we aren't bulletproof

Проходит неделя с тех пор, как свершилось объединение самурая и бойскаута. Долгая неделя, растянувшаяся, как жевательная резинка. Пыточная. И совсем не такая, какой ее представлял Чонгук. Волнение и страх одиночества ушли на второй план, совсем забытые под новыми впечатлениями. По пути к убежищу Тэхена Гук успел представить в голове кучу дел и разговоров, которые у них обязательно будут, и от предвкушения становилось только радостнее. Тэхен же — спаситель недоразумения по имени Чон Чонгук — наоборот стал темнее грозовой тучи. Он почти не разговаривает и не смотрит в сторону Гука. На нескончаемый поток вопросов отвечает односложно: «замолчи», «не мешай», «не твое дело», «да» и «нет», которое звучит особенно часто. Помимо этого он периодически бросает всякие колкости, часто закатывает глаза и устало вздыхает, когда Гук раскрывает рот для очередного вопроса. Чонгук понял, что все будет совсем не так, как ему хотелось бы. Временным убежищем Тэхена оказывается вокзал в соседнем городке. Он обустроил себе маленькое помещение, служившее когда-то комнатой отдыха для персонала. Чонгук, естественно, остается без ответа, когда спрашивает, как долго он там живет. Ранним утром, после первого совместного ночлега, когда небо едва только начинает светлеть, Ким куда-то исчезает. Проснувшись и не обнаружив Тэхена в комнатке, Чонгук впадает в тревогу, стремительно переходящую в панику. Сонными глазами он оглядывает помещение, протирая их и не веря, что снова остался один. Тэхен бросил его, обманул, жестоко пошутил, дав надежду, посадив в сердце Чонгука семена радости, давно не появлявшейся в его разрушенной жизни, а потом так же жестоко отобрал. Возможно, этого и следовало ожидать, ведь он совсем не горел желанием тащить за собой школьника. Гук немедленно выскакивает из комнатки и зовет Тэхена, обегая всю станцию, совсем забыв, что нужно быть тише. Отчаяние и разочарование накрывают с головой, вмиг выбив из Чона всю уверенность, которой он наполнился буквально меньше чем за сутки. Вокруг никого. Ни живых, ни мертвых. Совершенно опустошенный, Гук возвращается в комнатку, чтобы собрать рюкзак и двинуться дальше, вернув себе старого доброго друга — молчаливое одиночество, от которого уже выть хочется. Построенные надежды разом рассыпаются, как песочный замок, омытый морской волной. Ждать нечего, глупо думать, что Ким вернется и скажет, — как Чонгук уже представлял — что не услышал сразу. Смешно. Уже собирая вещи, он замечает небольшой черный потертый рюкзак, лежащий сбоку у маленького кожаного диванчика. Чонгук зависает, разглядывая находку и активизируя шевеление извилин, сопоставляя факты и строя какие-то теории. — Вот дерьмо, — выдыхает Гук, расслабившись и опустившись коленями на старый и местами рваный матрас, лежащий на полу, на котором он и провел ночь. Он трет нахмуренный лоб и прикрывает еще сонные глаза, закусив болезненную от сухости губу. Снова появляется желание дать себе крепкую пощечину. — Зря бегал по гребаному вокзалу. Чонгук вспоминает, что в день их встречи у Кима с собой было лишь оружие, а передвигаться в новом мире без ничего чертовски тяжело. Его внешний вид также говорил, что он не скитается без багажа. Но вот он, тот самый багаж. Лежит себе спокойно и дожидается отлучившегося хозяина. Гук осторожно подползает на коленях к чужому рюкзаку и оттягивает приоткрытый передний кармашек, заглядывая внутрь. Проклятое любопытство у людей не отнимет даже