — Тоже и у тебя, простите, у вас, хотел спросить, — бурчит Астер, матеря на чем свет стоит Ника, который уломал его припереться в этот сарай. — Не хами, — хмыкает Туф и отворачивается к стеллажу, выискивая нужные материалы; всё что угодно, лишь бы не видеть и не говорить с этим напыщенным идиотом. Которого она в последнее время вообще видеть не может. А молодой мужчина, отряхнув левый рукав испачкавшийся в пыли, осматривает сзади Фею и прикидывает, чтобы ей ответить. Конечно, блядская ситуация, и все на взводе… Туф понять, как коллегу, можно, но с другой стороны она охуела в край и бесит его непомерно. Выскочка и сучка, крашеная к тому же сучка, одетая как шлюха во всё короткое и облегающее… Это нервирует, её нагло демонстративный вид недотроги тоже подцепляет. И возможно то, что она отвернулась к стеллажам, посчитав его за полного нуля рвет все рамки и преграды в голове Банниманда, и не сдержавшись, детектив почти выплевывает едва слышно: — Да пошла ты!.. — Что? — едва обернувшись, словно не расслышала, давая опять шанс исправиться. Однако дуло пистолета в его глотке смотрелось бы сейчас куда более вменяемым и приятным для неё. Эта серая сволочь её бесит аналогично. — То, если уж не расслышала, простите, — не расслышали. Дешманская сука, — на взводе шипит молодой мужчина, больше не в силах сдерживаться. — Сученыш еще не понял, где его место? — после слов резко разворачиваясь и доставая пистолет, направляя прямо в лоб молодого мужчины и снимая предохранитель, — Хорошо, я научу тебя уважению. Но Астеру надоедает, всё, вплоть до этой её хуевой манеры вести общение с подчиненными: читал он рапорты тех кто с ней работал — знает чем всё заканчивается. И так себя унижать не позволит. Потому резко рвануть пистолет на себя и отшвырнуть в сторону не составляет большего труда, удачно сыграв на опережение. Но Туф хороша, и звонкой пощечины он никак не ожидает, а хотя могла и кулаком ударить, но они, как ебанутые подростки, не дерутся и даже не препираются — выебываются, не применяя к друг другу серьезных приемов. Злость не позволяет, злость и взбешенность друг на друга. Фея ненавидит этого придурка, хочет же его убить, отстрелить руку, заехать шпилькой в пах и наслаждаться его скулежом, но вместо этого только материт и вновь как дурочка замахивается на него рукой, которую теперь быстро перехватывают. — Тварь! — рявкает девушка, разозленная наглым поведением и тошнотворной близостью детектива. — Стерва! — не остается в долгу молодой мужчина, резко разворачивая её к столу и неожиданно даже для себя, до боли сжимает узкую талию. — Ни на что не способный ублю... — злобно звучит перед тем как ему срывает крышу и он резко наклоняется, жадно впивается в красные накрашены губы девушки. Всё блядь по сбою системы. Всё не так, как кто-то из них хотел бы. А может и наоборот так, как хотели с самого начала. Ебучая искра в её глазах при первой встречи, и его чертово подсознательное желание зажать наемницу в любом месте и по любому поводу. Только вот, блядь, не для драки. Не для слов. А чтоб вот так: вылизывать её рот, дергать на себя сильней и чувствовать жесткую хватку хрупких девичьих пальцев у себя в волосах. Блядская Туф, а он идиот. Только в упертости не отстраняется, наоборот, охотнее поддается, потому что больше не может ждать, вдобавок приподнимает легкую Туф и усаживает на подходящий чертов стол. Кажется, это называют страстью. Но им похуй. Просто нужно и хочется, без дальнейших пояснений и соплей. Она обнимает его за шею и позволительно наклоняется назад, а он разводит её ноги в стороны и придвигается ближе, позволяя тонким пальчикам пролезть через жакет и рубашку на грудь и оцарапать кожу острыми ногтями, сам же продолжая посасывать вкусный язычок, с привкусом мяты и карамели. Туф сладкая — необычная и почти до умилении хрупкая, пока не загоняет свои острые когти ему в спину до крови и притягивает ближе. Они не сдерживаются — не подростки, потому продолжают, охотно и жадно поддаваясь