I
В последовавшую за Днем рождения неделю Натали продолжала получать поздравления. Ей доставили несколько открыток от подруг по Смольному институту и букет благоухающих лилий от самой государыни. Про неё не забыл Василий Андреевич Жуковский, прислав поздравительное письмо с подарком: томиком стихов лорда Байрона. Княгиня Вера Чернышёва, которая в своё время очень помогла Наташе определиться с выбором судьбы, прислала весточку, что осела в Ницце, и умоляла рассказать о последних новостях. А крестьяне Натали во главе с Матвеем и Борисом явились в барский дом со свежеиспечённым ароматным караваем. Под слабые протесты «что вы, барышня, неудобно!» Наташа усадила гостей дружно пить чай с подаренным караваем. Но самым радостным сюрпризом оказалось письмо от родителей. После переписки с Мишей они нашли в себе силы перестать гневаться, и княжна со слезами на глазах читала тёплые пожелания, а также слова папеньки о том, что в качестве подарка она может забрать фамильные портреты из Петербурга. Именно этим Натали поспешила заняться, и в скором времени из столицы были доставлены прародители княжны в золочёных рамах, которые нашли своё место в любимой гостиной на первом этаже. Созерцая вместе с Мишей только что развешенные живописные полотна, Наташа с радостью думала, что теперь её дом — настоящее родовое гнёздышко. И главное, о чём она теперь мечтала: чтобы в нём собирались все близкие и любимые люди — вот тогда, пожалуй, желать и вправду больше нечего.II
Лето, вслед за весной, Натали точно также встретила на свежем воздухе. Она продолжила свои работы в парке: начитавшись книг по садоводству, княжна, помимо оформления цветников вокруг усадьбы, задумала посадить плодовый сад из яблонь, слив и вишень. Для этих целей требовалось найти подходящее место, и Натали решила разведать ту часть парка, где, по словам Глафиры Петровны, предыдущими владельцами были устроены искусственные руины. Спускаясь как-то утром от дома с планом поместья в руках, Наташа пошла по широкой тенистой дорожке, которая привела её к каменному мостику через журчащий ручей. Здесь явно давно не ступала ничья нога. Лежавшие толстым ковром прошлогодние сухие листья касались подола летнего платья. Перейдя через мостик, Натали остановилась и с восхищением оглядела окрестности: дальше дорожка резко сужалась и петляла в компании продолжающего свой путь ручейка. Княжна увидела несколько деревянных лавочек, безусловно заброшенных, но благодаря своей массивности сохранившихся практически в идеальном виде, а также небольшую беседку, сложенную из разнообразных камней и имевшую причудливую форму. Подойдя ближе, Наташа приметила гнёзда, которые ласточки свили на крыше постройки. Из одного гнезда доносился тоненький писк и копошение — там явно вывелись птенцы, томившиеся в ожидании своих родителей с едой. Неспешно прохаживаясь вдоль зеленеющих берёзок, лип и дубов, княжна временами была вынуждена переступать по очередному мостику под звуки бурлящего потока воды. «Конечно, сад здесь не разбить, — размышляла Натали, смахивая пожухлые листья с одной из скамеек и присаживаясь. — Местность не подходящая. Но данная часть парка не менее красива, чем та, в которой я закончила работу. Необходимо поскорее навести здесь порядок, чтобы можно было гулять, не спотыкаясь и не пачкая платье. И привести сюда Александра Николаевича». Она с нежностью вспомнила цесаревича и их последнее свидание в день своего праздника. С той поры прошло несколько недель, а от Александра пока не было известий. Наташа знала, что двор на лето отправляется в Царское село, и объясняла себе молчание цесаревича занятостью, связанной с переездом, а также заботами о принцессе Марии, ожидавшей первенца. Вскоре после Дня рождения Наташа не забыла отправить письмо Мари, которое получилось довольно длинным: княжна, как и просила подруга, рассказала о своей новой жизни в качестве хозяйки