Психо города 604

По новой челка закрывает весь обзор, и он небрежно заправляет её за ухо, резко разворачиваясь на громкий звук торможения машин на светофоре. Блядские гонщики-смертники. А ему неловко, и парнишка топчется на месте, щурясь от лучей заходящего солнца, отзеркаленных в окнах забегаловки-кафешки, на окраине центрального А4. Темноволосый подросток жмется ближе к правой стороне небольшой площадки рядом с кафе, но всё равно мимо проходящие по тротуару мужчины толкают его в плечо, и приходится тихо зашипеть, недовольно посмотрев им в спину. Дайли немного потряхивает от волнения и от того, что столько не выходил на улицу — это уже подвиг, выйти из квартиры, проехать четыре остановки, пройтись несколько станций метро и вот — оказаться здесь. В месте икс, в месте, где через полчаса они должны встретиться. Паренек сглатывает, и не пойми отчего отряхивает клетчатую черно-красную рубашку с закатанными рукавами и не заправленную в серые старые джинсы. Мельком взгляд на витринные окна кафе, и он опять недовольно морщится и тут же отворачивается, увидев свое отражение. Ему кажется чёртовой нелепостью свой внешний затюканный вид, не сочетание рубашки и джинс, и вдобавок отросших до плеч волос, которые он хотя и собрал в никчемный коротенький хвост, но пряди челки опять выпали и растрепались, и сейчас, как всегда, закрывают левый глаз. Он спешно опять поправляет челку и матерится себе под нос, обнимая себя руками и всё ближе отходя в сторону кафе. Совсем блеклый и страшненький, мысленно обзывает себя парнишка. Прошла целая неделя и жирные, на несколько раз зачеркнутые красным, цифры в календаре точно свидетельствовали тому, что прошла целая неделя, и что сегодня середина августа, разгар жары, и Кай, скорее всего, уже подъезжает к городу. Подросток едва заметно улыбается, чувствуя как всё замирает внутри от воспоминаний дорогого ему человека, и что тот, кого он ни разу не видел — та затемненная фотка не считается, наконец предстанет перед ним, и они познакомятся в живую, он увидит своего любимого анонима. Того, кто за два месяца стал роднее всех, тот, кто плюнул на свою работу и жизнь в более спокойном городе и приезжает, чтобы встретиться с ним, с ним одним. Дай закусывает губу и мнет красную в черную клетку ткань на сгибе локтя, медленно стараясь дышать и не нервничать лишний раз — не паниковать. Но волнения от предвкушаемой встречи сильнее, потому отчасти подросток рассеянней, и не замечает, как странно на него косятся прохожие и парни, курящие возле кафешки. Но даже, если бы он замечал, то ему было бы плевать. Ровно и на то, что небезопасно хиленькому на вид, и совсем по детски выглядящему, мальчишке соваться в районы пусть и не столь опасные, как А7, но всё равно преступные, где взрослые дяди и тети решают свои проблемы не всегда посредствам просьб и разговоров. Он нетерпеливо фыркает и резко поворачивает голову влево, туда, на часть дороги и моста, по которому, судя по расчетам, должен придти Кай, но никого похожего на него Дай не видит и разочарованно вздыхает. Даже несмотря на то, что сейчас тупо рано и он приперся почти на час раньше. Глупо, по-детски слишком наивно, но он так боялся опоздать, что его чертова пунктуальность и страх в этот раз дали сбой. Всё из-за Кайена, всё из-за этого взрослого молодого мужчины, который засел в блядской черной душе, и парнишка, вопреки всему не хочет отпускать его или выселять из своего ментального сердца. По-детски тупо и наивно. Наивный он, но сильный. Всё сделает. Всё выдержит ради него… Паренек невзначай вспоминает черные мешки и два часа проведенные в душе, когда вода была красная... Но бред — всего лишь разыгравшееся сознание. Ему не до этого. Он нервничает и испуганно отскакивает, когда по дороге с громким визгом пролетает машина на красный, и половину людей на тротуаре начинают материться. Всё не то и не так, как грезилось за все