***
Ад на земле. В ноздри бьет запах гари, гниения, крови и пороха. Одно из зданий лагеря горит, наполовину разрушенное. Повсюду трупы живых и мертвых. Мертвецы смешались с людьми, усложняя и нападая неразборчиво, прорвались через сорванные грузовиком ворота, что сейчас лежит поваленный и окутанный оранжевым пламенем. Ходячим дела нет, в чью глотку вцепиться гнилыми острыми зубами. Люди сражаются друг с другом с помощью оружия и в рукопашную, рвут друг друга подобно мертвецам, стреляют без единой эмоции на лице. Каждый сражается за свое. Повсюду кровь и грязь. Свинцовые тучи тяжестью нависли над лагерем, сдавливая всех под своим куполом. Зимний кусачий воздух тут же проникает под тонкую грязную футболку, впитавшую кровь мертвецов, чонгукову собственную и даже тэхенову. Чонгук видит, как парни, что прежде ели за одним столом, спали в одной комнате, теперь подняли друг на друга оружие. Кто-то верен взглядам Шуги и готов бороться до конца, а кто-то очнулся, пришел в себя и увидел реальную картину, где люди от рук великого лидера страдают. Процветанию не быть. — Сможешь орудовать одной рукой? — спрашивает Намджун, целясь в мертвеца, что плетется в их сторону. Один выстрел — дробь разрывает гнилую черепушку на мелкие кусочки. Ошметки разлетаются в стороны алым фейерверком. — Да, — твердо отвечает Гук, щурясь и осматривая развернувшуюся перед собой картину и натягивая на голову капюшон изодранной черной толстовки. — Я найду Джебома и помогу его людям, — быстро бросает Джин и бежит в сторону уцелевших зданий с комнатами. Ким на ходу отстреливается от тех, кто еще утром считал его своим союзником. Перепрыгивает через рухнувшее перед ним тело и скрывается за зданием. Чонгук и подумать не мог, что этот хладнокровный и жестокий на вид человек окажется спасителем человечества. Все это время он славно играл на публику, ни разу не дав трещин в своем образе. Кажется, Чон им даже восхищается в глубине души. Наверное, именно из-за влияния Сокджина они с Тэхеном и Югемом смогли продержаться дольше. Чонгук обещает себе, что поблагодарит этого хена, как только все закончится. — Держись рядом, Гук, — говорит Намджун, проводив Джина слегка беспокойным взглядом и тут же отворачиваясь к Чонгуку. — Ты же понимаешь, что в твоем положении сражаться чертовски тяжело. Я хотел тебя с Тэхеном оставить, но ты, дикий петух, все равно не остался бы сидеть на месте, знаю же, — хмыкает Ким, хлопнув Гука по плечу. — От меня никуда не отходи, мочи этой адской штукой кого можешь, — он кивает на биту, — а я тебя прикрою. Намджун разворачивается, собираясь двинуться к очагу сражения, но Гук остатком правой руки касается его плеча, заставляя притормозить. Ким с вопросом оглядывается на него. Гук закусывает губу, смотрит прямо в глаза Намджуна пару секунд и вздыхает, негромко говоря: — Спасибо, хен. И прости. Ким делится теплом своей улыбки, чуть ли не согревает ею, заставляя забыть о колючем морозе, впивающемся в теплую кожу. Он коротко кивает и говорит: — Не за что извиняться, Гук-и. Теперь идем сражаться с настоящими монстрами. Намджун двигается быстро. Ловко уворачивается от вражеской пули и в ответ стреляет своей мощной дробью, разрывая грудную клетку и оставляя в ней дыру. Он довольно хохочет, похлопав свое неизменное оружие, которое его ни разу не подвело, и целится в очередную жертву. Чонгук на мгновение зависает, успевая лишь нагибаться, когда над головой пуля просвистывает. Намджун будто всю жизнь воевал, будто попробовал порох еще до того, как началось падение мира. Новые условия заставляют человека быстро адаптироваться, лепят из него нечто новое, улучшенное, сильное и выносливое. Кто-то эту ношу выдерживает, а кто-то отчаянно сопротивляется, не принимая, и погибает. Каждому свой путь. Одна из тварей агрессивно хрипит и движется на Чонгука. Из скривленной разорванной челюсти стекает густая кровь, падая на грязную, бывшую когда-то белой футболку с веселой надписью «наслаждайся жизнью». Левая рука у него отсутствует до самого плеча. Гук хмыкает себе под нос и надвигается твари навстречу, поднимая биту и замахиваясь. Чонгука это злит. Быть похожим на них не хочется. Тварью гниющей, которая справляется одними только клыками. Они как братья по несчастью, два потрепанных жизнью человека, но Чонгук — живой, и иметь с мертвецом сходств не собирается. И даже без одной руки остается человеком, и даже без одной руки он будет сильнее безмозглой твари. Гвозди легко вгрызаются в черепушку, словно привыкшие к такому, словно скучавшие по крови и разможенным мозгам. Чонгуку мерзко держать биту в руке, мерзко убивать ею даже мертвеца. В голове сразу же всплывают воспоминания о том, с каким наслаждением Чимин вбивал гвозди