we aren't bulletproof

Жестокая реальность булыжником обрушивается на голову, напрочь запрещая о себе забывать. Давящая атмосфера возвращается, чуть ли не усложняя процесс дыхания и сжимая легкие. Полумрак, царящий в домике, только сильнее нагнетает. И без того паршиво, не стоит. Тэхен неподвижным стеклянным взглядом глядит перед собой, слегка покачиваясь в кресле и бережно водя подушечками пальцев по рукояти любимой катаны, лежащей на коленях. С тех пор, как они с Джуном вернулись, он не произнес ни слова. Молчалив и погружен в себя. Чонгук несколько секунд неотрывно глядит на него, пытаясь найти причину такому состоянию, но откуда ему знать, что Тэхена гнетет? А ответа ждать бессмысленно. За маленьким окошком — бескрайний лес, полный чудовищ. Меж старых и высоких деревьев мелькают сгорбленные силуэты мертвецов, бесцельно бредущих в неизвестном направлении. Чонгук отворачивается от окна и наконец нарушает тишину негромким хрипловатым голосом: — Нашли что-нибудь? — Немного, на пару дней хватит, — отвечает Джун, обессилено опускаясь на диван рядом с Югемом, нервно покусывающим губу. Он головой поник и смотрит на ладони свои с интересом, словно видит в них что-то большее, чем хаотичные линии. Осадок смущения после исполнения наказания все еще греет красноватые щеки парня. К счастью, Намджун не стал это наблюдать, покачав головой и свалив в дом. — Почему так долго? — Гук бросает на старшего недовольный взгляд, облокотившись поясницей на стол и сложив руки на груди. — Наткнулись на кое-кого, — Джун закидывает ногу на ногу и покачивает носком ботинка, изучающим взглядом скользя по помещению. — На кого? — спрашивает Гем тихо, глянув на старшего. — Без понятия, в масках были. Человек семь, кажется. Они опередили нас, черт их дери, долго расхаживали по поселению, кроша всех мертвецов на пути. Жуткие типы, но вооружены отлично. Мы засели в каком-то складе, ждали, пока они свалят, чтобы осмотреться. Не могли же ни с чем вернуться. Вот и нарыли кое-что, что они упустили, — Намджун кивает на мешок, лежащий возле рюкзаков, устало потирая указательным пальцем переносицу и прикрыв глаза. Оба измотаны, это видно. Но прежде Тэхен не показывал этого так, как сейчас. Он словно потерялся и не знает, где находится. Все покачивается не спеша, наверное, даже не слыша, о чем идет речь. Чонгук медленно переводит взгляд с него на Намджуна и обратно на Тэхена, который даже внимания не обращает на эти взгляды. — Что-то ведь случилось, — предполагает Гук, щурясь. — Да? Джун коротко кивает, мельком глянув на Тэхена и кашлянув в кулак. — Один из них, лидер, видимо, размозжил своему же человеку черепушку бейсбольной битой, пронизанной гвоздями, — он бесцветно усмехается, потирая затылок. — Б-битой? — запинаясь, переспрашивает Югем, подняв голову и растерянно глядя на старшего. — Это они, хен, — с дрожью в голосе уверяет он, кивая в подтверждение собственных слов. — Люди Шуги? — хмурится Чонгук. — Да, похоже, теперь их вылазки растягиваются на более дальние расстояния. Это он меня оставил на съедение ходячим, парень с битой, — Югем поджимает губы, устремив хмурый взгляд в пол. — Я надеялся, что этот урод сдох. — Ох, Гем, если бы я знал, что это он, прострелил бы башку, не думая, — с досадой произносит Намджун, кладя руку на плечо младшего. — Этот парень псих какой-то. Чего ему взбрело своего же человека убивать? — Он вполне способен на такое, — Югем кивает, закусывая губу. — Наверное, бедолага сказал что-то не то и взбесил его. — Так он же не лидер, разве ему позволено решать, кого замочить? — Чонгук щурится, внимательно глядя на младшего. — Шуга ему все равно ничего не сделает. Все с рук спускает, — Югем пожимает