we aren't bulletproof

Яркое солнце слепит привыкшие к мраку магазинчика глаза, заставляя жмуриться. Как только таинственный спаситель исчезает, Чонгук подскакивает с пола, дрожащей рукой подняв пистолет, и сует его за пояс. В голове все смешивается и вертится сумасшедшим круговоротом, от которого даже стоять трудно. Боль в затылке дает о себе знать даже от слабых движений. Он накидывает рюкзак на плечи и выскакивает из помещения, морщась от солнца. Плевать уже на проклятую кладовку, плевать, что в ней могло быть что-то жизненно необходимое. Ему встретилось нечто более интересное и важное — человек. Настоящий, живой и спасший его тушку, что имеет еще большее значение. Сердце, не прекращая, колотится. Слишком много потрясений за последние несколько минут. Чонгук делает из ладони козырек, укрыв глаза от солнца, и осматривается, выискивая своего спасителя. На улице все так же мертвенно-тихо: ни единого ходячего, лишь одинокий черный пакетик тихо шуршит, перекатываясь по пустынной дороге. Его нигде не видно. Как он успел скрыться так быстро? Он появился совершенно неожиданно, словно образовался из воздуха, и так же неожиданно пропал, не оставив ни следа. Неужели почудилось? Это вполне ожидаемо, когда не видел людей… два месяца? Три? Или крыша наконец-то решила, что пора бы уже ехать, помахав ручкой на прощание? «Адьос» Чонгук в спешке осматривает переулки, тяжело дыша от бега, не останавливаясь ни на секунду, пробегая глазами по каждому уголку. Каким же он будет глупцом, если упустит единственного человека, встретившегося спустя долгое время. Сегодня он уже облажался по полной, чуть ли не став съеденным, чуть ли не став ходячим, однако судьба подарила ему в день рождения подарок, который он потерял так же быстро, как и получил. Если красноволосый самурай действительно человек, то физически он не мог исчезнуть бесследно, он наверняка все еще где-то поблизости. Крупицы разума собираются воедино, заставляя Чонгука рассуждать логично, что он и пытается делать, по-быстрому обшаривая закоулки в поисках таинственного парня. Его образ ни на секунду не выходит из головы, прокручиваясь на повторе, как гифка. Минут десять Гук бегает по площади, отчаянно надеясь, что незнакомец найдется. Хочется крикнуть, позвать, да только вряд ли красноволосый отзовется, выйдет из-за какого-нибудь угла с дружелюбной улыбкой и скажет: «Ох, привет, ты звал меня? Прости, я не услышал сразу». Бесполезно и глупо. Большая вероятность, что отзовутся голодные твари, реагирующие на любой шорох. Глотка вновь горит, во рту пересохло, как в пустыне. Чон присаживается на земле, облокотившись спиной на колесо старенькой хонды, припаркованной у обочины, и восстанавливая сбившееся дыхание. Упустил. За то время, что Чонгук бегал в безрезультатных поисках, незнакомец действительно мог исчезнуть и быть уже далеко отсюда. Чон негромко ругается, с особой злостью откручивая ни в чем не повинную крышку бутылки. Вытерев мокрое от пота лицо краем футболки, он делает маленькие глоточки, облизывая губы, потрескавшиеся и слегка кровоточащие. Вода немного остужает горячее пульсирующее тело, приводя в норму, очищая запутавшиеся друг с другом мысли. Глаза непроизвольно бегают по небольшому кирпичному зданию, расположенному прямо напротив, у которого и припаркована хонда. Бутылка у губ застывает, а по подбородку скатывается капля, не попавшая в рот. Гук смотрит в окно второго этажа, щурясь и медленно поднимаясь с земли. Точно показалось. Или не показалось. Самовнушение? Иллюзия? В окне лишь на долю секунды мелькает красная макушка, которую, к огромному счастью, Чонгук успевает уловить взглядом. Он мысленно благодарит всех известных ему богов, и, быстро сунув бутылку в боковой кармашек рюкзака, заходит в здание. Уж там-то красноволосому не скрыться, если только в здании не найдется запасного выхода. Внутри довольно светло, так как окна выходят на солнечную сторону. У стен стоят многочисленные коробки и сваленные в кучу предметы мебели, погребенные под толстым слоем пыли. Непонятно, что было здесь раньше. Вероятно, какая-то контора. Персиковые стены, пронизанные многочисленными мелкими трещинками, будто сияют, освещенные лучами яркого золотистого солнца. Чонгук медленно, стараясь не наделать шуму, продвигается к лестницам на второй этаж, сжимая в правой руке нож. Сверху не слышно ни единого шороха. Неужели успел уйти? Гук