Намджун стоит на балконе, вдыхая морозный воздух через нос, и устало прикрывает глаза, под которыми темные круги залегли. Он прислушивается к негромким разговорам жителей Утопии внизу, к детскому смеху, такому редкому и удивительному в новое время. На бледных пересохших губах легкая улыбка. Руки с четко выделяющимися темными венами под кожей сжимают холодную металлическую ограду. Сил все меньше, сознание разрушается кирпичик за кирпичиком, рассеивается, становится пылью.
Внизу Джин стоит, сложив руки на груди и негромко переговариваясь с жителем Утопии. Он поджимает губы, хмурится и коротко кивает, внимательно слушая собеседника. В общине царит гармония и покой после случившегося. Победа тихая, сплетенная со скорбью по погибшим в этой войне. Джин слегка хлопает мужчину по плечу и поднимает голову, встречаясь с Намджуном взглядом. Что-то в его глазах меняется, тускнеет, но вида он не подает. Коротко кивает и опускает голову, двинувшись к зданию мотеля.
Намджун сидит на краю мягкой двуспальной постели, оглаживает большим пальцем дробовик, лежащий на коленях, вслушиваясь в негромкое тиканье настенных часов. Они словно отсчитывают время. Его время. За временем мало кто следит теперь, оно слилось в одну общую массу, течет себе плавно. Ким поднимает голову, смотря на циферблат черных круглых часов, покрытых слоем пыли.
13:25.
Намджун тихонько усмехается, откладывая дробовик на мягкую постель, трет сухие ладони о джинсы, вздыхая и оглядывая комнату. Кровать, тумба, комод с зеркалом, шкаф в углу, телевизор с треснутым экраном и бордовый ковер на весь пол. Все такое чуждое, словно из другого мира. Намджун с тоской вспоминает свои места для ночлега, касаясь ладонью взбитой мягкой подушки. Такая ценная вещь нынче, что даже забавно.
Дверь в комнату с тихим скрипом открывается. В проеме Джин стоит, сунув руки в карманы куртки, и смотрит на Джуна, склонив голову набок. Лицо его в ссадинах, на скуле фиолетовый синяк расцвел, бровь рассечена, а белоснежные волосы взлохмачены. У всех сейчас подобный вид. Все похожи на мертвецов с этой бесконечной усталостью и тоской в глазах.
— Как ты? — спрашивает Джин негромко, шагнув в помещение.
Намджун пожимает плечами, кивая чему-то задумчиво, затем смотрит на Сокджина, слабо улыбнувшись.
— Как Тэхен? — спрашивает он. Голос у него хриплый, тихий, бесцветный какой-то, совсем не его собственный.
— Отдыхает. Марк позаботился о нем. Он нарасхват сейчас, только два врача на такое количество людей. Югем пытается помогать, — Джин проходит в комнату, садясь рядом на край кровати. — Намджун… — тише зовет он после недолгого молчания, заглядывая в теплые карие глаза Джуна.
— Нет, Джин, — Намджун качает головой, похлопав ладонью колено Джина и опуская глаза в пол. — Все нормально, правда.
— Что я могу сделать для тебя? — спрашивает Джин, накрыв своей теплой ладонью намджунову прохладную и неестественно бледную.
— Ничего не нужно, — улыбается Намджун, отводя взгляд. Смотреть в глаза, полные боли и сожаления, так трудно. Так смотрят на людей, потерявших своих близких, так смотрят на умерших. Со скорбью и сочувствием. Намджуна для него уже нет. Он снова поднимает взгляд на Джина, продержав паузу, затем говорит чуть тише: — Хотя, я хотел бы попросить тебя кое о чем. Пообещай, что сделаешь?
Джин хмурится, медленно кивая и внимательно слушая.
— Пристрели меня, когда придет время, — хрипло просит Намджун, смотря с мольбой в глаза напротив. — Ты сможешь это сделать для меня?
Джин весь напрягается, а глаза его начинают растерянно бегать. Он хочет закричать, что не станет, ни за что не станет убивать его, хочет встать и уйти, закрыть уши, чтобы таких вещей не слышать, но Намджун ждет ответа, он надеется на него. Джин сжимает его ладонь в своей и коротко кивает.
— Да, Намджун.
В комнату стучатся, и Джин быстро убирает руку, вновь сунув ее в карман.
— Открыто, — говорит Намджун, а Джин поднимается с кровати, вставая у окна и прислоняясь поясницей к подоконнику.
