Психо города 604

Джек прищуривается, едва приглушенно матерится и присматривается… Вроде и незаметно. Не так, пока что. Долбаеб. Опять проебал время. Нужное время. Шум льющейся из-под крана воды становится приглушенным, пока он в уме прикидывает какие последствия будут в этот раз. Срок прошел… А что дальше? Он сильно и быстро моргает, стоя перед зеркалом, порыкивает маты, и не находит выхода. Приходится быстро рыться в рюкзаке, создавая дохуя ненужных движений, дабы найти нужное. Может, есть ещё одна пачка? Нихуя ж! Фрост морщится от досады и от раны на боку, и вновь затравлено смотрит на свое отражение — помятый, бледный, осунувшийся — вылитый покойник, если б не такие красные глаза. Хотя на того самого зомбака и похож. Но отмахиваясь от тупого сравнения, ведь осознание приближающегося пиздеца кроет. Он ведь знает, что дальше будет херово и почему он сейчас такой… Вновь тихо матерится и судорожно набирает в ладони воду, брызгая на лицо и пытаясь сообразить, что дальше делать. Прекрасно блядь! Просто прекрасно! Взгляд мельком захватывает новый кадр отражения. Теперь ещё и мокрый, словно зареванный, едва ли перепуганный… Больше похожий на нарика, нежели на затравленного звереныша, хотя… один хуй сравнения однолинейные. К его нежданной да негаданной проблеме прибавляется ещё и страх того, что было. Пускай Джек и не может вспомнить полностью, хоть и старается, но главное — факт — все закончилось по-другому, хорошо. Ужас его вновь спас. Защитил, вернул, залечил раны… Невозможный, блядь, хищник. Джек прикрывает глаза, судорожно втягивая воздух через нос и сжимая края раковины до побеления пальцев, пытаясь сдержать тяжелый стон. «Как долго ты ещё сможешь скрывать от него то, что чувствуешь? Как долго ты сам продержишься, зная, что к тебе такого отношения не будет? Ты ведь всего лишь…» Джек не хочет вспоминать этот их скандал. Матерится и бесится, не может найти места в дурной башке и хоть на секунду прекратить думать. Мысли его убьют. Ну, или то, что он не находит в рюкзаке. Новая проблема, вырисовавшаяся только сейчас бьет по мозгу оглушительно, и приходится думать, несмотря на то, что настроение ни к черту и паршивое на нет. Он проебал время… Забыл, что подходит конечный срок. Ну, твою ж мать! А что теперь делать? Фрост настолько расхлябанный, расстроенный и в разворошенных чувствах медленно выходит из ванны и, не думая, плетется к окну. Квартира по привычному пуста: Ужас вновь куда-то съебался ранним утром, а уже почти что разгар дня… Благо за облаками не видно солнца, едва ли спала жара, но мерзостно парит, и тучи низко нависают даже здесь — над Севером, а вдалеке и вовсе скрывают острые пики высоток и небоскребов. 604 накрыло желто-сиреневой шапкой неизбежной удушающей грозы — шторма. И Джеку аналогично душно — тошно, и будто у него веревка завязывается на шее. Он тяжело выдыхает, пока тишина и пустота квартиры это позволяют. Он не помнит всего, что произошло, но помнит, что Питч был рядом в самом конце, и сейчас до ужаса боится, что проговорился, сказал, то самое сокровенное, опасное, сказал что… любит, в невменяемом состоянии высказал насколько тот важен, незаменим… Ведь именно это вертелось на языке в последнем здравом клочке сознания. Сколько уже прошло дней? Джек думает, что три, но по сводкам и сведению дат — шесть или даже уже семь, четыре из которых он таки провалялся, по большей степени, в отключке. Глаза щипит резью от слишком быстрого взгляда вверх на небо, но парень не обращает внимания. Да какой там обращать внимания, он уже даже не пытается разобрать то, что творится в голове. Его душит. Убивает. Долбоебучее упертое знание, что уже на одном воодушевлении и энтузиазме не выехать — режет хлеще физической боли и дискомфорта. По любому нихуяж Джек не сможет просто взять и забить на то, что слышал от своего идеального, хотя прекрасно чувствует, что ни на грамм не стал холоднее к нему, не смог хотя бы на крупицу отстраниться, разлюбить… Ну, вот какого хера? Какого ментального или реального хуя-то, а? Почему после этого жгучего, острого и ядовитого он не смог даже закрыться, очерстветь, чтобы чувствовать меньше? Почему по-прежнему любит, что аж пиздец и до сдирания кожи?.. За что это ему? Однако и менять что-либо у Джека, на удивление, нет уже сил. Да, наверное, да. «И, наверное… проще будет уже сдаться, чем каждый раз рвать себе вот так нервы?» Мысль пиздецки странная, но наконец допущенная, обрывается со скрипом двери и щелчком ключа. Джек, обняв себя, так и оборачивается через плечо, стараясь безразлично оглядеть вернувшегося Блэка, но страх останавливает, и он моментально тушуется, опускает взгляд и разворачивается к окну. Едкий в желтизне 604, и лишь бы не видеть, что там… в золотых глазах любимого хищника. Парнишка не хочет знать, насколько много презрения, злости и холода… От подобных своих поганых мыслей и страха, что всё скоро закончится между ними, даже то мизерное, что было, Джек резко зажмуривается, пытаясь совладать с дрожью и болью внутри грудной клетки. Получается крайне херово. Глаза вновь щиплет, нестерпимо, почти до боли, может от непрошенных слез обиды, а может из-за его появившейся проблемы, и Джек позорно, и вновь молча, сбегает в ванную, закрывая дверь и опять жутко кроя трехэтажным хер пойми кого. Парень умывается, поминая себя дебилом и