эти семь дней. А закат на странность становится ещё насыщенней — краснее, палит уже не так нещадно, но всё ещё удушливый сухой воздух плавит легкие. Ему приходится сглотнуть и вернуть мысль, что через минут пять нужно будет забежать в кафешку и в автомате купить воды, ибо глотку скоро начнет драть из-за сухости. Дай думает, что, возможно, сегодня вечером нужно будет после всех посиделок пригласить Кая домой, наверное пригласить, если он ещё нигде не остановился… Паренек задумывается настолько, что не замечает группку мужчин идущих по тротуару, громко матерясь на кого-то и по тупому смеющихся. Не замечает и не видит даже боковым зрением, до того момента, пока один из них не заходит на площадку рядом с кафе и случайно толкает пацаненка в плечо, из-за чего Дай чуть ли не улетает с места, едва удержав равновесие. Однако и раскрыть рта подросток не успевает, потому что бородатое мудло сразу грозно наступает на него, предвещая пиздец какие проблемы. И что мальчишка ожидал в этом районе и с такими ублюдскими жителями?.. — Чё тут делаешь, крысеныш? Или точку потерял, потому здесь красуешься? — выплевывает мужчина, под многозначительные смешки товарищей. Дайли только прищуривается и отскакивает на шаг назад, временно растеряв дар речи и не понимая как выкручиваться, потому что он совершено разучился говорить с людьми, и тем более совершено был не готов вот, блядь, к такому раскладу. Ещё и чертовски раскоординирован, и не сразу замечает тяжелую руку тянущуюся к его груди, поэтому отскочить не успевает и его почти хватают. Но страшного не происходит, он даже вскрикнуть не успевает, и набыченного мужика останавливают: чужая рука ложится на плечо бугая, а за широкой спиной раздается спокойный чужой голос: — И к кому мы так лапки тянем, а? — мужчина, что бесшумно подошел сзади, мимо компании других, почти нахально выплевывает эти слова, побуждая здоровяка развернутся к себе. Новый участник событий только хмыкает, осматривая типичного накаченного мудака и, на пока сдержав злость, делает всего шаг, вплотную приближаясь к быдлу, который хотел тронуть мальчишку. Оценивать противника незачем, и так всё понятно и он лишь зло прищурившись, пока никто не видит, шипит ему в лицо: — Дядя хочет показать, что он педофил, и заснять себя на камеру, да? — темноволосый кивает в сторону, где на углу кафешки весит камера, и не моргая продолжает смотреть в глаза набыченому качку, — Шел бы ты отсюда, пока я тебе кишки не выпорол... вместе со своими бляденышами. Мудло же только фыркает, но с интуицией видимо дружит, и покладисто отходит от странного молодого мужчины и кивает своим друзьям, напоследок матеря ебучего подростка и его неожиданного защитника. А вот подростку уже плевать кто там и как, потому что он узнал голос, такой знакомый до безумия, а сейчас, когда этот бугай больше не загораживает его спасителя, Дай с замиранием сердца вживую видит этого мужчину, стоящего в лучах кровавого заката и нагло улыбающегося ему. Его любимый аноним в жизни оказывается ещё лучше чем на том фото: высокий, стройный, в обычной белой кофте с капюшоном, черных джинсах и с черным мешковатым рюкзаком за спиной, черные волосы видимо с утра уложенные, сейчас растрепались и короткая челка теперь слегка спадает на левую сторону, чутка прикрывая высокий лоб. Он всё также привлекателен: с острыми хищными чертами лица, лисьими глазами цвета стали и этой коварной улыбкой на строго очерченных губах. Мужчина стоит в ленивой позе, левой рукой, заведенной назад, придерживает рюкзак, и слегка щурится из-за заката, но довольный, и не спускает цепкого взгляда с Дайли, в живую любуясь этим маленький психом. — Ну, здравствуй, мой маленький, — усмехается Кай, ещё раз медленно осматривая с ног до головы подростка. Сказать, что он пиздец как устал с дороги — ничего не сказать, и ситуация которую он видел пару минут назад жуть как выбесила, но он