В комнату входит Югем, держащий в руке ящик с холодным пивом, а следом Чонгук, бережно придерживающий за талию Тэхена.
— Ого, тусовку закатим? — усмехается Намджун, забирая ящик у Югема и ставя его на тумбу. Он коротко обнимает младшего и строго говорит последним вошедшим. — Снова сбежал, негодник, так ты не скоро поправишься, — он качает головой, глядя на Тэхена. Тот приподнимает уголок разбитых губ в ухмылке, слегка пожимая плечом.
Все рассаживаются: кто на кровати, кто на полу, образуя маленький уютный круг. Намджун с наслаждением отпивает холодное пиво, довольно облизывая влажные губы.
— Отличное пойло! Где достали? — спрашивает он восхищенно.
— Джебом подкинул, — говорит Югем, утирая губы рукавом толстовки и прислоняясь спиной к кровати, где сидит Тэхен.
— Надеюсь, вы передадите ему мою благодарность? — Джун подмигивает, отхлебывая пиво и кидая короткий взгляд на часы.
14:37.
Намджун поджимает губы, отворачиваясь и вертя в руке запотевшую бутылку. Руки ей по холодности не уступают.
Прощальная вечеринка медленно протекает, время сжалилось, не так спешит. Или Намджун все меньше соображает. Все начинает подвергаться сомнению. В кругу хороших друзей тихо и уютно, это не похоже на дикую шумную тусовку. Каждый тут натерпелся, вдохнул пороху вперемешку с кровью, прочувствовал боль всем телом и душой. И радоваться нечему. Намджуну недолго осталось. Это последний день. Еще бы дату знать.
Чонгук молчалив, как никогда. Он погружен в себя, задумчив и серьезен. Разделять грустную радость остальных получается с трудом. Тэхен рядом с ним едва заметно улыбается, вспоминая какие-то забавные моменты. Все тихонько смеются, делятся своими приключениями. О том, что еще свежо в памяти, никто не вспоминает, даже вскользь не упоминает. Все хотят запечатлеть в памяти образ улыбающегося Намджуна — брутального андеграундного рэпера из далекого прошлого, спасшего каждого здесь.
Взгляд Гука то и дело падает на шею Намджуна, где укус мертвеца скрыт пластырем. Чонгук поджимает губы плотнее, все крепче сдавливая бутылку. Пить не хочется совершенно. Чонгук себя мысленно проклинает, а когда все смеются над очередной шуткой или забавной историей, давит из себя сухой смех, чтобы не портить атмосферу.
Он Намджуна убил. Сейчас все могло быть иначе.
Намджун замечает потухший взгляд Чона, фальшивый смех, который тот давит из себя большими усилиями, сжатые в тонкую линию губы. Но не говорит ничего. Только на часы вновь поглядывает.
15:03.
Приходит вымотавшийся Марк, устало плюхается рядом с парнями, откупоривая для себя бутылку освежающего напитка и с удовольствием попивая. Он вымученно рассказывает о раненых и их количестве, о том, что нужно съездить в разрушенный лагерь и забрать медикаменты, потому что тут их становится все меньше.
Намджун внимательно слушает каждого, разглядывает уставшие лица, зачем-то запоминая каждую мелочь, которую прежде мог не замечать. Замечает, как Тэхен с едва скрытой заботой поглядывает единственным глазом на Чонгука, слегка задевает его бок своим локтем, и этот жест кажется каким-то успокаивающим, утешающим, потому что после этого взгляд Чонгука теплеет, он весь немного расслабляется, но все равно не перестает хмурить брови, а в глаза Намджуну смотреть все не решается.
Намджун уже не разбирает, в чем причина, когда голова начинает кружиться. Пиво или вирус. Значения больше не имеет. Он чувствует, как тело слабеет, становится неподъемным, а разговоры друзей уходят на второй план. Ким рад бы, будь это опьянение, но все в разы сильнее. На часы смотреть не хочется, голова с трудом поворачивается. Он упорно допивает остатки на дне бутылки и пытается положить ее на пол, но та падает набок, слегка откатываясь и привлекая внимание парней. В комнате наступает оглушающая тишина. У Намджуна кожа сереет, глаза тускнеют, а на лбу испарина. По виску течет капля пота.
— Намджун, — негромко зовет Джин, поджимая губы. Ким поднимает на него тяжелый взгляд и коротко кивает. Он понимает. Все понимают.