поместья и не преминула напомнить, чтобы принцесса берегла себя, так как уж больно часто простужается в сыром климате Петербурга. Поэтому Натали ждала двойных вестей: и от Александра, и от принцессы. Вернувшись домой и пообедав вместе с Глафирой Петровной, Наташа хотела было отправиться в новый путь: в сторону поля в гости к своим крестьянам. Она надеялась, что кто-то из них подскажет, где найти место для плодовых деревьев, но вдруг почувствовала себя неважно — на неё накатила странная слабость, сопровождавшаяся головокружением, вследствие чего княжна была усажена на диванчик своей верной экономкой. После стакана воды Наташе полегчало, однако чувство ватных конечностей никак не покидало её. Поездку пришлось отложить. Вскоре прежде не роптавшую на здоровье Натали всё чаще стали мучить необъяснимые приступы дурноты, появлявшиеся на пустом месте, а также головокружения и необъяснимая вялость. Княжна стала быстро уставать и чувствовать тяжесть в ногах после прогулок. Однако своё недомогание она предпочитала списывать на летнюю жару, которую всегда переносила с трудом. Натали и дальше продолжала бы пребывать в заблуждении, если бы не Миша, как-то раз приехавший навестить сестру и заставший её бледной и еле стоявшей на ногах. Несмотря на протесты, было послано за доктором Штерном. Илья Петрович внимательно осмотрел Наташу и вынес свой вердикт: вероятнее всего она беременна, чем и обусловлено внезапно начавшееся нездоровье. Переводя свой молчаливый взгляд то на доктора, то на брата, Натали не сразу поняла, что за новость ей только что озвучили. Когда же до её создания дошёл смысл услышанного, княжна просияла счастливой улыбкой. «Беременна! — размышляла Натали в тот же вечер перед сном. — У меня будет ребёнок от Александра! Как жаль, что я не могу сообщить ему эту новость. Но, ничего, вскоре он приедет и узнает обо всём лично от меня». Однако от Александра Николаевича по-прежнему не было писем. И если его отсутствие она ещё могла объяснить для себя и перетерпеть, то внезапное молчание стало терзать Наташину душу всё более и более.III
С приходом июля её всё чаще стали мучить приступы дурноты по утрам. Привыкшая с рассветом быть на ногах и, как правило, сразу после завтрака приниматься за работу (садиться за стол с бумагами в гостиной, ехать по делам имения или же принимать у себя крестьян), ныне Натали не редко была вынуждена под суровым взглядом Глафиры Петровны встречать новый день в постели и, внимая наставлениям женщины, отменять все планы. К ней постоянно наведывался брат. С недавних пор у Михаила забот стало вдвое больше: к беременной жене добавилась сестра, у которой, в отличие от Елизаветы Петровны, не было супруга, готового опекать и беречь, что, втайне, конечно расстраивало князя. Несмотря на мир, который был заключен с наследником престола, князь Репнин не мог спокойно смотреть, как Наташа вынуждена в одиночестве справляться со всем в жизни. Углядев, что она по-прежнему не намерена нанимать управляющего и собирается вести дела самостоятельно даже во время ожидания ребёнка, Михаил предложил свою помощь, которая поначалу была отвергнута, однако вскоре, после очередного утра, проведённого в постели, принята с благодарностью. — Это только на время, Миша, — убеждала его Натали, лёжа с вымученным лицом. Брат сидел рядом, приставив стул к изголовью кровати и глядя на сестру с плохо скрываемой тревогой. — И не беспокойся, пожалуйста, те дела, которые я в состоянии выполнять сама, буду непременно разрешать. — Конечно будешь, кто бы сомневался в твоей неуёмной энергии! — всплеснул руками Михаил. — Однако я бы посоветовал тебе поберечь себя. Вот моя Лиза — молодец. Я взял с неё слово, что она будет крайне осторожна, и она его не нарушает. Отдыхает, занимается рукоделием, иногда гуляет в нашем саду. Но никаких дел и треволнений. — Хорошо, что у Лизы есть такой муж, как ты. — Давай