вспоминая, осталась ли у него в камере хранения, на одной из станций, заначка кредитов для покупки этого самого… ныне самого важного для него. Только ещё и вопрос в другом: где достать то, что нужно? Фрост поднимает голову, смотря на себя, такой затравленный и заебанный жизнью, и как-то уже не сильно хочется куда-либо выбираться. Но здесь же, если он останется, будет для него тем самым «дэд эндом», почти тупик и на ножках с хищником, ёб вашу ж жизнь. А отражение всё же поганое: таким он себя, наверное, никогда не видел, разве что… в первые недели после побега… «Забудь! Не вспоминай! Начнется истерика и опять панические, и вот тогда хуй кто тебе поможет, и ты это прекрасно знаешь, блядина Оверланд!..» Он и не напрашивается на помощь. Наоборот, теперь лишь будет избегать. Ведь нехуй ему подачки делать, не заслужил ведь. Даже тем, что является временной… ***  — Не хочу быть для тебя обузой, — сожалеющее повторяет Джек одними губами, через ещё один день, и прекрасно для себя понимает, что нужно бы съебывать, пока есть возможность сделать всё самому, пока остались силы сделать всё самому… Но сразу же и психует, вновь кроет себя матом, держится за голову, пытаясь унять монотонную головную боль ебущую мозг, растрепывает отросшей белый ежик, в попытке прикрывая глаза, и вновь сматывает в ванную, закрываясь там и на всю включая воду. И ему до яркой воображаемой лампочки похуй, что они, так-то, не особо разговаривают в эти дни, ровно и похуй на действительно удивленный взгляд Питча, случайно словленный. Такой забавный хищник, который реально не понимает в последнее время, что творится с тупым нервным мальчишкой. И ведь с мальчишкой реально что-то не то. И тут Блэку приходится неволей задумываться — с хуя ли? Побочка от анестезии? Да хер там! Не такая эта ебучая побочка… Нервоз, взявший вверх, от того, что вновь был на столе очередных психов? Тоже не особо похоже. Хотя, нервничает белоснежная сволота знатно, своим заебом цепляя определенным образом и его. Бесит. Но на данный отрезок времени Питч мудро молчит, занимается своим, забавляется с данными, которые есть у сучки Феи, и даже случайно подкидывает её начальству на неё же компромат; пару недель разбирательств ей и её команде включительно не повредит. Хотя бы остынет со своей погоней. Но Фрост всё же важнее? Бесит своим резким отчуждением? Белоснежный теперь непредсказуемо дергается, когда Ужас находится рядом, не смотрит в глаза, злится, шугается. Все пошло по пизде после той операционной. Вообще в последнее время мальчишка не поднимает головы, как ебаный шизик, да и движения его равно ебанутые: резкие, быстрые, неловкие и ломанные, — что хуево так сочетается с нервозом, скорее с… Вывод и предположение пиздец, как злят, заставляют даже прервать поиск новых прокси-серверов, оценивая и прикидывая все составляющие на ебнувшегося Фроста. Выходит не очень, не в пользу нервоза, и с тяжелым вздохом Питч щелкает несколько комбинаций, продолжая поиск удаленных архивных файлов и стараясь не вслушиваться в тихие злобные шипения мальчишки за дверью. Проще не задумываться, какая хуйня с белоснежным творится, игнорируя свое же любопытство и злость. Это не его дело. Не его жизнь. Фрост исключительно временное явление, и всё что не касается секса или спасение этого белобрысого, Питча волновать не должно в принципе. По крайней мере, в первые два дня странного поведения Джека, такие убеждения устраивают… *** Но это его заебывает уже на четвертый день. Неделя с небольшим после блядского похищения. Джек должен был восстановиться, учитывая его психику, его защитную реакцию, но он становится лишь наоборот дерганей, не подпускает к себе, ночами съебывает на кухню и сидит там на полу часами, уткнувшись в планшет, что-то лихорадочно ища, закрывается по несколько раз в день в ванне и психиует, психует и смотрит всё чаще на дверь. А Питч всё ещё игнорит. Дает время никчемышу самому во всем признаться. Наблюдает молча, деланно спокойно, отстраненно, но внутри рычит каждый раз, когда глупый мальчишка смотрит затравленно на дверь из-под челки; ещё одна появившаяся привычка — закрывать лицо и глаза отросшей белоснежной челкой полностью. Глупый ж ты твареныш и какого ж хуя ты творишь? Почему даже подойти ко мне боишься? *** — Поговорим? — вполне спокойно и даже чересчур мирно, наконец, на пятый начавшийся день, хватая мальчишку за руку, прежде чем тот вновь скрывается в кафельной комнате. — Нет, — сухо и более грубо, чем следует, нервно выдергивая руку и захлопывая дверь перед, по сути, хозяином этой же херовой квартиры. И Питч немного охуевает, стоя вот так — ебанутым — перед захлопнувшейся дверью. Охуевает и от изменившегося поведения Джека, и от наглости, и от его явной проявляющейся паники. Но даже все эти составляющие меркнут и сука бледнеют, выцветая прозрачным, перед хуевищным предчувствием внутри, которое постепенно выедает деланный похуизм Блэка. Пусть он прекрасно себя может обманывать, только всё это до поры до времени… И уже к обеду, когда сволоченыш явно собирает нужные вещи, спешно забивая разным рюкзак и вместе с ним кидается в ванную, судя по всему в контрольный раз перед своим уходом, похуизм осыпается сизым пеплом, и Питч не выдерживает такого поведения белобрысой блядины. Ведь… по всем признакам того, как ведет себя мальчишка, насколько стал