друг другу; влажно, мокро, не стесняясь. Фее почти не комфортно из-за пыльного воздуха и холодного стола, но Астер отлично отвлекает: напористо целует, и теплыми ладонями оглаживая бедра, пытаясь подцепить блядскую узкую юбку. А надо было документы перебирать и выискивать, запоздалая мысль, но даже непонятно кого из двух почти любовников. И всё доходит до точки невозврата, до самого интересного, жаркого, пошлого, когда узкая юбка Туф ползет вверх, а его пальцы нахально оглаживают нежные бедра, слегка спускаются ниже, стягивая вниз кружевные чулки. И ей нравится, Туф тихо соблазнительно постанывает, едва улыбаясь и откидывает голову назад, позволяя мужчине вылизывать шею и ключицы; дальше только блузка, и места для маневров нет. Время утекает, им похуй, им просто хочется большего и как можно скорее. Но их отвлекает вибрация телефона детектива и оба резко отстраняются друг от друга, но не шарахаются, просто шумно жадно дышат, пока Астер не отвечает, тут же морщась от баса на другом конце; Ник что-то раскопал и срочно зовет в координаторскую. Это слышит и Туф и тоже морщится — новое времяпровождение значительно лучше, нежели скучные отчеты и кровавые протоколы. Однако, она только шаловливо и медленно пальцами оглаживает подбородок Банниманда, мешая ему говорить, а потом и губы, но Астер не теряется, вбирая тонкие изящные пальчики себе в рот и слегка прикусывая, выслушивая негодования Ника. Хотя лучше бы сейчас не выслушивать, а разложить эту девчонку на пыльном грязном столе и оттрахать хорошенько, несколько раз. И судя по её распаленному яркому взгляду, она не против, а даже за. С десяток раз за. Последнее его угу в трубку и он отключается, чтобы нахально смотря в глаза Феи, и так же не выпуская её пальцы изо рта, посасывая подушечки, ладонью грубо пройтись по внутренней стороне бедра, и добравшись до кружевных трусиков огладить двумя пальцы её промежность, слегка надавливая, чувствуя влагу и жар. И надо же, сама Фея, жестокая и хладнокровная наемница, сейчас покорно позволяет ему играть с собой и откровенно хочет… Однако, в оправдание, ему на себя не стоит смотреть так же, прекрасно понимая, что сам готов и хочет, а стояк болезненно натягивает серые брюки. И блядь это несмотря на его политику «без секса и без баб». Намек в его глазах, явный и жесткий, и уверенное, многообещающее согласие в её, только вот… новая вибрация сотового вырывает из долгожданной похоти, и приходится отвлечься, с емким и досадным «блядь!» Их вызывают, надо идти. И они с трудом отрываются друг от друга, приводя себя в относительный порядок. Однако Банниманд еще раз зажимает Фею почти у выхода, преградив ей путь, и обещает трахнуть стерву во всех позах уже сегодняшним вечером. И первое что он сделает, так это разложит зазнавшуюся наемницу на столе. Только вот хитрющий взгляд девушки из-под длинных ресниц, нахальный и дающий на это согласие он никак не ожидает, ровно, как и то, что Туф, прежде чем выйти, лизнет его в губы, играючи и почти издеваясь. *** В темной, достаточно хорошо устроенной гостиной, несмотря на общую бедность на улице, сидят пятеро, что-то обсуждают, курят, пуская клубы дыма, и почти непрерывно ржут. Разношерстная компания, в руках у которых, у каждого, либо нож, либо пистолет. Но они не отбитые, не нарики, даже не психи, и даже не сутенеры — девочки в сегодняшние посиделки тоже не входят. Очередной громкий гогот мужчин и все тянутся вновь к выпивке, стоящей на низком зеркальном столике. — А ты что? — отпив холодно пива, спрашивает крайний, что сидит в единственном кресле возле окна и крутит в правой руке нож, прищурено осматривая остальных. — А я ему стручок, ну железный, под коленку, и он визжать, — весело продолжает рассказ начавший, самый молодой из компании, крашеный блондин с повязкой на левом глазу. Компания валится в новом приступе смеха, кто-то из близсидящих хлопает блондина по плечу в знак правильности и уважения, остальные вновь тянутся к выпивке. — Ой, харе заливать! Будто