we aren't bulletproof

Чимин медленными ленивыми шагами нарезает круги. В правой руке зажата деревянная рукоять любимого орудия убийств. Начищенная до блеска бита в нетерпении кружит перед своей сегодняшней жертвой. Худощавый мальчишка семнадцати лет стоит в центре, не скрывая своего животного страха перед палачом, о котором наслышаны буквально все. Он нервным взглядом бегает по помещению с какой-то глупой надеждой найти спасение. Все пришедшие поглядеть на казнь лишь ухмыляются злобно, а в глазах у каждого жажда крови, расправы над провинившимся. Спасения нет. За зданиями, в малолюдной части лагеря расположена небольшая площадка, огороженная металлической сеткой. Своего рода арена, где бывают бои насмерть среди нарушителей. Тут же происходят казни и небольшие наказания, служащие как для утехи публики, так и для ее поучения. Перед сеткой, в окружении жителей лагеря, пришедших посмотреть на казнь, на мягком стуле восседает Шуга — правитель нового мира, вершитель правосудия, что устанавливает свои законы и незамедлительно карает за их неисполнение, посылая за виновным саму Смерть, которую держит по правую руку от себя. Он с наслаждением затягивается сигаретой, следя за представлением и неторопливо покачивая носком ботинка. — Я был уверен, что в Утопии все люди чисты и податливы, что нет необходимости применять к ним силу, — неохотно начинает Шуга хриплым голосом, выпуская дым и облизывая пересохшие губы. Чимин все расхаживает вокруг мальчишки, словно голодная акула, скалится и кидает на него парализующие взгляды, загоняя все дальше в пучину страха. Парнишка свою судьбу знает. Каждый из присутствующих знает. Он загнан, он в клетке со зверем, и выхода нет. — Мирные жители выполняют все беспрекословно, вовремя поставляют необходимые продукты и предоставляют своих людей для исполнения прихотей моих парней, — хмыкает Юнги, стряхнув пепел с кончика сигареты на землю. — Бесхребетные, готовые на все, лишь бы не сдохнуть. Но всегда и везде найдется отклонение, неповиновение… — он кривит лицо, недовольно взмахивая рукой в воздухе. — А в чем причина? В какой-то сопливой детской любви? Чимин резко останавливается, буравя парня взглядом и расплываясь в дьявольской улыбке. Он вздергивает биту, и парнишка отшатывается, чуть ли не спотыкаясь о собственные ноги, что еле держат. Он дрожит, словно в лихорадке, и время от времени жмурится, мечтая исчезнуть отсюда и переместиться в свой собственный мир, где ничто не угрожает. — Это лишнее, если хочешь выжить, — продолжает Юнги, возвращая виновного на грешную землю. — Мой человек захотел твою подружку, и ты, как законопослушный гражданин Утопии, должен молча принять чертов закон и не брыкаться. Ты не исключение из моих правил. Если ты не здесь, — Шуга обводит указательным пальцем лагерь, — то ты недостаточно силен, и поэтому работаешь для меня, живя в общине. А значит, права выбора у тебя нет и на твои чувства всем плевать, они не имеют веса. Твоя подружка все равно достанется любому из них, — он тычет пальцем на своих головорезов, что довольно скалятся и кивают в подтверждение слов своего лидера, — стоит только захотеть. А ты сегодня сдохнешь за нарушение двух пунктов из прописанного мною закона. Чимин не торопится. Смотрит на Шугу и быстро проводит кончиком языка по губе, растекаясь в довольной ухмылке. Юнги выпускает вверх очередную дозу сигаретного дыма, неотрывно глядя в черные глаза своего ручного демона. Он едва заметно подмигивает Чимину и берет из рук рядом стоящего парня