пуганый, дерганый, злой, отстраненный, с его постоянным нервозным обниманием себя, с тем, как злостно трет глаза и кусает губы, матерится и что-то ищет… всё это сливается и напрашивается в один ебучий вывод. Его ломает. Редко, но случается после передоза наркотического, обезболивающего. С учетом же того, что давали и как вводили Джека в ту полукому, сколько в нем было наркоты, не удивительно, что тело теперь глюкнуло и просит добавки. И осознание, что Джек ищет повторного, кроет как никогда. Чертово спокойствие выстраиваемое хищником почти неделей трескается ломаным стеклом, и поведение Джека выбивает на гольное убийство того самого ебанутого мальчишки за дверью. Потеря спокойстивия — хуже — контроля, как такового? Уже на нахуй. Это омерзительное внутри глобальнее, это в подкорке, под ребрами, то самое нечто, что взбешивает до белизны, разъедает и на поскудство напоминает собственную прошлую жизнь, особенно, когда Фрост отмахивается от него и закрывается показательно на щеколду. Где-то он уже это видел, и знает такое поведение… ровно, как и понимает, почему у него сейчас такая, блять, бурная реакция, не типичная хваленному похуизму. Ты знаешь, где видел, знаешь почему, если это правда, тебя так выводит… Привет из прошлой жизни? Или…не хочешь так же потерять ещё и его? — Либо ты объясняешь какого хуя с тобой происходит, либо я закончу то, что с тобой делали те ебнаты, Оверланд, — подорваться специально, даже не думая с хуяли и останавливая себя на последнем — ломать дверь из-за взбалмошного мальчишки. — Не сейчас! — отрывисто рявкает в ответ Джек, вновь через слово вставляя излюбленное «блядь», — Серьезно, Питч… Я потом…ну, объясню… Да, блядь!.. Да просто не трогай ты меня, тебе же похуй! — Открой дверь или тебе пизда, Фрост, — в подтверждение собственным злым словам засекая минуту — это последнее для мальчишки время, когда он ещё может спасти свою никчемную жизнь. Вот только молчание с той стороны, как издевательство и подтверждение на самые его хуевые предположения, и опять шум воды, шуршание, маты… и это подводит четкую линию. Пиздец красную, пиздец неотвратную. Вспышка из воспоминаний из прошлой жизни, как спуск веревки гильотины, только вот для кого конкретно… Но сученыш таки доигрывается. Дверь выбивается с одного удара ноги вместе с щеколдой, разъебывая часть косяка и заставляя Джека вскрикнуть от неожиданности, перепугано зажав в руках злосчастный рюкзак. Блэк не церемонится, оказываясь за два шага возле беловолосого идиота, и выхватывая у него из рук мешковатый, разобранный наполовину, рюкзак. — Говори лучше сразу, что это?.. — и тон у Питча такой, что парень ни разу не слышал; в нем и ярость, и нервоз, и бешенство, граничащее с тихой, но неминуемой угрозой смерти. Джек, вовсе не такой реакции ожидавший, почти ошеломленный, но все еще готовый молчать, только опустив низко голову, молчит, мимолетом кидая злобный взгляд из-под челки. Ну ему вообще пиздец как не нужны сейчас еще и эти проблемы, этот новый скандал. Он дохуя и так чего услышал. Хватит с него. Однако того, кто в бешенстве, не переубедить, и тут ебнувшаяся интуиция Фроста всё же рявкает — не мешать хищнику, ни в кое случае. Не тот случай. Правда ведь ебнуть может. И интуицию на этот раз Фрост слушает, однако не вякнуть едва защитное и противоречивое в свое оправдание всё равно не может: — Я не… слушай, дай мне разобраться самому и потом… Но мальчишку прерывают, яростно отшвыривая рюкзак в стену, и в ту же секунду хватая его самого за глотку. — Говори, блядь малолетняя, на что подсел?! — рявкает в полный голос Питч, и ему правда хочется сейчас убить этого идиота, идиота, который сжавшись и зажмурившись, мотает головой в своё оправдание, но зажавший что-то за спиной в руках. Доза? Одна мысль этого уже для Блэка триггер, ебнувший часть барьеров, где были эмоции. И где эта блядища только достал? — Дал сюда, живо! — Нет! — вскрикивает испугавшийся Джек, только поздно и сил у него против Ужаса, выведенного на эмоции Ужаса, нет от слова совсем, равно и шансов. И руку выкручивают грубо, больно, несмотря на его маты и громкое шипение; Питч добирается до маленькой прозрачной коробочки, зажатой в кулаке и под вскрик мальчишки таки отбирает её. Что блядь? Что это?! Кислота? Таблетки? Колёса? Капсулы с органикой? Ампулы с химией или… Пластиковый бокс с одной парой Визоских линз в полной тишине откидывается на край раковины. — Долбаеб… — ни то себе, не то Фросту. И почему нельзя было понять раньше? Или, учитывая ранее случившиеся, страх повтора взял вверх, похерив всю логику и методы вычисления? Поздравляю, ты — тварь, что вырезает и держит в страхе весь 604 — полностью переключился с жесткой логики и хладнокровия на эмоции. Они, оказывается, у тебя ещё есть, даже живые! Ужас лишь неприязненно отмахивается от ядовитых собственных мыслей, дергая на автомате мальчишку за руку ближе, и незаметно облегченно выдохнув, пытается привычно поднять голову парня за подбородок, дабы наконец откинуть гребаную челку и посмотреть в глаза. Но Фрост злющий, Фрост шипит и дергает головой в сторону, силясь уйти от любого прикосновения, так гневно сопит и готов впервые укусить хищника. Пусть маленькая, но месть. — Посмотри на меня, — приказа в его тоне нет, лишь усталость, больше похоже на простую просьбу. Блядский нонсенс, но ведь это Фрост. Он херит все