Весь урок Майк сидел, пытаясь слушать лекцию преподавателя, но ничего не мог поделать с тем, что ненароком прислушивался к чужим разговорам и шушуканьям. Сеанс сплетен не прекращался ни на минуту, и Майку уже было жаль, что он человек, а не какой-нибудь нано-робот из Японии, которому достаточно убавить динамики, чтобы вокруг все стихло.
Чужие разговоры ни о чем раздражали, но привлекали. Появлялось некое фантомное чувство нормальности. Обыденности. Кто-то вполголоса вел диалог о недавно вышедшем фильме и о том, как кинокритики «зажрались», снова обойдя хороший фильм стороной.
Майк очень хотел повернуться и сказать, что этот чувак невероятно прав! Но… все же не сказал. Подростку что-то мешало вымолвить хоть слово. Словно ком в горле или больное горло, из-за которого ты стал немым. Неприятное и вязкое чувство своей жалости от неспособности к элементарным социальным вещам — вроде разговора — давило грузом на плечи. Бегущей строчкой в голове бежали неприятные слова:
жалкий, идиот, никому не нужный, проблемный, фрик…
На каком-то моменте, слишком уйдя в себя, Майк не заметил, как глаза стали влажными. Слезы не текли по щекам, но собрались в глазах в небольшие озера или платины, которые от малейшего дрожания норовили прорваться и затопить все вокруг.
Никто не замечал этого. Никто не обращал внимания. Возможно только учитель, на которого Майк поднял глаза, чтобы только не смотреть вниз на тетрадь. Майк чувствовал, что опусти он сейчас взгляд вниз, слезы польются из глаз, и тогда вероятность того, что кто-то заметит, что он плачет — резко возрастет. А он этого не хотел. Чужая жалость или расспросы «что случилось?» от людей, которым на самом деле и дела до него нет, — Майклу не нужны.
Поэтому он продолжал смотреть заплаканными глазами на учителя. А тот в свою очередь кидал короткие странные взгляды на подростка в перерывах между зачтения лекции, но лекцию не прекращая.
Это были утомительные сорок минут, которые Майк стойко просидел на месте, дождавшись спасительного звонка с урока. Все зашелестели тетрадями и засобирались. Быстро скинув пенал с наполовину исписанной тетрадью в рюкзак, Майк поспешил ретироваться из класса.
Все еще мокрые и возможно красные глаза, которые рыжий пытался спрятать, смотря только в пол. Небольшая дрожь в руках и учащение дыхания. Майк не хотел возвращаться домой, где на улицах полно народу в обеденное время, в таком состоянии, поэтому он направился в сторону мужского туалета на втором этаже, который был за углом.
К счастью в туалете никого не было. Зайдя в первую пустую кабинку и, закрыв белоснежную, исписанную различными словами и фразами дверь на щеколду, Майкл сел сверху на крышку унитаза и обнял снятый с плеча рюкзак. Он закрыл глаза и заплакал. Не так, когда ты позволяешь слезам просто беззвучно вытекать из глаз и стекать по щекам, после шмыгая носом. У Майки прерывало дыхание и дрожало все тело. Слезы вперемешку с прозрачными соплями (которые и соплями было сложно назвать, скорее еще одна вытекающая из тебя жидкость) образовывали мокрое пятно на джинсовой ткани.
Море жалости и море ненависти. В основном к себе. Это простреливало сильнее дробовика, только выстрелы шли изнутри и рвали органы. Бежать было некуда и не от кого.
Жужжание в голове достигло своего пика, заглушив остальные звуки.
Прерывистое дыхание, которое давалось с трудом, от которого жгло и легкие и горло.
Майк не знал, какого это — быть мертвым. Но он ясно ощущал, какого умирать.
Это не та смерть, когда твоя классная жизнь прекращается одной нелепой аварией или другим несчастным случаем. Эта смерть медленная, она ходит за тобой повсюду и ждет, когда ты сделаешь за нее всю работу. Ты сам свой палач, хотя можешь и отрицать это. Ты сам себя разрушаешь изо дня в день.
Это мерзотно.
Противно быть эгоистом, плюющим на чужие попытки спасти тебя. Думаешь только о себе и о том, как все ужасно в жизни, а после делаешь себе еще хуже. Чтобы добить. Чтобы наказать себя?
С этим трудно справиться самому. Почти невозможно. Понимаешь это, но все равно продолжаешь идти путем смертника, просящего, чтобы его спасли.
Глупо.
Майкл убрал рюкзак от лица, шмыгая носом.
Верно.
Он глупый.
Дыхание еще было рваным, но понемногу стало выравниваться. Нижняя губа чуть подрагивала, как у ребенка.
Это начиналось неожиданно. Это также заканчивалось.
Сидя на унитазе, один в туалете, Майки ждал, пока его ненормальный организм успокоится, и он сможет пойти домой, не вызывая у прохожих косые взгляды.
Несколько минут рыжий сидел в прострации, пялясь на дверь перед собой.