бывшего главаря Дейно ты валил лично! — фыркает фрик с выбритыми висками, остальные фиолетовые волосы аккуратно и стильно уложены назад, а сам он любовно вновь теребит один из амулетов-побрякушек, что навешано на груди больше пятнадцати. — Не веришь? Данка опытный киллер, чего ему врать? — еще один наемник хитро ухмыляется, и салютует бокалом бренди блондину. — Ну, думаю Данка не врал на счет бывшего Дейно, ведь всё сходится, сам отсчеты у своих дебилов видел… — Ты по-прежнему маешься со своей школой наемников? — перебивает сидящий у окна, и зовущийся в компании Мартом, недовольно отпивает вновь пива и морщится: — По-моему, клуб молодых шпионов и наемников — уже перебор… — А что? Мальчуганы под присмотром, дело делают, шустрые, весь А7 знают, пусть учатся, пока я жив, — самый крупногабаритный мужчина, в негласных кругах зовущийся Черным Солдатом, почти добродушно скалится и затягивается крепким табаком. Наемники переглядываются, кто-то неодобрительно качает головой, а кто-то просто хмыкает. Их дело сказать, остальное пусть думает сам. В городе, да и в их практике, заводить клуб из вот таких щенков и обучать — херовое дело. Их главная цель — выжить самим и срубить как можно больше пэйнтов и кредитов. Не важно с кого, не важно как и какими способами. Матерые мужики лишь раз в несколько месяцев, пока нет аврала по заказам, собираются в этой чертовом забытом месте на окраине А7, на улице складов закупщиков, где кроме громадных складов и арендованных помещений для проведения аукционов нихрена нет, они тут собираются и обсуждают все прошедшие месяцы, расслабляются и ржут над тем кто как кого подставил, вытряс деньги или, чаще всего, убил. Каждый — элитный убийца-наемник, знающий достаточно глубоко и на отлично преступный мир 604 и многих шишек в частности, как официальных на уровне Белого Шпиля, так и неофициальных — дилеров, крупных наркобаронов, главарей всех серьезных банд и все остальных, кто, так или иначе, будет полезен или потенциально может стать их клиентом. — Да, хорошо сидим, хорошие новости… — Сидим-то хорошо, — прикуривает фиолетоволосый фрик, глубоко затягиваясь и через полминуты выпуская облако дыма под общую тишину, — Однако новости нихуя не хорошие. Слышали о новом долбоебике? Правителем себя называет, трупики шизоидов вывешивает по городу. Заняться бы им. — И как? Он шифруется, мои нити молчат, а в Депе вся волна направлена далеко не на него: как минимум у них еще будущие разборки банд, предотвращение покушение на главу безопасности и Градиентник. Я уже молчу об… На последнем «об» замолкают вновь все, задумавшись и хмуро рассматривая кто что, но по большей части алкоголь на столике — всё-таки напиться это лучше чем думать. — Пятая гвардия группу намедни сколачивала, — хмыкает Черный Солдат. — И?.. — оживляется Данка, залпом допивая виски. — Что и? Всё. Хаки накрыли весь план, группа молчит с самого утра, про них ни слова, сегодня вечером должна была быть конфа, но я проверял — их айди стерты, адреса убраны, в электронке группа расформирована, телефоны молчат… — Бред блядь... — бренди разливается в руках темноволосого наемника и он морщится. — Второй сезон, блядь! — ответ на все вопросы и негодования, и каждый вновь замолкает. Мужчины молча разливают алкоголь и каждый пьет, словно уже не веселье, а за память хороших товарищей. Потому что предчувствие у каждого херовое, потому что Гвардия охеренные матерые ребята, уложившие своими тактиками не одного зазнавшегося ублюдка или психа, и никогда не нарушают своих слов. Вот только молчат, и вывод напрашивается сам собой. — Данка, — неожиданно переводит внимание любитель бренди, темноволосый плечистый мужчина, по совместительству лучший киллер в городе и отъявленный охотник за головами, — Ты ведь хорошо разбираешься во всей этой электронной мути, ко всему прочему. Проверить не можешь? — Пытался. Толк? — блондин лишь скептично приподнимает брови, — Хаки сложные, поэтапные, плюс с защищенного сервака шли. По-любому