плечами. — Но если они были без него, вероятно, он мертв, либо решил отправить вместо себя этого ублюдка. — Пиздец какой-то, — Намджун усмехается, потягиваясь на месте. — Ну их нахуй. Давайте лучше пожрем и спать, чуваки. Я первый дежурю, — он встает с дивана и поднимает с пола мешок с найденным, выкладывая консервы и упаковки с еще не просроченной едой на столик. — Без меня, — подает голос Тэхен, резко подскочив с кресла, и спешно выходит из домика, не оглянувшись даже и хлопая старой скрипучей дверцей. Все замирают, несколько секунд недоуменно таращась на дверь. Что это было? Чонгук хмыкает и опускается в кресло, прихватив пачку чипсов, и принимается похрустывать картошкой, несильно покачиваясь вперед-назад. Тэхен просто не в настроении. Успокоится и вернется. Наверное, ему стоит побыть одному. Кто знает, что с ним стало. Но факт остается фактом — такое с ним впервые. — Вы поругались, хен? — осторожно спрашивает Югем, пожевывая рагу из банки. — Нет, конечно, — Джун качает головой, обратно плюхаясь на диван с небольшой консервой. — Наверное, то зрелище ему не очень понравилось. Хотя он не из неженок, вообще-то, — он коротко посмеивается, откупоривая металлическую крышку ножиком. «Ну да, ты это отлично знаешь», — думает Чонгук, хмыкая себе под нос и держась, чтобы не произнести вслух, иначе драки не избежать. Бесит, что Джун знает о Тэхене что-то, чего не знает он. Югем с Намджуном негромко о чем-то болтают, развалившись на диване и поедая консервы. Вклиниваться в их беседу не хочется. Что-нибудь наверняка спровоцирует Чонгука на удар в лицо старшего, чего очень не хотелось бы сейчас. Есть вдруг расхотелось, а Тэхена все нет. Прошло минут двадцать с его ухода. Мало и нет. Волноваться за него нет смысла. Он вполне может за себя постоять. Чонгук яро убеждает себя, что все хорошо, что Тэхен, вообще-то, все еще бесит, но другая часть отрицает все и буйствует, насторожена и взволнована. Ким не такой, как обычно, и неизвестно, куда он пошел и что с ним может произойти. Надоело ждать и пичкать свою же голову параноидальными мыслями. Тэхен даже не предупредил ни о чем. Поднявшись с кресла, Чон вытаскивает из-за пояса пистолет и проверяет на наличие патронов, шагая к двери. — Куда ты, хен? — спрашивает Югем, отвлекаясь от разговора. — Прогуляться захотелось, — отвечает Гук, снимая пистолет с предохранителя. Опасная прогулка намечается. — Не уходи далеко, Чонгук, — предупреждает Намджун, глядя вслед младшему без капли злости или ненависти — лишь беспокойство и мольба о том, чтобы не сдох там, на прогулке своей. Нынче так провожают людей. «Тебя забыл спросить», — мысленно отвечает Гук, вновь подавляя желание произнести это вслух, и молча выходит. На лес медленно опускаются сумерки, придавая ему еще более мрачный и жуткий вид. Где-то уже стрекочут сверчки, а высоко на деревьях птицы все поют свою колыбельную для беспросветного хмурого леса. Вокруг царит мертвенное спокойствие. Сейчас оно совсем не пугает и не нагоняет ужас. Ему хочется отдаться полностью. Раскинув руки, лететь со скалы в эту убаюкивающую тьму, в самую ее глубину. Вокруг множество ходячих. Их не видно, но они точно есть. Молчаливые тени, последствия человеческой глупости. Совсем не страшно просто идти, не торопясь скорее скрыться, мечтательно разглядывая тени скрюченных ветвей деревьев, не страшно наткнуться на ходячего мертвеца. Потерянная душа ищет покоя и свежую плоть. Дай ей это или беги подальше, спотыкаясь о сухие ветки и камни. Воздух тяжелый. Душный. Небо все хмурится. Еще немного, и извергнется ледяным ливнем, остужая кипящую грешную землю, схожую теперь с адом, а пока дарит липкую духоту. Где-то неподалеку, среди диких кустов