не может не улыбнутся, смотря на этого дикого зверенка, что смотрит на него во все глаза. Однако вместо ответного приветствия или хоть слова, Дай просто, с коротким облегченным выдохом, кидается к молодому мужчине, наплевательски на всё и преодолевая всего три шага. Он буквально налетает на темноволосого, крепко обнимая и пряча лицо на груди своего любимого анонима. — Кай… — с губ срывается так трепетно, долгожданно и облегченно, что на мгновение заставляет мужчину потерять самообладание и замереть. Однако он почти сразу ориентируется, и сам желанно обнимает парнишку, сцепляя руки у того на спине и притягивая ближе. — Маленький. Дай, — Кайен опускает голову, пряча усмешку в волосах паренька, и позволяет им несколько минут просто вот так простоять под слишком красным закатом на шумной улице. И отпускать вот этого необычного пацанишку он точно от себя не хочет. Но у них теперь много времени, чтобы провести его вместе, потому через несколько минут мужчина с недовольством поднимает голову, теряя такой любимый запах и слегка шевелится, давая понять парнишке, что нужно бы отстраниться. — Может в кафешку? — предлагает мужчина, поглаживая Дайли по голове и подмечая, что с момента последнего фото его волосы куда более быстрее отросли, но челка всё такая же — непослушная и закрывающая пол лица, если её не убирать за ухо; что он и делает, когда подросток поднимает голову и смотрит на него снизу вверх. — Можно и в кафе, — улыбаясь довольно и почти сыто кивает паренек, однако не отпускает Кайена, и так же продолжает смотреть в стальные красивые глаза, — Только там народ есть, и когда я заходил на меня как на придурка косились… — Теперь не будут. Ты ведь со мной, — мужчина подмигивает и кивает в сторону кафешки, сподвигая тем самым подростка отстраниться и начать двигаться к зданию, — Тем более я с дороги слишком голоден. Кстати, ты хоть сам ел? — Ну… — Дай только опускает голову, не в состоянии врать, и позволяет приобнять себя за плечи и вести в кафе, — Я попил чай утром… — Как, блядь, всегда, — резюмирует мужчина, со вздохом понимая, что придется брать этого мелкого в ежовые рукавицы, и следить за его питанием и здоровьем. — Не сердись. Я слишком нервничал, — почти на грани слышимости оправдывается паренек, и юрко проскальзывает первым в стеклянные двери. — И потому не ел весь день и приперся раньше обычного. Да. Ты не изменяешь себе. Кайен лишь указывает парню в сторону самого дальнего столика, в углу по правую от них сторону, и мимоходом оглядывается, моментально осаждая двух амбалов за барной стойкой, которые развернулись, смотря масляным взглядом в сторону подростка. — Не наезжай. Я нервничал. Но ты так рано… Я вообще не ожидал. Почему? — Рейс передвинули. Гнали с бешеной скоростью. Вот и приехали на полчаса раньше, и я сразу сюда. А тут уже ты, мелкий, и эти уебки… — Кай кивает пареньку на дальний стул приставленный к стене, а сам, скинув рюкзак и поставив вниз к ножке стола, пододвигает свой стул ближе к чужому и устраивается так, чтобы мальчишка максимально был закрыт со всех сторон, кроме, естественно, открытого витринного окна во всю фасадную стену кафе. — Я не ожидал… Но похер на них. Как ты доехал? Всё нормально было? И да, ты уже где-то устроился? Рассказывай давай! Стоп! А почему рейс передвинули? Ты не переплатил… — переведя дух сразу подрывается на расспросы Дай, пока не замечает на себе мечтательно довольного взгляда стальных глаз и сразу тушуется, смущенно закусывая губу, — Бля… меня опять понесло, да? Мужчина же просто кивает и боковым зрением замечает идущую к ним официантку. Он не хочет прерывать момент и продолжает удерживать мальчишку лишь одним взглядом, рассматривая что-то в этих необычных глазах, но после отвлекается и переводит внимание на подошедшую серую мышку-официантку. Для начала нужно накормить этого маленького милого психа, а после уже расспросы, разговоры