предположения, херит всё и на корню. — Иди ты… нахер… — Джек сглатывает, давя острый комок в горле, так хуевищно больно и противно, а он даже не знает от чего именно. Он не понимает впервые, что чувствует, ведь и ситуация впервые случившаяся. Ведь, блядь, никто даже не думал, не догадывался, никто его таким не видел… А сейчас, как голый стоит перед Блэком. Сука ж эта жизнь. Света от тусклой, явно уже перегорающей, лампы не хватает, и Питча сейчас это взбешивает вновь. Нихуя не видно и он по прежнему не отпуская мальчишку за руку, вытаскивает его и тащит в комнату на свет, ближе к окну. Ибо случайно показавшееся в ванне, в мимолетном движении испуганного белоснежного, просто нереально. Невозможно блядь в этом мире! Возможно. Пиздец как возможно и со стопроцентной пометкой на то, что это же Оверланд; когда он при нормальном освещении, перед окном, дернув мальчишку близко к себе, жестко поднимет ему голову, таки заставляя на себя посмотреть без этой мешающейся белоснежной челки. Пронзительный голубой и ненавистный взгляд, такой ледяной и равнозначно чистый, как когда-то было яркое небо… В сочетании бледно-белой кожи и снежных волос этот голубой вписывается идеально и абсолютно неверно одновременно. Дико. Опасно. Уникально… Пиздец, как охуенно. Так охуенно, что даже не остается ни то, что слов, даже матов на этого… блядь, уникума? Кто ты, белоснежная погибель? — Доволен, блядь, да? — рычит в это же мгновенье Джек, сжигая момент и вырываясь, не желая прикосновений, и загнанно теперь смотря в окно. Отступать по-любому поздно. «Но у тебя есть альтернатива, Фрост. Окно рядом, одно мгновение, да?! — но Джек только откидывает тупые подстебы себя же, похуй. Волнует и рвет лоскуты нечто другое, то, что его последнее сокровенное, — его настоящего — увидели. «Сука, ну почему нельзя было тебе, Ужас мой, сделать вид, в который уж раз, что тебе похуй? Почему нужно было заметить и принять вот такой, как всегда ебанутый, способ узнать?..» — А ты бы рассказал? — следует вопросом на вопрос, едва с намеком на усмешку, и Джек морщится от того, что последнее сказал вслух. Опять проговаривается. Опять в чистую перед своим персональным Ужасом. «Нет, конечно же», — усмехается про себя парень. Он бы ни за что… до последнего бы молчал. — Я никому и никогда не рассказывал, и… — слишком сипло, потому Джек прерывается, чтобы продолжить более нормально, но равнозначно тихо, как будто это всё ещё тайна, — И не показывал… Никогда. Кроме родителей никто и ни разу не видел… — Это?.. — охуенное у него сейчас красноречие и построение нужного вопроса, просто пиздец, но новая информация от Джека просто блядь путает. Ложь. Этот взгляд выбивает нахуй всё из твоей головы и ты даже нормально смотреть на мальчишку не можешь. Ну или же слишком жаждешь полностью рассмотреть, а потому полумеры тебя сбивают. — Это с детства, — неохотно отвечает Джек, обнимая себя руками, отлично поняв, что имел в виду Блэк. — Я не про это. Ты никогда не… — Да, я никогда никому и не показывал! — обрывает и огрызается Фрост, вновь злобно зыркнув на мужчину, — Лишь… родители знали. Они…держали меня дома, пока мелкотой был, а потом купили линзы… И больше никто меня таким не видел. Никогда. Ему неохотно. Ему непривычно и отчасти боязно — чего? Джек и сам хер пойми чего боязно. Угрозы ведь нет, да и Питч слишком серьезный рядом, издеваться по этому поводу явно не будет. Но Джеку все равно неуютно. Это блядь было тем что он желал вырвать и утащить с собой, это отклонение, как говорили родители, это не нужно показывать кому-либо то ещё. Это никому не должно нравиться по тем же их словам. И Джек свыкся, понял что это так. Перечитав множество статей уже когда стал взрослым, он понял что процент людей рождаемый ныне с таким цветом глаз слишком мал. Люди мутировали и светлая яркая радужка это скорее отклонение, нежели данность как сто лет тому назад, к примеру. И он видимо тоже отклонение по всем параметрам. Парень едва кривит губы, словно не желает себя принимать таким, хочет вновь закрыться, но блядь уже нечем. И его проблема все еще никак не решена… — Визос? — прерывает лаконичным Питч, и Джеку приходится отпугнуть все гребанные невеселые мысли по поводу себя хуевищного. Суть одного слова заданного в вопросе приходит в осознание только на седьмой секунде, и парнишка неловко кивает, однако не может не дополнить, хоть и звучит сконфуженно: — Визос-С6… — Экспериментально-скандальная партия, выпущенная четырнадцать лет назад… Слишком многое заявили Визоские производители, и слишком бешеную поставили цену, — Питч незаметно усмехается, оглядывая сжавшегося мальчишку с ног до головы, и даже игнорирует испепеляющий злой взгляд посланный ему ответом. — Знаю. Они пиздец сколько стоили, учитывая, что могли продержаться без сноса больше трех месяцев, — фыркает Джек, — И как раз таки один из их «брака» — та пленка из нано волокна, которая нихуя не держит влагу дольше других, но которая охуенно так обесцвечивает родную радужку глаз, — Джек закусывает губу, жмется, пытаясь обнять себя ещё крепче, нервничает и не хочет продолжать говорить, но хуй пойми из-за чего, всё же продолжает, делится, может потому что впервые эта тема обсуждается хоть с кем-то: — Мы переехали из-за этого, а после отец… Он машину продал, чтобы закупить мне эти линзы, хотя бы на первые десять