с растущими на них иглами, слышится негромкое хрипение, обессиленное и будто бы даже отчаянное. Чонгук, услышав, медленно подходит, держа ствол наготове и вглядываясь в зелень. Меж кустов — мертвец. Или то, что от него осталось: нижняя часть тела отсутствует, он почти слился с землей, протягивая вверх кости, даже не руки. Гниет, но все равно живет. Лишенный способности двигаться, но все равно клацает гнилыми острыми зубами, жаждая вонзить их в живую плоть. Учуяв Гука, он хрипит более агрессивно, устремляя на него свой один целый глаз. Во втором — пустота, а внутри нее маленькие белые черви ползают и выжирают мозги. Чонгука бы вывернуло, но не сейчас, когда у самого ощущение, что изнутри его эти самые черви сжирают и не могут никак насытиться. Червь — злость, червь — агрессия, червь — тупая и нахуй не нужная ревность. Черт, да. Пришло время признать ее с полным поражением, поднять белый флаг и сжечь его в протесте к чертовой матери. Бессмысленно врать самому себе. Чонгук несколько секунд неотрывно глядит на неподвижный глаз мертвеца, пытаясь разглядеть там хоть какие-то остатки человечности. Тщетно. Сильный смачный удар грубой подошвы размазывает обмякший череп твари по земле, прекращая мерзкое хрипение навсегда. Натянуто ухмыльнувшись, Гук вытирает о траву ботинок, заляпанный ошметками мозгов, и неровным шагом бредет дальше, негромко насвистывая незамысловатую мелодию. Впереди слышен слабый плеск воды. Лица касается легкий прохладный ветерок. Чонгук рефлекторно втягивает ноздрями свежесть, смешанную с ароматом древесины, лесных цветов и пресной воды, прикрывая на миг глаза. И никакой трупной вони. Меж деревьев виднеется полоска прозрачной воды с малахитовым переливом. Чем ближе Гук подходит, перешагивая через толстые корни деревьев, тем полнее открывается вид. Перед ним — озеро. Чистое, без всплывающих лицом вниз трупов, без крови, окрашивающей водную гладь алым. Девственное, не тронутое всем тем пиздецом, что творится вокруг. Чонгук выходит на берег, усыпанный маленькими камешками, перемешанными с песком, хрустит подошвой негромко, и даже как-то приятен этот звук. В нескольких метрах впереди небольшой кучкой лежат вещи: белая джинсовка, серая футболка, штаны, ботинки. Чонгук подходит ближе, склоняя голову к одежде. Поверх всего — катана и темно-синяя бандана. У Чонгука что-то внутри тяжелым грузом падает вниз. Он замирает как статуя, устремив взгляд на озеро. А там — Ким Тэхен стоит спиной. Обнаженный. И даже не верится сначала — иллюзия, точно. Прекрасная иллюзия. Чонгук жадным взглядом скользит по хрупким опущенным плечам, по смуглой спине, совершенно идеальной, без единого изъяна, по позвоночнику, спускается к двум впадинкам на пояснице. И еще ниже. Застывает, с замершим сердцем глядя на упругие ягодицы, наполовину прикрытые кромкой воды. Рот наполняется слюной, а носки ботинок почти касаются воды. Чонгук не замечает, как ноги несут его к совершенству. Проморгал тот момент, когда в голове вообще мыслей не осталось, а в низу живота что-то с огромной силой тянет. Тянет к Тэхену. Иллюзия становится чертовски реальной, когда Ким негромким бархатным голосом произносит, даже не оглядываясь: — Красиво тут. И голос этот снова что-то рушит внутри Чонгука безжалостно. Никогда прежде он не говорил так глубоко, и, кажется, Гук в нем начинает захлебываться и стремительно идти ко дну. Вот и скала, с которой он готов лететь прямиком в эту притягательную бездну. Ким Тэхен никогда прежде не называл что-то красивым. Но сейчас для Чонгука нет ничего красивее него. Он не в силах ответить, не в силах выдавить из себя хоть слово. Хоть жалкий звук. Глаза не перестают бродить по голой коже, поблескивающей