я сам напишу его высочеству? Он должен знать, — осторожно предложил князь Репнин, осведомлённый о том, что Натали пока так и не сообщила цесаревичу о своём положении. Но увидев молчаливый взгляд Наташи, полный мольбы, Михаил тотчас пошёл на попятную: — Нет так нет. Это ваше дело, и поступай, как считаешь нужным. — Я обязательно сообщу Александру Николаевичу, как только он приедет в Высокое, — пообещала слабым голосом Натали, откидываясь на подушки и закрывая глаза. Её опять начинало мутить. — Только скоро ли это случиться? — не выдержал брат. Наташа резко открыла глаза и посмотрела на Михаила с укором: — Прошу тебя, не начинай. — Прости. Тогда давай так: как только тебе станет лучше — расскажешь мне, что необходимо делать, и я помогу тебе всем, чем смогу. — Большое спасибо. А сейчас езжай домой, а я немного подремлю. — Тебе точно ничего не нужно? — он наклонился и поцеловал мокрый лоб сестры. Натали помотала головой. — Тогда до завтра. Я заеду в течение дня. — До завтра, — Натали открыла глаза и слабо улыбнулась. — Передавай привет Лизе. — Обязательно передам. Отдыхай, — произнёс князь, задержавшись в дверях и продолжая смотреть на неё с той же тревогой. Выйдя из комнаты и аккуратно притворив дверь, Михаил спустился вниз и направился искать Глафиру Петровну. Обнаружив экономку на кухне, хлопотавшую бок о бок с Дуней, он отвёл пожилую женщину в сторонку и взял слово не спускать глаз с Натали, а если сестре сделается хуже — непременно послать за доктором Штерном. — Могли бы не говорить, Михаил Александрович, — проворчала Глафира Петровна, возвращаясь к большой кастрюле с супом. — Вам ли не знать, что Наталья Александровна мне как дочь, и я забочусь о ней, вне зависимости от её положения. И уж конечно сейчас особенно за ней приглядываю. — В таком случае надеюсь, что оставляю сестру в надёжных руках, — попытался смягчить суровую женщину князь Репнин. — Уж не сомневайтесь. Всё сделаю, — экономка отвернулась от князя и принялась указывать робевшей при Михаиле Дуне, чего и сколько надо класть в щи, дабы они были повкуснее и понаваристее. Михаилу явно дали понять, что разговор с ним окончен, и что он лишний на этой кухне.IV
Когда наступил август, в Двугорское пришла долгожданная прохлада и освежающие воздух короткие, но сильные дожди. Между тем, от Александра Николаевича всё не было вестей, что с каждым новым днём больше и больше беспокоило Наташу. Ближе к середине последнего летнего месяца ей стало лучше: по утрам уже не мучила тошнота и головокружения. Только изредка, когда она, вновь взявшись за дела, видимо слишком долго работала, ей могло сделаться немного дурно, но княжна научилась в такие моменты делать несколько глубоких вдохов — и недомогание отступало. Она ещё не начала поправляться в талии и какое-то время могла беспрепятственно появляться на людях, поэтому совершила несколько важных выездов в деревню к своим крестьянам, а также навестила Елизавету Петровну и семейство Корфов. Уже изрядно располневшая Лиза и вправду большинство времени проводила за отдыхом или рукоделием. Заботливый Миша устроил любимой супруге уютное местечко в саду под небольшим шатром, где княгиня любила сидеть в тёплую и сухую погоду с книгой, вышиванием или занятая беседой с кем-нибудь из гостей, наезжавших к Репниным. Именно под шатром нашла невестку Натали в свой приезд в усадьбу. Елизавета Петровна, уплетая за обе щёки фрукты, поспешила усадить княжну рядом, дабы обменяться новостями. — Знаешь, наш папенька вместе с Таней решил остаться на юге до конца года, — поведала Лиза, аккуратно нарезая на дольки большое красное яблоко и подвигая блюдечко княжне. — А он знает про твоё положение? — спросила Натали, беря кусочек яблока. — Конечно знает, я давно ему написала. Но он очень тревожится за Татьяну. Пишет, что южный климат пошёл ей на пользу, она начала выздоравливать. Да и маленькому Андрюшке морской