приготовленный стакан, наполовину заполненный янтарной жидкостью. Прикрывает глаза и припадает губами к кромке бокала, с наслаждением делая глоток под нечеловеческий крик. Мальчишка валится на колени, хватаясь за голову и душераздирающе вопя. Чимин веселится еще больше. Смеется и разглядывает биту, получившую свою дозу крови. Густая жидкость течет по дереву и скапливается круглыми каплями на кончиках гвоздей, что напоминает новогодние игрушки на елке. Публика оживляется. Кто-то выкрикивает места на теле парня, куда стоило бы ударить, кто-то просит, чтобы со следующим ударом Чимин не торопился, давая еще живому парню помучиться сполна. Но механизм всегда один. — Сегодня я трахну твою подружку, — шепчет Чимин у уха парня, присев на корточки. Еле соображающий парнишка с трудом осознает сказанное, медленно искажаясь в еще более болезненной гримасе. Удовлетворенный чужой болью, Пак скалится и смеется, поднимаясь на ноги. Хосок, стоящий неподалеку от лидера, поджимает губы, но взгляда не отводит. Это нужно видеть, чтобы наконец привыкнуть. Каждый раз по новой. Каждый раз внутри Хосока что-то обрывается при виде гвоздей, дырявящих чью-то голову, а к горлу подступает тошнота. Он стискивает пальцами края толстовки и хмурит брови. Хоуп будет смотреть до тех пор, пока не привыкнет, пока частичка внутри не перестанет обрываться каждый раз. Каждый тут знает, что у Чимина явные сдвиги, но реагируют по-разному. Одних это беспокоит и пугает, другие же от этого в восторге, и, вероятно, вторые такие же отбитые. — Думаешь, на этот раз справедливо? — спрашивает Хосок, завидев рядом белобрысую копну волос. Джин хмыкает и следит за тем, что происходит на арене, склонив голову набок. У него в глазах нет ни беспокойства, которое есть в хосоковых, ни удовольствия, присущего здесь каждому при виде подобного зрелища. Он смотрит отрешенно, равнодушно, как будто не происходит ничего необычного. — Справедливо, Хоуп. Мальчишка нарушил закон и понес наказание, — спокойно отвечает Сокджин, пожав плечами. — Или ты не согласен с нашим лидером? — он поворачивает голову к Хосоку, заглядывая в карие глаза, но на деле куда дальше. Джин видит все. От этого взгляда по спине мурашки пробегают. Хосок ежится, быстро качая головой и упрямо продолжая наблюдать за действием на арене. Джин порой ведет себя жутко. Верный пес, вслепую следующий за лидером, куда бы тот ни пошел. И, кажется, если хоть кто-то усомнится в Шуге, то Ким без колебаний снесет ему мозги. Хосок не сомневается, даже искренне верит в правильность созданных правил, но от того, как смотрит Сокджин, возникает ощущение, что он прав, и что Чон — еще одно отклонение. — Согласен, уж не сомневайся, — вздыхает Хоуп. Чимин медлит. На этот раз хочется развлечься подольше, оттянуть момент, когда настанет время раскрывать праздничный подарок. Он разглядывает кровавое лицо парня, у которого глаза уже закатываются неестественно. Первый удар был не смертельным. После такого можно остаться калекой, стать овощем, однако живым. Но тогда судьба ясна — ему в любом случае не выжить потом. Калек надо уничтожать. Поэтому Чимин вновь замахивается битой и бьет по правой половине лица, вкладывая в удар куда больше сил, чем в первый раз. И это уже смерть. Гвозди смачно вгрызаются в мягкую плоть, цепляя собой мышечные ткани. Мальчишка окончательно затихает и валится на пол с вонзившейся в лицо битой. Публика удовлетворенно гудит, кто-то свистит, кто-то во все глаза таращится на мертвое тело, рухнувшее на грязную