кто-то из общаг работал. А оттуда практически никогда невозможно отследить или просмотреть. — У него есть подельник? — Хер его знает, — Март, тот что глушит пиво в кресле, злобно сплевывает и встает со своего места, — Но это уже в глотке и в печенках сидит. Заебало. Чума блядь. Займусь им. — Ты-то? — темноволосый лишь качает головой, — Остынь, наши пытались — сгинули к херам, в прошлом году Май8 работали — аналогично, сегодня полегла Пятая гвардия, а я уверен — они работали над этим делом и подкапывали не один месяц. Да даже у этой сучки прожженной с подставой Шипа нихера не вышло, и он съебался; теперь вопрос лишь в том, когда он Фею ебнет. А ты решил один выйти. Угомонись, придурок старый! Но Март не слушает, шипит лишь, нервозно и злобно, и с силой ебнув кружку об стол, под недовольные взгляды остальных, выходит из комнаты, бросая остальным — «отлить пойду». Оставшиеся только пожимают плечами, и про себя проклинают и матерятся: у них всё это уже в глотке острой костью, но вытащить никто не может. Он опутал блядский город и держит — крепко, жестко, сильно. Никто не вправе изменить и это бессилие — никчемность бесят и не дают почувствовать свободу — даже им — ублюдкам, что продают свои услуги за деньги. Аномалия 604 — Ужас. Чертов и почти всесильный. Взгляды мужчин друг на друга и понимают, что толку от разговоров опять не будет. Но понемногу завязывают вновь разговор, сначала шепотки, потом более уверенные вставки предложений, советы, споры — они втягиваются, думают, что можно изменить или как, поддаются эмоциям пока можно и вот уже каждый чуть ли не перекрикивает других, строя догадки и выкладывая планы. С этим пора кончать. Мысль каждого, но только мысль, ибо дельное сделать никто пока не может. Но всех достало и молчать по аналогии не получается. Ебаный город сжигает, а этот чертов псих подливает как всегда масла, и пылает всё сильнее, дотла выжигая ебучую жизнь в 604. Только вот за разговорами и распитием никто не обращает внимания на время и сколько уже нет их товарища. Через еще пару минут свет начинает моргать и меркнет на секунду, а после вновь загорается, только тускло — словно фазы выбило и нет нихера напряжения. Это не напрягает — кроме них в этом одноэтажном здании никого. Черный Солдат фыркает, матерится, а другие гогочут, стебясь над Мартом, который в сортире вполне может сейчас промахнутся, однако киллер машет на них рукой и уходит в коридор, обещая проверить как пробки и подачу электричества, так и товарища. Что-то в этом всем его настораживает, блядская интуиции навострила уши, однако остальные так и продолжают сидеть и не придают значения. Идиоты, что сказать. Они расслабляются и начинают травить шутки и байки. Блядские самоуверенные наемники. Мужчина только фыркает, поминая дьявола про себя, и идет в темный проход, ведущий в дальний коридор. Он скидывает с плеч неприятный холодок и еще больше убеждается в том, что что-то не так. Из коридора — тупика, где электрический щиток и выход по совместительству, веет смертью — отчетливо, жутко, до дрожи знакомо, и он настораживается, чуя такой знакомый сладкий запах. Рука рефлекторно тянется за пояс, где зачехленный нож, но он всё еще не верит, — такого не может быть, да и не видно еще ничерта. И наемник почти убеждает себя, что Данка опять что-то подсыпал в табак и потому его штырит, настраивая на боевой режим. Блядский Данка. Мужчина матерится и через темноту, — здесь совсем хреново с освещением — не хватает напряжения, продвигается вперед, как какой-то школьник, не понимая, правдивы ли его ощущение или слишком превышенная разыгравшаяся паранойя. Но они живут не в хорошем добром мире; гребаные иллюзии развеиваются, как только он останавливается возле щитка, и от едва ли светящей лампы возле входной двери узнает тело на полу. Март валяется безвольной тушей в странной позе, а на стене брызги крови и понятно моментально, что ему запросто и в одно мгновение перерезали глотку, и он даже не сопротивлялся — не