от кристальных капель, которыми она усыпана. Чонгук следит, как одна капля скатывается по позвоночнику и исчезает меж двух половинок. И это что-то нереальное, космическое. Тэхен аккуратно и неторопливо водит кончиками пальцев по водной глади, создавая небольшие круги, тут же расходящиеся в стороны. Чонгук ощущает безумную нужду прямо сейчас нарисовать сей шедевр, но еще сильнее — прикоснуться к нему. До жжения в пальцах, до тесноты в чертовых джинсах. — Хочешь знать, почему я иду в Тэгу? — спрашивает Тэхен, все еще не оборачиваясь. Голос этот снова пускает по телу Гука разряды, отключая мысли и опустошая голову. «Что же ты делаешь…» Тэхен мечтательно смотрит на полосу густого зеленого леса впереди, на стаю пролетающих птиц где-то над верхушками пышных елей. Слышит, как сзади плещется вода от движения. Он поднимает голову вверх и прикрывает веки, собирая прижатыми друг к другу пальцами воду. — Почему? — слышится сзади негромкий хриплый голос. Совсем близко, настолько, что влажная кожа покрывается мелкими мурашками от теплого, в отличие от воды, дыхания в самое плечо. Вода холодная. Она неприятно кусает голые ноги Гука, проникая внутрь и охлаждая тело. Дрожь пробивается наружу, но Чонгук не ощущает ничего. Впереди — запретное, недостижимое, но чертовски близкое. Пару шагов по мягкому песчаному дну озера, и вот он стоит прямо за спиной Тэхена. На поле боя, где сражается сам с собой за желание прикоснуться к бархатистой коже. — Месть, Чонгук, — шепчет Тэхен с горечью. Кажется, Чон даже ощущает ее на языке. Месть. Пальцы Тэхена медленно сжимаются в кулаки, в надежде собрать упрямо ускользающую воду. — Я больше не могу… — еще тише шепчет Тэхен, опуская голову. В голосе слышны бессилие и боль, которые он даже не пытается скрыть. Чонгук не верит тому, что происходит, не верит, что это голос человека, который никогда раньше не показывал своих истинных чувств и переживаний. Этого быть никак не может, но осознание, схожее со внезапным ударом молнии, наконец дает понять, что… Тэхен раскрывается. Как сундук с бесценным сокровищем, от которого спустя долгие и тяжелые поиски наконец нашелся заветный ключ. Медленно, постепенно, осторожно. — Это… — Ким запинается, тихо шмыгая, — Это съедает меня. Я устал, — продолжает он медленно и еле слышно. — Я так устал. Боюсь, что сил моих все меньше, Чонгук… Аккуратные хрупкие плечи начинают мелко подрагивать. Он плачет беззвучно, боясь выпустить боль и потерять над ней контроль. Чонгук сдается в битве с самим собой, вытягивает белый флаг и тянется губами к плечу Тэхена. Невесомо, но ощутимо касается прохладной нежной кожи. Подступает еще ближе и все равно держится на дистанции в несколько чертовых миллиметров. Тянется руками к рукам Тэхена и переплетает с ним пальцы. Никакого сопротивления. Полная отдача. Тэхен как-то отчаянно вцепляется тонкими пальцами в пальцы Чонгука и сжимает крепко, не переставая содрогаться в немом плаче. Они стоят так несколько минут. Возможно, меньше, возможно, больше. Чонгук согревает своим дыханием, прикосновением горячих рук к ледяным. Медленно и осторожно скользит губами к изгибу шеи, не желая разрывать слабый контакт. Хочется обнять Тэхена и отдать ему все тепло, забрать слезы, пропитанные чувством мести, желающей скорее быть исполненной. Тэхен резко отдергивает руки Чонгука, размыкая пальцы, словно очнулся от сна. — Нет. Не надо, уходи, — шепчет он бесцветным голосом, смотря перед собой пустым взглядом. — Уйди… — Тэхен… — Нет, уходи, — просит Ким, судорожно мотая головой и мелко дрожа всем телом. — Я не… — пытается сказать Чон, глядя на затылок старшего, но он снова прерывает. — Уйди! — громче требует Тэхен, не предпринимая