конец света. Из-за полумрака, который окутал комнатку, трудно что-то разглядеть. Кончиками пальцев Чонгук ощущает какую-то прямоугольную гладкую коробочку, лежащую на самом верху. — Ну и какого хера? Внезапный стальной голос за спиной будто током бьет. Чонгук мгновенно отпрыгивает от рюкзака, как ужаленный, плюхнувшись на задницу. Он таращится растерянным взглядом на Тэхена, стоящего с каменным лицом в дверном проеме. Он медленно и мучительно сверлит в ошарашенном Чонгуке дыру, ожидая объяснений. — Я… — язык словно онемел, лишая дара речи. Чонгук бегает глазами по немногочисленным предметам мебели в комнате, боясь наткнуться на уничтожающий взгляд напротив. Во рту неожиданно пересыхает. Гук тяжело сглатывает застрявший в горле ком и мямлит, усилием заставляя язык шевелиться: — Я думал, ч-что ты бросил меня и уш… — Поэтому решил порыться в моем, — выделяет интонацией Ким, в своей обычной манере перебив младшего, — рюкзаке, без которого я решил бы уйти? — Прости, я правда не собирался, — шепчет Гук, виновато опуская глаза в пол и неосознанно кусая губу. Кончики ушей пылают, в прохладной комнатке температура начинает значительно увеличиваться. От стыда хочется сунуть голову в песок, а лучше полностью похорониться в нем. — Я искал, а тебя нигде не было… — Еще раз выкинешь подобное — останешься без рук, — предупреждает Ким, положив катану на небольшой столик у стены, и выходит из комнаты так же бесшумно, как и вошел. Чертов ниндзя. Первый совместный день определенно не задается. Тэхен не проронил больше ни слова, а Чонгук, ощущая осадок вины на душе, не решается что-то говорить, дабы вновь не вскипятить в нем лаву. В воздухе физически ощущается напряжение, заполняющее легкие тяжелой дымкой, не позволяющей свободно вздохнуть. Спать больше не хочется, поэтому Чонгук бесцельно бродит по пустынной станции, лишь бы не возле источника сего напряжения. На грязном полу встречаются знакомые тонкие кровавые дорожки от катаны. Естественно, Тэхен расчистил здесь все, устранив опасность, прежде чем устроить временное жилье. Чонгук надеялся, что будет много говорить с новым знакомым, будет делиться с ним своими приключениями и с замиранием сердца слушать чужие. И снова промах. Плюс лишь в том, что сон заметно увеличился. Но по привычке Чонгук просыпается через три часа после того, как засыпает. Он с волнением осматривает темное помещение, прислушивается к тихому, еле слышному дыханию спящего на диванчике Кима, который всегда держит катану буквально под рукой, и успокаивается, заставляя себя продолжать спать. Просыпаясь утром, он всегда оказывается один, но старается реагировать спокойно, зная, что Тэхен просто вышел ненадолго, ведь его рюкзак на месте. Чонгук понятия не имеет, куда он уходит: на разведку, гулять или за припасами. Конечно же, спрашивать бесполезно: Ким просто игнорирует. Возвращается он ни с чем. Спокойно себе садится на диван, кладет любимую катану на свои тонкие ровные колени и начищает острое лезвие до зеркального блеска, посвящая этому около получаса. Когда Тэхен возвращается с очередной вылазки и принимается чистить свое оружие, Чонгук начинает выкладывать на столик все продукты, что имеются в его рюкзаке. Теперь им выживать вдвоем, поэтому следует делить еду на двоих. Тэхен медленно поднимает глаза на Чонгука, ковыряющегося в рюкзаке, а затем переводит взгляд на продукты, небольшой горкой лежащие на столе. — Что это? — спрашивает он с брезгливостью, промелькнувшей в