успел, хотя является, сука, профи. Осознание накатывает почти моментально, но его хватает только на один громкий выкрик. Они ржут, забывая о недавних разговорах, ровно до тех пор, пока из коридора не раздается громогласный мат, и слышен топот тяжелых ботинок по полу; когда киллер вбегает в гостиную, с расширенными глазами полными страха, подрывается каждый. Но Солдат почти тут же обмирает на пороге, и с задушенным хрипом — пытаясь что-то сказать, валится на пол, глухим громким ударом. — Какого, сука, хуя? — шипит блондин, вытаскивая из-за пояса пистолет. — Облава? — выплевывая изо рта пожеванный окурок сигареты, щурится темноволосый. — Хер там, спецы так не работают, — в миг сосредоточенный фрик подетально оглядывает упавшего замертво товарища и после тихо матерится. Они переглядываются и о веселье сразу забывают, понимая что их дело не дрянь, но паршивое на нет. В плече Солдата дротик, мелкий и практически незаметный, но все еще там, сверкает стальной ампулой. Приходится в резвом порядке подорваться к сотоварищу и подхватив под руки оттащить на диван, понимая что тот ушел во временную, возможно, отключку. Факт, что его не убили, а просто усыпили, наталкивает каждого только на один вывод: их не убьют, с ними хотят поиграть. Однако и они не пай мальчики, решившие покурить травки или потрахать девочек, с ними шутки не прокатывают, и даже главари банд на таких наемником не пойдут — знают чем чревато. И даже у психов сил не хватит, ровно, как и ума. У всех выдержки и сил не хватит. Кроме… Они не работали никогда вместе, у каждого уникальный стиль, тактика, ведение боя и маневры, но сразу, как только блядское понимание врывается в их головы, они действуют сплоченно и едино. Первое — рассредоточение, прокручивая в голове всю серьезность — шутка ли, блять одним движением и так бесшумно и четко убрать матерого Черного Солдата. Мальчики не дураки, прекрасно понимают и рвутся из гостиной в разные комнаты — их много: подобие кухни, столовой, две ванны и три спальни, каждую нужно проверить. Правила — не разделятся, в их ситуации глупо и неэффективно. А любимое место пребывания и отдыха за одну минуту превращается в лабиринт херового выживания: блядский накал бесит — лампы гудят от напряжения и мигают над головами, как в дешевом хорроре, но не это главное, а понимание, что их психологически настраивают на нервирующую волну, делают незаметные отвлекающие обманки. Просто, но изощренно… Данка первый идет во вторую спальню, находящуюся в противоположной от гостиной стороне. Осторожно перекручивая в руке нож и пока не доставая пистолет, вслушиваясь в скрипы с шуршания позади себя — слух на высоте, но посмевшего нарушить их мирный сбор недооценивать не стоит. И тем более не стоит, если это все же тот, о ком все подумали, увидев страх в глазах парализованного товарища. На ловца, конечно, и зверь бежит. Только хуевые из них ловцы, загнанные на своей же территории в ловушку, а вот зверь вполне может оказаться тем самым ловцом, только с инстинктами непревзойденного хищника. И интуиция согласно кивает, прячась под ребрами, и советует вообще ебануть в ближайшее окно и бежать, бежать и не оборачиваться. Но блондин лишь фыркает и резко открывает дверь, врываясь в помпезно заставленную мебелью спальню в сине-красном стиле. Чисто, спокойно, лишь окно по левую сторону открыто и тюль колышется на ветру. Бесит. Он хлопает дверью так же громко, отходя опять на середину коридора и осматриваясь вокруг. Невольно сглатывая ком в горле, и чувствуя взгляд на спине, но никого не замечая. Хищник же, только ухмыляется, почти довольно, почти сыто, и смотрит на мальчика из-за угла, стоя в тени. Мальчик молодой — неопытный, даром, что под двадцать погубленных душ — щенок и выпендрежник, но забавный. Тонкие губы едва ли растягиваются в гадкой ухмылке. Позже, он займется им гораздо позже. Мальчику стоит потерпеть своей очереди. Он ускользает, подобно тени, бесшумно переходит в другую плохо освещаемую комнату, выверено и