Тэхен поднимается с постели и садится возле Намджуна, крепко обнимая его и стискивая зубы. Джун обнимает в ответ, отдает Тэхену остатки своего тепла, прижимая к себе израненное тело друга. У Тэхена по щекам слезы катятся, падая на кожанку Намджуна.
— Ты это дерьмо вытянешь, Ви, я в тебе уверен. Только держись рядом с ним, — шепчет Джун на ухо Тэхену, поглаживая его слегка дрожащую спину. Тэхен кивает, тихо всхлипывая, и отлепляется от друга, судорожно утирая влагу со щек.
— Намджун-хен, — тихо говорит Югем, опуская взгляд в пол. Его нижняя губа мелко дрожит, а на глазах слезы. — Ты спас меня. Не раз спасал. Нас всех. Я не знаю… — тихий всхлип. — Не знаю, к-как тебя… — он запинается, тяжело вздыхая и смотря на Намджуна. — Прости…
Югем прижимается к старшему, к своему герою, которого так возносил. Отчаянно, так крепко, словно не позволит вирусу забрать его жизнь, не позволит хену исчезнуть из его хватки.
— За что ты извиняешься, Гем? Прекрати, — сухо смеется Намджун, похлопав младшего по плечу. — Просто пообещай мне быть сильным и не дай всем этим идиотам пропасть, понял?
Югем судорожно кивает, всхлипывая и болезненно прикусывая губу. Он будет. Будет сильным, будет таким, как Намджун, как его личный герой.
Марк с Намджуном крепко обнимаются и молча кивают друг другу.
Чонгук стоит у окна, играя желваками и глядя куда-то тяжелым задумчивым взглядом. Он слышит, как друзья прощаются с Намджуном, слышит всхлипы Югема и тихий, слабый смех Джуна. Прикрывает глаза, тяжело сглатывая, затем поворачивается, заглядывая рядом стоящему Намджуну прямо в глаза.
— Я тебя убил, — хрипло говорит Гук, поджимая губы. — Я мог этого не допустить, но как всегда облажался.
Ким улыбается, качая головой, и подходит ближе, отвечая негромко:
— Ты ничего не мог сделать, Чонгук-и. Вина тут только в моей потере контроля. Если бы ты не появился там, я давно бы помер. Но ты дал мне время. Ни в коем случае не вини себя. Ты понял?
Чонгук заглядывает ему в глаза и коротко кивает. Намджун протягивает ему руку, давя из себя улыбку, на которую сил уже не остается. Гук смотрит растерянно, затем протягивает свою руку в ответ, крепко сжимая. Холодная, словно неживая, сил в ней нет совсем, и это выглядит так странно, потому что Намджун всегда был сильным, способным идти напролом, наплевав на собственную безопасность. Теперь Намджун рассыпается на части, от него прежнего лишь призрак остается.
Намджун сидит на краю кровати, затуманенным взглядом смотря перед собой. Напротив Джин стоит с пистолетом, а по комнате разносится негромкое тиканье часов. Время Намджуна на исходе. Последние крупицы падают тяжелыми камнями за стеклом песочных часов. Намджун чувствует, как над собственным телом лишается контроля. В голове бред, туман, из которого вылезают время от времени случайные образы из его недолгой жизни.
— Так, на свидание со мной не согласился бы? — спрашивает негромко Джун, с трудом поднимая глаза на парня.
— Согласился бы, — отвечает Джин, сглатывая горький ком.
Намджун тихо смеется.
— Ты это специально говоришь, чтобы умирающего не обидеть.
— Ну ты и тормоз, Ким Намджун, — вздыхает Джин, сжимая в руке рукоять пистолета. — Ты поздно сообразил.
— Кто знал, что мое время так скоро закончится? — Джун грустно усмехается, пожимая плечами. — Хватит трепаться, — говорит он после небольшой паузы. Его голос бесцветный, холодный и обреченный. — Упокой мою душу, Ким Сокджин.
Намджун встает с кровати, на ватных ногах шагнув к Джину и обхватив пальцами его запястье. Он поднимает его руку с пистолетом, упирая холодное дуло в свой лоб.
— Давай, Джин-и, помоги мне, — шепчет дрогнувшим голосом. Джин смотрит ему в глаза, сдерживая прикушенной губой всхлип. Намджун был хорошим другом, хоть и не очень долго.