голосе, слегка хмуря лоб, наполовину скрытый неизменной повязкой. — Это вся еда, которую я смог найти. Ты можешь взять, что хочешь, — отвечает Чонгук, развернувшись к Тэхену и улыбнувшись неуверенно приподнятым уголком губ. Тэхен критично рассматривает продукты, отмечая преобладание батончиков среди пары пачек чипсов и небольшой коробочки с печеньем. — И это ты ешь? — он вопросительно глядит на Чонгука. Тот кивает и снова принимается покусывать губу, сдерживаясь, чтобы не отвести взгляд от пронзительных тэхеновых глаз, как какая-нибудь школьница на первом свидании. — На одних батончиках долго не протянуть. Красноволосый аккуратно откладывает катану на диван и поднимается, подойдя к небольшому шкафчику в углу комнатки. Он присаживается на корточки и начинает вытаскивать что-то. Чонгук слышит знакомый лязг и делает непроизвольный шаг к Тэхену, но тормозит, когда тот поднимается, держа в руке несколько консервных банок. — Нихрена себе! — с удивлением и восхищением выдыхает Чонгук, завороженно таращась на консервы, как голодный уличный щенок на желанную косточку. Во рту непроизвольно скапливается слюна. — Откуда это у тебя? — спрашивает он, еле отрывая взгляд от священной еды. Тэхен, заметив вспыхнувший блеск в темно-карих глазах младшего, хмыкает, поставив банки возле припасов Чонгука. — Нужно уметь искать, — отвечает Ким, сев на диван и продолжив очищать лезвие от засохшей крови. Вечером Чонгук наконец-то вспоминает чувство, отдаленно напоминающее сытость. Живот прекращает свое вечное урчание, приняв в себя достаточное количество еды, и довольный замолкает. Ужин в тишине не давит, потому что голова и рот забиты лишь едой и мыслями о ней. Не сдерживаясь, Чонгук уплетает за обе щеки, в то время как Тэхен медленно прожевывает маленькие, словно для птичек порции, зачерпывая из консервы пластмассовой ложкой. — Слушай, а куда ты по утрам выбираешься? — спрашивает Чонгук, не в состоянии больше сдерживать свое надувающееся как шар любопытство, которое еще чуть-чуть, и лопнет. Хоть один вопрос должен получить свой чертов ответ. Тэхен поднимает тяжелый взгляд, в зрачках которого как языки пламени плещутся кровавые лучи заходящего солнца, отчего его лицо кажется довольно жутким и пугающим в сочетании с алыми волосами. Будто сам Дьявол пришел из Ада. — Тебя не должно волновать, — отвечает он и поднимается с пола. Чонгук смотрит на него с набитыми как у хомяка щеками, перестав жевать, и разочарованно вздыхает, проследив, как мягко и бесшумно Ким опускается на диван, отвернувшись к спинке. Весь он окутан какой-то тайной, которую Чонгук, видимо, никогда не раскроет. Вечно молчаливый, отстраненный и какой-то недосягаемый. Гук думает о том, что у этого парня могло случиться что-то ужасное. Но ведь не только у него так. У всех, кто еще дышит, ходит по этой земле, случилось что-то ужасное. То ужасное, что свело двух скитающихся парней, то ужасное, что преследует каждый день, распространяя свой смрад повсюду, то ужасное, что оставило свой огромный глубокий шрам на людских душах. Шрам, который никогда не исчезнет, который всегда будет напоминанием о том дне, когда все покатилось в тартарары. Видимо, новый мир по-разному влияет на людей. Кто-то наполняется жестокостью, кто-то становится напуганным до безумия, а кто-то запирает свою боль внутри и отстраняется от остального мира. Чонгук решает, что больше не станет задавать вопросов, а дождется, когда Тэхен сам созреет для того, чтобы открыться.