землю. Чимин проводит языком по нижней губе, слизывая брызги теплой крови, и дергает биту на себя. Один из гвоздей застревает в глазнице, цепляя кость и не позволяя орудию высвободиться. Еще один резкий рывок, и бита с чавканьем отрывается от лица с глазным яблоком на гвозде, подобно шашлыку, наколотому на шпажку. Все кричат, одобрительно кивают, одним лишь наблюдением удовлетворяя свои потребности в жестокости. Пак ловит взгляды толпы и крепче сдавливает рукоять, начиная крошить череп быстрыми и мощными ударами. Он наслаждается хлюпающими звуками, летящими во все стороны ошметками мозгов, резким запахом крови, что наполняет легкие до краев. Голова парня словно в блендере побывала. Куски плоти застревают на гвоздях, а от лица не осталось ничего, кроме кровавого месива. Чимин весь в чужой крови. Теплая жидкость на лице только сильнее заводит. Он бьет до тех пор, пока голова не превращается в настоящую кашу, как Чимин и любит. — Подсудимый свободен! — кричит он, вскинув биту вверх, тяжело дыша и нервно посмеиваясь. Дикий взгляд оглядывает каждого присутствующего и слишком быстро переходит с одного на другого, словно ищет новую жертву. В черных глазах пляшут красные искры пламени, готовые поджечь каждого. Он отшатывается и покидает арену, швырнув биту в руки парня, что отвечает за ее чистоту. — Вычисти как следует, — бросает он, толкая плечами стоящих вокруг парней. Чимин идет размашистым шагом, чему-то опьянено улыбаясь и прикрывая глаза. Холодный ветер лижет горячую кожу, разнося по телу приятные мурашки. Он взъерошивает свои волосы и ухмыляется каким-то своим мыслям. Убийство — прекрасное дело. Оно как секс. Оно приносит наслаждение, накрывает с головой, как после крышесносного оргазма, и еще какое-то время окутывает собой. Чимин чувствует легкость. Ноги сами несут вперед, он почти взлетает, обретя крылья. Но на землю возвращает чья-то грубая хватка на плече, пригвождающая к холодной кирпичной стене. — Юнги, — сладко тянет Пак и будто пьяно улыбается, откинув голову назад. — Я все правильно сделал? Шуга прижимается к нему, а руками уже бродит по отзывчивому телу, закрадывается под окровавленную футболку и водит кончиками пальцев по крепкому прессу. Чимин тяжело сглатывает и закидывает одну руку на плечо Юнги, чуть сжимая. — Конечно, малыш, как и всегда, — хрипло шепчет лидер, заглядывая в затуманенные глаза напротив. Он касается большим пальцем щеки и стирает еще свежую кровь убитого парня. Чимин ухмыляется и хватается за запястье Шуги. Обхватывает пухлыми губами палец и посасывает, вылизывая шершавым язычком кровь и причмокивая. Сдерживаться трудно. Юнги резко вынимает палец из чиминова рта и впивается во влажные губы голодным несдержанным поцелуем. — Он вкусный, Юнги, — шепчет младший, отрываясь от губ Юнги и поглаживая пальцами его затылок. Теперь в его взгляде сияет чистая детская невинность с едва заметными проблесками дикого голода. — Я приготовлю его для тебя, — отвечает Юнги, расплываясь в светлой улыбке и вновь припадая к сладким губам.

