zwillinge

Сокджин напевал себе под нос какую-то колыбельную, лично придуманную им же. Он слегка качал коляску с лежащим внутри Чонгуком, причмокивающим соской от бутылочки. Омега обреченно вздохнул, взглянув на часы. Уже далеко за полночь, а Тэхен все кричит навзрыд. — Нет, дружочек, так не пойдет, — сказал Джин, склоняясь над коляской. — Вздумал опять скушать всю смесь, а потом не спать? — омега улыбнулся, покачивая ребенка. Чонгук барахтался под одеяльцем в попытках раскрыться, задирал ноги выше головы и с довольным видом втягивал в себя сладкую смесь, улыбаясь беззубым ротиком родителю. Он уже старался сам держать бутылочку и даже пытался ползать, ел за троих и рос буквально на глазах. Чонгук был спокойным ребенком и редко плакал — только когда был голоден. Что-что, а голод он стерпеть не мог. — Хорошо, если никто из вас не собирается спать, так давайте хоть нашему отцу позволим выспаться, — омега коснулся губами пухленькой щечки сына. Сокджин выскользнул из спальни, на цыпочках пробираясь в детскую. Конечно, смысла надеяться на то, что Чонгук уснет, не было, но он все же надеялся. Омега прислонился плечом к дверному косяку, с легкой улыбкой наблюдая за Намджуном. Тот сидел на ковре, держа перед собой кричащего Тэхена, и кричал на него в ответ. Когда Сокджин родил, он думал, что теперь у него будет два ребенка, но Намджун шел как бесплатное приложение — третьим, таким же громким ребенком. Тэхена тем временем начинало колотить от истерики — он выплевывал соску, не желал сосать бутылочку, все игрушки-погремушки летели вниз с оглушающим стуком. — Ким Тэхен, не смей повышать голос на отца! — пробасил Намджун, строго смотря на внезапно притихшего Тэхена. — Вот умница, — улыбнулся альфа, обнажая любимые сокджиновы ямочки, как ребенок снова закатился плачем. — Йа, сглазил! Тэхен-а, хватит плакать, иначе твоему отцу тоже захочется плакать, — взмолился Намджун, в шутливом плаче выпячивая нижнюю губу. — Ох, Намджун, давай его сюда, — сжалился Сокджин, подходя ближе и забирая Тэхена в свои руки. — Сделай смеси и ложись спать. На тебе лица нет, — покачал головой омега, целуя поднявшегося с нагретого места мужа. — А Чонгук уже спит? — поднял брови Намджун, потирая глаза. — Ты над ним что, заклинание какое прочитал? Поделишься, а-а? Потому что Тэхена невозможно успокоить. Да, истеричка? — ухмыльнулся альфа, потрепав сына за мягкую щечку. — Вот еще, будет он тебе спать, — вздохнул старший, прижавшись губами ко лбу Тэхена. Тот тер глазки и капризно скривился, готовый снова начать кричать. — Давай иди, я сам как-нибудь. Только для Гук-и побольше сделай, ты же знаешь этого прожору. — И в кого он такой пошел… — задумчиво протянул альфа, ловя на себе убийственный взгляд. — Шучу-шучу, — улыбнулся он, поднимая руки. — Хорошо, малыш. Только если что, буди меня. Я люблю тебя, — прошептал альфа в сокджиновы губы, оставляя легкий поцелуй. — Я тоже тебя люблю, — ответил омега, устало улыбнувшись. Тэхен на его руках вновь завозился, хныча. — Ну, тише, тише, лисенок. Чего ты расплакался? — обратился к сыну омега, покачивая на руках и тихими шагами пробираясь обратно в комнату. Он мельком заглянул в коляску, откуда на него, конечно же, смотрели маленькие блестящие глазки без единого намека на сон. Тэхен притих, сжав маленькими пальцами отцовскую футболку и устремил взгляд на Чонгука, посасывающего соску опустевшей бутылочки. — Чонгук-и, ну папочка же просил, — прошептал Джин, забирая у ребенка бутылочку. Одной рукой он прижимал к себе зевающего Тэхена, а другой покачивал коляску. — Засыпай, Тэхен-и. Видишь, братик тоже уже спит, — шептал омега на ухо ребенка, положившего голову на его плечо. Намджун тихо прокрался в спальню и, расставив на тумбе бутылочки со смесью, подошел к Сокджину, забирая заснувшего Тэхена. Омега благодарно кивнул, продолжая качать шуршащего пеленками Чонгука. Намджун положил сына на детскую подушку, подоткнул крохотное тельце одеялом и, поцеловав того в лоб, лег