***

— Поднимайся, — приказывает Ким, стоя над спящим Чонгуком, развалившимся на полу, где постелен матрас, как морская звезда. Голова его повернута набок, отчего каштановые пряди веером рассыпались по тонкой и совсем не мягкой подушке. Гук шумно дышит через приоткрытый рот, слегка морща нос от падающих на лицо лучей солнца, а густые дорожки ресниц едва заметно подрагивают. Тэхен уже успел вернуться со своей утренней прогулки, а Чонгук все спит, насытившись прошлым вечером как следует. Не дождавшись реакции, Тэхен закатывает глаза и ощутимо тычет Чона носком ботинка в ногу. — Собирайся, — бросает старший, когда Чонгук подскакивает с пола, как будто его ледяной водой окатили, озираясь расфокусированным взглядом вокруг себя, не понимая, где находится и какого хрена вообще происходит, в то время как Ким расслабленно стоит и наблюдает за ним, скрестив руки на груди. — Что случилось? Ходячие? — хриплым ото сна голосом спрашивает Чонгук и подлетает к окошку, чуть не споткнувшись о свой рюкзак, валяющийся на пути. — Пойдешь со мной. Надо еды надыбать. Две минуты тебе. Ждать не собираюсь, — говорит Тэхен и выходит из комнаты, заведя катану за спину. По-быстрому натянув толстовку и прихватив оружие, Чонгук нагоняет Кима на выходе из станции. Из-за легкого осеннего ветерка растрепанные ото сна волосы превращаются в безобразное гнездо, словно атакованное чужими птицами, тогда как тэхеновы пряди эффектно развеваются, сверкая коралловым оттенком под яркими лучами солнца и открывая взору идеальный смуглый лоб. Они выходят на дорогу, ведущую к центру городка. Вокруг расположены всякие магазинчики и сувенирные лавки, но Ким даже не смотрит в их сторону. Возможно, искать там уже нечего, поэтому Чонгук отворачивается и идет рядом с Тэхеном, смотря вперед, где здания и жилые дома становятся все чаще и выше. Там же будут и толпы ходячих, которых Чонгук всегда старательно избегает. Но теперь, когда он не один, и есть, кто прикроет спину (Гук на это надеется), страх не так явен и силен, как прежде. Тэхен ускоряет шаг, а Гук, не поспевая, плетется буквально за его спиной, стараясь не отстать, ведь Ким уже говорил, что ждать не станет, и в это очень даже верится. Между ними вновь повисает неловкое молчание, нарушаемое стрекотом в траве, похожим на ультразвук. Это слегка раздражает, поэтому Чонгук вновь предпринимает попытку задать вопрос. — Почему ты так просто оставляешь свои вещи на станции? Разве туда не может кто-то сунуться? — Чонгук облизывает сухие губы, увлеченно играя своим складным ножиком. — Не может. Туда никто не полезет, — говорит Тэхен, не оборачиваясь. Он ответил, черт побери. — Но почему? — задает новый вопрос Чонгук, отвлекшись от игры с ножом и подняв глаза на затылок Кима. — Кто угодно ведь может… — Потому, — прерывает с нарастающим раздражением Тэхен, пустив зрительную молнию в Чонгука, застывшего с раскрытым ртом. «Какой же ты странный», — думает Гук, вздохнув и сунув ножик в задний карман джинсов. Нарыть удается немного. Как и ожидалось, большая часть супермаркетов и кафешек давно опустела. В маленьких городках шансы на большой улов ничтожно малы, однако четырехчасовые поиски не проходят впустую. В местном оружейном магазине находится небольшая упаковка патронов, идеально подошедших по калибру для пистолета Чонгука, пару пачек печенья в супермаркете, несколько шоколадных батончиков и одна консерва, найденная лично Тэхеном. Конечно, ведь он знает, где нужно искать. За все четыре часа им на пути встречаются лишь несколько тварей, без усилий убитых Тэхеном, и небольшая кучка трупаков, мимо которой им удается пройти незамеченными. Плюс маленького городка — меньше ходячих. Но всегда есть вероятность, что может появиться толпа из сотен мертвецов. По