четко, и наблюдает, едва склоняя голову вбок. Да, если бы он выключил свет полностью, было бы слишком просто и неинтересно — Ужас прекрасно видит в темноте. А так у них есть шанс его заметить, хоть какое-то, но развлечение, но их всего пятеро… Четверо, — первый лежит лужицей в коридоре. Нет, даже трое… Слишком мало и слишком неактуально, непроизводительно. Черный нож перекручивается в левой руке машинально, и ему нравится, как чуть слышно скрипит черная кожа перчатки, и легкий, давая понять, слышный шаг, подходя вплотную со спины. Он дает фиолетоволосому полторы секунды, чтобы сообразить и развернуться — дает шанс и время, чтобы побороться за свою жизнь, но тот вздрагивает только через три секунды и это его губит, и паралитик в шею вкалывается моментально. Ужас недоволен их медленной черепашьей реакцией, но шепотом гипнотизирует, устрашает, и вот ещё одна марионетка вздрагивает, и подрывается в гостиную. Приказ действует, и этот фрик быстрой сомнамбулой прется в указанное место; однозначно еще одно отличное действие паралитика, первичное на организм до полного обездвиживания — подчинение, переключая тумблеры в мозгу. Конечно, всего несколько минут, но для этой ситуации идеально. Ему почти не скучно; каждое движение отточенное, четкое и быстрое, каждый взгляд точный и цепкий, Ужас не ошибается, сгоняя бычков в ту самую гостиную для последнего качественного допроса. На сегодня они последние и он почти собрал всю нужную для себя информацию. Хищник минует расстояние в два шага и замахивается на еще одного, однако тот успевает среагировать и развернутся, но у Ужаса лишь ликование на лице и горящие азартом желтые глаза — наконец хоть кто-то стоящий. Но это и останавливает темноволосого охотника за головами, сковывая страхом не хуже паралитика — и это просчет, недопустимый в их работе. Потому игла входит в сонную артерию идеально точно и быстро, и Блэк брезгливо осмотрев жертву, так же указывает на общую комнату. Он почти доволен, но ожидал большего сопротивления и выработанной реакции у таких профессионалов. Ужас усмехается, чувствуя в следующую минуту вибрацию позади, через секунду резко заводя руку за спину и ловя чужое запястье с занесенным ножом. Улыбка едкая, довольная — кто-то отошел от действия паралитика и решил поиграть?.. Хищник моментально оборачивается, перекручивая руку Солдата и заставляя выронить кинжал. И всё? Никаких больше маневров и выкрутасов? Этот же даже сориентироваться не успевает и ударить в ответ. Так неинтересно — пырнуть в печень и безразлично наблюдать, как страх заполняет серые глаза мужчины, а запасной паралитик вкалывается в шею. Пусть еще пятнадцать-двадцать минут, но он поживет, и даже с ранением сможет доползти до гостиной. Теперь уж точно без сопротивления. Питч брезгливо отшвыривает чужой нож в сторону и с усмешкой ждет. Последнего щенка он убивать не намерен, лишь привлечь внимание и после получить информацию. Ужас больше не скрывается и ждет, зная, что Данка выбежит на звук. И мальчик выбегает, щурясь уцелевшим глазом и злобно наблюдая. А понаблюдать есть за чем, как минимум за товарищем, который позорно, на четвереньках, уползает в край коридора за следующий поворот и за ним тянется густой кровавый след. Лучший киллер уползает поломанной марионеткой. А Питч стоит посредине коридора, в полутени, в черном плаще и с опущенной головой, скрывая победоносную хищную ухмылку. Несдержанное «сука-тварь» он пропускает, позволяя мальчишке в злобе кинутся на себя. В последнее мгновение перехватывая руку с занесенным ножом и молниеносно увернувшись от хука слева вырубает парня ударом в солнечное сплетение, отшвыривая от себя. Блондин задыхается, сгибается пополам, и хищник почти доволен хриплым загнанным дыханием жертвы; медленный тягучий шаг — тигр и его добыча — и парня приподнимают за волосы, и с силой прикладывают о стену, вырубая одним ударом на короткое время — он еще понадобится. Ужас смотрит на черные перчатки, после того как тело безвольно