рядом, повернувшись лицом к ребенку. Омега, поняв, что Чонгук спать не собирается, обреченно взял его на руки, покачивая девять килограмм на своих неожиданно ослабших руках. Младший сын смотрел на него заинтересованно своими маленькими глазками-пуговками и тянул вверх ручки, стараясь ухватиться за отцовские волосы. Джин сунул в рот Чонгука соску с кроличьими зубками и, уложив сына на подушку рядом с тэхеновой, накрыл его одеяльцем. Омега собрал грязные бутылочки, кружки из-под кофе и тарелки, тихо пробираясь на кухню. Он перемыл всю посуду, оставив сушиться на полотенце, протер стол с прилипшей кашей и каплями от кетчупа, убрал остатки еды в холодильник, закрыл пакеты со смесями, оставленные растяпой-мужем, выпил ромашковый чай, не забыв помыть после себя кружку и поставить ее сушиться. Когда он вернулся в спальню, слышался только намджунов храп и тихое сопение крепко уснувших детей. Чонгук отрубился сразу же, как только оказался рядом с Тэхеном. Они действовали друг на друга как личное снотворное, и родители упорно старались их от этого отучить. Только Тэхен каждый раз устраивал истерику, а Чонгук молчал, но глаз не смыкал. И все в конечном счете возвращалось на круги своя — Тэхен лежит рядом с Чонгуком, и плевать им обоим хотелось, что папе они места оставили только для того, чтобы лечь на бок. Но настоящее шоу начиналось, когда Сокджин и Намджун гуляли с детьми порознь. Если омега еще хоть как-то мог утихомирить кричащего Тэхена, то у Намджуна же просто голова кругом шла, поэтому зачастую он сгребал в охапку спокойного Чонгука и убегал в противоположном направлении, нагло и бессовестно оставляя своего истинного на руках с готовым на долгую истерику сыном. Сокджин немного переживал о такой братской привязанности, которую Тэхен показывал громким криком, находясь вдалеке от брата, а Чонгук молчаливым отказом. Но поделать ничего не мог — они делили одно чрево, по словам докторов «Альфа забирает много сил у омеги, поэтому он развивается быстрее. Не удивляйтесь, если омега родится хиленьким». Они крепко связаны на ментальном уровне, чувствуя настроения друг друга. Зачастую, когда у Тэхена что-то болит и он не может уснуть, глаз не смыкает и Чонгук — терпят боль на двоих. Ему на сон осталось часов пять, а глаза нещадно щипали и горели адским огнем. Сокджин лег на край, свернувшись клубочком, потому что половину кровати занимал Намджун, а вторую — развалившиеся сыновья. Омега тихо выругался под нос. — И вот скажите мне на милость, зачем этим двоим родители, когда они друг друга сами спать укладывают? — проворчал Сокджин, натягивая одеяло до подбородка и блаженно прикрывая глаза. — Разве что только затем, чтобы кормили. Впервые это случилось, когда Сокджин, посадив детей в пенную ванну, отлучился в другую комнату. На него свалили кучу бумажной работы, которую он никак не успевал закончить в срок, а Тэхен, как самый лучший сын на свете, в добавок ко всему порвал несколько особенно важных отчетов. Тэхен играл с маленькой лисичкой, катая ее, как кораблик. Он увлеченно плескал маленькими ладошками по воде, создавая десятки брызг. Чонгук тихо сидел поодаль, морщась, когда теплые капельки попадали на его лицо. В темно-шоколадных глазах плескался интерес, прикованный к его старшему брату. Неожиданно Чонгук занес сжатый кулачок над Тэхеном, звонким шлепком ударяя его по пухлой щеке. Тот замер на мгновение, устремив взгляд на довольного брата, лепечущего что-то на своем чонгуковском языке. Мальчик не заплакал сначала, заинтересованный, почему братик ударил его, а после, словно сопоставив в своей маленькой голове какие-то факты, закричал. Чонгуковы глаза вспыхнули удовлетворением, когда щечка напротив покраснела, а из лисьих глаз цвета тягучей патоки покатились слезы. Сокджин не сразу отреагировал на тихие всхлипы, подумав, что это лишь плеск воды. Но когда всхлипы переросли в истерический плач, он подорвался с места, веером раскинув вокруг себя ставшие ненужными теперь