непонятным причинам некоторые имеют особенность сбиваться в кучи и идти стадом на источник сильного шума или чего-либо очень яркого. От такого скопления ходячих улизнуть просто невозможно. Послеобеденное солнце вовсю печет, высасывая остатки сил из уставших парней, возвращающихся с добычей обратно на станцию по той же дороге. Спертый воздух совсем не позволяет дышать, неприятно обжигая легкие. Чонгук снимает толстовку и повязывает на бедрах. Черная футболка вся взмокла на спине и груди, а по вискам ручьем стекает пот. Небольшой мешок с найденным, который Тэхен без всяких разговоров спихнул Гуку, лишь усугубляет состояние, утягивая его вниз, будто там кирпичи. Ким легким шагом идет впереди, совсем не обращая внимания на жару и усталость, будто не шерстил каждый уголок городка несколько часов подряд. Чертово стрекотание снова начинает неприятно давить на уши. Чонгуку хочется мычать, говорить, петь, лишь бы заглушить этот мерзкий шум. Он останавливается, поправив мешок на плече, и вновь шагает за Тэхеном, разглядывая его яркие волосы. Почему они красные? Этот вопрос возникает в голове только сейчас. Они очень выделяющиеся и легко привлекающие внимание, словно красный свет светофора. — Как ты смог покрасить их сейчас? — спрашивает Чонгук, ускорившись и наконец идя рядом со старшим. — Или это твой натуральный цвет? — Натуральный, — бросает Тэхен, коротко глянув на Чонгука. — Но как? Такого не может быть, — Гук хмурит брови, задумчиво разглядывая асфальт под ногами. — Может. — Да нет, не может, — Чон качает головой. Длинные тонкие пальцы на катане заметно сжимаются, будто он вот-вот вытащит ее. — Но и покрасить ты их не мог. В такой-то обстановке… Тэхен резко останавливается, вдыхая ноздрями раскаленный воздух. Он врезается горящим от раздражения и надвигающейся ярости взглядом в Чонгука, остановившегося и непонимающе смотрящего в ответ. — Спорить со мной собрался? — шипит Тэхен, сузив глаза. Пухлые губы сжимаются в тонкую линию. — Да нет, — мямлит Чонгук, остолбенев под пристальным взглядом. — Просто не пойму… — Это натуральный цвет, ясно? А теперь завали, — хмыкает Ким и срывается с места, быстро шагая по дороге. — Д-да, прости, — кивает Гук. — Подожди! — зовет он, бросившись за Тэхеном. «Чертовски странный», — второй раз за день думает Чонгук, все еще внимательно всматриваясь в огненные пряди и пытаясь разглядеть корни, однако они тоже идеально красные. Ничего больше не говоря, парни идут дальше, окутанные вакуумом с наэлектризованным воздухом внутри. Чонгук, мечтающий скорее лечь и уснуть, снова отстает, тащась сзади. Из усталой головы разом вылетают все мысли. Неожиданно Тэхен, идущий на три метра впереди, останавливается и встает, как вкопанный. Чонгук смотрит себе под ноги, но вовремя тормозит, чуть не врезавшись в его спину. По дороге в сторону парней, еле волоча ноги, плетется ходячий, издавая привычное мерзкое хрипение. Это маленькая девочка примерно одиннадцати лет. Ее обезображенное лицо не позволяет определить точно: нижняя часть лица превратилась в сплошное месиво, обнажающее ряды гнилых зубов. На ней короткое, бывшее когда-то розовым, платье, запятнанное кровью и грязью. Ноги-палочки серые и окровавленные, колени разодраны до такой степени, что видны кости, а босые ступни изуродованные и черные от грязи, перемешанной с запекшейся кровью. Темные волосы чуть выше плеч спадают на половину лица, так как ее голова склонена набок. Тельце совсем миниатюрное, тонкое и сморщенное, как осенний усыхающий лепесток. Покрытые белой пеленой глаза смотрят куда-то сквозь, не концентрируясь ни на чем. Лишь учуяв живую плоть, она оживляется и начинает ускорять свое черепашье движение, насколько позволяют ноги. Чонгук выглядывает из-за спины