попыток отстраниться от теплой груди за спиной. — Замолчи, — рычит Чонгук, грубо сжимая хрупкие плечи пальцами и разворачивая его лицом к себе. Наконец видит покрасневшие глаза с искрами злости и безумия на фоне глубокой непроглядной боли. Тэхен дышит часто, огромными глазами глядя прямо в беспокойные шоколадные напротив. Он переполнен чувствами и эмоциями. Они как бушующий океан плещутся в нем, отчаянно ища выхода. И быстро находят. Тэхен бросается к Чонгуку, впиваясь холодными и посиневшими губами в его. Чон тут же обвивает его талию крепкими руками, максимально прижимая к себе и целуя в ответ, принимая в себя боль Тэхена, разделяя груз и помогая его снести. Он целует жарко и дико, неконтролируемо искусывая тонкую кожу и слизывая бусинки соленой крови, которой и без того хватает в мире. Внутри Чонгука петарды и фейерверки, поджигаются динамиты и взрываются гранаты. Руки соскальзывают на тэхеновы ягодицы, пальцы крепко сжимают до синяков. В губы — приглушенный тихий стон. В голову — гормоны, вырвавшиеся из-под контроля. Кислорода все меньше, как и терпения. Желания все больше, оно болезненно напоминает о себе, пульсируя в паху. Тэхен откидывается назад, в глубины озера, утягивая за собой Чонгука и опутывая его шею тонкими руками, как прекрасная мифическая русалка простого моряка. Утаскивает в свой сокрытый от лишних глаз мир, провозглашая Гука избранным, достойным. Холодно, но чертовски жарко. Поцелуй не разрывается, служа источником кислорода для обоих. Они обмениваются им, смешивая и прогоняя по горящим легким. Чонгук раскрывает под водой глаза, видя перед собой лишь лицо Тэхена, кажущееся мертвенно бледным на фоне темной толщи воды вокруг и покрывшееся маленькими пузырьками с воздухом. Обрамленные пышными черными ресницами веки прикрыты, а алые волосы развеваются во все стороны, походя на кровь. Тэхен кажется сиреной, которой Чонгук добровольно отдает душу. Выныривая, разрывают глубокий поцелуй, жадно хватая драгоценный воздух и смотря друг на друга уже с чем-то новым и опасным — с почти животным желанием. Капли воды стекают с волос по скулам, падая на тяжело вздымающиеся груди разгоревшихся тел. Они глубоко зашли. Чонгук подхватывает Тэхена на руки. И без того легкий, а в воде — совсем пушинка. Ким, не медля, сцепляет ноги вокруг чонгуковых бедер, утыкаясь лбом в его лоб и вновь накрывая раскрасневшиеся влажные губы младшего. Чон чувствует тэхеново возбуждение животом, отмечая, что тот хочет не меньше его самого. Кладет ладонь на позвоночник и ведет вниз, под воду, наконец касаясь кончиками пальцев колечка мышц. Чонгук почти готов протолкнуть палец в Тэхена, как тот вздрагивает, утыкаясь носом в молочную шею и шепча дрожащим голосом: — Нет, без этого. Тэхен поднимает голову и смотрит темным взглядом на Чонгука, прося довериться. Обвивает одной рукой его шею и приподнимается. В воде двигаться легко, как в невесомости. Из приоткрытых губ Гука вырывается неконтролируемый стон, когда пальцы Тэхена обхватывают твердый возбужденный член, во всю сочащийся смазкой, растворяющейся в кристальной воде. Покрасневшая головка легко проскальзывает в Тэхена, вырывая из пухлых губ глубокий низкий стон, от которого у Чонгука сшибает крышу. Он впивается пальцами в бедра Кима, почти насильно насаживая его на всю длину. Тэхен вскрикивает и вгрызается зубами в ключицу Чона, подавляя рвущиеся болезненные стоны. Из глаз брызгают горячие слезы, смешиваясь с ледяными озерными каплями. Сжав влажные волосы на затылке Гука, Тэхен начинает медленно двигаться, приподнимаясь и опускаясь на член, привыкая, постепенно увеличивая темп и всхлипывая при каждом движении. Больно, но так хорошо. Необходимо. Чонгук задыхается