***

— Тэхен? Услышав родной голос, Чонгук тут же подскакивает с нагретого матраса и подползает к стене, прижимаясь к ней рукой и прислушиваясь. — Ты в порядке? — шепчет Тэхен дрожащими от холода губами. В душе теплеет. Голос Тэхена вселяет надежду, успокаивает, заставляет вмиг забыть об окружающем мраке и холоде, о том, что на губах запеклась кровь от недавнего избиения, о том, что он теперь калека. Чон жмурится, сосредотачиваясь на бархатном голосе за стеной. — Д-да, я… Он… — Гук сглатывает, тяжело вздохнув, и продолжает: — Трогал тебя? — Нет, — коротко отвечает Тэхен. — Но трогал тебя. — Это ерунда. Надо выбираться отсюда, — Чонгук пытается звучать твердо и уверенно, но тщетно. Оба знают, что второй раз шанса не подвернется. Гук утыкается лбом в стену, прикрывая глаза. — Я волновался. Тэхен за стеной поджимает губы и жмурится, сминая в руке свою бандану. — Я тоже, — отвечает он после небольшой паузы. — Ты видел Югема? — Нет, с тех пор… — Гук качает головой, вспоминая полный боли и сожаления взгляд друга, сжимающего дрожащей рукой мачете. — Нет. — Думаешь, его убили? — спрашивает Тэхен чуть тише, неторопливыми движениями наматывая на кулак бандану. — Он жив. Если его захотят убить, то сделают это у нас на глазах. Чимин не упустит шанса, — говорит Чонгук, прижавшись к стене спиной и подогнув одно колено. Фантомные боли возвращаются. По коже медленно пробегают горячие искры, скапливаясь на кончиках пальцев, которые отсутствуют. Чонгук прикрывает глаза и представляет, как сжимает и разжимает кулак, как вздуваются синие паутинки вен под кожей, а костяшки пальцев белеют. От этих мыслей боль становится ощутимо сильнее. Гук тихо шипит и вновь концентрируется на голосе Тэхена, пытаясь отвлечься от жгучей боли. — Для чего все это? Не легче просто убить нас? — спрашивает Тэхен, пустым взглядом оглядывая стену напротив, выкрашенную в грязно-болотный с местами осыпающейся краской. — Ты был среди них, должен знать, зачем им это нужно. Думать об этом неприятно. Мысли о предательстве Чонгука вновь начинают медленно подкрадываться и противным осадком скапливаться где-то внутри, там, где побольнее. Чонгук так же наблюдал за пытками пленников, не пытаясь и пальцем шевельнуть для помощи, наблюдал, получая удовольствие от чужих страданий, и не думал ни о каком сожалении. Тэхен больно прикусывает губу и качает головой, пытаясь отогнать непрошеные мысли, которым больше не должно быть места в голове и которые Ким всячески пытается задвинуть в самый угол сознания. Чонгук не такой, как они, Чонгук не один из них и никогда не был. Тэхен пытается понять, что Гук пытался выжить, но оправдания его бессмысленным убийствам не находит. Их нет. — Шуга давал пленным время одуматься. И есть только два варианта: примкнуть к нему или умереть. Но я сомневаюсь, что у нас выбор есть, — Гук хмыкает, отрешенно рассматривая культю. — Он знает, что мы не станем ему служить, а значит, выход один. — Тогда… Скажем друг другу напоследок все, что думаем? — горько усмехается Тэхен, так же неторопливо разматывая бандану. Губы Чона трогает легкая улыбка. Тэхен смерти не боится. Он готов гордо ее принять. Ему терять нечего. Впрочем, как и Чонгуку. И раз уж им суждено умереть вместе, то тем более. На этом свете больше не держит ничто. Югем умрет, Тэхен умрет, и Чонгук умрет. Он жмурится, не позволяя слезам скатиться по щекам. Тэхена хочется обнять, хочется разрушить стену между ними и прижать его к себе, уверить в том, что можно еще все изменить, что есть смысл бороться… Чонгук пытается верить в это сам. Дверь в камеру распахивается так резко, что Чонгук подпрыгивает на месте от неожиданности. В проеме стоит Чимин, улыбающийся во все тридцать два. В руке биты нет, и Гук не представляет, хорошо это или очень плохо. Он поднимается на дрожащих ногах, опираясь о стену, и поднимает голову, заглядывая в чиминовы глаза, в которых уже искрится азарт. — Гук-и, ты готов ко второму уроку? — спрашивает Чимин весело, склоняя голову к плечу.