в черепушки людей и мертвых. Но Чонгук не такой. Чонгук этой штукой справедливо будет наказывать. Ни одна невинная душа от нее больше не пострадает. Чонгук перенаправляет все силы на левую руку, резко дергает на себя биту, застрявшую в башке ходячего, и вытаскивая ее с мерзким звуком. Еще один точный удар — и тварь валится на землю. Следующий удар приходится по коленной чашечке очередной твари. Ходячий хрипит и падает на землю, стоя перед Чоном на колене и пытаясь подняться. Гук с размаху бьет по серому изуродованному лицу с облезлой кожей, резко дергает биту на себя, вытаскивая из мертвой плоти гвозди, и замахивается вновь, размалывая голову в кашицу. Гук тяжело дышит, утирая лицо рукавом толстовки и озираясь вокруг. Полыхающий огонь уже успел перебраться на соседнее здание, охватывая все больше территории. Холод смешивается с жаром, а дышать все тяжелее. В легких свежему воздуху места не находится. Кто-то выбегает из здания, сгорая заживо, истошно вопит и падает. Возле здания мелькает каштановая макушка Хосока. Он целится арбалетом в горящего человека и выстреливает. Стрела бесшумно вонзается точно в голову. Человек замирает, переставая корчиться на земле, и медленно сгорает, охваченный с ног до головы огнем. Хосок с Чонгуком встречаются взглядами. Хоуп замирает, не опуская арбалет, и медленно скользит глазами ниже, замечая окровавленную биту Чимина в руке Гука. На его лице мелькает замешательство и едва заметный страх. Гук пытается его взглядом насквозь пронзить, уничтожить врага, склоняет голову набок и с вызовом смотрит прямо в глаза, ожидая, когда Хосок выпустит стрелу ему прямо в лоб. Но, вопреки ожиданиям Чона, Хоуп резко разворачивается и стреляет в своего союзника, выпуская стрелу в шею. Тот начинает захлебываться и медленно оседать на землю, отчаянно хватаясь за стрелу пальцами. Затем Хосок вновь оборачивается к Гуку, слегка приподняв брови и поджав тонкие губы, смотря с немым вопросом и как бы спрашивая: «теперь ты веришь?». Чонгук запутывается окончательно. Кто враг, а кто друг? И Джин, и Хоуп все это время были против Шуги? Он недоглядел. Слишком много людей против него оказались. Те, кто были совсем рядом, под боком, все это время планировали на стороне восстание против своего лидера. Гук довольно хмыкает и вбивает биту в очередного ходячего. С каждым ударом проще. Рука привыкает, набивается, легче удерживает рукоять. Намджун быстро перезаряжает дробовик и оглядывается, ища взглядом Чона. Тот входит во вкус, разламывает черепа каждому. И мертвецам, и живым. Смотрит диким зверем, ждет, когда кто-то еще посмеет к нему подойти, затем поднимает окровавленную биту и отправляет в точный нокаут. Намджун зря сомневался. Этот пацан и без руки не промах. Люди борются за свободу, за лучшую жизнь в падшем мире. Они проявляют всю свою жестокость, дабы защитить свое, отвоевать свежий глоток воздуха, чтобы вдохнуть его свободно полной грудью. Женщины взяли оружие, чтобы защитить своих детей, дать им шанс выжить в этом мире, не быть порабощенными одним жестоким человеком, провозгласившим себя лидером. Мужчины сражаются за свои семьи и за ресурсы, с помощью которых они смогут прожить и стать сильнее. Но Шуга никому не давал шансов. Со стороны забора слышится женский крик. Намджун напрягается, прислушиваясь, и тут же рвется к источнику, на ходу отталкивая мертвецов и пристреливая ходячего, что плелся к Чонгуку сзади. У забора столпились несколько тварей, окруживших молодую девушку из Утопии. Она влезла на невысокий выступ, пытаясь отбиваться от мертвецов ногой. Те пытаются ухватиться и утянуть к себе. Намджун хватает одного за шкирку, резко дергая назад и опрокидывая спиной на землю. Два сильных удара ботинком по голове, и тварь окончательно вырубается. Девушка дрожит, прижимаясь к забору и утирая слезы. Она лишилась оружия, испугалась и больше сделать ничего не смогла, найдя единственным спасением небольшую возвышенность. Намджун стреляет в голову одного мертвеца, дырявя одновременно и черепушку того ходячего, что стоит за ним. Двое оставшихся мертвецов агрессивно хрипят и бросаются на Намджуна. Он не успевает перезарядить дробовик и бросает его на землю, немедленно выхватывая из-за пояса маленький клинок. Твари вцепляются в Кима, не дают нормально двигаться. Он тяжело дышит, заводясь сильнее. Резко двигается вправо, с силой вбивая в стену здания одного ходячего. Тот прерывисто хрипит, ему хоть бы что. Намджун хватает его за шею, а второго бьет ногой в живот, отчего мертвец валится на землю, зло хрипя и пытаясь подняться. Клинок с легкостью входит в висок прижатой твари по рукоятку. Глаза мертвеца закатываются, и он безжизненно валится на землю. Ким давит ногой на его щеку, выдергивая