воздух полезен. Лиза старалась говорить о своих новостях спокойно, однако Натали всё равно уловила грусть в голосе княгини. — Но как же ты? — попыталась возмутиться Наташа. — И как же Анна? Ведь вас обоих никто не отменял в качестве родных дочерей. — Papa полагает, что раз мы обе пристроены, то нам не нужно отцовское внимание, — взялась объяснять великодушная Лиза. — А у Тани никого нет. И я думаю, он очень привязался к ней и к Андрюше. Очевидно отец желает подарить именно им любовь и заботу, которой обделил когда-то нас с Соней. А я и вправду не пропаду, ведь с Мишей можно ничего не бояться. — Это точно, — улыбнулась Натали, с удовольствием вкушая яблоко. — Кстати, как дела у Александра Николаевича? Ты по-прежнему не получала от него известий? — Нет. Я уже не знаю, что и думать. Только это между нами, хорошо? Не говори Мише. — И не помышляла, — ответила Лиза. — Держись, Наташа. Ты сильная, и должна сейчас беречь себя, что бы ни случилось. Вслед за поместьем Репниных, Натали навестила дом Корфов и Анну, которая вовсю погрузилась в счастливое материнство. Подъехав к величественному жёлтому усадебному дому, Наташа нашла подругу в детской комнате, напевающую своим красивым, мелодичным голосом колыбельную маленькому Ванечке. Ребёнка было решено назвать в честь покойного Ивана Ивановича. Встретив княжну, Аннушка просияла радостной улыбкой и, поцеловав своё сокровище, предложила Натали подержать малютку. Приняв из рук молодой матери свёрток в белоснежном одеяльце, княжна разглядела миленькое курносое личико с широко распахнутыми глазами, с любопытством взирающими на окружающий мир. «Он уже так похож на Володю, — шептала Анна подруге, поправляя одеяльце. — Иногда упрямится и кричит без повода, но стоит мне подойти и поцеловать его — в миг затихает!» Обе барышни, переглянувшись, весело рассмеялись. Наташа возвращала малыша Анне, когда к ним в детскую вошёл сам Владимир Иванович. Заинтригованный тем, что так сильно насмешило дам, он явился под предлогом поприветствовать гостью. Владимир поцеловал Наташе руку, а затем подошёл к Анне и малышу, чтобы запечатлеть нежный поцелуй на щеке жены и вновь полюбоваться на своего сына. Натали пригласили на чай. Наблюдая во время чаепития за счастливой семьей Владимира и Анны, подмечая, как ласков и внимателен Владимир к своей супруге, как он разве что пылинки с неё не сдувает, — Натали пожалуй в первый раз ощутила острое, режущее по сердцу ножом чувство собственной обделённости. Она возвращалась к себе в Высокое отнюдь не в самых радостных чувствах. Помимо сознания того, что вероятнее всего княжна будет лишена подобных минут семейного счастья со своим любимым мужчиной, её съедала неизвестность: как дела у принцессы Марии и Александра Николаевича? Натали могла бы написать принцессе, как уже писала несколько месяцев назад в ответ на поздравление с именинами, но не решилась докучать. И потом, от Мари она тоже не получила ответного письма, что усугубляло тревогу и сеяло всевозможные подозрения. Натали стали преследовать одни и те же мысли: а что если Александр попросту разлюбил её, или его вынудили разорвать с ней отношения? Она всё чаще вспоминала слова цесаревича, обронённые в его последний приезд, о том, что он по-прежнему не всегда ладит с государем, а от громких ссор спасает лишь чудесное умение Александры Фёдоровны мирить супруга и сына. Вечером, уединившись в спальне, Натали села за туалетный столик и с грустью посмотрела на своё отражение. «Для кого же моя красота? Моя молодость, мои силы и здоровье?» — спрашивало княжну отражение в зеркале. Наташа покачала головой и извлекла из потайного ящичка подаренный медальон с портретом Александра. «Даже если больше я тебя не увижу, всё равно не стану отчаиваться, — с тяжелым сердцем сказала она портрету. — В первую очередь, мне надо думать о ребёнке. Я хочу, чтобы он появился на свет. И буду молиться лишь об одном: чтобы судьба не покарала меня за грехи, отняв дитя, которое я уже так сильно люблю. Даже если его отцу будет безразлична наша судьба».V