и планы. И вопреки всему Дай ещё не знает какой сюрприз ему приготовили. Мальчишка, наверное, будет просить подольше остаться в городе с ним, психовать, требовать, но наверняка до конца не просекёт, что Кайен так и так приехал на подольше, намного на подольше. Возможно, навсегда. — Заказывай, голодное чудовище и, так уж и быть, сегодня я тебе позволю ебать мне мозг своими миллионами вопросов. Но с тебя экскурсия и ответы на все мои вопросы с завтрашнего дня. А Дайли только довольно кивает, как, блядь, болванчик, соглашаясь на всё, и с искрящимися от радости глазами выбирает первую закуску, понимая что впервые за неделю у него появился аппетит и он вообще голодный как хрен знает кто. *** Совершенно обычно, светло, тихо. В полудреме он слышит лишь шаги, а после уже знакомый стук по клавиатуре. Значит, наверняка вернулся под утро. Джек только урчит что-то в подушку и медленно пытается проснуться. Весь вчерашний день он был один, гадая и думая какого черта, но ближе к трем часам ночи психанул и вырубился, так и не дождавшись своего сверх занятого… любовника? Или кого? Фрост морщится от едва мелькнувшей мысли, почему-то скотской в это утро. Ведь и действительно, кто он ему? Любовник? Приятель? Сожитель? И если для самого Фроста этот хищник сейчас является всем — почти смыслом существования, то кем он является для Блэка, парень не знает. Возможно, действительно всего лишь временным любовником… Всего лишь. Не весело и совсем не так, как он представлял. «А как ты представлял? Ранее утро, он возвращается домой и сразу лезет к тебе в тепленькую постельку? Романтично сладко целует, заставляя тебя проснуться, у вас утренний медленный секс, наполненный чувствами, а после завтрак в постель? Очнись, Фрост! Ты, блядь, подписался жить с самим Ужасом 604!» — а внутренний голос как всегда вразумляет, портя настроение и опуская планку позитива на ноль. Как, твою мать, всегда и даже помечтать не выйдет. Джек же только тяжело выдыхает и все-таки поднимается, неохотно и не желая встречаться с взглядом хищника. Пусть он только проснулся и они даже не сказали друг другу и пару слов, но ощущения напряженности зависло в жарком воздухе и не отпускает не на секунду. И похер, что за окном достаточно приятное на вид начало дня — светлое и тихое. «Хотя на севере всегда тихо», — думает Джек невесело, и молча поднявшись, да нацепив на себя футболку с джинсами, уходит в ванную. И он готов поклясться, что на него даже не взглянули. И похер на периферийное зрение или интуицию, просто эти взгляды парнишка чувствует всегда: прожигающие, тяжелые, жадные, каждый чертов раз, вместе с теплой волной, окатывающей тело. А сейчас — ноль. Ужас, блядь, ушел в свои мысли и какие-то неведомые никому планы. И даром что они находятся под одной крышей и спят в одной кровати. Джек не знает становится ли всё после обеда лучше или хуже, но по крайней мере, внятного ответа от Питча он так и не добивается, когда наскоро делает себе перекус. И опять это «по делам» почему-то выбешивает неимоверно, но парень только молчит и устремляет злобный взгляд в окно, а мужчина всё также не отрывается от ноутбука. Да, анализируя и свой утренний псих и ебнутое настроение, Джек может заявить что по идиотски придирается, что такой, как Блэк, в праве быть занятым, злым и вообще похуистичным ко всему, даже не смотря на то, что у него в доме живет какой-то там мальчишка. Джек прекрасно может и отчасти, но понять мужчину, и не зарывается. Однако что-то во всем этом его подбешивает, заставляет обижаться и закрываться, опять. А он твердил, сука, самому себе, лежа на полу, что жизнь превратится в тотальный пиздец, если он останется здесь жить… И вот, блядь, да, натрахались, утолили первую страсть и похоть, и пора возвращаться в реалию, где не до секса, милостей или тупо нормального разговора. Джеку вовсе кажется, что нормально поговорить они никогда не