из головы трупа лезвие. За спиной слышится выстрел, и Намджун быстро оборачивается. Девушка, успевшая слезть с выступа и попытавшаяся бежать, теперь падает на землю с дырой во лбу. Ким, хватая ртом воздух и утирая со лба выступившую испарину, всматривается в сторону двери здания, откуда выходит один из людей Шуги. Он довольно скалится, направляя дуло автомата на Намджуна и медленно надвигаясь. — Как это низко — убить девушку, да еще и беззащитную, — рычит Намджун, крепче сжимая в руке окровавленный клинок. Эти твари пощады не знают, они хуже мертвецов, настоящее зверье, способное лишь на бездумные жестокости. И таких людей Шуга хотел вывести в новый мир? Нихрена. Не сегодня. — Не такая уж и беззащитная, — фыркает парень с автоматом, делая еще один короткий шаг в сторону Намджуна. — Убила наших. И наверняка не одного. — И поступила храбро. Вам всем давно пора подыхать, — ухмыляется Ким, приподнимая бровь и продолжая стоять на месте. Пусть ублюдок подойдет ближе. — Что хорошего вы делаете для своего народа? Очевидно, ничего, раз они против вас пошли, — продолжает Намджун, глядя парню прямо в серые, как пепел, глаза. — Эти жалкие твари не понимают добра, которое мы для них делаем, — шипит парень. На его лице читается отвращение. — Все им мало, никак не насытятся. Нужно было каждого проучить, чтобы место свое зна… Намджун делает резкий выпад, не давая тому договорить. Сшибает его с ног, наваливаясь сверху и отшвыривая автомат в сторону. Парень оказывается неожиданно сильным, яростно сопротивляется, пытаясь спихнуть с себя Кима, бьет крепким кулаком в скулу, вызывая у Джуна злой рык. В глазах звезды вспыхивают на мгновение. Намджун слепо режет его клинком по щеке, отчего тот шипит ядовитой змеей, затем стискивает челюсти и бьет парня кулаком в нос, чтобы притупить. Живучий ублюдок не дает себя убить. За спиной слышится хрипение, едва заглушаемое собственным звоном в ушах. Кровь закипает, бурлит внутри, не дает сосредоточиться на внешних звуках. Намджун хватает парня за шею, крепко сдавливая ее пальцами чуть ли не до хруста. Тот начинает хрипеть подобно мертвецам, брыкаясь и пытаясь хватать раскрытым ртом крупицы кислорода. Намджун замахивается клинком, целясь парню в глаз, но громко взвывает подбитым зверем, чувствуя, как шею пронзает жгучая острая боль. Совсем рядом, словно сквозь толщу воды слышатся несколько коротких выстрелов. Ким прижимает к шее ладонь, чувствуя под ней горячую липкую кровь, а другой добивает парня клинком, со злостью вонзая его в серый, полный ненависти глаз, из которого тут же маленьким фонтанчиком брызгает алая жидкость. Перед Намджуном стоит Чонгук, застывший с пистолетом в единственной руке, направленным куда-то за его спину. В карих глазах боль и страх, шок и сожаление, он крепко стиснул челюсти, словно сдерживая что-то внутри себя, не позволяя ни в коем случае вырваться. Намджун тяжело дышит, на ватных ногах поднимаясь с убитого парня и смотря на Гука в ответ с немым вопросом. Взгляд Чона скользит по неглубоко прокушенной шее Намджуна. Кровь медленно течет вниз по смугловатой коже, исчезая под воротником потрепанной кожанки. Гук с трудом отводит глаза, заглядывает за спину Намджуна, и старший оборачивается тоже. Сзади лежит мертвец с простреленной головой, а из обезображенной пасти стекает еще теплая кровь. Намджунова кровь. — Хен, — выдыхает Чонгук, растерянно подходя к старшему. — Хен, я опоздал. И п-промахнулся, — Гук бегает полным боли и вины взглядом по лицу Кима, дрожащей рукой крепко сдавливая рукоять пистолета. Промахнулся. Из-за чертовой руки. Опоздал. Джун убирает руку с шеи и смотрит на окровавленную ладонь пустым взглядом, изучая и пытаясь понять, что произошло. — Ты же сказал, что прикроешь меня, почему ушел? — шепчет Чонгук, поджимая дрожащие губы. Намджун медленно переводит взгляд на Чонгука, опуская руку и словно вспоминая, что находится не один. В глазах у него внезапная теплота, окутывающая мягким покрывалом и согревающая; в них какое-то непонятное спокойствие, которому, казалось, неоткуда взяться сейчас, однако оно идет из глубин побитой жизнью души. Он смотрит так, словно утешает и сам извиняется непонятно за что. — Ты меня спас, Чонгук, — хрипло говорит Намджун. Уголки его пухлых губ едва заметно приподнимаются в улыбке. — И благодаря тебе я пока еще могу парочку подобных ублюдков грохнуть, — он в своей привычке невозмутимо ухмыляется, указывая окровавленной ладонью на убитого врага. — Пойдем, нужно остальным помочь, — он внезапно оживляется, возвращаясь в прежнее состояние и поднимая с земли свой дробовик. — Прости, детка, но в этот момент ты мне помочь не могла, — извиняется он перед своим верным оружием, отряхивая его от прилипших травинок и тихо хохоча. Чонгук сглатывает неприятный ком в горле и идет за Намджуном, что перезаряжает дробовик на ходу, мыча себе что-то под нос. Намджун заражен.***