обмякает и сползает по стенке на пол, и тихо хмыкает, — нет, не испачкал. Он лишь поправляет край задравшейся перчатки на левой руке и переводит безразличный взгляд на информатора, который, так или иначе, выдаст ему всё что нужно. *** Первое — это свет. Всё тот же свет в гостиной — неяркий, почти матовый из-за всё еще накуренной обстановки, и расплывающийся потолок в дыму. Глаза слезятся, а тело ватное, тяжелое, и последние события паникой захватывают сознания, заставляя подорваться, только ничего не выходит, и мозг в страхе начинает сбоить, подкидывая безвыходные варианты развития событий. Так чувствует себя каждый. Так каждый приходит в себя, но достаточно быстро, несмотря на индивидуальную реакцию организмов. Каждый осознает произошедшее, бегло переводя взгляды на друг друга с диким пониманием, что их сделали, как безвольных щенят, раскидав по углам. Только вот дернуться, и в правду, никто не может, когда замечают сотоварища, булькающего кровью на одном из диванов. Он аналогично остальным приходит в сознание, вот только даже прижать к открытой ране руку не может, округлившимися глазами наблюдая, как кровь медленными густыми струйками вытекает из пореза. — Пришли в себя, мальчики? — шелестящий голос раздается слишком радостно и зловеще одновременно, и каждый как может переводит взгляд в сторону окна, где, забравшись на спинку кресла, сидит Ужас, в черном плаще откинутом назад и с бокалом вина в руке. Он прищуривается, на секунды игнорирует их, подобно опытному сомелье разглядывая едва золотисто-прозрачную жидкость в бокале, слегка его наклонив, и ждет пока последние придут в себя. Ужас едва ли удостаивает наемников презренным холодным взглядом — щенки, что сказать. Нет, им не разрешено говорить — только одному из них. На остальных все еще действует наркотик, и как бы они сейчас не старались, открыть рты не могут. Дернуться, рявкнуть или выстрелить — все попытки провалены еще с самого начала, и даже не смотря на то, что они пришли в себя, они не смогут шевельнуться — действие паралитика будет еще как минимум полчаса. Только вот для блондина всё по-другому, и он просто очухивается не парализованным, только прикованным наручниками к подлокотникам, на единственном крепком стуле, отдельно от других и бешеным взглядом осматривает, что стало с остальными, не в силах поверить в происходящий пиздец. А Ужас терпелив, он только пробует белое вино, едва после морщась. — Дрянь. Редкостная, — умозаключает Блэк, почти с омерзением вновь осматривая переливающуюся жидкость в бокале. И это несмотря на натуральность и дороговизну этого вида. Да, поставка с самого верха, да, уровень таких элитных наемников позволяет доставать контрабандой то, что предназначалось для фуршетов верхов в Белом Шпиле, но это всё равно мерзость, всего лишь разлитая в красивую упаковку. — И это всё на что способен расщедриться и позволить себе Шпиль? — он почти издевается, заводя разговор не о чем и беседуя со своими жертвами, нестандартно, но для их психики пока полезно, — Хуево на верхах с выбором… И вы туда же. А еще слитки синов в ебучем 604. Ужас безразлично переводит взгляд на ахеревших наемников и фыркает, понимая, что деморализация прошла успешно. — Какого, сука, хуя ты… — поднимая голову, злобно хрипит Данка, с ненавистью смотря на мужчину, — Ты. Ты… — Целых четыре слова, я поражен, — перебивает Блэк, — Ты даже вполне можешь строить логические предложения. Правда, неоконченные. Но, впрочем, слухи о тебе не врали, ты действительно интеллектуально, на одну ступеньку, выше них. — Ужас довольно склоняет голову вбок, наслаждаясь несдержанным рыком парня и горящей ненавистью пополам со страхом в его глазе, но так же непринужденно делает ещё один глоток спиртного: пусть и дрянь, но что-то давно забытое напоминает. — Тварь! Ты, ублюдок, поплатишься! И за Марта и за Солдата и за всю Пятую гвардию! И за… за… — Малыш, горлышко не надорви, оно тебе еще понадобится, — Питч говорит это почти ласково, почти как другу, но