лет. А после, когда уже начали кончаться, я не знаю, как, но они докупили, не стали ждать моих пятнадцати и вручили маленьким блоком на четырнадцать. Сказали мне зарегистрировать ячейку в хранилище на чужое имя и там их хранить. А через два месяца всё случилось… я оказался на улице, но выживал благодаря тому запасу, который у меня хранился. То что мальчишке повезло и родители пиздец как подстраховались — ничего не сказать, ровно, что и нехуй говорить мальчишке, что с ним было бы, если хотя бы кто-то его увидел без линз. Однако больше сейчас Питча интересует кое-что другое, о чем он напрямую и спрашивает, несмотря на разрушенный вид парня: — Последняя? — Да. — Посмотри на меня? — и вместе с тем вновь нагло заставляя белоснежного задрать голову, но мальчишка слишком раздраженный и верткий, что его непомерно так бесит и он срывается: — Да не вертись блядь, Фрост! Ну вот зачем это этой беспардонной охуенной скотине, а? Зачем, спрашивается, Ужас его сейчас так доебывает то?.. — Мне неприятно! — силясь вырваться, шипит Джек, также пугано избегая зрительного контакта. — Да чем же, твою мать?! — не выдерживает ебанутого поведения мальчишки и грубо дергая его к себе ближе. — Тем, что это было последней преградой ко мне! — выкрикивает Джек, резво отстраняясь и нахуй посылая безопасность и собственный страх, потому что впервые так прямо и злобно смотрит на свое персональное смертоносное Солнце, — Никто меня таким не видел, ни разу, блядь! Только… мам… только они! И все! И никто даже не подозревал. Но нет! Тебе, сука, нужно было даже это вытащить наружу, блядь, нужно было понять, вывернуть меня наизнанку и взбеситься при этом! А я теперь стою, нихуя не понимая что и как делать, как…. как… Как блядь с наголо содранной кожей, и все, блядь, и приехали! И этого не изменишь! А ты да, ты потешил своё любопытство, ты, как всегда, принял решение за двоих и сука такая доволен! Доволен ведь, я тебя спрашиваю?! — Значит, твою мать, раз такой ранимый и пугливый, зная о таком серьезном, стоило подумать тем что у тебя еще осталось жидкого в черепной коробке и сразу мне все рассказать и показать, чтобы твое ебанутое поведение я не принял за начинающуюся ломку! — А ты, сука проницательная, не подумал, что я, может быть, и не собирался рассказывать и, уж тем более, показывать тебе это? — И почему же, блядь? — Потому что неправильный! — выкрикивает в последнем злостном порыве Фрост, наконец поняв, что так его коробит и что пугает, — Неверный… Не… нужный. Не стандарт… — и совсем опустив голову, едва различимо шепчет, — …Аномалия уродская какая-то. Ты идиот — не срывается только по той причине, что сил и терпения на слова вовсе не осталось, испарились твари, равнозначно ярости и бешености. Ужасу хочется вновь наорать на мальчишку, хочется даже привести несколько весомых доводов, и равно хочется охарактеризовать этого индивида отборным матом, но всё что Питч делает — вновь сократив между ними расстояние, отталкивает растерявшегося в момент Джек к окну, к подоконнику, зажимает его, выставляя руки на стекло по обе стороны от плеч мальчишки и молча смотрит в лицо непонимающего ничего парня. Не сейчас этого долбаеба материть, но и успокаивать — не его конек, даже с учетом этого растерянного и испуганного взгляда ярко-голубых глаз. Молчание на раз-два, но им похуй, потому что один винит себя и считает что это предел и последняя моральная стена, сломанная и назад всё — тупо нет пути, а другой просто прикидывает в уме нужные адреса, маршруты, схемы зданий и точки сходок контрабандистов. — Дебил, — едва слышно цедит Питч через две минуты полного обоюдного молчания и игры в гляделки. И еще раз оглядев мальчишку, отстраняется от него так, что неприятный скрип стекла режет уши. И пока белобрысый дурень немного в ахере и прострации, накручивает как всегда себя, Блэк прекрасно понимает что так оставлять дело нельзя. Не с Фростом и его ебучим везением, не с этим пиздец каким важным открывшимся фактом. — Сиди здесь, и сука даже не вздумай куда-либо съебывать, — кидает сухо Питч, на ноуте уже быстро узнавший нужное расположение кое-какой маленькой базы, — И не дай ебучий шестьсот четвертый ты нацепишь то что в ванне лежать осталось, — предупреждающе оглядев сжавшегося и ничего еще не понявшего парня, но кивок в ответ Питч получает, наигранно раздражено хмыкает и, захватив куртку, уходит, громко хлопнув дверью и закрыв на два оборота. Джек же только через пятнадцать минут осознает сказанное и то что опять Питч куда-то свалил, и снова сжавшись, парнишка забирается на подоконник, смотря на гребаное грязно-желто-серое небо. Задумываться и пытаться анализировать что твориться в подкорке и в душе, Фрост не берется. Хватит на него сегодня. Он лишь поджимает к груди колени и утыкается лицом в них же, проклиная и себя и город и то что нихуя не понятно как вообще ко всему этому отнесся его Ужас. Через пять минут раздается первый приглушенный раскат грома, и мелкие злобные капли начинают скатываться по стеклу серыми катышками от пыли и грязи. *** Питч возвращается через два часа, на сучесть случая полностью попавший под дождь, раздраженный и едва взбешенный, но не убивающий взглядом как прежде. Он молча хлопает дверью, проходит на середину комнаты и кидает на стол пять матовых пачек. Джек понимает, что в них по первому взгляду, охеревато