Ранним утром 19 августа к Натали заехал Миша и сообщил долгожданную весть о царской семье: буквально накануне принцесса Мария благополучно разрешилась от бремени и подарила Александру Николаевичу дочку. Услышав новость, княжна перекрестилась и вздохнула с облегчением: слава Богу, с Мари и ребёнком всё в порядке. Оставив сестру с радостными мыслями, князь поспешил по своим делам. Теперь, когда долгожданное дитя появилось на свет, в душе Натали закралась надежда, что цесаревич навестит её или пришлёт долгожданную весточку. Однако прошёл день, другой. Минула неделя, вторая. И вот уже сама княжна читает новость в привезённой братом газете о крестинах Александры Александровны в Царском селе. А от его высочества ни единого письма. Пребывая в состоянии, близком к отчаянию, Наташа стала думать о разрыве как уже о чём-то свершившимся. Сильная духом, она не ударилась в меланхолию, не стала лить слёз, поскольку понимала свою ответственность за происходящее. Ведь её предупреждали, стращали, пытались вразумить!.. Гоня прочь печальные мысли, Натали с головой погрузилась в дела поместья и заботы о самой себе. Теперь ей нужно было хорошо питаться и беречься от опасных болезней. «Ежели мои домыслы — правда, то я не пропаду, — твердила она изо дня в день, словно принимая горькую пилюлю, дабы ни на что хорошее впустую не надеяться. — У меня достаточно сил и денежных возможностей, чтобы вырастить ребёнка без отца». Но её сердце обливалось кровью и продолжало страдать. С ним Наташе не удалось заключить сделку, подразумевающую безразличие к сложившейся ситуации.VI
Так Наталья Репнина, уверовав в то, что она забыта и брошена, не подозревала, как на самом обстоят дела. Александр Николаевич, решивший под давлением матушки не ездить в Высокое до родов принцессы Марии, чтобы уберечь цесаревну от ненужных переживаний, исправно писал письма княжне Репниной. Но ему было неведомо о недавнем тайном приказе императора перехватывать всю корреспонденцию сына и подвергать тщательному изучению, после которого письма, где значился Двугорский уезд, оставались в руках государя. Николай Павлович, решившийся на подобный шаг в тайне от всех (в том числе, и от императрицы), мечтал таким образом охладить пыл сына. «Если он не будет получать писем от мадемуазель Репниной, то, учитывая его вспыльчивый нрав, а также данное обещание не ездить, вполне может затаить обиду на княжну. А вскоре и вовсе позабыть, — лелеял надежду император. — Тем более, близится отцовство, которое должно воссоединить этого мальчишку с собственной супругой». Однако императору было неведомо, что Наташа и так не писала Александру писем: ей было важно получать их. Пребывая в уверенности, что Натали хотя бы читает весточки от него, цесаревич с огромным трудом пережил месяцы разлуки. Когда на свет появилась его дочь, он провёл с Марией и малышкой время до крестин, а вскоре, при первой же возможности, помчался рано на рассвете из Царского села в Высокое. И каково же было разочарование, когда экономка Натали, изрядно удивившись его появлению, холодно сообщила, что княжны с утра нет дома: она ушла по делам, и, нет, Глафира Петровна не знает, как скоро та воротится обратно. С твёрдым намерением дождаться любимую во что бы то ни стало, цесаревич вышел на открытую веранду и стал прогуливаться по ней туда-сюда, заложив руки за спину. Наконец Александр увидел вдали знакомый силуэт, идущий по аллее к дому. Наташа, облачённая в муаровое платье тёмно-синего цвета, чёрную накидку, перчатки и шляпку с вуалью, неспешно приближалась к дому, задумчиво глядя по сторонам. Не дожидаясь, когда она поднимется по дорожке, он быстро пошёл ей навстречу. Заметив приближающуюся фигуру, Натали откинула вуаль и, побледнев, резко