Рука дрожит, негнущийся палец с трудом тянется к курку. Джин хочет, чтобы этот ужасный момент после был стерт с его памяти.
Намджун поднимает взгляд на часы за спиной Джина.
16:09.
В комнате раздается выстрел.
В коридоре Чонгук крепко обнимает содрогающегося Тэхена, а Югем прижимает ко рту ладонь, сползая вниз по стене и смотря стеклянным взглядом перед собой.
— Я бы пошел с тобой на свидание, Ким Намджун, — говорит Джин в пустоту, смотря туда, где только что стоял Намджун.
***
Тэхен сидит на поваленном иссохшем дереве в лесу за лагерем, держа на коленях деревянный крест, сделанный Чонгуком и Югемом. В правой руке он сжимает рукоять чонгукова ножа, а левой придерживает доску креста, выцарапывая на ней острием имя падшего героя.
Ким Намджун. Друг. Герой.
Человек.
Вокруг деревья, почти лишившиеся листвы. Колючие кусты. Сырая земля и яма в полтора метра в глубину.
Тишину нарушает только легкий ветер и карканье ворон, сидящих на скрюченных верхушках деревьев. В земле гроб, а на поверхности друзья, стоящие вокруг с горстями земли в ладонях. Они подходят по очереди, осыпая крышку самодельного гроба, что помог соорудить Хосок. Он подходит к яме неуверенно. Крупицы земли с тихим шорохом падают на крышку. Чон смотрит несколько секунд вниз, туда, где лежит человек, о храбрости которого он успел услышать, затем отходит в сторону.
Все молча наблюдают, пока Марк и Хосок закапывают гроб. Тэхен поджимает губы и отворачивается, когда Джин ставит крест на надгробии.
***
По пустынной округе разносится топот сотни пар ног, сопровождаемый хрипением. Шоссе за Тэгу тянется на километры, и неизвестно, куда приведет в конечном счете. Толпа ходячих мертвецов размеренно движется вперед, словно марширующий отряд. Твари бездумно озираются вокруг, ничего не соображая, и все идут вперед, пока жертва не собьет их с бессмысленного пути.
Чимин еле передвигает ногами. Он прихрамывает, идя в центре толпы мертвецов, в самой гуще. Они задевают его плечами и даже не реагируют. Чимин такой же, как и они. Он с ног до головы омыт кровью Шуги, кровью мертвеца. Она запеклась на его щеках и лбу, на шее и руках, она впиталась в джинсовку и футболку под ней. Чимин Юнги не оставил, забрал его частичку с собой.
Он смотрит пустым взглядом вперед, сжимая в опущенной руке заряженный пистолет. Вокруг такие же, как он — лишенные разума, души и цели. Дикие звери, твари, рвущие плоть голыми руками. Разве он другой? Разве он чем-то отличается?
Чимин осматривается вокруг, заглядывая в уродливые лица мертвецов и надеясь найти кого-то знакомого. Надеясь увидеть врагов своих, что разрушили его мир. Но вокруг незнакомцы. Чужие, обезображенные. У каждого смерть на лице, на теле. Застрелен, сожран, укушен, повешен, лишен конечности, перерезал вены, сожжен, утоплен. И так далее.
Чимин хрипло смеется, бесстрашно подходя к мертвецам вплотную и заглядывая в мутные глаза. Тварь в ответ хрипит недовольно, и Чимин отходит, сухо посмеиваясь. Некоторые ходячие начинают реагировать на звук, оборачиваясь, но не видя перед собой жертву. От Чимина мертвечиной разит, разложением. Он один из них.
— Нет, нет… — говорит Чимин, качая головой и хохоча. По липким от крови щекам текут соленые слезы. — Я не хочу, больше не хочу, — дрожащим голосом говорит он, пятясь назад и сталкиваясь спиной с крепкими телами ходячих. Они в самое ухо ему хрипят, Чимин судорожно мотает головой и кричит раненым зверем, крепче сжимая рукоять пистолета и поднимая его вверх. — Я не хочу, нет!
На шоссе раздается несколько выстрелов.
***
Снег плавно ложится на землю, мягким одеялом укрывая ее, скрывая собой всю грязь. Маленькие хрупкие снежинки взрываются ярким блеском вспыхивающего огонька, что тут же исчезает, затем появляется вновь, разнося свой тусклый сине-оранжевый свет и разгоняя мрак пустынной улицы лишь на доли секунды.