Тэхен с трудом разлепляет правый глаз, слегка щурясь от серого света из окна с мелкими паутинками трещин. С улицы слышна стрельба и крики. По израненному телу пробегаются мурашки, и легкая дрожь прошибает от каждого выстрела. А вдруг сейчас убили Намджуна? А вдруг Чонгука? Неведение убивает. Вот так вот лежать трупом едва живым и гадать, что там происходит и целы ли они — сводит с ума. У Тэхена физическая боль тесно сплетается с моральной. Волнение внутри стягивается крепким узлом, а в горле ком стоит. Тэхен такой бесполезный, распотрошенный одним психом, лежит и топится в собственной боли. Страшно, вообще-то. Конец неизвестен. Намджун появился так неожиданно, внушил надежду на спасение, но что будет дальше? Долго они смогут противостоять жестокому врагу? Что, если уже поздно? Марк перевязал буквально каждый сантиметр на тэхеновом теле, тщательно обработав каждую ранку, и велел лежать, не двигаясь. Напичкал таблетками, что постепенно начинают делать свою работу, избавляя тело от боли, хоть и на время, и отошел с Югемом, о чем-то переговариваясь у двери. Тэхен хотел бы уснуть и ничего не ощущать, ничего не знать и ни о чем не думать. Тэхен уснуть не может, яростно борясь с анальгетиками в своем организме. Уснуть не даст съедающая изнутри тревога и волнение. Спать не хочется. Спать нельзя. Он пустым взглядом смотрит в окно, за которым с новой силой поднимается вверх черный густой дым. Вонь гари чувствуется и внутри, она оседает на слизистой носа, ощущается на языке, пропитала собой волосы и одежду. Здоровый глаз Тэхена все-таки обессиленно закрывается. Он на какое-то время выпадает из реальности, приглушенно слышит автоматную очередь, а голоса Марка и Югема и вовсе утонули в глухом шуме. Тэхену кажется, что время течет бесконечно, медленно. Мучительно медленно. Он открывает правый глаз и оглядывается в надежде увидеть Чонгука и Намджуна, но в комнате только Югем, даже Марка нет. Наверное, ушел на помощь остальным. А Югема оставили присматривать за бесполезным Тэхеном. За обузой. Кима это бесит. Югем хмурит брови и покусывает нижнюю губу, нервно барабанит пальцами по деревянному корпусу автомата, стоя у стены и поглядывая в окно. Тэхен видит на лице младшего беспокойство и страх, которые у самого Кима в груди тяжелым грузом лежат. Югем хочет туда, хочет помочь, как и Тэхен. Он понимает младшего и только сильнее злится на себя. Бездействуя, они ничего не добьются. Охраняя Тэхена, Югем ничем не поможет. И Тэхен ничем не поможет, торча здесь, лежа живым трупом. Надоело. Тэхен приподнимает голову, и та сразу же отзывается головокружением. Перед единственным глазом все плывет. Ким медленно моргает и вновь раскрывает глаз. Потихоньку пелена исчезает, и все приобретает четкие очертания. Он опирается на локти, пытается сесть. Сломанные ребра тут же дают о себе знать. Тэхен прикусывает разбитую губу и морщится. Обезболивающие частично выполняют свою работу, ведь боль могла быть в разы сильнее. Он наконец присаживается, выпрямляя спину, медленно и глубоко дыша ртом. Тэхен бороться сможет. — Хен, — слышится слева голос Югема, но самого не видно. Тэхен поворачивает голову влево, смотря на младшего правым глазом. Со зрением все паршиво. Левый глаз отказал окончательно. Тэхен моргает, и это почти безболезненно, но в глазу абсолютная тьма. Чимин в нее почти утащил. — Зачем ты встаешь? Тебе двигаться нельзя, только хуже сделаешь, — говорит Югем осторожно, но при этом пытается звучать строго. Он подходит к Тэхену и становится напротив, бегая беспокойным взглядом по забинтованному телу. — Мне лучше, Гем, — хрипит Тэхен, оглядываясь в поисках хоть какой-нибудь верхней одежды. — Я не могу тут торчать. Югем на секунду зависает в шоке, удивленный рвением полуживого хена. Он тут же отрицательно качает головой и подходит ближе, пытаясь аккуратно уложить Тэхена на место. — Тэхен-хен, они и без тебя справятся, — уверяет Югем. — В таком состоянии ты ничем не поможешь. Ложись обратно, пожалуйста, так будет лучше. — Югем, — строго зовет Тэхен, пригвождая младшего к месту одним только взглядом. — Не останавливай меня, я все равно пойду. Я знаю, что ты сам хочешь пойти туда, — хрипло говорит он, указывая пальцем на дверь. — Дай мне куртку и ствол. У тебя он есть, я знаю. Югему остается раскрывать и закрывать рот в шоке, не зная, как возразить и остановить упрямого Тэхена. Он его знает. Отлеживаться Тэхен ненавидит, в каком состоянии бы ни был. Югем его даже силой не сможет заставить — раны потревожит. — Хен, тогда я с тобой пойду, рядом