***

На заднем дворе лагеря уже скопилась толпа, ожидающая очередного зверского представления. Они присвистывают и пихают в плечо бредущего к арене. Хосок крепко держит Гука за локоть, пресекая хоть малейшую попытку вырваться. Чон молча двигается вперед, вскинув подбородок и равнодушно глядя перед собой. Он купается в ненавидящих взглядах своих бывших товарищей, игнорируя пинки и оскорбительные фразы. Чонгуку кажется, что он попал в прошлое, где жители деревни сопровождают его к гильотине. Внутри рождается комок злости, растущий с каждой секундой. Хватка на локте будто сжигает руку чуть ли не до костей. Тот, кто был другом, ведет на смертную казнь, любезно отдает в руки смерти, что с удовольствием поизмывается над его израненным телом и душой, разрывая в клочья, пока не останется ничего. Люди расступаются, позволяя дойти до арены, перед которой уже сидит сам Шуга, вальяжно развалившись на удобном стуле. Рядом навис его адский пес, вертящий в руке биту. Когда люди, преграждающие путь к клетке, расходятся, Гук замечает за сеткой троих ходячих — двое взрослых и маленький, лет десяти. Внутри Чона все холодеет, к горлу подкатывает ком, а сердце биться перестает. Второй урок кардинально отличается от первого, который теперь кажется чем-то невинным и детским. Хосок слегка тычет в спину Гука, заставляя продолжать двигаться к сетке. — Чимин серьезно взялся за твое обучение, Чонгук, — заговаривает Шуга, выводя своим голосом из ступора. Пак рядом довольно ухмыляется, удовлетворенный растерянностью Чона. — Ты должен понимать, что в моей власти находятся даже эти безмозглые животные, — говорит он твердо, указав рукой в сторону сетки. — Тот, кто перейдет мне дорогу, непременно окажется в компании этих милых существ. Уж ты прекрасно знаешь, на что они способны, — Юнги слегка улыбается, вскидывая брови и коротко кивая на свои слова. — Но, так как ты боец, и весьма неплохой… Хотя, теперь я сомневаюсь, — он словно случайно кидает на остаток руки Чона взгляд, тихо хмыкнув и вновь заглянув в глаза, — я дам тебе шанс побороться. У тебя есть рука и две ноги, что уже хорошо, так что борись. Либо они, либо ты. Удачи, Гук-и, — он приветственно указывает ладонью на арену, тепло улыбаясь. Чонгук не успевает ничего понять, как оказывается вплотную ко входу в клетку. Это очередная игра, еще одна забава для публики. Новый урок, в котором все зависит только от самого Гука. Толпа хочет зрелища. Гук отворачивается от довольного Юнги и рассматривает мертвецов, уже планируя свои будущие действия. Хосок снова слегка тычет меж лопаток, и Чон резко выдергивает руку из его хватки, поворачивая к нему голову и сжигая огнем своих пылающих ненавистью и обидой глаз. — Наслаждайся, Хоуп, — рычит Гук сквозь стиснутые зубы, ловя сочувствующий взгляд Хосока и распахивая дверцу в клетку. Чонгук слышит, как одобрительно гудит толпа, подходит ближе и словно сдавливает стенки арены. Когда ты вне — ощущения совершенно другие. Чувствуешь уверенность и хоть какую-то веру в то, что это возможно осилить. Ты бесстрашен и готов рвать. Когда ты внутри — тело парализует, коленки подрагивают, грозясь подкосить ноги и свалить на грязь и лужи, перемешанные с многочисленными останками людей и мертвецов. Все мысли улетучиваются, оставляя за собой хаос, из которого сложно вынести что-то цельное и ясное. Ходячие реагируют мгновенно. Бросаются к Гуку, вытягивают свои сморщенные серые руки и двигаются вперед. Чонгук инстинктивно пятится назад, словно под гипнозом уставившись на гнилые клацающие зубы, жаждающие вонзиться в свежую плоть. Он спиной чувствует сетку и вцепляется в нее пальцами, поджимая губы. Выбраться отсюда не дадут до тех пор, пока не полягут все мертвецы. Либо Чонгук. Когда костлявая рука дотягивается уже почти до самого лица, Гук выходит из оцепенения, резко наклоняясь в бок и отскакивая в сторону. Ходячие тут же движутся в его направлении, мерзко хрипя и пытаясь достать. Чонгук убивал множество мертвецов, но голыми руками — никогда. Этот урок — еще один изощренный способ издевательства над нервной системой. И если бы Чонгук мог поаплодировать Чимину за это, он бы сделал это с удовольствием, следом же прострелив его безумную черепушку. Чонгук старательно уворачивается и отходит от мертвецов, непонятно зачем оттягивая время. Придумать