документы, пулей влетая в ванную. Перед его глазами предстал ревущий Тэхен с покрасневшей щекой и довольный чем-то своим Чонгук, с интересом разглядывающий брата. — Тише, тише, Тэхен-и, — пробормотал омега, вытаскивая плачущего ребенка и прижимая к своей груди. Футболка вмиг стала влажной, впитывая в себе влагу детского тела. — Мой малыш ударился? — Сокджин надул губы, покачивая Тэхена на руках. — Плохой папочка, не уследил за малышом Тэхен-и! Ну, все, лисенок, не плачь, — оставив поцелуй на красной щечке, Джин укутал малыша в махровое полотенце, относя в спальню. Тэхен уже не плакал, только хныкал едва слышно. Омега надел на сына подгузники и свободную маечку, посадив на ковер, и, вручив в руки погремушку, пошел за Чонгуком. Младший все так же сидел на своем месте, перебирая пальчиками тэхенового лиса. — Солнышко, ну что ты не следишь за братиком, а? — по губам Сокджина скользнула улыбка. Чонгук пробормотал под нос что-то, отвечая родителю улыбкой с двумя верхними зубиками. Вздохнув, Сокджин поднял на руки сына, прижимая к себе. Футболка все равно уже насквозь мокрая, хуже не будет — решил он. Проделав те же манипуляции, что и с Тэхеном, омега усадил их рядом, вручив Чонгуку любимую машинку и включив по телевизору мультфильмы. Когда дети подросли, к Сокджину однажды подошел задумавшийся над чем-то Чонгук. Омега спокойно помешивал суп, в ожидании смотря на сына. Намджун за столом копошился в ноутбуке, громко стуча пальцами по клавишам. Чонгук, достававший омеге чуть выше колен, поднял взгляд на Сокджина. Тот ответил ему улыбкой, спрашивая: — Крольчонок, ты что-то хотел? — Папа, мне нлавится, как пахнет ТэТэ-хен, — просиял мальчик, дергая папу за край фартука. Сокджин бросил беспокойный взгляд на притихшего Намджуна, выглядывающего из-за крышки ноутбука. — Конечно, малыш, мы ведь покупаем для вас самые вкусные-превкусные шампуни, — Сокджин выдавил из себя улыбку, присаживаясь на корточки. — А где Тэхен-и? Ты почему грязный такой? — недовольно спросил родитель, вытирая краем фартука измазанную в красках мордочку. — Он лисует, — Чонгук вытер нос краем свитера, размазывая краску над верхней губой. — Надеюсь, не на тебе? — ухмыльнулся Намджун, поднявшийся за очередной чашкой кофе. Потрепав сына по мягким волосам, он включил чайник. — Нет, на обоях! Намджун рассмеялся в голос, увидев реакцию мужа, одними губами выругавшегося под нос. Он всунул в чонгуковы ладони два леденца, наказав немедленно бежать к братику и сказать, что если он не прекратит, то отец поставит его в угол. Чонгук убежал, на радостях размахивая, словно волшебной палочкой, леденцами. — Чего это ты детей мной запугиваешь? — возмутился альфа, скрещивая руки на груди. — Между прочим, я очень хороший отец! Проверяю монстров под кроватью, покупаю шоколадки каждый вечер, на спине своей старческой ката… — Намджун, — перебил его омега, серьезно заглянув в глаза. — Мне это не нравится. — Они братья, Джин, — он покачал головой, сжав аккуратными пальцами любимые широкие плечи. — Это нормально. Они очень близки, ты ведь знаешь. — Наверное, ты прав, — тихо ответил Джин, прильнув к намджуновой груди. Теплое дыхание в самую макушку успокаивало. Дарило надежду, что все его мысли просто выдумка. Точнее, он надеялся, что альфа окажется прав. Чонгук отчего-то бесился, когда к его братику подходили знакомиться чужие дети. Неужели эти глупые малыши не могли понять, что Тэхен-и хорошо только с ним?! Тэхен что-то увлеченно лепил из песка, прижимаясь спиной к ограждению, когда к нему подошел худощавый мальчик примерно одного возраста с ними, решил Чонгук. У него на голове словно птички маленькие поселились — волосы торчали в разные стороны, кое-где Чонгук увидел даже листочки, а челка наполовину закрывала глаза. Его джинсовый комбинезончик был грязным, а на коленках сверкали пластыри с героями комиксов, которые отец каждый вечер приносил Чонгуку. — Пливет, — скромно сказал мальчик, обращаясь к Тэхену. — Меня зовут