подрывается с подоконника, чуть не упав при этом, однако, перед тем как пальцы касаются знакомого на вид пластика, Блэк перехватывает его руку, дергает вновь к себе и внимательно оглядывает замешательство читающееся у Джека в глазах. Минута на растерзания, а кожаная куртка неприятно пропитывает легкую футболку Джека мокрой прохладой и сыростью, но по правде Фросту похуй, похуй опять на все под этим пристальным прожигающим взглядом. — У меня два условия, — через хер пойми сколько минут в дождливой недотишине оглашает Питч, но даже не думает отпускать от себя мальчишку. — Питч? — вопросительно, явно не ожидая подвоха и в то же время нихуя не боясь за эти условия, ведь Ужас единственный для Джека кто не будет…подлым. Не будет ставить в условия то что будет мерзким или жестоким. — Дома ты хуй больше будешь в них ходить. — С хуя ли? — смешком и не скрывая удивления, но действительно с какого такого Джек не поймет, что блядь за условия и зачем оно?.. — С того хуя, что я так сказал! — рыком в ответ и сжимая запястья парня сильнее; наверняка будет темный след уже к вечеру, но чтобы Фрост не завелся вновь, Питч опережает его и дает размытое понятие почему его первое условие такое: — Ты не даешь мне полностью всю информацию о себе, значит здесь, под моим присмотром будешь привыкать без своей последней защиты. Ежели твоей гордости и выебонам нужен более веский повод, то твое стопроцентное подрывать линзами нехуй, ты и так пол жизни в них. — Но… — Заткнулся. И Джек, как, сука, примерный мальчик, закрывает рот, смиряясь с первым условием. Он не хочет себе признаваться что отчасти доводы Блэка более правильные. — Хорошо… А что ещё? — через ещё полминуты спрашивает парень, едва склоняя голову на левый бок и четно даже не задумываясь что там еще, с Ужасом предугадать результат — бесполезно. — Теперь не три месяца, а два. Усек? — Но они же предусмотрены на три… — Я сказал на два! — Но так же они быстрее закончатся! — Значит ещё достану! — бескомпромиссно и зло, полностью давая понять, что так и будет и ставя точку в этом тупом споре. И Джек, поняв это, действительно сдается, неохотно кивая. — Это всё?.. — осторожно интересуется Фрост. Вместо ответа Питч лишь игнорит, откидывает в сторону страдальную руку мальчишки и идет на кухню, даже не снимая с себя куртку и мокрую одежду, а Джек, едва от произошедшего — в пересчете не больше минуты — улыбаясь забирает коробки и уносит их в ванную, и вновь в квартире повисает молчание. *** Ебаные даже не прошедшие полчаса. А они сталкиваются возле стола, почти в прямом смысле врезаются в друг друга, и никто не признается, что это было специально с каждой из сторон. Ну да, обойти не могли, в комнате дохуя места, а проложенный маршрут видимо только возле стола. Как блядь тупые стесняющиеся дети. Какой ебический позор. — Зачем ты это сделал? — на выдохе, чтобы не передумать, спрашивает Джек. — Может зачем, блядь, нужно было доводить себя и меня до этого? — едко вопросом на вопрос и у Ужаса сейчас не то настроение, чтобы разглагольствовать. — А кто ты мне, чтобы я рассказывал, кто вообще, чтобы так нравоучать и орать постоянно? Почему я должен тебя слушаться, почему я обязан… — Джек срывается после этой едкости, срывается и заговаривается, шумно дышит, чувствует, как сердце вот-вот выскочит из грудины, ломая ребра, смотрит на хищника и спотыкается об тупые неосновательные мысли, и так и не договорив срывается. Срывается постыдно и первым, когда чувствует жар родного сильного тела совсем близко и этот любимый запах, смертоносный огонь в глазах тигра… Фрост с тихим шипением уничтожает гребаные двадцать сантиметров между и целует первым, обнимая Ужаса за шею. Стонет нахально громко и так податливо мгновенно выгибается, когда его резко дергают вплотную и целуют уже грубо в ответ, и он плавится под рык раздраженного и такого любимого, с нетерпеливой дрожью прижимается ближе. На справедливость спонтанность у обоих, блядская, неудержимая, и кажется на ноуты уже в прямом смысле Питчу похуй: он небрежно отталкивает их за спиной мальчишки подальше, и приподняв того усаживает на край стола, не отрываясь от прохладных губ. Любимый мой, — в мыслях Джека, но вслух он сдерживается, лишь тихо всхлипывает, позволяет как и прежде — что угодно, жадно соглашаясь на любую ласку, а ласкает Ужас охуенно, горячо, нетерпеливо. Все ещё влажная майка Питча летит нахер через минуту, и Джек со стоном жмется ближе, царапает, наконец отросшими, ногтями сильную спину и кусает почти игриво за шею. И это какое-то ебанутство, но это в мыслях, а в реале лучше, в реале слаще, желаннее. Бешенность и тоска, пиздец какая, только определить, у кого сильнее, сейчас не составляет возможным; Джек импульсивен, Джек жаден до каждого прикосновения, Джек шипит из-за боли в резких движениях, но не хочет отстраняться, он позволяет себя обнимать и впиваться острыми зубами в шею на переходе в плечо… Джек блядь вообще не обращает внимание на свои раны и грубость которая происходит, у него спонтанность и страсть, у него ебанутость во взгляде и жадный просящий стон на красных припухлых губах… Искушающая белоснежная погибель, которая даже не знает как изящно выглядит, отдавая себя до последней крупицы. У него усмешка, пока мальчишка не видит, и новый поцелуй с последующим засосом где-то в районе ключицы, где недавно