план действий кажется чем-то чертовски сложным. В крови начинает закипать адреналин, а окружающая обстановка сдавливает внутренности. Чонгук ловит равнодушный взгляд Шуги. На его безмятежном лице вырисовывается довольный оскал, когда он встречается взглядом с Гуком. Он машет кому-то рукой, не переставая смотреть и улыбаться. Чонгук снова уворачивается от очередной попытки нападения ходячих и чуть не спотыкается на комке грязи, увидев Тэхена и Югема, стоящего под прицелом пистолета Хосока. Тэхен с ужасом и беспокойством глядит в ответ, тяжело сглатывая. За его спиной стоит Чимин, держащий у его горла остро наточенное лезвие ножа. Чон замечает, как ухмыляется Пак, грубо прижав к себе Тэхена и держа другую ладонь чуть ниже его живота, словно оплетая и удерживая в своем плену. Острый язычок дразняще проходится по нижней губе, а рука соскальзывает на промежность Тэхена, который едва сдерживается, чтобы не вырваться и ударить. В его блестящих глазах смешались ненависть и страх. Он резко переводит его куда-то за спину Чонгука, приподнимая брови и маяча ему. Гук резко разворачивается и бьет мертвеца ногой в живот, начиная ходить по кругу и зыркая на живых трупов диким взглядом. Внутри разливается доза яда — бесконечной агрессии, рвущейся наружу. Чон до хруста сжимает кулак, надвигаясь к упавшему мертвецу, барахтающемуся в грязи. Мертвые мальчик и мужчина тянутся к Гуку, но тот отшвыривает их плечами, пригвождая к сетке. Когда ходячий почти поднимается с земли, Гук вновь бьет ногой в челюсть, которая тут же сдвигается с места. Ходячий агрессивно хрипит, не обращая внимания на удар, и снова пытается встать на ноги. Чонгук начинает вбивать подошву тяжелых ботинок в лицо твари. Слышатся смачные удары, утопающие в гуле довольных зрителей. — Так бы сразу, — одобрительно кивает Юнги, внимательно следя за сценой на арене. — Всем нужна мотивация. — Цветочек, — шепчет Чимин на ухо Тэхена, — он что, ради тебя это делает? — нервно ухмыляется он, указывая ножом на Чонгука, крошащего мозги мертвеца. — Любовь, а? Только зря он, все равно тебя уже не получит, — горячие губы касаются мочки, а острые зубы больно впиваются в нежную кожу. Тэхен поджимает губы и прикрывает глаза, заставляя себя замереть. Нельзя. Ради Чонгука. На подошве перемешались густая кровь и грязь, в воздухе витает гниль, поселившаяся не только в мертвых, но и в живых. Свинцовые тучи нависли над головой, грозя дождем. Чонгук тяжело дышит, ходя по клетке диким разозленным зверем, и кидает уничтожающие взгляды на Чимина, что смеет прикасаться к Тэхену. Он злит, подливает масло в огонь, совсем не жалея, и с наслаждением наблюдает за последствиями. Чонгук готов рвать металлическую сетку зубами, лишь бы вырваться и дотянуться до ублюдка, разорвать его, швырнуть в клетку к мертвецам и слушать крики. Ни один мускул на хосоковом лице не подрагивает. Он держит палец на курке, ловя испепеляющий взгляд Чонгука, и давит холодным дулом на висок Югема сильнее. Рука едва ощутимо дрожит. Он сглатывает вязкую слюну и поджимает губы, на секунду оглядываясь и быстро выискивая кого-то глазами. Чонгук заставляет себя отвести взгляд от Хоупа, от предателя, держащего у виска лучшего друга пушку. Ублюдок, которому нет прощения. Чон задыхается в собственной злости, что топит его заживо. Кончики пальцев покалывают, горят. Боль возвращается с удвоенной силой. Перед глазами мутнеет, а голова идет кругом. Гук слегка пошатывается, чуть ли не падая, но вовремя хватается за сетку. Приглушенный хрип ходячих слышен где-то совсем близко. Гук быстро мотает головой, пытаясь определить, в какой стороне находятся мертвецы. Боль стремительно заполняет тело и сознание, не дает услышать и увидеть. Она звенит в ушах и искрит перед глазами. Чонгук почти теряет сознание. Чья-то крепкая хватка на бедре прошибает током. Чонгук пятится назад, пытаясь нащупать тело и отцепить от себя. Маленький ходячий зло хрипит и скалится. Перед глазами смутная картинка, постепенно становящаяся более четкой. Чонгук хватает мертвеца за шею целой рукой и крепко сдавливает, ощущая, как она сжимается в руке. Кожа ходячего лопается под напором. Чонгук чувствует густые алые струи и сжимает тонкую детскую шею сильнее, представляя на месте ходячего Чимина. Прогнившие кости хрустят и легко ломаются, вместо