Кима, и, заметив маленькую сгорбленную фигурку, надвигающуюся в их сторону, вытаскивает нож, неуверенно шагнув вперед. — Я могу разобраться, — негромко произносит Гук. Странно видеть ребенка таким, странно желать его прикончить, ведь детей нельзя обижать, детей нельзя убивать. Но мертвых детей можно. Нужно. — Оставь ее, — прозрачным голосом произносит Тэхен, не сводя взгляда с мертвой девочки. Его большие глаза бегают по ходячему, будто ищут в этой фигуре что-то известное лишь ему. В вечно непроницаемых глазах мелькает непонимание, смешанное с капелькой неверия. Даже обращение «ее» по отношению к твари кажется чертовски неправильным. Ким не двигается, будто его парализовало, а рука все так же спокойно лежит на катане. Вообще никакой защитной реакции, лишь оцепенение. Тварь медленно приближается, пытаясь тонкими ручонками дотянуться до желанных кусков мяса. Чонгук встревоженно переводит взгляд то на Тэхена, то на ходячего, совсем не понимая, что делать, потому что Ким все смотрит, ничего не предпринимая. — Нужно прикончить это, — говорит Чонгук так, словно просит разрешения. Тэхен, услышав Гука, словно в себя приходит. Глаза его вновь стекленеют, совершенно ничего не выражая, как и обычно. Он движется навстречу мертвецу, стремительно сокращая расстояние, а Чонгук застывает, ожидая, что старший снесет ему голову одним взмахом катаны. Странно видеть, как убивают ребенка. От этого где-то внутри неприятно колет. Во что превратился этот мир. Но Тэхен проходит мимо, будто не заметив мертвеца. Чонгук несколько секунд смотрит ему в спину, не понимая, какого хрена это было. Ким просто проходит, будто мимо незнакомого прохожего на улице. Такое действие совсем неожиданно от того, кто без всякого сожаления, а скорее, с наслаждением сносит трупам их гнилые мозги. — Не тормози, — говорит Тэхен зависшему на месте Чону. — Она еле передвигается, забей на нее. Чонгук, настороженный и полный сомнений, быстро проходит мимо хрипящего существа, тянущего руки, с опаской направив на него нож. Быстро догнав старшего, он оглядывается на плетущуюся следом тварь. — Оно может пойти за нами на станцию, — говорит Чонгук, опустив руку, сжимающую рукоять ножа. — Скоро отстанет. Даже таких ходячих боишься? — хмыкает Тэхен, глянув на младшего. — Вовсе нет! — возражает Чонгук, метнув в Кима недовольный взгляд. Все еще считает его слабаком, не способным убить даже маленькую медлительную тварь. Это будит в Чоне обиду, подбивающую вернуться и проделать в башке ходячего огромную дыру.

***

Серебристый лунный свет заглядывает в окошко, плавно растекаясь по комнатке. Ночи постепенно становятся холоднее и длиннее. Чонгук плотнее заворачивается в тонкое и бесполезное одеяло, ни черта не греющее, как в кокон, разглядывая в окне мерцающие звезды и темные силуэты макушек высоких деревьев. Надо бы спать, но сна нет ни в одном глазу. Хочется выйти и прогуляться по станции, подышать воздухом, который ночью становится менее смердящим, чем жарким солнечным днем, но, с другой стороны, желания выбираться из кое-как теплого одеяла нет вообще. Был бы сейчас рядом Югем, который обязательно помог бы справиться с бессонницей своей вечной болтовней. Медленно тянущееся время шло бы быстрее, вызывая такой нужный сейчас сон. Раньше, казалось, сто лет назад, когда Югем оставался с ночевкой у Гука, они всю ночь болтали, тихо посмеиваясь над чем-нибудь глупым, обсуждая абсолютно все на свете и поедая любимые банановые мармеладки младшего. За длинными разговорами они и не замечали, как засыпали абсолютно счастливые. На лице Чонгука мелькает легкая улыбка от накативших воспоминаний. Как все просто было. Чертовски просто. Жаль, что понятно это стало лишь сейчас, когда вернуть уже ничего нельзя. Возможно, шанса