смогут. Фрост допивает синтетический кофе из пакетиков, почти остывший в кружке, и косится на мужчину, но сказать так ничего и не может, просто наблюдя за его действиями и сосредоточенным видом. Нет, Джек не истеричка — закатывать скандал на тему, почему ты мне не уделяешь должного внимания, не будет. Слишком тупо и не с этим человеком, но вот спросить, почему от него скрывают даже банальщину — почему он не может выйти на улицу, и держат почти взаперти, он хочет. Ровно, как и хочет спросить, что Питч дальше с ним намерен делать, потому что… секс сексом, а в остальное блядь время они так и будут рычать друг на друга? «Пиздец тяжко тебе придется, Оверланд», — констатирует подсознание, а парнишка только грустно смотрит в сторону Блэка, понимая, что любит эту сволочь безумно и готов терпеть даже такое хуевое отношение к себе… — всего лишь часть интерьера. Понравившаяся вещь, которую нашли на свалке, вроде и ничего, вроде и порой можно пользоваться, но вот в неудобное время, пусть в стороне стоит и не мешает. Вот что он, твою сука мать, чувствует, когда мозги становятся на место и чувства более-менее нормально анализируют ситуацию. Без секса и без их препирательств, ему кажется нахождение здесь смехотворным: притащил хер пойми для чего, заявил на него права, а теперь на «пошел нахуй» обращается. Беловолосый только фыркает, и понимает, что если будет так же пялится, то по любому что-то вякнет, а вот отвлекать Блэка, даже если ему хуево, он не хочет. Его пиздострадания, на которые он сам же и подписался, нахер не нужны взрослому матерому убийце, у которого по честности есть и другие более важные задачи. Ещё пару ублюдков убить, например… А Джеку просто нужно освежиться, просто пройтись, пусть даже по Призрачному северу, не важно, главное побыть в одиночестве и расставить приоритеты, загнать тупую боль опять внутрь и не отсвечивать. Ведь Ужас не виноват, что он сам себе нафантазировал, Ужас просто притащил и поставил перед фактом, а Джек согласился, тупо влюбленный придурок, который знает, что будет адски больно, но согласился всё равно. Джек материт себя же мысленно, допивает кофе и ставит кружку на подоконник, возле которого стоял, а сам идет к кровати, возле которой всё ещё его неразобранные вещи. «И толк был перевозить?» — думает он, доставая из основного рюкзака более маленький, мешковатый, тот простой, с которым он часто гонял по Кромке и за продуктами в «супермаркет». — Куда собрался? А вот и первая фраза, твою мать, за день начатая Ужасом. Джек же только медленно, для спокойствия, выдыхает и, перебросив в маленький рюкзак несколько необходимых вещей, плюет на свою идею смотря на джинсовую ткань, и швыряет рюкзак обратно к остальным вещам, поднимаясь и обходя блядский стол. — Надоело сидеть в четырех стенах, — кивает в сторону парень, впрочем, так же не желает встречаться взглядом с мужчиной, — Пройдусь здесь не далеко, но… — Ты никуда не выйдешь, — холодно перебивает Блэк, но от введения новых данных не отвлекается, — Я, кажется, тебе уже это говорил. Так что сядь и не отсвечивай. — Слушай… — начинает Джек, но тут же спохватывается, и его передергивает от последней фразы. «Сядь и не отсвечивай, да?» — Я не сказал, что, блядь, уйду далеко! Но я хочу пройтись! Кто, твою ж душу, может в здравом уме выискивать меня или просто гулять по Призрачному Северу? — праведно возмущается парнишка, однако всё ещё старается не грубить. Просто не хочет он очередной перепалки, в этот раз не уверенный что сдержится. — Мальчишка, не беси… — Да, блядь, чем я тебя бешу, твою мать?! — взрывается Фрост, действительно не понимая и повышая голос, чем побуждает мужчину резко подняться из-за стола, отодвигая со скрипом стул и подходя к нему в плотную. Этот злой горящий желтым взгляд Джек уже не раз ловил, не раз встречался, потому сейчас почти не страшно, даже такое близкое расстояние и то, как угрожающе нависает