делает еще один шажок, почти подойдя к лестнице. Под ботинком что-то трескается, звонким эхом отразившись от стен. По телу бежит легкая дрожь от неожиданно громкого звука. Чонгук рефлекторно жмурится и сжимает кулаки, готовый врезать сам себе, да посильнее. — Блять! Ну что за нахрен сегодня такое, — шипит Чон и медленно открывает глаза, посмотрев вниз — под подошвой рассыпались осколки маленькой пластмассовой игрушки, каким-то чертом оказавшейся на его пути. — Никакой ниндзя из тебя, Чон Чонгук, — негромко бормочет парнишка, ступая на бетонные (спасибо, что не деревянные) лестницы и все еще мысленно браня себя за невнимательность. Появление человека совсем вскружило голову. Гук поднимается на второй этаж и осматривается: небольшой, менее освещенный из-за баррикады у окна коридор, также заваленный всяким хламом у стен, и две двери, расположенные друг напротив друга, одна из которых приоткрыта наполовину. Чон, не раздумывая, идет в ее сторону, прикинув, что в окне этой комнаты он и заметил парня. Облизав губы, Чонгук решительно шагает за порог, выставив вперед нож. Он резко застывает на месте, ощутив у горла что-то острое и холодное. — Не ходи за мной, — слышится справа такой же холодный режущий голос, как и катана, приставленная к шее. Чонгук замирает, не решаясь даже мизинцем пошевелить и смотря на серую бетонную стену перед собой. Боковым зрением он замечает яркие красные волосы. Освещенные солнцем, они будто бы пылают диким адским пламенем, чудом не поджигая маленькое помещение, скорее, похожее на каморку. Незнакомец стоит у стены возле двери, прожигая Чона ледяным пристальным взглядом. В вытянутой руке он уверенно сжимает рукоять катаны, не давая усомниться в том, что настроен серьезно. Наверняка услышал, как лажанулся Гук, подняв шум, и приготовился встретить его. Чонгук медленно сглатывает, от чего вздергивается кадык, сильнее упираясь в острое лезвие. В голове всплывает свист этой самой катаны, с легкостью рассекающей смрадный воздух злосчастного магазинчика. — Я не опасен, убери, пожалуйста… — едва слышно шепчет Гук, неуверенно переводя взгляд на незнакомца. Чон медленно поднимает руки, словно сдаваясь перед врагом. Сердцебиение вновь учащается, но не от страха — от радости, что наконец-то слышит чужой голос. Собственный уже тошноту вызывает, но Чонгуку приходится говорить, чтобы не разучиться, чтобы не слететь с катушек. — Опасен, — отвечает низкий ледяной голос с проскользнувшей в нем усмешкой, не дав парнишке договорить. — Ты хоть стрелять умеешь? Чонгук сразу вспоминает, как глупо и позорно растратил целую обойму, так и не попав в цель. Наверняка на этот шум и пришел незнакомец. Не этому учил его отец. В тот момент страх наполнил сознание до краев, а в голове лишь мысли о том, что сейчас, прямо сейчас наступит бессмысленный конец. Вероятно, у Чонгука инстинкт самосохранения работает в обратном направлении, либо вовсе отсутствует, ведь даже сейчас, стоя с оружием у горла, он смеет что-то говорить незнакомцу, смеет смотреть на него, продолжая сжимать в руке свой маленький ножик, выглядящий возле длинной острой катаны, словно детский водяной пистолет возле реального автомата. А ведь Гук совсем не знает, на что способен этот парень. Он запросто может убить его, стоит только дернуть рукой с небольшим нажимом. Но тогда зачем спасал? Глаза Чонгука сталкиваются с непроницаемыми глазами незнакомца — тот смотрит так, будто читает детскую книжку, не требующую умственных усилий для понимания содержания, так, будто уже все знает о Чонгуке. Гук смотрит в ответ и не видит ничего, кроме холода и равнодушия, плещущихся на глубине карих зрачков, будто ничего другого никогда и не было в этих больших глазах. Идеальное смуглое лицо без единого изъяна, без единой морщинки или шрама. Лишь маленькая родинка на кончике аккуратного носа, не сразу замеченная, которая служит ему некой изюминкой, нежели изъяном. Незнакомец не выглядит таким уж и взрослым, но кажется старше Чонгука лишь на несколько лет, да и ростом примерно схож. Чонгук хотел бы возразить, сказать, что вполне умеет стрелять и совсем неплохо, но это будет выглядеть глупо и совсем по-детски. Вряд ли парня это вообще волнует. — Я хотел сказать спасибо за то, что ты… — мямлит Гук, не выдерживая напора пронизывающих глаз, и опускает взгляд на пухловатые губы красноволосого. Такие же идеально-аккуратные, как и все