на это никогда и не было, но все же. Была сплошная беззаботность и лучший друг рядом, не дававший скучать ни секунды. Теперь все иначе. Вместо лучшего друга рядом — холодный и неприступный Ким Тэхен, с которым уж точно не поболтаешь перед сном, поедая сладости из одной на двоих упаковки. Это даже звучит глупо и нелепо. Что было бы, если бы вместо Тэхена рядом был Югем? Что было бы, если бы они вместе шли в поисках неизвестного, встречая на пути зло и борясь с ним спина к спине? Что было бы, если бы Югем смог выжить… Нет. Нет. Чонгук прикусывает кровоточащую губу, сдерживая тяжелый ком в горле, подкативший вместе с отрывками прошлого. В глазах начинает щипать, и Чон крепко жмурится, боясь, что если хоть одна слеза скатится по щеке, остановить остальные он не сможет. Нужно идти дальше, нужно жить ради тех, кто уже не может, кто никогда больше не будет рядом. Нужно быть сильным ради тех, кто остался позади. Гук утыкается лицом в подушку, крепко сжимая пальцами ее тонкие края. Он лежит так около часа в надежде уснуть, но сон так и не приходит. Громко вздохнув, парнишка поворачивается набок, вытерев рукавом раскрасневшееся и вспотевшее лицо. На диване рядом спит Тэхен, держа под рукой любимое холодное оружие. Его ровное дыхание едва уловимо, что кажется, он не дышит вовсе. Чонгук медленно приподнимается на локте, всматриваясь в лицо спящего Кима, освещенное лунным светом. Смуглая гладкая кожа выглядит неестественно бледной, а красные пряди свисают с мягкой ручки дивана, на которой покоится его голова, чуть откинутая назад. Ложась спать, он снимает повязку, и Чонгуку даже как-то непривычно видеть его без нее. Наконец он может как следует разглядеть лицо старшего, не скрытое спадающими на лоб волосами и повязкой. На левом ухе у Тэхена три прокола, которые, если соединить линиями, образовывают треугольник. Серьги-капельки красиво поблескивают в свете луны. На длинной тонкой шее Кима Чон заметил цепочку с подвешенным на ней кулоном в виде серебряного пера. — Утром уходим, — негромко произносит Тэхен своим низким, слегка охрипшим голосом. От неожиданности Чонгук дергается всем телом и быстро укладывается на спину, нервно бегая глазами по потолку. Сердце бешено заколотилось, а щеки запылали диким пламенем. Тэхен не спал все это время? Значит, наверняка видел, что Чонгук бессовестно таращится на него, сканируя каждую детальку. Где поблизости можно зарыться в песок? — К-куда? — спрашивает Чонгук не своим голосом, боясь даже взглянуть в сторону Тэхена, который все так же лежит, не шевелясь. — В Тэгу, — спокойно отвечает Ким, не обращая внимания на смущение младшего. — Но там же ходячих море, вряд ли от Тэгу еще что-то осталось, — шепчет Гук, медленно повернув голову к Тэхену. Его глаза теперь открыты, а вечно непроницаемое лицо спокойное и расслабленное. Он задумчиво смотрит на маленькое окошко, совсем не моргая. — Вот и проверим. — Откуда ты направляешься? — спрашивает Гук, отодвинув смущение на второй план и вновь смотря на Тэхена. — Из Пусана, — отвечает Ким, глянув на Чонгука. В больших карих глазах сверкает холодный лунный лучик. — Правда? — с искренним удивлением спрашивает Чон. Удивлением из-за того, как вдруг невозмутимо и без раздражения Тэхен отвечает на его вопросы, и потому что… — Я тоже. Вообще-то, я жил там, — еле слышно произносит Чонгук, закусив губу. — Почему именно в Тэгу? Но Тэхен больше не отвечает, а Чонгук не думает о причинах выбора этого места назначения. В любом случае, он будет следовать за ним, уверенный, что старший знает, что делает. Блуждая среди мимолетных, неважных и бессмысленных раздумий, Чон не замечает, как подкрадывается сон, окутывая его своими теплыми руками. Новый день требует новых сил. А дорога будет длинной.