Тишину нарушает тихий скрип. Вперед-назад, вперед-назад. Он не раздражает. Скорее убаюкивает, успокаивает и дарит покой напряженным нервам, натянутым, словно гитарная струна. Скрип металлических цепей, держащих одинокие качели в чьем-то дворе, чередуется со вспыхивающим огоньком. Вспышка. Скрип. Вспышка. Скрип.
Чонгук поднимает голову вверх, глядя, как белые пушинки летят с небес, ложась на его ресницы. Они мгновенно тают на сухих губах, оставляя приятную влагу. Гук приоткрывает губы, выдыхая клубы пара, вдыхает свежий морозный воздух и вновь опускает голову. Он сжимает холодными пальцами цепь, тянет на себя, затем от себя, неторопливо раскачивая сидящего на качелях Тэхена. Старший прикрывает глаза, чиркая кислотного цвета зажигалкой, сжатой в пальцах. Огонек освещает его смуглое лицо. Густые ресницы, в которых снежинки путаются, отбрасывают на порозовевшие щеки тени. Когда-то алые пряди окончательно стали каштановыми, на них хлопья снега ложатся, словно бриллианты. Вспышка. Они загораются теплым светом в мягких волосах.
Тэхена раскачивает вперед-назад, а сзади чонгуково тепло согревает, его теплое дыхание, щекочущее затылок. Кожа покрывается мелкими мурашками, а щеки сильнее вспыхивают. Он откидывает голову назад, глядя на затянутое тучами темно-синее небо, на фоне которого белые сверкающие снежинки, словно звезды. Он снова чиркает зажигалкой, и снежинки яркими блестками вокруг опадают.
— Мы зря боялись зимы, — хриплый бархатистый шепот Тэхена идеально сливается с такой же бархатной чернотой неба и ее мгновенными звездами, с тихим скрипом и ровным дыханием Чонгука. — Это так красиво…
Тэхен с восхищением смотрит на небо, а Чонгук смотрит на Тэхена. Его губ касается мягкая улыбка, когда на тэхенову родинку на кончике носа ложится маленькая снежинка. Ким морщится забавно, вызывая у Гука еще более широкую улыбку. Он согласен, это красиво. Космически красиво.
Чонгук немножко тормозит качели, крепче сжимая цепи и притягивая к себе. Тэхен слегка хмурится, но прикрытых глаз не открывает, затаивает дыхание, чувствуя чонгуково на своей прохладной коже. Вспышка. Чонгук невесомо касается губами подрагивающих ресниц. Тэхен замирает, боясь пошевелиться и все испортить. Огонек потухает, оставляя им тьму, что сохранит их общий секрет, их боль в себе утопит и никому не расскажет. Губы Чонгука скользят по гладкой коже Тэхена, пахнущей свежестью мороза и лавандовым мылом. Он оставляет поцелуй на кончике носа, вызывая у Тэ легкую улыбку, которую тот сдержать не в силах. Он поворачивает голову вправо, чтобы заглянуть в чонгуково лицо зрячим глазом, но сталкивается с теплыми губами, что тут же отзываются, накрывая мягким поцелуем. Так у них впервые. Без боли, которую они разделяли друг с другом, искусывая губы в кровь, без злости и ненависти. Чонгуку кажется, словно он впервые эти губы целует. Он слегка оттягивает нижнюю губу Тэхена, пробует на вкус, обводя языком и слегка кусая. Гук чувствует приятное покалывание на кончиках пальцев и сжимает цепи крепче, неохотно отстраняясь и продолжая покачивать смущенного и растерянного Тэхена. Ким прикладывает ладонь к щеке, чувствуя вспыхнувший жар. Хорошо, что румянец можно оправдать холодом. Он прикусывает губу и вновь чиркает зажигалкой.
— Теперь я
люблю зиму, — шепчет Тэхен, глядя на огонек в своей руке. Он чувствует облегчение, внутри осыпаются последние, мешающие дышать и жить руины прошлого, а на их месте вырастает что-то новое, легкое. Свободное, лишенное боли. Он себе признался, он себя победил.
— Я тоже, Тэ, — шепчет Гук, тепло улыбаясь. — Я очень
люблю ее.
Ее холодность, ее бушующие метели, ее чистоту и красоту, которую не испортит даже уродство нового мира, полного смерти и боли.
По заснеженной улице, погруженной в молчаливую тьму, разносится тихий скрип старых качелей.