буду, — говорит Югем, снимая свою камуфляжную куртку, под которой у него серая толстовка с засохшими кровавыми разводами. Он протягивает куртку Тэхену и достает из-за пояса пистолет, проверяя наличие патронов. Тэхен поджимает губы, кивая и натягивая куртку не без помощи Югема. Тихо шипит, морщась от коротких вспышек боли, и сжимает рукоять пистолета. — Хен, — зовет Югем Тэхена, перекатывающего в пальцах холодные пули, которые тут же исчезают в кармане куртки. Ким поднимает на него вопросительный взгляд. — Твоя катана… Я нашел ее в оружейном отсеке, когда мы прорвались туда, — Югем отворачивается и подходит к высокому узкому шкафчику в углу комнаты. Тэхен напрягается, вставая с койки и следя за младшим. Он и не мечтал вновь взять в руки свое излюбленное оружие. Лишь во сне мог услышать свист лезвия, рассекающего воздух. Югем аккуратно достает красно-черную катану, держа ее на раскрытых ладонях и поднося к Тэхену. Тот медлит, завороженно оглядывая ее, затем забирает, крепко сжав пальцами рукоять. Теперь кажется, что все так, как и должно быть. Словно частичка его вернулась, сложилась в цельную мозаику. Тэхен без катаны слабый и беспомощный, ничтожный и уязвимый. Он медленно достает ее из ножен наполовину, металл блестит в холодном свете. — Спасибо, Гем, — шепчет Тэхен, благодарно кивая и засовывая катану обратно. — Теперь идем, нужно поторопиться, — он вешает оружие на плечо и ковыляет к двери, не дожидаясь младшего. Югем выходит следом и держит автомат наготове, щурясь и осматриваясь, продвигается вперед, чтобы Тэхена прикрыть в случае чего. Тот достает катану и сжимает обеими руками рукоять. Поджимает губы, сдерживая боль, рвущуюся наружу, и двигается вперед. В этой части лагеря только ходячие встречаются. Выстрелы слышны с центральной части, в самом пекле. Тэхен останавливается, втягивает ноздрями ледяной колючий воздух и двигается дальше, прихрамывая и ловя вспышки боли при каждом шаге. Но это ерунда, мелочь. Эта боль не важна. Важны жизни друзей, которые прямо сейчас сражаются за свободу в безумном, свихнувшемся мире. Боль — лишь маленькая жертва. Впереди, из-за серого двухэтажного здания, выползает небольшая толпа мертвецов. Завидев движение, ходячие тут же тянутся в сторону Югема и Тэхена. Младший поднимает автомат и уверенно движется к ним навстречу. Мертвецы преграждают путь к центру лагеря. Тэхен поднимает катану, идя за Югемом, но тот оборачивается, жестом руки останавливая. — Я разберусь, хен, не трать силы, — уверяет Югем, отворачиваясь и отстреливая башку ближайшей твари. Тэхен медленно движется следом, вертя головой в разные стороны. Отсутствие зрячего глаза усложняет все, не позволяя половины разглядеть. Мир сузился. Пока Югем отстреливает наступающих мертвецов, Тэхен сворачивает за угол, осматриваясь на наличие новых мертвецов, идущих на шум. Он ступает медленно и тихо, как ниндзя. Облизывает пересохшие губы, выдыхая клубы теплого пара на морозный воздух. Зима наступила. Середина декабря? Похоже на то. Тэхена, как и многих других, уже не волнует ни время, ни дата. Холодно — нужно искать тепло, укрытие, нужно пытаться выжить, не умерев прежде всего от холода. Тэхена пригвождает к месту черная фигурка с рюкзаком на плечах и автоматом в руке, прошмыгнувшая через прорезь в заборе. Человек оборачивается к лагерю, кому-то махнув, и идет вперед, постепенно скрываясь среди кустов и деревьев. У Тэхена внутри что-то вспыхивает, словно спичку кинули в лужу разлитого бензина. Пламя синее, ледяное. В горле сперло, Тэхен буквально чувствует запах гари на языке. Шуга, о котором Тэхен совсем позабыл из-за переживаний о друзьях, прямо сейчас тихо уходит с поля боя. Тэхен застывает, не в силах сдвинуться. Сзади Югем, борющийся с толпой мертвецов, пробивающий путь к Чонгуку и Намджуну, а спереди Шуга, не дающий тэхеновой душе покоя с того самого дня, как мир начал катиться к чертям, когда началась волна первого хаоса. Тот, кого он так давно искал и жаждал уничтожить. Тэхена разрывает. Он оглядывается в сторону Югема и отворачивается, решительно делая шаг в сторону забора. За Шугой следуют двое парней, и Тэхену приходится присесть с тихим болезненным стоном, чтобы не быть обнаруженным. Он выжидает около минуты, пока те не скроются, затем поднимается и ковыляет к забору. Возможно, это его конец. Возможно, его обнаружат и подстрелят, добьют. Югем так и не узнает, что произошло, а Чонгук… Тэхен стискивает челюсти и прошмыгивает через небольшое отверстие в заборе, осторожно ступая по промерзшей земле, обходя сухие хрустящие ветки. Внезапная боль пронзает все тело, Тэхен мычит болезненно, опираясь рукой о дерево, и слегка сгибается. Анальгетики постепенно перестают действовать. Ким