Югем. Давай длужить? — предложил мальчик по имени Югем, протягивая старшему своего игрушечного медвежонка. — Привет, — улыбнулся Тэхен, с интересом разглядывая медвежонка в чужих руках. — Красивый! А меня зовут Тэ… — Плости, Югем, но мы не длужим с длугими, — вмешался Чонгук, которого детская ревность уколола прямо в сердце. — Почему? — погрустнев, спросил мальчик. — Я не плохой! У меня есть… книжки! И иглушек много. — ТэТэ-хен мой, — гордо заявил Чонгук, поднимаясь на ноги и отряхивая шортики от песка. — Чонгук-и, — недовольно протянул обиженный Тэхен. — Я хочу дружить с Югем-и! Не будь таким злым! Радостно взвизгнув, Югем плюхнулся рядом с его, чонгуковым, Тэхеном. Они вместе лепили куличи и строили песочные замки, а Чонгук сидел позади, прожигая маленького альфу испепеляющим взглядом, и недовольно жевал клубничную тянучку. Но в какой-то момент что-то надломилось, и Чонгуку внезапно стало интересно с ним. Они оставались друг у друга на ночевку, делились комиксами и игрушками, позже, когда Намджун купил детям новенький «плейстейшен», они втроем играли в стрелялки и гонки и, конечно, Чонгук всегда выходил победителем. Чонгук очень любил отца Югема — дядю Марка и его папу Джинена, который терпеть не мог, когда его называли «дядей». А потом Тэхен от них отдалился. В младшей школе он нашел новых друзей из своего глупого художественного кружка. Югем и Чонгук, объединившись, устроили старшему бойкот, игнорировали его и перекривляли за спиной. Тэхен молча сносил это, закрывал глаза на брошенные в спину обидные фразы и сближался со своими новыми друзьями. — Вы ведете себя, как дети, — громко сказал Тэхен, когда Чонгук в очередной раз подговорил Югема подбросить старшему краску в ботинки. Его голос дрогнул, но он не заплакал. И жаловаться папе с отцом, конечно, не станет. Ему, вообще-то, уже одиннадцать. — А ты попроси помощи у своих новых друзей, — ответил Чонгук, толкая брата в грудь. Тот упал на спину, больно ударившись рукой о скамейку. Из его тягучей патоки брызнули долгожданные слезы. Чонгук улыбнулся, прикусывая губу. Он склонился над старшим, прижимая свою горячую ладонь к его груди. — Давай, Тэхен-и, — подначивал Чонгук. — Эти очкарики смогут тебя защитить, как думаешь? Или, хм, — задумался альфа, поднимая взгляд вверх. — Скажи родителям, Тэхен, — серьезно изрек он. — Прибеги к отцу, нажалуйся, что твой младший братик бьет тебя! — Нажалуюсь, — врет Тэхен, проглатывая вязкую слюну. — Удачи, — засмеялся альфа, покидая раздевалку. Чонгук получал удовольствие, загоняя брата в угол. Ему нравились тэхеновы слезы, кристаллами ниспадающие вниз, к аккуратному подбородку. Будоражили капельки крови, выступающие на бронзовой коже, одно печалило — пока он мог разбить Тэхену лишь коленки. Пока. Однажды, в возрасте примерно стремящемся к семнадцати, Чонгук вместе с Югемом наткнулся на очень странный диск, спрятанный в недрах югемовых родителей спальни. Он был абсолютно черный, без обложки и ни внутри, ни снаружи ничего написано не было. — Ты знаешь, что это? — спросил Югем, покручивая между пальцев коробочку с диском. — Нет, — ответил Чонгук. — Тогда давай узнаем, — с улыбкой ответил младший, вставляя диск в дисковод. Некоторое время на экране было пусто, но затем заиграла ненавязчивая мелодия и показался мужчина, стоящий на балконе. На нем совсем не было одежды, что смутило покрасневшего, как рак, Югема и оставило равнодушным Чонгука. Ему-то какая разница? Он себя голым каждый день видит. Мужчина зачем-то трогал себя под музыку, выгибался, словно кот, заводил руки за спину. Его пальцы терялись в собственном нутре, а после появлялись снова, при этом он издавал громкие гортанные звуки, вызывающие нервную дрожь по телу Чонгука. Он будто прирос глазами к экрану, с жадностью впитывая каждое движение и каждый звук. Тем временем на экране появился второй, более крупный и более волосатый. Первый сел перед ним на колени, играясь с его плотью все теми же пальцами. Югем чувствовал себя