остановилась. Сияя радостной улыбкой, к ней, как ни в чём не бывало, бодрым шагом шёл Александр в своём зелёном мундире. Чем ближе было его лицо, тем сильней у неё холодели руки и больнее билось сердце. Она инстинктивно схватилась за полы накидки и стала поправлять их от набежавшего ветра, хотя знала, что поправляться начала совсем недавно, и её положение, если и сделалось заметным, то пока разве что для неё самой. — Наконец-то! — сказал цесаревич, подлетая к Наташе и заключая в объятья. — Где ты была? Я приехал больше часа назад. И я ужасно соскучился! Александр хотел поцеловать её, как вдруг замер под каким-то странным, отрешённым взглядом. От него также не укрылись её руки, нервно сжавшие полы накидки. — Что с тобой? — он нежно коснулся пальцами её щеки и Натали вздрогнула. — Ты не рада меня видеть? — Здравствуйте, ваше высочество, — произнесла она слабым, едва слышным голосом, отводя его руку от своего лица. — Рада вас видеть. Ошеломлённый таким приёмом, Александр наблюдал, как Наташа отошла от него, продолжая испуганно смотреть, словно загнанная в угол лань. — В чём дело — можешь мне сказать? И где ты пропадала всё утро? — спрашивал он, опять подходя к ней. Она вновь отшатнулась в сторону. — Я была в церкви. А потом — на кладбище. — На кладбище? Кто-то умер?! — он схватил её за плечи. — Да, ваше высочество, если вы забыли, то полтора года назад умер мой жених, князь Долгорукий, и я ходила на его могилу. Приложив некоторые усилия, Натали отстранилась от Александра. Затем повернулась и, чувствуя, как слёзы комом встали у неё в горле, быстро направилась к дому. «Так вот почему она такая!» — думал Александр Николаевич, едва поспевая следом за княжной. — Я помню о гибели Андрея, просто не знал, что ты навещаешь его могилу, — мягко ответил он, пытаясь безуспешно взять княжну за руку. Наташа ничего не ответила. В полном молчании они поднялись на холм и подошли к усадьбе, а после забрались на крыльцо и прошли через открытые по случаю тёплой сентябрьской погоды двери в гостиную, где Натали, сняв шляпку и перчатки, опустилась на ближайший стул. Александр вновь вгляделся в её лицо. — Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил он, опускаясь на стул рядом. — Ты бледна. Или это из-за грустных мыслей? Натали бросила на него затравленный взгляд и вновь принялась теребить края накидки. Его вопросы остались без ответа. — Послушай, я же вижу, что-то произошло, — цесаревич взял-таки её руку в свою и попытался заглянуть в глаза. — Раньше ты всегда делилась со мной, по крайней мере, важным. Расскажи и сейчас. Что-то с Елизаветой Петровной? — Нет, с Лизой всё в порядке, — ответила Наташа, отводя глаза. — Тогда с твоими родителями? Она отрицательно замотала головой, смотря куда-то вдаль сквозь окна. — А, кажется знаю, — улыбнулся Александр. — Вы опять поссорились с Мишей. Ничего, я мигом привезу его к тебе — пусть только попробует отвертеться. — Мне надобно вас поздравить, — перебила Натали, собравшись с духом и посмотрев ему в глаза: — У вас с Мари родилась дочь. — Родилась, — ответил он растерянно. — Однако я ожидал получить поздравление в несколько другой форме. — Правда? — парировала она звонким голосом. А затем встала и отошла к окну. — Что ж, простите, ваше высочество, мой неподходящий этому случаю тон. — И всё-таки, я ничего не понимаю, — произнёс Александр, тоже вставая. — Я тосковал по тебе. Я примчался при первой возможности, а ты встречаешь меня столь холодно и отчуждённо. Быть может ты полюбила другого, и я тебе больше не нужен? Задав свой вопрос, он подошёл к ней и с вызовом встал рядом. — Что? — только и смогла вымолвить Натали. — Скажи: ты меня больше не любишь. — Как ты можешь? — воскликнула она с нескрываемым возмущением. — Я не получила от тебя ни единого письма за эти месяцы! Ни единого! Я не в праве требовать, но всё же волнуюсь! И с твоей стороны было жестоко