тихонько дышит, прикрыв глаза, затем медленно выпрямляется и движется дальше. Плевать на боль. Это ерунда. За спиной выстрелы становятся все тише. Тэхену все сердце рвет от незнания того, что там сейчас происходит. Путь один. Сворачивать поздно. Ким прикладывает свободную руку к поломанным ребрам, не представляя, как вообще способен еще двигаться, но все равно идет вперед, через мертвый лес, полный голых скрюченных деревьев, обнаживших свое уродство. Впереди человек, которого стоит убить даже не ради прошлого, а ради будущего. Если он все еще жив, живы и его взгляды, его законы, и он воссоздаст их если не здесь, то в другом месте. Тэхен идет около десяти минут, пока не натыкается на старый, небольшой невзрачный домик неподалеку от трассы. Возле него мелькает знакомый серый пикап. Ким наклоняется и осторожно подбирается к домику, внимательно оглядев его. Снаружи, со стороны Тэхена, стоит один из людей Шуги. Он смотрит в сторону дороги, держа автомат наполовину опущенным. Ким тихо ступает к домику, держа катану в правой руке, пытается нагнуться так сильно, насколько пробуждающееся от анальгетиков тело позволяет. Прошмыгивает под окном и хватает парня за плечо. Острие катаны легко входит в плоть, как масло разрезая внутренности. Крепко зажатая на губах рука Тэхена не дает парню издать ни звука. Ким чувствует на ладони горячую жидкость, брызнувшую из его рта, прижимает к себе и тихо укладывает на землю, попутно вынимая лезвие катаны со спины. Тэхен сразу же выпрямляется и снова вонзает катану в глаз умершего, добивая, чтобы не восстал. Прижавшись к деревянной стене домика, Тэхен продвигается ко входу, осматриваясь единственным глазом вокруг. Кажется, снаружи больше никого нет. Но Ким точно помнит, что за Шугой последовали двое. Второй может быть внутри. Тэхен прислушивается. Там только тихий шорох, едва уловимый. Где-то на верхушках деревьев вороны каркают, а вдалеке чуть слышны выстрелы. Ким двигается осторожно, бесшумно поднимается по трем лесенкам и проскальзывает в приоткрытую дверь, вертя головой и осматриваясь. Внутри света нет, он идет только из окон, слабо освещая темное помещение, провонявшее сыростью. Перед столом у противоположного окна стоит Шуга, роясь в рюкзаке. Левый бицепс у него перевязан белой тряпкой, которую постепенно пропитывает кровь. У Тэхена внутри что-то взрывается, он в два шага доходит до Юнги. Холодное лезвие катаны прижимается к фарфоровой шее лидера. Тот застывает на месте, разглядывая что-то за пыльным окном, и вдруг хрипло смеется, отчего давление на шее только сильнее становится. Поглядывает на автомат, что лежит на полу, прислоненный к стене. Не дотянуться. — Как тебе живется? — тихо спрашивает Тэхен со стальными нотками в ледяном голосе. — После всего, что ты творил до сих пор. Как оно? Юнги ухмыляется, суживает глаза, пытаясь глянуть на Тэхена, но тот шевелиться не позволяет. Острие почти разрезает кожу на тонкой шее. Мин сглатывает, сильнее упираясь в лезвие. — Одноглазый калека пришел вершить правосудие? — хрипло спрашивает Шуга. Тэхен поджимает губы, едва сдерживаясь, чтобы не перерезать ему глотку сразу. — Удивительно, как ты еще стоишь после того, что сделал Чимин. — Заткнись, — шипит Тэхен, игнорируя такое мерзкое слово «калека», которым прежде Чонгука награждали. Теперь Тэхен понимает, каково это. От этого больнее. — Где твой дружок? Бросил его? Я его тоже достану, будь уверен. — Чимин скоро придет, — спокойно говорит Шуга. — Думаю, он будет очень рад тебе. — Он был там тоже? — тише говорит Ким прямо на ухо Юнги. — О чем ты? — не понимает лидер, чуть хмурясь. — Он был там? С тобой. В тот вечер, — уточняет Тэхен, выдавливая из себя те ужасные воспоминания, о которых прежде вслух не говорил. — Когда все только началось и ты… — он осекается, поджимая дрожащие губы и крепче сжимая пальцами рукоять катаны, жаждущей чужой крови. — Я просто… Чем, чем ты думал? — шепчет он, чувствуя, как по щекам непроизвольно текут жгучие слезы. — Я помню твое лицо. Помню, что ты сделал… Выражение лица Юнги меняется от леденящего душу шепота. Он понимает все. И вспоминает. — Тогда я не знал Чимина, его там не было, — шепчет Юнги, глядя в окно. — О чем я думал? О полной свободе. О том, что могу все. И так до сих пор. Я был не в себе, я делал много шокирующих и необдуманных вещей, а твоя сестренка… — Не говори о ней, — резко обрывает его Тэхен, рыча. Из-под лезвия течет алая струйка. — Она попала под горячую руку, знаешь, кайф в организме не разбирает, что хорошо, а что плохо, — продолжает Юнги, игнорируя лезвие, что режет кожу. — Думаю, тебе мои извинения и сожаления не нужны, я извиняться и не стану. Это было по новым правилам мира, так что… — Эти правила