в нем. — За то, что ты спас ме… — Сказал уже. Теперь отвали от меня, — вновь прерывает его незнакомец с нотками раздражения в голосе. Он убирает катану от горла Чонгука и выходит из помещения, слегка зацепив его плечом. Гук, не медля, быстро разворачивается, поспешив за уходящим незнакомцем. — Эй, стой! Можно мне с тобой? — спрашивает Чон, идя следом за старшим, бесшумно спустившимся на первый этаж и даже не наступившим на чертову игрушку. Чонгук думает, что тот действительно похож на ниндзя: быстрый, бесшумный, грациозный и холодный. Тот полностью игнорирует Чона, плетущегося за ним и жестоко нарушающего ту тишину, которую красноволосый так легко соблюдает. — Как ты только выжил? — спрашивает он, скорее всего, сам себя, но повернул голову к Чонгуку, который нагло таращится на незнакомца, словно дикарь, давно не встречавший людей, хотя, все так и есть. Ощутив на себе выжидающий и недовольный взгляд парня, Гук быстро моргает, лихорадочно бегая глазами по вывескам на зданиях. — Ты где-то засел? У тебя ничего нет, — с умным видом замечает Чонгук, вновь оглядев парня. У него нет ни рюкзака, ни сумки, лишь катана с красивой черно-красной рукоятью, идеально сочетающейся с его волосами и повязкой на лбу. — Слушай сюда, сосунок, — старший резко останавливается и мечет истребляющий взгляд в Чонгука, который чуть не врезается в его спину от неожиданности. — Не ходи за мной, не задавай вопросов. Я — сам по себе, ты — сам по себе. Но, исходя из того, что я видел, долго ты не протянешь, так что, удачи, — он хмыкает и вновь разворачивается, быстро зашагав по дороге и попутно осматривая местность. — Постой! — зовет Чонгук, слегка прикрикнув, отчего по пустынной улице разносится эхо, которое точно не останется без внимания ходячих. Чон быстро нагоняет парня. — Я так давно не видел людей, а тут ты… — короткая пауза. — Ну можно мне с тобой? — спрашивает он умоляюще, пытаясь не отставать от незнакомца, который старательно игнорирует его, смотря вперед, а Чонгук глядит на него взглядом, полным надежды и боли. — Пожалуйста… — негромко добавляет он таким голосочком, будто расплачется сейчас. Страх снова остаться в одиночестве быстро нарастает. От такого страха хочется плакать, вцепиться в человека и не отпускать, умоляя не бросать. Людям тяжело в одиночку, всегда нужно чье-то присутствие, общение, хоть какое-то взаимодействие. Чонгук пребывал один слишком долго, и сейчас, когда он встретил человека, отпускать так просто не собирается. Человек — это безопасность. По парню видно, что у него есть условия для существования — он выглядит чистым и более менее ухоженным, в отличие от Гука, которому приходится стирать вещи в реке, а потом сидеть на берегу в одних трусах и ждать, когда одежда высохнет на летнем солнце. Но уже осень, а затем его ждет неизбежная суровая зима. Будет тяжелее, и не только лишь из-за стирки. Отопления и света больше нигде нет, будет в разы холоднее. Вероятность, что Чонгук умрет от холода и голода, высока. У незнакомца лицо здоровое, без темных мешков под глазами от недосыпа — наверняка неплохо питается и может высыпаться. Это все то, о чем мечтает Чон, и если это есть у парня, спасшего его, то упустить его будет самой большой ошибкой в жизни Гука. — Хен, я не буду мешать, обещаю, — вновь просит Чонгук, решив, что стоит проявить уважение, назвав парня хеном. — Хен? — переспрашивает красноволосый. Он кривит лицо, отчего между бровей образовывается складка, а верхняя губа приподнимается будто от возмущения. — Я что, такой старый, по-твоему? — Нет, что ты! Я не это имел в виду, вовсе нет… — тараторит Чонгук, мотая головой из стороны в сторону, но его опять прерывает незнакомец. Кажется, привычка у него такая — людей перебивать. — С чего ты взял, что я тебе хен? — он вскидывает бровь, пуская взглядом огненные шары в Чонгука. — Ну, ты… Э-эм, — запинается Гук, закусив губу и опустив взгляд на землю. Кажется, он все испортил только. Снова появляется желание пустить себе звонкого леща. — Ну… — Мне не нужны такие, — парень с презрением осматривает Чонгука, — напарники. Я пока не хочу сдохнуть. — Но ты совсем не знаешь меня. — Я увидел, на что ты способен, — красноволосый издает усмешку, но глаза его все так же холодны и непроницаемы. — Не увидел, — возражает Чонгук, ощущая растущую внутри обиду. — Я ведь жив до сих пор. — И это настоящая загадка, — парень заводит катану