откровенно неуютно, ерзал на диване и пару раз порывался выключить, но был остановлен чонгуковой рукой. Ему было интересно, чем же все кончится. Первый мужчина, омега, как решил Чонгук, взял плоть альфы в свой рот, обрамляя его припухшими красными губами. Комнату заполнили хлюпающие звуки и громкий бас стонущего мужчины. По чонгукову телу волной прокатилось ощущение, название которому он тогда еще не знал, концентрируясь где-то в районе его собственной плоти. Неожиданно экран потух так же внезапно, как и когда на нем появилась картинка. — Эй, — рыкнул Чонгук. — Нахуя? — недовольно спросил он, устремляя затянутый пеленой, словно туманом, взгляд на дрогнувшего Югема. — Н-не думаю, что нам стоит смотреть это, хен, — сказал младший, доставая диск и суя его в коробочку. — Лучше положить на место. Если родители спалят, мне точно не жить. Папа убьет, — хмыкнул Югем, успокаивая скорее себя, чем внезапно ставшего нервным друга. — Нытик, — Чонгук поджал губы, откидываясь на спинку дивана. — Сколько можно трястись из-за реакции родителей, Гем? — Много, если у тебя такой папа, как у меня, — Югем ухмыльнулся, спрятав коробочку туда, откуда достал. — Он же мне вазу какую-нибудь об голову разобьет. — Ладно, плевать, — хмыкнул старший альфа, потирая лицо нервно и быстро, будто желая сорвать свою собственную кожу. У него было ощущение, словно вся кровь, которая только имелась в организме, прилила к паху. Адамово яблоко на его шее дергалось от частых глотаний. Югем свалился рядом, предлагая сыграть в приставку или посмотреть фильм, предварительно заказав пиццу. Он что-то болтал о школе и недавно сыгранном матче, заливал о какой-то омежке, которую встретил в магазине и о том, как приятно она пахла. А у Чонгука горло сдавило возбуждением. Уходя домой от Югема, он чувствовал себя странно-раздраженно. То ли от вечной болтовни лучшего друга, то ли от впечатлений, полученных от просмотра порно-видео. Он нервно стучал пальцами по холодному кирпичу, дожидаясь, пока ему кто-нибудь, наконец, откроет дверь. Когда Чонгук собирался окончательно взбеситься, дверь распахнул Тэхен, измазанный в краске, с убранными повязкой взлохмаченными волосами и короткими шортами, открывающими вид на стройные ноги и сбитые коленки. — Почему так долго? — хмыкнул младший, пихая в фальшивой случайности плечо брата. Тэхен только устало выдохнул, закатив глаза. — Я не услышал сразу, — ответил Тэхен, убрав кисть за ухо. — Ты чего такой дерганный? С Гем-и поссорились? — он закрыл дверь, потрусив связкой с ключами и брелком Железного человека перед чонгуковым носом. — Твое какое дело? — фыркнул альфа, отбирая забытые ключи. — Где родители? — Отца вызвали на срочное, — Тэхен сделал кавычки пальцами в воздухе. — совещание, а папа еще вчера говорил, что на сегодня у него запланирована выставка. Тэхен замолк, ожидая реакции, но когда ее не последовало, пожал плечами и, бросив «Ужин в холодильнике», ушел. У него на носу висит сдача картины, некогда разнюхивать, что да как случилось у младшего. Конечно, его волнует дерганное состояние Чонгука, но он переживал свой переходный возраст гораздо труднее его самого. Так говорили родители. Чонгук не ужинал, только принял душ и завалился на постель, без особой цели листая новенькую мангу. Краем глаза он посматривал на Тэхена — такого правильного Тэхена, что просто тошнило. Он едва заметно ломал брови, ища подходящий оттенок, прикусывал губы и высовывал кончик языка, когда сосредотачивался на чем-то. Чонгука не то, что колотило, ему крышу сносило напрочь. Чонгук терпеть его не мог. Плавного, гибкого, до неприличия красивого, с этой мерзко-любимой родинкой на кончике аккуратного носа, с его безбожно идеальными губами и сломанной улыбкой, принимающего боль и хранящего ее в глубине своего открытого сердца. С ним творилось что-то, чему он не знал объяснения и названия. Тонкий шлейф морозных лилий, которыми теперь начал пахнуть Тэхен так отчетливо и маняще, выбивал из колеи, пробирался