над ним мужчина, и эта блядская тишина, пока они молча смотрят друг на друга… Тишина выбешивает, и Ужас лишь одним этим — без слов, дает понять кто тут главный и всё решает. Заебись, это прекрасно, доминирование Фросту нравится, особенно в постели, только сейчас явно не тот случай, и, может, поэтому он лишь отходит на шаг назад, и прерывает эти гляделки. — Я ненадолго, — тихо не то просит, не то утверждает Фрост, опуская глаза в пол. — Я сказал — нет, — слегка подбешенный поведением этого смертника жестко отказывает Блэк, без желания, впрочем, сейчас вообще разговаривать с этим надоедливым мальчишкой; и так дохуя работы, а проводить психологические тренинги не его профиль. — Да… кто ты такой, чтобы говорить мне — нет? — Джек не выдерживает, поднимая голову, и теперь с нескрываемым интересом и раздражением смотря в желтые глаза хищника. Может он тоже не подарок, но, блядь, Ужас умеет вывести из себя одной фразой, а Джек слишком по идиотскому горд и самодостаточен, чтобы это стерпеть. И спасибо чертовым эмоциям, постарались, и действительно самый главный вопрос витающий в мыслях Джек наконец озвучил. Кто, кто он ему? Кто, чтобы вот так приказывать… использовать. От последнего парня передергивает, и он не хочет вести аналогию с прошлым, не хочет даже думать, что его могут использовать также. Но и молчать не станет. А молчание по блядскому закону подлости затягивается, вновь и по скотскому. Но ненадолго, Питч лишь усмехается, прекрасно подавив ебучие негодование, вызвано словами мелкого смертника, и опасно приближается к мальчишке вплотную, одним медленным плавным шагом. И ему ничего не стоит так спокойно, но с нажимом, тихо произнести: — Сейчас ты разворачиваешься и идешь сидеть на кроватке, а вечером, когда я закончу с делами, мы поговорим, если вообще я захочу с тобой говорить. И Фрост, не играй с огнем… Джек бы испугался, этого взгляда, этого холодного жесткого тона, этого чувства угрозы и опасности, исходящего от хищника, но он видел больше и ужаснее, то, от чего кровь холодела, а сердце уходило в пятки, и только потому бесится — ещё больше выходит из себя, теперь взбрыкнув по полной. — Да что ты, блядь, говоришь!.. — шипит мальчишка, и даже не сдвигается с места. А в голове фраза «и понеслась…», только априори их законам, жаркого секса на столе или прямо на полу не случается, и перепалка, судя по всему, выйдет на новый уровень. Ох, блядь, как долго Фрост этого подсознательно ждал и боялся. «Ну что Оверланд, как тебе жизнь с самим Кромешным Ужасом 604?» Он отмахивается от едкости своего подсознания, но понимает, что это новая грань за которой херова неизвестность, но он упертый, — он ж не может просто так. Его слишком задевают эти холодные слова… — Я сказал… — А мне похуй! — жестко перебивает Джек, на секунды становясь похожим действительно на загнанного в угол, но озлобленного звереныша с острыми клыками и когтями. — Фрост!.. — Уже девятнадцать лет, — фыркает беловолосый, сам теперь подходя ближе. — Какого хуя… — Какого? — в наглую перебивая, — У меня спрашиваешь? Может, сам задашься этим же вопросом?! Ты, блядь, притащил меня сюда, не разрешил выходить, а теперь отмахиваешься, как от назойливого насекомого… — Джек почти рычит, но принципиально старается не отводить взгляд, — Нет, я, сука, понимаю — я тебе никто, всего лишь какая-то очередная подстилка, впрочем, от которой можно не скрывать себя и пользоваться когда захочется… — Рот закрыл! — рявкает Ужас, не выдерживая тупых слов, и теперь взбешенный не пойми чем больше: тем, что мальчишка себе позволяет или его конкретными словами сказанными так легко и нагло. — Да хуй тебе! Заебало затыкаться! — рявкает в ответ парень, действительно надоевший в себе всё копить, — Я не просил меня вытаскивать из Кромки, не просил вообще перетаскивать к себе! Но нет, твою мать! Великому Ужасу 604 взбрело в голову, и всё — Аксиома