за спину и складывает руки на груди. Он приподнимает брови и с притворным любопытством смотрит куда-то за спину Чонгука. Совсем поблизости слышится хрипение, и Чонгук быстро оборачивается на источник звука. В полутора метрах от него находится ходячий, медленно плетущийся в его сторону. Чонгук кидает недоуменный взгляд на красноволосого. Тот довольно хмыкает и присаживается на капот ближайшей машины. — Почему ты не сказал, что за мной ходячий? — с обидой и возмущением спрашивает Чонгук, выставив вперед ножик и отходя назад, в то время как мертвец стремительно наступает. — Кто виноват, что ты глухой, и не услышал его, — пожимает плечами парень, наблюдая за напрягшимся лицом Гука. — Показывай, на что ты там способен, — он кивает на мертвеца. Этот парень выставил Чонгука идиотом уже несколько раз за последние пять минут. Действительно, как он не услышал подходящего мертвеца за спиной? Ну конечно, ведь слух сосредоточился лишь на низком бархатном голосе незнакомца, который в свое удовольствие принижает достоинство Чона, даже не напрягаясь. — Он мог укусить меня! Чонгук неотрывно смотрит на ходячего, думая, как к нему подступить. Мертвец противно клацает зубами, протягивая костлявые иссохшие пальцы к Гуку. Совсем недавно испытанный шок от близости этих тварей слишком свеж в памяти. Сердцебиение вновь учащается, во рту пересыхает, а ладонь со сжатой в ней рукоятью начинает потеть. Точно соскользнет в самый ответственный момент, ну вот всегда так. Спертый горячий воздух вновь наполняется мертвечиной. Чонгук тянется свободной рукой к пистолету, но тут же вспоминает, что не перезарядил его после того, что было в магазине. Придется справляться ножом. — Разве это мои проблемы? — красноволосый скрещивает ноги, следя за действиями Чона. Гука бесит факт, что его испытывают. Конечно, он должен доказать, что способен пришить мертвяка, способен защитить себя, что не такой, как о нем думают. Или же он может развернуться и уйти, махнув рукой незнакомцу, тем самым показав себя слабаком и подтвердить его слова. А еще это значит, что придется снова остаться в ненавистном одиночестве. Выбирать не приходится. Чонгук поджимает губы, забивает на волнение и слегка дрожащую руку, которую сжимает лишь сильнее. Медля, думая, как расправиться с тварью, он подбросит незнакомцу еще больше сомнений насчет себя. Ходячий всего один, позорно будет не справиться с ним. Отбросив назойливые, жужжащие в черепной коробке, как рой пчел, мысли, он в два широких шага настигает мертвеца. Грубая подошва ботинка смачно впечатывается в выпирающие ребра. От силы удара костлявая тварь не удерживается на ногах и валится на асфальт. Гниющий череп раскалывается, как яичная скорлупа, но мертвец продолжает рычать и шипеть, протягивая руки и пытаясь встать, достать, но Чонгук пресекает попытки, сдавив ногой тонкую длинную шею. Он покрепче перехватывает нож и с размаху вонзает острие по самую рукоять в глаз твари, из которого маленьким фонтанчиком брызгает алая жидкость. Гниющие руки, протянутые к лицу Чона, падают на асфальт, словно кто-то щелкнул выключателем, и тварь отключилась. Улица вновь возвращает свою тишину, избавившись от воплей ходячего. — Эпично, — равнодушно бросает красноволосый, скривив губы в ухмылке и критично разглядывая труп. — А в магазине почему сглупил? — Все было слишком неожиданно, оно набросилось на меня, оружие выпало из рук, — объясняет Чонгук, утерев пот со лба предплечьем и часто дыша. Он вытаскивает нож из глазницы мертвеца и обтирает окровавленное лезвие об его одежду. — Я Чон Чонгук, — представляется парнишка, подходя к незнакомцу. Тот лишь хмыкает, кинув на Гука незаинтересованный взгляд, и поднимается с капота легковушки, утирая джинсы. Он разворачивается к Чону спиной и вновь шагает по дороге, держа в правой руке катану. — Будешь мешать — сам тебя прикончу, — бросает парень, не глядя на Гука. Чонгук готов плакать от радости. Теперь он не один. Он закусывает губу, сдерживая рвущуюся наружу улыбку. В груди теплеет, и это тепло вперемешку с облегчением стремительно растекается по всему телу. Такого ощущения он не испытывал уже очень давно. Теперь все должно быть хорошо. Никакого разговора с самим собой, больше сна и еды, новое знакомство, новая информация, новый опыт, что более важно. — А тебя как зовут? — спрашивает Чонгук, догнав красноволосого и поравнявшись с ним. — Ким Тэхен.