создал ты, они ни для кого другого больше не имеют значения, — цедит Тэхен, внимательно следя правым глазом за профилем Юнги. У того уголки губ снова поднимаются вверх в довольном оскале. — Ошибаешься, Тэхен, — улыбается Шуга, облизывая губу. — У этой змеи много голов, за ней следует много людей, они видят в ней свое спасение. — Я видел последствия твоего влияния, — Тэхен поджимает дрогнувшие губы, душа новый болезненный стон-всхлип. Боль пробуждается. — Ах, Чонгук, — Юнги усмехается. — Он бы стал лидером после меня. Гук-и себя показал уже. Свою холодную жестокость. Он был красив, когда убивал, — мечтательно говорит Шуга, поднимая глаза вверх. — Его зверье уже вырвалось наружу благодаря мне. Думаешь, он снова станет послушным щенком после такого? Это в каком-то роде наркотик. Сейчас он держится, жертвует ради любимого рукой и даже жизнью, сожалеет о том, что делал, но это временно. Ему надоест. Один щелчок, — Шуга делает короткую паузу, — и он снова станет машиной убийств. — Ты его не знаешь, — качает головой Тэхен. Представить такого Чонгука просто невозможно. Больше нет. Он не станет мразью, подобной этим нелюдям. Юнги не прав. — Посмотрим, Тэхен, — улыбается Шуга. Тэхена ослепляет вспышка боли. Юнги бьет точно по ребрам, безошибочно находя уязвимое место. Ким кричит, скручиваясь на полу. Катана выскальзывает из рук, с лязгом куда-то падая. В какой-то момент даже зрячий глаз лишается зрения. Все плывет. Тэхен слышит голос Шуги, но не слушает, чувствует хватку на волосах. Его лицо поднимают и бьют в нос, из которого тут же брызгает алая струя. Вся боль, что в нем есть, сжимает, не дает свободно двинуться. Хватка на голове исчезает, и Ким обессиленно опускает ее, чуть ли не стукаясь подбородком о деревянный пыльный пол. — Тебе может повезти, и ты умрешь не так болезненно, как хотелось бы. Разъяснять что-то, ковыряться в прошлом нет смысла. Моя система будет жива в любом случае. Людям так надо, Тэхен. Чтобы как скот загнать их в одно безопасное место и брать с них то, что будет полезным для всех. Тэхену слышать Юнги противно, его потряхивает от боли и жгучей злости, свинцом растекающейся по телу. Он сплевывает кровавую слюну, облизывает губы и поднимает взгляд вверх. Шуга возвышается над ним, словно бог этого мира. В его глазах лед, мороз, закрадывающийся в душу. Тэхен стискивает челюсти до скрежета зубов, душит свою боль, игнорирует ее, глушит свои мысли и хватается рукой за лодыжку Юнги, сваливая его с ног и тут же залезая на него сверху. Юнги пытается подняться, спихнуть с себя Тэхена, слепо бьет, попадая по лицу. Тэхену плевать на эти удары, больнее не будет. Он залезает на живот Шуги и впечатывает кулак в лицо, сдавливает его рану на руке пальцами, отчего Юнги вскрикивает, дергаясь. Тэхен бьет и бьет, не помня себя, не чувствуя уже собственной боли, потухшей на фоне всепоглощающей злости. Это то, чего он так жаждал. Единственный в мире человек, смерти которого Тэхен так желал. Сейчас он под ним извивается и отбивается. Ким чувствует чужую кровь на костяшках и ощущает легкость. Внутри него все переломано, он как мешок с костями раздробленными. И душа, и тело словно в блендере побывали, но Тэхен освобождается, скидывает с души тяжелый груз, что так давно на ней лежал, порой даже дышать свободно не давая. Он ищет диким горящим взглядом катану, пока второй рукой сдавливает бледную шею с алой полоской крови. Тэхен нагибается в сторону и хватает рукоять катаны, болезненно шипя от боли. В груди сердце добивает ребра, пытаясь вырваться наружу. У Тэхена из глаз новый поток горячих слез. Он не сдерживает больше всхлипов, сдавливает ногами бока Шуги, не давая выбраться, и заносит катану, держа рукоять дрожащими руками. — Ты же заслужил этого, понимаешь? — шепчет он, всхлипывая и глядя в глаза Шуги. Тот облизывает кровавую губу и ухмыляется, обессиленно лежа на грязном полу. Черная челка прилипает ко лбу, взмокнув от крови и пота. — Ты не умрешь. Будешь существовать, сам себе не принадлежа, — Тэхен жмурится, тихо плача. — Мое дело продолжится, а ты делай, что нужно, Тэхен. Для вас мир все равно не станет лучше после моей смерти, — хрипит Шуга, его кашель смешивается со смехом. Он глядит на Тэхена равнодушным, отстраненным взглядом темно-шоколадных глаз. — Ты ошибаешься, — Тэхен поломанно улыбается разбитыми губами. Он бьет катаной точно в грудь, туда, где сердце. Тэхен жмурится и дрожащей рукой давит на рукоять, вгоняя лезвие еще глубже. Шуга хрипит, кашляет кровью. Он продолжает смотреть на сломанного человека, которому сейчас наверняка больнее, чем ему, пораженному острым лезвием, разрывающим его пепельное сердце. Оно прахом рассыплется, осядет на грязную промерзшую землю, по которой