хрипения теперь слышны прерывистые булькающие звуки. Пак хотел проверить. Надавить на жалость, запихнув в клетку мертвого ребенка, и вместе с тем показать слабость и ничтожность Чона. Не вышло. Гук брезгливо отбрасывает в сторону обезглавленную тушку, но не успевает опомниться, как оказывается прижатым к земле. Перед лицом — обезображенный ходячий. Самый крупный из всех троих. Он едва стоял на ногах все это время, но оказался способным обездвижить тяжестью своего тела. Чонгук барахтается под мертвецом, пытается спихнуть с себя. Пихает в плечо, чтобы повернуться набок и оказаться сверху, но мертвец не реагирует. Гук скользит спиной по грязи, царапая кожу мелкими камнями, хочет упереться ногами, но и те скользят. Все силы стремительно уходят на пустые попытки. Чон рычит от злости, проклиная отсутствие правой руки, с помощью которой он давно смог бы вылезти из-под гнилой твари. Отчаяние постепенно берет верх, высасывает остатки энергии. Чонгук бессмысленно бьет кулаком по омерзительному лицу, но ходячий не реагирует, лишь злее становится. Чонгук кричит. У Тэхена словно воздух вмиг выкачали из легких. Он застывает подобно статуе, блестящими от подступающих слез глазами глядя куда-то перед собой. Рядом Югем смотрит стеклянным взглядом, а губы мелко дрожат, он чуть заметно шевелит ими, пытаясь что-то сказать. Справа слышится хриплое и равнодушное: — Он укусил его. Какая жалость. Тэхен тянется вперед, к сетке, а из горла рвется немой крик. Плевать на лезвие у горла, на крепкую хватку человека, который его личный кошмар, плевать на Шугу, на всех. На все. Он вырывается из хватки Чимина и бежит к клетке, но тот снова крепко хватает сзади и грубо тащит назад, зло шипя: — Не дергайся, сука. С ним все. Тэхен все смотрит в сторону арены, плавит взглядом и вырывается, царапает руки Чимина и рычит. Внутри закипает ярость, готовая извергнуться подобно лаве. Ким мелко подрагивает от накатывающей волны, но вдруг замирает, чем пользуется Пак, сразу же прижимая его к себе. У Чонгука перед глазами блики, в ушах звон. Он чувствует на плече острые зубы, что почти рвут ткань толстовки, и рычит, срываясь на хриплый крик. Крепко прикладывается локтем к голове мертвеца, и хватка зубов с плеча исчезает. Ходячий хрипит, пытаясь вновь вгрызться в желанную плоть. Чонгук тяжело дышит, удерживая окровавленную скользкую руку на лице твари на маленьком расстоянии от своего. Силы на исходе. Чонгук давит большим и средним пальцами на глаза твари, ощущая, как лопаются склизкие глазные яблоки. Тварь хрипит сильнее. Гук углубляет пальцы, подавляя рвотные позывы. Гнилая кровь течет по лицу мертвеца и стекает на Гука. Он поджимает губы, чтобы жидкость не попала в рот, и судорожно хватает воздух ноздрями. Сжимает пальцы внутри головы мертвеца, чувствует, как разлагающиеся кости легко ломаются под напором. Пальцы входят глубже. Чонгук жмурится и, собрав все свои силы, дергает голову ходячего в сторону, наконец сваливая его на землю. Он нависает сверху и бьет его головой об землю, окончательно добивая. Вокруг гул. Люди кричат и смеются, бьют по сетке. Чонгук вскидывает голову и прикрывает глаза. Прохладные капли падают на лицо, смешиваясь с гнилой кровью и очищая. Небо становится еще темнее. И как будто бы ближе. Гук открывает глаза и поднимается на едва держащих ногах. По всей арене раскиданы три тела, навек замолкшие, нашедшие свой покой. Чонгук тяжело дышит и, покачиваясь, направляется к выходу, смотря исподлобья прямо в глаза равнодушного Шуги. Весь в крови, грязный и лишенный конечности, смотрящий пустым взглядом прямо в душу. Чонгук как они. — И снова ты меня поразил, Чон Чонгук, — говорит Юнги, поднимаясь с кресла и подходя к клетке. — Лучше бы ты умер здесь сейчас, потому что, живя, искушаешь меня. Даже калекой способен на многое, — он склоняет голову вбок, цепляясь бледными длинными пальцами за сетку. Чонгук подходит, становясь напротив, и поднимает руку, кладя ее возле руки лидера. — Ты монстр, Чонгук, — ухмыляется Мин, облизнув нижнюю губу. Он смотрит с неприкрытым восторгом и легкой грустью. — Очень жаль, что против меня. Но Чонгук отворачивается и находит карие глаза Тэхена. В них облегчение, мелкие проблески надежды и гордости. В них тепло и холод, ненависть и… Окровавленные губы Чонгука трогает чуть заметная улыбка.