от желания, от жара и узости Тэхена. Сжимает пальцами ягодицы, кусая и целуя выпирающие ключицы, оставляя яркие алые засосы, рассыпая их по груди, изгибу шеи, под ухом. Тэхену больно во всех смыслах. Чонгук чувствует это, слышит всхлипы в самое ухо, перемешанные со стонами, слышит, как что-то в душе Кима трескается и разбивается вдребезги, рассыпаясь пылью и оседая на дне озера, чувствует теплые капли на своем плече и хочет остановить это, но не может. Нет, не хочет. И Тэхен не хочет. На ватных ногах выбравшись на берег и прижимая к себе содрогающегося Тэхена, Гук оседает на песок и укладывает его на землю, нависая сверху и с удвоенной дикостью врываясь в хрупкое тело, покрывшееся мурашками от контраста температур. От жгучего желания. Чонгук обрывает все цепи, сдерживавшие его все это время, и грубо толкается в тело Кима. Остервенело, рвано, следуя лишь слепому желанию. Тэхен тихо плачет, жмуря глаза и проходясь ногтями по влажной спине младшего, оставляя длинные розовые полосы, кровоточащие местами. Выгибается в спине и подмахивает бедрами навстречу, без остатка вбирая в себя Гука. Жадно. Чонгуковы губы смыкаются на мягкой мочке Кима, проходясь языком по холодным серьгам, слегка оттягивая и покусывая, отчего Тэхен стонет в голос. Сейчас абсолютно плевать, что могут услышать мертвецы. Плевать на весь мир. От трения между животами Тэхен со сладким стоном изливается, тяжело дыша и облизывая обсохшие искусанные губы. Чонгук, низко рыча, кончает следом, с хлюпаньем покидая горячее тело старшего. Сперма густыми белыми каплями скатывается по разведенным бедрам на песок, тут же в нем растворяясь. Гук падает возле Тэхена, устало прикрывая глаза и восстанавливая сбившееся дыхание. Небо над головой темное, сапфировое, тучи никуда не делись, упрямо скрывая за собой звезды и серебряную луну. Вокруг видны лишь силуэты деревьев и озеро, мирно колышущееся и омывающее ноги. Тэхен пододвигается немного и кладет голову на грудь Чонгука, устало вздыхая. Говорить ничего не хочется. Думать не хочется. Хочется укутаться в одеяло и уснуть прямо тут, в обнимку, и под звуки природы. Мечта за гранью невозможного. Чон разлепляет глаза и запускает пальцы в чуть подсохшие волосы Тэхена, лениво перебирая красные пряди, затем замирает и тихо ухмыляется. — Натуральный, говоришь? — спрашивает он с усмешкой на губах, вглядываясь в темные корни тэхеновых волос, за что старший несильно пинает его в бок. — Заткнись. Я потерял свои упаковки краски еще в том супермаркете, где мы Югема встретили, — бурчит недовольно Ким, неохотно отлепившись от Гука и поднявшись с земли с болезненным шипением. — Больше найти не смог, блять. — Так вот, что это было, когда я заглянул в твой рюкзак на станции, — Чонгук бросает смешок, поднимаясь следом и натягивая трусы. — Какое безумие красить волосы в такое-то время. Тэхен закатывает глаза, недовольно хмыкая себе под нос. — Нужно скорее возвращаться, они наверняка думают, что нас ходячие сожрали, — говорит он, спешно надевая футболку. Осознание произошедшего доходит медленно. Приправленное легким неверием и полной удовлетворенностью. На назойливые вопросы, адресованные самому себе, Чонгук мысленно отвечает раздраженным «не сейчас». Новый Ким Тэхен, открывшийся перед Гуком, удивляет, поражает, ввергает в шок. Снова. Он совершенно не знает, что думать по поводу произошедшего и как на это реагировать. Как принять факт, что было до безумия хорошо с парнем. Это чувство до сих пор кружит голову, не желая отпускать. Что будет после этого? Будет ли сожаление о том, что тут произошло? Будет ли стыд? Все это потом, потому что сейчас Чонгук определенно не жалеет ни о чем и надеется, что Тэхен тоже.