Гаснут Звезды

Стук в дверь прервал поток испорченных мыслей Майки о себе. О том, как он ужасен, что выпалил гнев на старшего брата, что лишь хотел помочь. О том, как он глуп, что продолжает любить того, кому все равно на его чувства. О том, что он жалок, что снова, снова сделал это после того, как обещал не делать, что… — Майк, открой… — обычно ровный, спокойный голос Лео вышел надломанным и слишком мягким. Майк сильнее обхватил колени руками, качая головой в стороны. Он не хотел видеть Лео. Не сейчас. Сейчас Майк лишь хотел остаться в одиночестве и в полной мере страдать от своего жалкого состояния. Он это заслужил. После того, как ответа из комнаты не последовало, Лео, кажется, стал волноваться. Мало ли, что мог с собой сделать Майк, находясь в… неуравновешенном состоянии? Или была это депрессия, если да, то, как давно она вообще началась? Черт, Лео даже не знал, что именно творится внутри его младшего брата. — Майк? Майкл! — паника медленно закрадывалась в голову Леонардо. Работая на горячей линии психологической поддержки, его мозг в полной мере рисовал ситуацию, что могла быть прямо сейчас за этой дверью. Как Майк лежит на своей кровати с пузырьком таблеток из аптечки, или как из его запястья вытекает струящаяся кровь… — Майк, впусти меня сейчас же иначе, клянусь, я выбью эту д… — Оставь меня в покое! — Майк закричал, рывком поднимаясь с пола и пиная дверь, после чего по другую сторону последовала тишина. Лео ничего не ответил. И Майкл не мог с уверенностью сказать, стоит ли Лео все еще за дверью, или он уже ушел. Это не имело значения. Майк просто продолжил плакать, как девчонка, опустившись на кровать. Он залез под одеяло, накрывшись им с головой, позволяя слезам создавать мокрое пятно на его подушке. В комнате, где почти не просачивался свет из-за штор, раздавались тихие всхлипы обладателя спальни. Как он докатился до этого? Майк не мог сказать. Просто… в какой момент его жизнь покатилась прямо с горы «ТриЭс» (семья, счастье, смех) в темное подножие этой горы, где нет места ни семье, ни счастью, ни смеху… Лишь темная, беспросветная жизнь. И ничего больше. Самое смешное, что в этом никто не виноват. Лишь он. Майк сам столкнул себя со своей вершины «ТриЭс». Он сам разрушил себе жизнь. Я сам своя проблема. Только я. Нет ничей вины в том, что он такой извращенец, что смог полюбить брата не братской любовью. Нет ничей вины в том, что он такой слабак, что не может признаться Донни в своих гребаных чувствах. Никто не виноват, что он эгоист, думающий лишь о себе. Никто не виноват, что он слабый, безвольный человек, снова режущий себя. Просто Майк неправильный. И в этом точно никто не виноват… Он сам своя проблема. Проблема, которую он не знает, как решить. ****** Тянущая, покалывающая боль в левой руке, на которой он лежал, разбудила Майки. Он проснулся, с тихим стоном вытаскивая руку из-под себя, не открывая глаз. Пошевелив онемевшими пальцами, Майк перевернулся на правый бок, тут же почувствовав чужое тихое дыхание, сдувающее пряди волос с его лба. Майк открыл глаза, чуть не ударяясь головой об стенку. Рядом спал Лео собственной персоной. Майк почувствовал небольшую тяжесть. Опустив взгляд, он увидел руку, что обнимала его за талию. Лео обнимал его во сне. Интересно, он обнял меня до того, как уснул или после?.. Майк облизнул пересохшие губы. В любом случаи, это ничего не значит. Хотя… надо признать, что обниматься с Лео, находясь с ним в одной кровати, так близко, было… приятно. Майк чувствовал некую защиту и… любовь? он точно не мог сказать. Но, да, это было приятно. Наслаждаясь мирной тишиной и так странно успокаивающим спящим