не писать мне! Что я должна была думать? Видимо то, что это ты забыл меня и больше не хочешь видеть! Чувствуя, как слёзы вновь подступают к горлу, Наташа, закрывая лицо ладонями, направилась прочь из гостиной. Александр Николаевич бросился ей наперерез. — Постой! Почему ты не получала моих писем? Как это возможно, если я писал тебе и помногу. В том числе и о том, что не могу пока приехать из-за здоровья Марии. Да и обо всём остальном тоже. — Ты не обманываешь меня? — потрясённо спросила Натали. — Нет! Клянусь тебе! — Александр Николаевич перекрестился. И тут его озарила внезапная мысль: — Значит мои письма были кем-то перехвачены и осели в единственно возможном месте — в кабинете государя, — забыв на миг про Наташу, Александр отчаянно схватился за голову: — Боже, отец так ничего и не понял! — Неужели это правда? От нервного напряжения у Натали закружилась голова и она, ища опору, ухватилась за край стола. Цесаревич мгновенно очнулся от своих мыслей и поймал её за талию. Княжна встретилась с ним глазами: осознав, что они оба стали заложниками некоего заговора, который был затеян против них, она кинулась ему на шею и разрыдалась. — Всё-всё, тише, любимая, — успокаивал её Александр, гладя по голове. — Прости меня, — говорила Наташа сквозь слёзы. — А я думала, что ты разлюбил меня и бросил. — Когда ты поймёшь, что этого никогда не случится? — он крепче прижал её к себе. — Впрочем, я сам виноват. В следующий раз буду более внимателен к тем, кому поручаю доставлять письма в Высокое. — Император хотел как лучше, — пыталась оправдать поступок государя Натали. — Он заботился о принцессе. — Я думаю, он заботился не о Мари, а о том, чтобы разлучить нас, — отвечал Александр Николаевич, целуя мокрые от слёз щеки. — Но этому не бывать, слышишь? Как ты могла такое подумать: что я тебя разлюбил, бросил? — Извини, просто я… «Жду от тебя ребёнка и стала чересчур нервной», — хотела сказать она, но слова почему-то никак не шли, и Наташа лишь неопределённо помотала головой. — Ладно, — вздохнул Александр, вновь внимательно разглядывая её лицо. И всё-таки что-то не так, что-то изменилось в его Наташе. — Ты голодна? Давай позавтракаем вместе. — С удовольствием, — улыбнулась княжна и вновь прижалась к нему. — Честно говоря, я изрядно проголодалась за время утренней прогулки. Очень хочу есть. Наташа позвала Глафиру Петровну и велела подать еду, а сама сняла свою накидку и вместе со шляпкой и перчатками отнесла в гардероб. Возвращаясь обратно по коридору к Александру, она всё искала в себе силы, чтобы войти и объявить ему о ребёнке. Княжна не сомневалась, что он обрадуется, но как начать сей разговор? Поэтому, возвратившись к нему в гостиную, Натали в нерешительности несколько секунд переминалась на пороге с ноги на ногу. Затем подошла и вновь обняла его, а также поведала, как сильно тосковала эти месяцы. — Я тоже, — твердил он, целуя её руки. — Невозможно скучал. Натали собралась было с духом, чтобы сообщить о своём положении, но вошла насупившаяся Глафира Петровна с подносом в руке. Дабы задобрить женщину, сердившуюся на Александра Николаевича за столь долгое отсутствие, княжна азартно кинулась помогать накрывать на стол. За завтраком Натали с Александром в основном говорили о делах Высокого: цесаревич принялся расспрашивать Наташу про её деятельность, связанную с обустройством парка, про дела с крестьянами; он живо интересовался новостями из усадьбы Репниных. Княжна терпеливо отвечала, но как только возникала пауза, открывала рот, чтобы сообщить главную новость, и вновь безуспешно его закрывала. Когда с утренней трапезой было покончено, и они, сидя друг напротив друга, допивали чай, цесаревич поведал собственные планы. — Итак, ты рассказала мне столько новостей. Теперь пришёл мой черёд. Во-первых, я намереваюсь остаться с тобой на пару дней, — Александр встал и, обойдя стол, опустился рядом с ней