***

Намджун ленивыми шагами меряет стоянку у когда-то круглосуточного минимаркета. Заряженный и начищенный до блеска дробовик слегка поблескивает в сером свете неба. Ким периодически останавливается и куда-то целится, жмуря один глаз. В округе никого. Ни живой, ни мертвой души. Намджун зачистил местность, временно поселившись в двухэтажном автобусе неподалеку от стоянки и иногда выбираясь на короткие вылазки. Пока всего необходимого хватает. Начиная сходить с ума от давящей тишины, он начинает негромко насвистывать, облокотившись поясницей на багажник удивительно целого ниссана. Где-то начинает греметь гром, почти незаметно глазу освещая небо на горизонте. Намджун вдруг прекращает свистеть и поднимает дробовик, резко разворачиваясь и целясь в человека, лениво привалившегося плечом к дверям магазина. — Блять, ты на свидание собирался, или что? — Намджун кидает на парня раздраженный взгляд и опускает дробовик, подходя к дверям минимаркета. — Я почти час жду. — Ни за что не стал бы с тобой встречаться, — хмыкает парень, повесив автомат на плечо. — Я ждал момента, Намджун, — он закатывает глаза и поправляет капюшон, присаживаясь на капот ближайшей машины. — Надо действовать скорее. — Что там с ними? — спрашивает Намджун, хмурясь и становясь напротив парня. — Прямо сейчас Чонгук вполне может умереть, — задумчиво произносит тот, подняв глаза к небу. — Но, мне кажется, Шуга не допустит этого. Пока нет, — он качает головой, устало вздохнув и вытянув ноги. Намджун вопросительно вскидывает брови, ожидая объяснений. — Чимин запихнул его в клетку с тремя ходячими. Без оружия. — Сука, — рычит Ким, сжимая рукоять дробовика крепче. — Этот пацан хоть и петушился на меня, но есть ощущение, как будто это с моим братом делают. Надо скорее разобраться со всем этим, пока не поздно. Времени мало. Если руки этого Чимина доберутся до Тэхена и Югема… — он качает головой, нервно втягивая воздух ноздрями и поджимая губы. Парень согласно кивает, закусывая пухлую губу и опуская взгляд на землю. — Знаю. Шуга давно перешел грань, и не я один это заметил, — он смотрит на Намджуна и встает, вытаскивая что-то из кармана куртки. — Вот ключи, на них номер грузовика. Ты прав, времени мало. На следующей вылазке будет месячный сбор урожая. Тогда и возьмем этот грузовик. Мне надо возвращаться, — парень вкладывает в руку Намджуна ключи и слегка улыбается, снимая автомат с плеча. — Не облажайся, Намджун-и. — Да когда такое… — Намджун закатывает глаза, возмущенно смотря на ухмыльнувшегося парня. — Просто не опаздывай больше, у меня дел дохрена. Ждать тебя не входит в мои планы, — фыркает он, сунув ключи себе в карман и прожигая удаляющуюся спину недовольным взглядом. — Стрелять в белок — о да, это очень важные дела, — посмеивается парень, не оглядываясь. — Эй! Есть же надо! И не дай никому из них помереть, понял? — говорит Ким вслед, открыв багажник ниссана и достав оттуда четыре свежие тушки белок.