мироздания! Ты ж, блядь, не привык отказы получать, верно? У Фроста глаза полыхают стальным огнем, и он почти с ядовитой улыбкой смотрит на мужчину, вот сейчас полностью засунув чувство самосохранения куда подальше. И даже резкой хватки на горле Джек ожидает, ровно и боли от сильно сжавшихся пальцев — было, проходили. — Спесь уйми, щенок, — по словам шипит Питч, глядя на разъяренного мальчишку, понимая, что убить бы его мало, только вот рука сильнее не сжимается, а его слова колят, как чертово нагретое железо… — Думаешь особенный? Позволяешь себе рявкать на меня? — А ты объявил себя пупом земли? — огрызается Джек и едва ли вздрагивает когда его отшвыривают к стене радом с дверью, впрочем, вздохнуть нормально так и не суждено и его вновь хватают за горло. — Тщеславие — не мой конек, — ощетинивается Блэк, — А ты, сучка, судя по всему это любишь. Но давай-ка вспомним, как ты говорил: то, что ты со мной спишь, не дает мне право на тебя орать? Так вот, справка для таких малолеток как ты: то, что я с тобой сплю, не дает тебе право на жизнь в этих стенах и прав как таковых. А в особенности поднимать на меня голос. Захочу — я убью тебя, захочу — буду измываться. — О, даже так!.. — Джек театрально округляет глаза и ухмыляется, стараясь унять дрожь, и не показать как эти ублюдские слова его задели. Это слишком похоже на… — Как же вы, блядь, все предсказуемы, как же это знакомо… — хрипло выплевывает Джек, едва мотнув головой, не замечая резкой перемены в глазах мужчины, — Но если тебе нужна только сучка для траха и для интерьера, то найди уколотую в хлам подстилку и трахай её на здоровье, а меня можешь оставить в покое! Я не напрашивался, Блэк. Ты сам решил притащить меня сюда, а теперь выстраиваешь всё так, что я всему виной? Ну, уж прости, не подписывался, Ужас. А хочешь припугнуть по-настоящему — используй свой нож! Парнишка кивает за плечо мужчины, на стол, где по обыкновению вместе с бумагами, книгами и прочим хламом лежат два ножа, только вот его ударяют головой о стену и приходится зашипеть. Но и это уже проходили, да, Фрост? — Забываешься сучка! — понизив голос Питч скалится почти так же, как и по ночам, наблюдая за страхом в глазах ублюдков, только понимает, что мальчишка довел его до состояния холодной ярости и за мгновение глушит бунт внутри, однако его по горло достала вседозволенность этого сволочного пацана, — Тебе никогда не приходило в голову, что я не хочу и не собираюсь об тебя марать руки? Слишком мелкая пакостная дрянь, и максимум, тебя можно уебать об какой-нибудь косяк или поиздеваться и сдать в рабство… Может там научат хорошему тону. — Можешь трепать только языком, хотя я видел обратное, — в тон шипит парень, не контролируя эмоции и вынуждая сделать мужчину хоть что-то из ряда вон выходящее. Потому что собственные эмоции на пределе и нервы вновь рвутся в клочья. Спасибо, блядь, любовь моя, — мой Ужас! — Тебе показать? Заткнись и по-хорошему и не выводи. Ты всего лишь… — Кто? — поддается вперед Джек, найдя силы и скидывая с себя чужую руку, — Кто, блядь? — Выбирай сам из всех своих представлений, — Джека окидывают ледяным пренебрежительным взглядом, и Блэк отсчитывает секунды, надеясь действительно не сорваться и не уебать мальчишку со всей дури, — Но не больше других. Всего лишь забитый пацан, выживающий как и все другие, строящий трагедию из своей никчемной жизни. — Ты… ты ничего обо мне не знаешь, так что заткнись! — О, конечно! — наигранно возмущается Ужас, — У тебя хуже чем у других, и скитаться тебе пришлось! И, блядь, весь ты такой бедненький и несчастненький щеночек, ищущий прибежища в этом, твою ж, жестоком мире… — Питч в издевательство почти рассуждает, замечая, что это единственное, что задевает маленькую дрянь. Он специально отходит от Фроста, жестоко ухмыляясь, почти смеясь над мальчишкой: — И страха ты больше видел, нежели остальные, и чуть не порезали тебя, всё — травма на всю жизнь! Как же так — сиротка, родителей выпотрошили Альфы, а тебя… — Заткнись! — парень срывается на крик, срывается на ту злобу, что кипит внутри, и что-то подсознательно вырывается вместе с тихим рыком, напрочь отключая красную табличку в голове с упоминанием, что, блядь, перед ним сам Ужас. Джек может быть разным — взбешенным, глупым, пугливым или просто придурком-подростком, но сейчас лишь прищуривается холодно и не обращая внимание на дрожь в руках, сжимает кулаки и зверем исподлобья смотрит на мужчину. — О да… А как же! Я ж ничего не могу тебе противопоставить, ровно как и быть даже приближенным к… такому как ты. Ты ведь монстр всея 604! — последнее Джек выплевывает презрительно и с ненавистью, не пойми откуда взявшейся, — Хочешь зацепить меня? Зацепляй, но более нового, что я уже о себе слышал, я уже не услышу, оскорбляй, задирай, но ещё одно упоминание о моих родителях и я тебя прирежу, Ужас! В поведении мальчишки почти ничего не меняется, всего лишь максимализм, куча пиздостраданий и неизрасходованных эмоций, но вот его взгляд осаждает хищника, заставляя притормозить с новыми оскорблениями. Блэк не дурак, и никогда им не был, и прекрасно помнит у кого когда-то давно видел такой взгляд. И походу последняя мера привести Фроста в адекват была чутка лишняя. Признавать противно, ровно, как и показывать это мальчишке, но либо они сейчас пойдут на примирительную, либо кто-то кого-то уебет, и здесь не нужно быть математиком-стратегом, чтобы понять кто кого. Однако и вот так просто сдаться и подойти к мальчишке с белым флагом он не собирается. Ебнутые слова Джека заставляют только прожигать мальчишку взглядом и продумывать в голове, такой ли он монстр... хотя, новостью не стало. Но покоробило на странность. Потому вместо нужного — «Угомонись и дай мне успокоиться», выходит только сухое и в приказном порядке: — Живо подошел сюда. — Пошел к черту! — Джек вздрагивает, словно от прикосновения или пощечины и резко дергается, когда мужчина делает шаг по направлению к нему, и открыв дверь вылетает наружу, сбегая из квартиры. Хватит блядь иллюзий. Рюкзак, кредиты, нож… Похуй, похуй, похуй! Просто похуй! Он взвинчен до предела, до истерики, молнией сбегая вниз по лестницам, и резко тормозит только на улице, ослепленный светом солнца и белизной близ простирающегося пустыря севера. «Сдохни Фрост, но прими как данность!» Сил ровным счетом не остается после трёх выдохов и пяти ударов сердца, и он обессилено пятиться назад, облокачиваясь о какую-то там стену, беспомощно осматривая порушенные обветшалые дома. Всё сука, всё что угодно готов ему позволить, и оскорблять, и в расчет не брать, и даже не ставить ни во что, но задевать прошлое… Джек отворачивается от лучей солнца между домами, бьющие в лицо, и пытается угомонить дрожь и злость. Злость на него, на себя, на свое несдержанное поведение, на то, что понадеялся, что всё будет хорошо и в ажуре беленьком. Нихуя так не бывает, и одной любви на двоих не хватит, как бы не писали витающие в облаках авторши романов. Джек не контролирует мысли, его трясет из-за бессильной злости и обиды, но ничерта поделать он не может, даже не хочет. Фрост с силой сжимает челюсть и бьется пару раз затылком о бетон пошарпанной стены. Лучше уж пусть телу будет больно, — так, глуша душевную боль физической. Глупый он подросток, сам витающий в ебучих ажурных облочках. Беловолосый парень психует, сглатывает болезненный ком в горле и, пнув несколько камней под ногами, отталкивается от подъездной стены, не желая больше и минуты находиться возле этого дома. А блядь утро начиналось так сладко! И вот какого? Какого только черта?! Бесполезно. Джек фыркает пренебрежительно, не зная, к кому конкретно: к себе и ебнутой вспыльчивости или к этой надменной сволочи. В любом случае… Он срывается с места, не желая больше и секунды находиться на Призрачном Севере.