с окончанием фразы улыбается в хищном оскале так, что блондин отшатывается, дергаясь на стуле назад, а остальные бегают глазами друг по другу и вновь на него, и в расширенных зрачках каждого неподдельный ужас. Даже у них... — Даже у бездушных тварей есть страх... Интересно, но непродуктивно, — Ужас хмыкает, и взгляд его меняется на стальной и непреклонный, — А теперь к делу, малолетки. У меня есть вопросы, у вас — ответы. Точнее, у одного из вас, кому я позволил говорить и шевелиться. Остальные — залог, что эта блондиночка не соврет. Информация дорогая, за неё вам поотрезают голову многие подпольщики, а потому вы её хорошо храните и ничерта не скажите просто так. Но давайте поиграем?.. И свистящий звук разрезающий за секунду создавшуюся тишину, а в плечо Солдата врезается нож, заставляя мычать и едва ли дергаться от жуткой боли. А Ужас вновь продолжает: — Ваш хороший мальчик говорит мне всю информацию, не утаивая и не увиливая, и вы подыхаете быстро и без мучений, гарантирую. Нет… Питч замолкает. Просто замолкает, не продолжая фразу, но каждый в этой комнате понимает воспаленным мозгом, что за этим «нет» последует, и что до последнего их вздоха они будут чувствовать бешеную адскую боль, умирая предельно медленно и изощренно. И другого выхода у них нет. Он не предоставит. — Однако, давайте я дам вам время подумать и придти в себя после такого насыщенного события, — Ужас пригубляет еще вина, и прищуривается в создавшейся тишине; даже блондин на стуле молчит, низко опустив голову. — Вам ведь стоит подумать, решить. Хотя, можете и не говорить. Ведь право у всех существует… Даже у ублюдков вроде вас, — беспричастно рассуждает мужчина, — И конечно, по вашей дебильной логике и верованию, после мучений вас ожидает покой. Так, кажется, рассуждают все наемники. Однако, тут дилемма… Если вы совершили страшные поступки при жизни, но умерли в мучениях и не по своей воле, значит ли это, что вам всё равно светит покой. Или всё же хаос? Он довольствуется и рассуждает о жизни и философии, изощренно разбирает, куда действительно могут попасть разум и души этих идиотов; и правда это затягивает — становится интересно над ними издеваться, пока вина на дне бокала не остается на один неполный глоток. Время тянется медленно, и он не спешит. Информация дороже времени сейчас. И когда он её узнает, а узнает так или иначе, это будет еще одним опережающим шагом и его щеночек, который пытается выехать, потеряет шанс выиграть. А тем временем действие паралитика на некоторых ослабляется, и они начинают плохо, но что-то там вякать. Не маты пока, но угрозы, шипение, злость, едва ли оскорбления. — Да нихуя, не буду я тебе ничерта говорить, тварь! — в конечном итоге или через пятнадцать минут шипит Данка, и смотрит исподлобья с презрительной злостью. А он лишь со вздохом, и не вслушиваясь в нечеткие бормотания, допивает вино — херовое вино — мысленно комментирует, и спрыгивает с кресла, перекручивая к руке серповидный нож. Бокал спокойно, но слишком оглушающе, как приговор, ставится на зеркальный столик. Время вышло. Ужас не добивает полуживого Солдата, подойдя к нему, лишь медленно, под маты и полукрики остальных, прокручивает нож в его плече, разрывая мышцы на лоскуты и с частью мяса безразлично выдирая лезвие, встряхивая его от крови и шматков плоти, и переводя взгляд на любителя бренди. Два неспешных шага к нему, и перерезая наемнику сухожилия на руках и ногах, заставляя завыть от боли, дергаясь всем телом. А блондинчик кричит хорошо: ненавидит, тратит запал на эмоции, и силы в придачу… Но через мгновение Ужас перед ним — парень даже не понимает этой скорости, — беспристрастный взгляд убийцы и с силой вонзая черное лезвие в руку, пробивая кисть насквозь и прибивая к псевдодеревянному подлокотнику. Хищник наклоняется к жертве, зная, что под конец вырежет здесь всех, заливая кровью, а этот мальчишка останется, выкладывая последние козыря. Блэк усмехается и обращается к нему с интеллигентным: — Поговорим?