На гладкой поверхности двери черным маркером было написано «FUCK» много раз и разным шрифтом. А рядом уже карандашом и синей ручкой дописано другим почерком:
гомофобия, войны, фашизм.
Недолго думая, Майк достал ручку и щелкнув ею, медленно написал рядом еще одно слово:
ОДИНОЧЕСТВО
Наверное, таким красивым почерком Майк не писал даже на диктантах.
Рыжий посмотрел на свое слово несколько секунд.
Такое болезненное в воображение, но написанное перед глазами. От этого не стало легче и радостнее, но пару тройку раз прочитав «одиночество» на двери, Майк представил себе очень пустую комнату — его сознание. В этой комнате есть только он, дверь и больше ничего. От представления себя в подобном месте стало тоскливо, но потом подросток решил, что если в пустой комнате есть дверь — значит, есть и выход.
Может он когда-нибудь сможет выйти из одиночества, как из пустой комнаты…
Успокоившись, Майк решил, что ему пора домой. Он стал убирать ручку в пинал, но из кармана толстовки случайно выпала скомканная бумажка.
Он и забыл про нее.
Интерес подначил поднять записку с пола, чтобы узнать, что в ней написано. Развернув с небольшим опасением бумажку, Майк был… удивлен?
Это точно ему?
Тот парень, одноклассник, он же подмигнул ему тогда, так?
Еще раз пройдясь по написанным черной ручкой словам, Майкл неловко улыбнулся и закатил глаза.
Почему это очень напоминает подкаты парней к девушкам из милых романтических комедий?
Улыбнитесь, а то стало темно :)
Но даже так… это было мило.
Аккуратно сложив вдвое записку, Майк убрал ее в пенал и вышел из туалета.
Несмотря на красные глаза и мокрые ресницы, спрятанный белый пластырь под рукавом, Майки шел по коридору школы улыбаясь. А прохожие все равно косо на него смотрели.
******
Как и ожидалось, когда Майк вернулся домой — никого не было. Отец на работе, Лео на стажировке.
Скинув обувь и только сейчас заметив, что перепутал и надел разные носки — голубой и фиолетовый в крапинку, рыжий направился в гостиную.
Тишина капала на мозги, поэтому Майкл сразу включил телевизор, по которому шло какое-то ток-шоу. Под голоса людей из телика подросток открыл холодильник и вытащил из него сок. Не наливая, Майк сделал пару глотков мультифруктового и услышал родное пиликанье телефона, оповещавшего о приходе смс-ки.
Поставив полупустую коробку сока на стол, Майк вытащил телефон из бокового кармана рюкзака и со смартфоном в руках запрыгнул на диван.
Лео?..
Но на дисплее высветилось имя Донни.
Лицо подростка сразу стало серьезнее. Схмурив брови и скосив кислое выражение лица, Майк пару минут держал телефон на коленях, не желая даже читать того, что написал ему старший брат.
Все честно. Донни тоже часто подолгу не отвечал ему или игнорировал, после ссылаясь на то, что был занят по учебе.
Но Майк то знает, что имя у учебы брата женское и начинается на «Э».
Дергая ногой и перебирая пальцы, Майкл поглядывал на телефон, после смотря на телевизор или другой предмет в комнате. Любопытство и нетерпение всегда были его слабостью, поэтому, спустя три минуты радиомолчания Майк все же провел пальцем по экрану и открыл переписку.
Донни:
Все хорошо? Мне жаль, что я не отвечал. Прости.
— Ему жаль, — пробубнил подросток. — Это, конечно, в корне меняет дело!
Майк:
Все прекрасно, можешь не переживать :)
Майки по привычке ставит смайлик в конце, хотя счастливым его сейчас вряд ли повернется язык назвать. Но с другой стороны, это просто смс-ка, Дон не видит его сейчас и скорее всего тому на самом деле все равно, как сейчас поживает его младший глупый братик… фальшивое беспокойство.
Через несколько секунд приходит еще одно сообщение.
Донни:
Мне стоит приехать?
«Не утруждай себя» — набирает Майк, но подумав, стирает и набирает другой текст.
Майк:
Если ты правда этого хочешь
Подросток отправляет сообщение, только после заметив, что забыл злосчастный смайлик в конце. Ответ не приходит какое-то время, и Майк начинает переживать, что Дон каким-то образом понял, что с ним что-то не так, что все хреново, что Майк злиться и любит его. Не зря же Дон умный, он может и по смс догадаться о чем-то…
Но после телефон пиликает, и Майк читает:
Донни:
Я заеду сегодня вечером, обещаю.
Хочется написать
«точно?» и
«ты снова врешь».
Но это бы вероятно расстроило бы брата, поэтому Майк ничего не пишет в ответ и поджимает колени к груди.
Небольшая надежда расползается по всему телу, и рыжий скрещивает пальцы, как обычно скрещивал на уроках математики, чтобы его не вызвали к доске. А его тогда правда не вызывали. Это вселяет уверенности…
наверно.
Майк ждет этого вечера, как Рождества год назад.