потом ходячие маршем пройдут, а Тэхен с этой болью останется. Исполненная месть никогда не облегчает человеку жизнь. Тэхен кричит, но не слышит себя. Он слезает с умершего Шуги, так и оставив катану в груди его, и сворачивается в клубок рядом, сотрясаясь в рыданиях. Горло рвет от крика, глаза жжет от бесконечного потока слез. Рядом слышится выстрел, но Тэхен не реагирует. Сжимает свои плечи окровавленными пальцами и плачет от чрезмерной концентрации боли в душе, в теле. Все руины внутри него наконец превратились в прах, развеянный на холодном ветру растерзанной души. В дверях старого домика стоит Чонгук. За спиной его все белеет, покрывается первым снегом. Он маленькими хлопьями оседает на чонгуковых плечах, путается в каштановых волосах. Чонгук тяжело дышит, легкие рвет от быстрого бега, в руке дымится пистолет, а под ногами лежит труп одного из псов Юнги, который собирался выстрелить в свернувшийся на полу комок, дрожащий от боли и холода. Помутневший левый глаз не видит Чонгука. Тэхен судорожно хватает ртом воздух, не в силах плакать. Сознание медленно уплывает, а боль снова начинает растворяться. Чонгук прижимает к себе Тэхена, швырнув пистолет в сторону, и покачивает его в своих объятиях, гладит по голове, по спутанным огненным вихрам, что теперь сосульками окровавленными стали. Гук пытается окутать бессознательное тело своим теплом, а сам смотрит пустым холодным взглядом на труп Мин Юнги. Все закончилось.***
Чимин бежит, плюнув на простреленное Чонгуком бедро, судорожно оглядывается назад, где у забора столпились мертвецы. Шуга ждет его в старом домике. Оттуда они отправятся на другую базу в пригороде. Чимин еле оторвался. Одних перебили, а другие сдались. В лагере не осталось никого, кто мог бы прикрыть спину. Все жаждут чиминовой крови за все его зверства. Хотят его разорвать и съесть его плоть, как делал это он. А бита так и не нашлась. Пак поправляет лямку рюкзака на плечах и зло рычит сквозь стиснутые зубы, когда ранение цепляет сухая ветка. Впереди виднеется домик, но нет машины, на которой они собирались уехать. Чимин замедляется, облизывая пересохшие губы, и поднимает пистолет, уверенно подходя к домику. На пороге расплылась лужа крови. Пак прослеживает за дорожкой, ступая прямо по ней. В ноздри бьет легкий, чуть ощутимый трупный запах. Чимин перешагивает через убитого союзника и расплывается в улыбке. Спиной к нему стоит Шуга, склонив голову набок. Чимин делает к нему шаг и облегченно выдыхает: — Ты жив, Юнги. А где тачка? Что тут случилось? Юнги не отвечает. Он разворачивается и смотрит на Чимина мутными глазами, покрытыми белой пеленой. Его бледная кожа посерела, а венки на руках и шее стали в разы четче, словно под кожей у него змеи расползлись. Он скалится кровавыми зубами и двигается к Чимину, у которого улыбка на лице так и застыла. — Что за черт, Юнги? — спрашивает он, скидывая рюкзак на пол и ступая навстречу Шуге. — Что с тобой сделали? — Чимин хихикает, как умалишенный, и протягивает к Юнги руку. Тот тянется в ответ. Чимин замечает окровавленную грудь Юнги, где зияет маленькое отверстие в области сердца, и тяжело сглатывает, качая головой в неверии. Шуга дотягивается до Пака, но серую холодную руку сжимает теплая чиминова. — Юнги, — зовет Чимин дрогнувшим голосом, все еще улыбаясь и сплетая с мертвецом пальцы. Тот машет свободной рукой, не обращая внимания, пытается ухватиться за живое тело. — Кто это сделал, Юнги? — все спрашивает Чимин, касаясь кончиками пальцев другой руки груди Шуги. — Кто забрал твое сердце? Чимин его руки крепко держит и укладывает сопротивляющегося мертвеца на пол, садится рядом и обхватывает ладонями лицо, разглядывает, гладит большим пальцем холодную впалую щеку. Шуга в ответ клацает зубами, пытаясь откусить палец, снова руками размахивает, но Чимин крепко удерживает его. — Юнги… — зовет он, а в ответ хрипение ходячего мертвеца. — Юнги! Чимин начинает громко и заливисто смеяться, а в уголках глаз слезы блестят. Он гладит Юнги по волосам, игнорируя сопротивление. Смех его переходит в истерический, затем вовсе становится похож на рычание дикого зверя. Чимин наклоняется к лицу Юнги и прижимается пухлыми губами ко лбу, пока другой рукой всаживает в его висок клинок. Юнги замирает, руки его с глухим стуком падают в лужу собственной холодной крови. Чимин жмурится и вытаскивает клинок из его головы с неприятным звуком, затем отбрасывает его в сторону и начинает остервенело рвать на Юнги одежду. Его пробивает на тихий хохот, а глаза окончательно покрывает пелена безумия. Он разрывает его тело голыми руками, которые уже по кисть в темной густой крови. Чимин подносит к лицу ладонь и мажет кровью Юнги свое лицо и шею, чему-то улыбаясь.