под кожу и оседал там трупной пылью. Чонгук яростно тер себя мочалкой, но запах словно въелся в его чертову плоть. Ему бы сейчас в плейстейшен играть, а он читает между строк наиглупейшую мангу и думает о Тэхене. Тэхен устало вздохнул, откладывая кисть в баночку. Взгляд брата, неожиданно ставший плотоядным, пугал. Он привык к побоям и толчкам в спину, привык даже к обжигающим пальцам на собственной шее и тихому югемову «прости», но вот к такому разъедающему, готовому растерзать его на составляющие, взгляду он не был готов. Старший встретил уставшего отца с работы, повесил его пальто на вешалку и разогрел для него ужин, выслушал о «засранцах, не желающих заказывать рекламу», помог папе донести пакеты с продуктами и перемыть посуду, а Чонгук все так же сидел в комнате, бросив родителям только равнодушное приветствие. Лишь только засыпая, Тэхен почувствовал тяжесть на своей груди. Чонгук склонился над братом, улыбаясь странно, несвойственно ему взросло. Он сжал пальцами идеальный подбородок Тэхена, надавливая на губы. Омега замер, распахнувшимися от шока глазами всматриваясь в лицо родного брата, ставшего сейчас чужим. — Гук-и? — хрипло выдавил Тэхен, чувствуя, как хватка на лице усилилась. — Что ты... — Сегодня, Тэхен-и, — передразнил Чонгук, оскаливаясь. — Мы с тобой попробуем кое-что, братик. Не обещаю, что тебе понравится. Чонгук ухмыльнулся, облизывая припухшие искусанные губы. Он отпустил Тэхена на мгновение, чтобы приспустить пижамные штаны, под которыми ничего не оказалось. Глаза Тэхена округлились, превращаясь в два блюдца. — Раскрывай рот, — приказал Чонгук. — Гук-и, ты с ума сошел?! — в неверии прошептал омега, пытаясь отпихнуть от себя брата. Но Чонгук перехватил его тонкие кисти, вдавливая их в матрас с несвойственной доселе силой. — Я сказал, раскрывай рот, Тэхен, — на чонгуковом родном, любимым Тэхеном лице с непропорционально большим носом и родинкой под нижней губой появился дикий оскал. Тэхен под ним задрожал, заметался по постели, крепко сжимая губы и глаза, не выпуская слезы. Но когда нежную кожу щеки обожгла пощечина, омега непроизвольно приоткрыл губы, а из зажмуренных глаз водопадом потекли слезы, впитываясь в мягкую подушку. Чонгук воспользовался этим, насильно проталкивая возбужденный член в рот брата и крепко сжал мягкие волосы, не позволяя отстраниться. Тэхен беззвучно плакал под ним, но больше не брыкался, смиренно лежа и молясь о том, чтобы это скорее кончилось. Чонгук вбивался в его рот, подавляя глухие рычания в сгибе локтя и совершенно точно наслаждаясь тэхеновыми слезами, упиваясь ими, словно вампир. Тэхена трясло, выворачивало и тошнило от самого себя и брата, коршуном нависшего над ним, а Чонгука уносило в другую Галактику, к новым, неизведанным мирам, когда Тэхен сжимал губы. Альфа излился на лицо брата, довольно облизывая кровоточащие губы. Злость и возбуждение, сковывающее его тело, отпустили. Тэхен был его панацеей, личной счастливой таблеткой, которую Чонгук с радостью возьмет еще раз. И еще. И еще, еще, еще, сколько ему потребуется. — Умница, братик, — довольно кивнул Чонгук, похлопав брата по измазанной спермой и слезами щеке. — Повторим еще. Натянув штаны, Чонгук с грациозностью лани спрыгнул с кровати, тут же завалившись на свою. Устал. Ему еще выспаться нужно. Когда слезы иссохли, а на соседней кровати послышался храп, Тэхен поднялся, на цыпочках пробираясь в ванную. Он остервенело тер лицо, смывая с себя остатки Чонгука и своих истерических слез. Его душа, до этого чистая и белая, как чертовы крылья ангела, дала трещину. Мрачную, сочащуюся кровью, марающую его душу порочными мыслями. Отдающую запахом хвои, бергамота и ромашкового чая. Отдающую запахом его брата. Его второй половинки, делящей когда-то с ним одно чрево. Он не знал, как смотреть в глаза родителям. Он не знал, как смотреть даже в свои чертовы красные глаза, отражающие его грех на дне размытых зрачков. Это богохульство. И ему, кажется, это нравится.