сошли старые метки. Питч дергает ближе к себе Джека, хотя ближе и некуда уже, но когда условности его ебали? А Джек лишь распаляется сильнее, разводит ноги, хнычет, трется об него и пиздец нетерпелив. — Да не дергайся ты так! — раздраженным шипением в слух, прикусывая нежную кожу под ухом. Ведь Джек действительно слишком резвый… Не дергайся, глупое ты создание!.. Не то швы разойтись могут… кожу порвешь, будет больно, очень больно, несмышленыш мой, а анестетики пока на тебя хуево действуют и я не смогу помочь… Белоснежный… глупый мой… Осознание того, что сейчас вертится в мыслях и что хочется ему это сказать вслух заставляют на секунду погрузиться в пепелище и вернуться обратно только уже в лед. Ахуй от таких эмоции клинит, заставляет зарычать, резко отшатываясь от Джека и с наигранным недовольством откинуть руки парня со своей груди. — Нехуй сейчас время терять, — злобно кидая ошеломленному мальчишке, и добавляя незапланированное, — Особенно на тебя. Питч запрещает себе анализировать то, что сейчас случилось, ровно, как и запрещает смотреть на растерявшегося и явно обиженного мальчишку, боясь вновь сорваться. Теперь, по ебаной иронии, он сам запирается в ванне, громко хлопая при этом дверью и оставляя Джека сидеть в непонимании и полном раздрае на краю стола. Ну что, продолжишь убеждать себя, что он всё ещё та самая временная собственность? *** Всё идет как-то не так, слишком ломано, по трескающемуся льду, и вовсе не понятно к чему приведет следующий шаг, что случится, когда лёд треснет, что там — смерть или дарованное… счастье? Для них ли это? Романтик здесь только Джек. Блэк же прагматик, и нахуй посылает ту же аналогию со льдом, что и у Джека в голове. У них одинаковые мысли и ассоциации, одинаковое ощущение приближающейся тотальной и уничтожающей, только для города ли или для них лично — непонятно, покрыто сизой дымкой неизвестного. И молчание вновь в квартире до самого вечера. А вечером заводится вовсе незапланированный и бессмысленный разговор про эмоции, блядские чувства и странное, страшное для обоих слово — любовь. И всё из-за ебнутого выпуска новостей, где пять минут назад рассказывалось о серийном бешеном маньяке, который рыскал по городу полгода тому назад, но сегодня его таки смогли обнаружить. Тот самый, который сдался ради спасения любимой девушки. Питч же на этот выпуск новостей только пренебрежительно фыркает, беситься внутри и не дает даже на метр мальчишке к себе приблизиться после случившегося днем, а сам Джек молчит задумчиво, и весь репортаж молчал, но ближе к одиннадцати вечера не выдержал, начиная вольную, проклятую уже после второго предложения, беседу. Сейчас же парень лишь скашивает голову в бок, закрывая опять глаза челкой, всё еще непривычный к тому, что без линз, и слегка грустно улыбается, пока Питч этого не видит. Джек специально заводит эту ебанутую страшную для него тему, спрашивает Ужаса — «а что для тебя есть доказательство любви или чтобы ты сделал эквивалентное безумной любви?» Мол, этот маньячина столько людей убил и, вообще, мстил за нее, признался ей, выложив трупы, а ты, Питч? Джек затаив дыхание, но нацепив хитрую улыбку ждет, ожидая всего в этот вечер, но явно не готовый услышать сплошь равнодушное: — Если я когда-нибудь за кем-нибудь приду в ловушку гребаных хранителей, притом буду знать прекрасно, что это ебучая смертоносная для меня ловушка, то это можно считать высшим проявлением прогрессивного безумия от меня.  — То есть безумной любви? — спохватывается Джек, чувствуя как трещит глиняной маской его наигранная хитрость и любопытство. Где-то внутри все медленно так, но больно рвется острыми канатами. — Считай, как знаешь, — отмахивается холодно Питч. — А как же страстные признания, нежные слова и клятва о верности, вставая на одно колено? Ну… хотя бы сухая констатация? — Менее унизительнее буду считать собственное самоубийство, нежели если докачусь блядь до этого. — Значит шанса ни у кого нет… — шутит Джек, тихо посмеиваясь, скрывая кислотную горечь, которая его уничтожает под наигранной улыбкой. Парень кивает головой, и словно разговор и вопросы его удовлетворили, встает с кровати, где до этого сидел, и чтобы его мужчина ничего не понял уходит к окну, вглядываясь в грязную розовую серость облаков и слыша вновь начинающийся моросящий дождь. «Ты узнал что хотел. И даже не надейся, что это бравада и ложь… Питч не из тех кто будет лгать об этом. Если мало его слов, вспомни его реакцию на саму новость. Да ему даже претит чужая история жестокой неправильной любви, не то чтобы он сам когда-то сделал подобно. Забудь и смирись, Оверланд.» Джек прикрывает глаза и позволяет внезапному раскату грома стереть его тихий жалобный всхлип. *** — Оу, да… — Джек кусает губу через пару часов после того разговора и едва улыбается, сидя за планшетом спиной к мужчине, впрочем, Питч даже не смотрит на него, что-то быстро печатая на клавиатуре. Однако хорошо, что не видит, — думает Джек, он прекрасно знает насколько у него сейчас мертвый взгляд и пластмассовая мимика. Но то что он хочет сказать он изменять не будет. Уже похуй. — М? — Если ты… — парень резко прочищает горло от острых гвоздей которые сдавили, — …Найдешь ещё кого-то… — Считаешь меня настолько ветреным или ебанутым? — грубый вопрос в ответ. — Просто… Если соберешься от меня избавиться… — Джек