дыханием Лео, Майк зашевелился, пытаясь освободиться. Он хотел пить, и ему нужно было спуститься на кухню. Но Майкл не хотел будить брата, поэтому, убрал руку Лео с себя, словно та была алмазом в витрине, из-за которого могла сработать сигнализация. Но Лео не проснулся. Майк сел на кровати, после чего тихо перелез через брата на пол. В комнате было темней, чем было до того, как он заснул. Посмотрев на часы на полке, Майк отметил, что он проспал пять часов и уже вечер. Так долго… Целых пять часов прошло с момента его истерики. Интересно, что Лео делал все это время? Как давно лег с ним спать? И… как он вообще попал сюда? Наверно, у него есть отмычка или что-то такое от двери, это же Лео…. Майк улыбнулся. Впервые по-настоящему за долгое время. Верно, это же Лео. У него определенно есть план для любой ситуации. Наклонившись к спящему брату, Майк легко поцеловал Лео в висок, после чего вышел из своей комнаты, улыбаясь. В голове всплыло воспоминание того, как мама в детстве целовала его на ночь… почти также. Спустившись на кухню и налив себе воды в стакан, Майк случайно увидел дату на календаре. Тут же вода, что уже была в его желудке, запросилась выйти обратно. Стало плохо, покачнувшись вперед, Майк схватился за край столешницы, как за спасительный круг, чтобы не осесть на пол. На белом квадратном календаре, что висел на холодильнике, была напечатано «17 сентября». День, когда мамы не стало… Внезапный приступ клаустрофобии охватил Майкла. Казалось, стены сжимались вокруг него и не давали дышать. Он вспомнил про дыхание, стараясь дышать правильно. Но ничего не получалось, Майк лишь стал дышать быстрее, каждый его вдох был коротким, будто кислород — это обжигающая кислота или лава. Легкие жгло. Это было слишком… слишком… как он мог забыть про этот день?.. Тогда Майк вспомнил про счет. Лео учил его считать до пяти во время панических приступов, это должно помочь. Успокоить. 1… Майк опустился на пол и закрыл глаза. 2… Он глубоко вдохнул, медленно выдыхая. 3… Он стал дышать спокойней. Все хорошо. 4… Он почувствовал, что стены больше не давят. Стало пусто. 5… Он открыл глаза. В груди больше не жгло. Ему не было больно. — Пять… — повторил вслух Майк. Он сидел на полу, в вечернем свете уличных фонарей, что светили в окно. Было слышно шум проезжающих машин. Шум улицы. Но дома… было так тихо. Внезапно, все бурлящие эмоции ушли. Будто все краски с холста художника просто смыло волной. Такой сильной волной, что… ничего не осталось. Лишь ничего. Майк почувствовал холод. Он будто оказался в склепе. Но он был дома. Медленно встав с пола, Майкл подошел к холодильнику. Он встал прямо перед календарем, который висел практически на уровне глаз. Он поднял руку, чтобы сорвать этот клочок бумаги. Но рукав его кофты, что обычно Майк дотягивает до костяшек или придерживает согнутым большим пальцем, соскользнул. Все зависло. Майк просто смотрел на кусок пластыря, которым он заклеил вчера свои порезы. И что-то щелкнуло внутри. Рухнуло. Сломалось. Майкл ощутил это физически. Что-то было неправильно внутри него. Или… он весь был неправильный. Майк опустил руку чуть ниже, уже не смотря на дату на календаре. Он просто потянул пластырь за уголок, что немного отлип за ночь. Медленно, будто от этого могут разойтись невидимые швы, Майк отодрал пластырь. На белой вате была засохшая кровь. И четыре красные полосы. Кровь уже не шла, но… красные корочки тонкими нитями украшали порезы поперек запястья. И тогда Майк просто вспомнил про лезвие в ванне. Тогда лезвие просто случилось… снова. Майк не хотел этого. Ему было страшно. Страшно, что он на миг перестал чувствовать абсолютно все.