затихает, замирает, но собравшись с силами продолжает непринужденно, насколько может — похуистично, — Я не хочу этого знать. Если надоем или найдешь другую собстве… Другого короче. Я не хочу знать. Просто сделай то, что должен был в самом начале, лады?.. — и прикрыв глаза, четко поясняет последнее в этом разговоре: — …Убей меня. Под тишину же в ответ Джек перебирается на кухню, забывая, как больно внутри и пытаясь казаться похуистичным и даже сделать себе легкий ужин, словно это не была просьба себя убить, потому что не потерпит ещё кого-то кроме себя. Долгого пронзительного взгляда, опаляющего его спину, парень не чувствует. *** — Я ведь тебе не нужен, да? — одними губами, сидя возле стола, подсвечивая темную комнату планшетом. Джек едва ли улыбается, поведя плечами и смотря на спящего на кровати мужчину. Наигранная расслабленность и мирный сон. Хищник. Любимый. Чего тебе хочется? Вот так обыденно проснуться посреди ночи и понять, что всё что было — было, осталось в далеком прошлом. А вы в другой квартире, может даже в другом городе; фонари и часть острого полумесяца ярким светом бьют в сумрачную, но уютную комнату. И вы в безопасности; твой любимый хищник рядом, и можно так просто выдохнуть, успокоиться наконец, отмахиваясь от кошмара. Взглянуть на свое смертоносное Солнце, с лаской провести по смольным волосам, осторожно запуская пальцы в жесткие пряди, не потревожив сон, понять, что всё хорошо… Лечь вновь рядом, поцеловать в плечо, почувствовать, как собственнически тебя загребают в объятья и подминают под жаркое тело. Произнести имя, только теперь не таясь, не сдерживая настоящие эмоции, и почувствовать непривычно мягкий поцелуй на губах… ответом на твои эмоции. Уснуть вновь в любимых объятьях заботливого хищника, зная уже наверняка, что утро начнется с привычной перепалки, но в которой Он обязательно, вскользь или перерывах между поцелуями, будет называть тебя как-то ласково, нежно, любимо… Морок чужой — не их жизни рассеивается, и Джек смаргивает его желанные остатки вместе со слезами, возвращаясь в слишком тихую сухую реальность. Почти светает противным серым, а он всё так же сидит на полу, возле стола, рядом валяется планшет, и Фрост не сводит взгляда со спящего на кровати любимого хищника. Если бы только увиденное не было желанным наваждением. Если бы только… Любимый. Ему бы до одурения хотелось услышать это от Ужаса. Услышать и действительно успокоиться. Ничего больше не нужно. Ему так мало нужности, его так режет это — временная, ему уже жизненно необходимо почувствовать что уже незаменим, единственный, бесценный, вечный, любимый. Глупый. Размечтался. А на самом деле за свою фантазию отдал бы все что есть. Но что у него осталось — неполная вера во что-то чистое и доброе и жизнь? И коверканная, испещренная порезами жизнь тупого, ненужного нахуй никому пацана? Да и жизнь уже, по сути, ему не принадлежит. Все забрало вот это прекрасно-смертоносное Солнце. — У нас с тобой ничего не получится. И дело даже не в совместимости. Ты будешь по-прежнему жесток и недосягаем за своими тайнами и садистким отчуждением, а я… А я буду послушной псиной слоняться за тобой, виляя хвостиком, прощая тебе всё, надеясь и мечтая о ласке и ответном чувстве, но получая лишь секс и порой грубые слова о собственности. А мне хочется верить, что ты… Джек качает головой и понимает — лишь в его заебаных мечтах. Питч четко сегодня дал понять и даже не подозревая дал прекрасно увидеть свое пренебрежение — нет у него ничего того, что когда-то в будущем выльется в любовь или же симпатию… Нет же. Джек не хочет рвать, хоть и обещал и завещал свою жизнь ему, но равно и не хочет этого терпеть. Он слабак. Он не выдерживает. Он в тихую встает и собирает нужные вещи — лишь нужное и только когда уже светает, он вновь сероглазый и остальные берет с собой, почему — хер пойми. Он задерживается подло его все еще держут канаты преданности и жажды того кто сейчас спит… Он не может вот так просто и не объясняя, не может без, хотя бы, последнего своего слова, потому Джек не удержавшись пишет в планшете мелким текстовым росчерком: "Закончим. С тебя хватит нервотрепки о том, кого ты и близко к себе не подпускаешь и не подпустишь никогда, с меня хватает ярлыка — временная. Захочешь убрать, как свидетеля — твое право." Парень не дает себе право подумать о том, а действительно есть ли у Ужаса это право и применит ли он его? Джек уходит впервые так тихо и осторожно, для такого как он филигранно незаметно, будто его никогда и не было в жизни Ужаса 604. *** Усталый потерянный вздох всё же срывается с потрескавшихся покусанных губ, когда Джек безразличным взглядом скользит по такой знакомой, но одновременно чужой комнате. Он на Кромке, в том же общежитии что когда-то и жил, только этажом выше и левее. Планировка та же, бетонная коробка та же, даже кажется мебель одинаковая — нежданная свободная квартирка покинутая сталкершой тридцать минут назад теперь в полном его распоряжении. Здравствуй новое-старое убежище. Не дом… Парень почти спокойно скидывает полупустой рюкзак на грязный линолеум и думает, стоит ли спать или же пойти в омерзительно-ледяной душ, как позади входную дверь открывают, и Джек слишком явственно слышит щелчок со снятия предохранителя, а в затылок ему через секунду упирается твердый ствол пистолета с глушителем.