на колени: — Я принял это решение ещё во время своего пути. Мне хочется побыть с тобой подольше, учитывая месяцы разлуки. Заснуть ночью рядом с тобой. (Натали грустно улыбнулась.) И проснуться тоже — рядом. Пойти с тобой на прогулку. Или, если хочешь, могу помочь тебе в делах. Или мы можем навестить Лизу с Михаилом. Или Корфов, м? — так и оставшись на коленях, цесаревич взял руку Натали и поцеловал. — Или давай съездим куда-нибудь верхом? Знаешь, я давно мечтал прокатиться с тобой по тому полю, за которым живут твои крестьяне. Ты мне покажешь их деревушку. У тебя же есть лошадь для выезда? Загоревшись идеей, он оставил её и подошёл к раскрытым окнам. — И погода прекрасная. Поехали кататься? Наташа решилась: сейчас или никогда! — Саша, видишь ли, — начала она, поднимаясь, — я рада поехать с тобой верхом, но сейчас мне нельзя. Она многозначительно посмотрела на него с самым серьёзным видом, на который была способна. Однако Александр Николаевич растолковал её слова несколько по-иному. — Всё-таки стряслось. Ты больна, — сделал вывод он, чувствуя, как теряет почву под ногами. — Это серьёзно? Что говорят врачи? — Я действительно не совсем здорова, но это, как бы сказать, не совсем болезнь, — испытывая стеснение под его требовательным, пристальным взглядом, Наташа смутилась. — Некоторое время назад ко мне приезжал доктор Штерн, который осмотрел меня, — она набрала в грудь побольше воздуха и выдала: — Видишь ли, я жду ребёнка, поэтому не могу ездить верхом. В моём положении это опасно, думаю ты и сам знаешь. Александр Николаевич словно окаменел. Какое-то время он молча вглядывался в её лицо, а потом охрипшим от волнения голосом произнёс: — То, что ты сейчас сказала — мне не послышалось? Ты беременна? Сияющая Наташа закивала ему. — Господи, спасибо! — он вновь рухнул перед ней на колени и, обняв за талию, прижался к ней. Княжну в миг отпустили все тревоги и сомнения. Гладя его по голове, она весело рассмеялась. — И вправду, ну её, верховую езду! Чего бы тебе хотелось? Скажи — тотчас всё исполню! — спрашивал он, глядя на неё снизу вверх. — Мне хотелось только одного: получить весточку от тебя, что ты жив и здоров. А ещё: чтобы ты приехал. Теперь ты здесь, и я счастлива. — Но как ты себя чувствуешь? Тебе часто бывает дурно? А голова у тебя кружится? Слабость бывает? Что с тобой сейчас происходит? — забрасывал он новыми вопросами. — Я в полном порядке, — бодро ответила Натали, почувствовав себя так, будто она вновь рядом с доктором Штерном. — Поначалу мне было не очень хорошо, особенно по утрам, а сейчас всё наладилось. — А твои дела? Ты ведь по-прежнему сама ими занимаешься, — осознал цесаревич. — Сейчас сама. Но когда мне было плохо, Миша взял на себя хлопоты. И вообще, он стал очень заботлив с тех пор, как мы помирились, — предвидя следующий вопрос, княжна объяснила: — А когда я вновь буду ни на что не годна, брат обещал за всем приглядеть. Не беспокойся, мы уже обговорили все детали. — Я тоже не останусь в стороне, — сказал Александр, явно что-то обдумывая. — Нам нужно подумать, как быть с письмами, — мягко напомнила Натали. — Я по-прежнему не буду тебе писать, но мне хочется хоть иногда получать от тебя новости. — И вопрос с корреспонденцией непременно решу. У тебя должна быть возможность, в случае чего, быстро связаться со мной. — Это вовсе не обязательно. — Нет, обязательно, — возразил он. — Тебе понадобится хороший врач, когда подойдёт срок рождения нашего ребёнка. И вообще, я должен знать, что с тобой всё в порядке, когда меня нет рядом. — Пожалуйста, не волнуйся, Миша меня часто навещает. А здесь всегда со мной Глафира Петровна и Дуня. — Чего тебе хочется, любимая? — вновь спросил Александр дабы не спорить понапрасну. В душе он уже принял решение поступить по-своему. — Давай возьмём коляску и съездим в одно место. Я хочу показать тебе часть парка, где ты ещё не бывал, — предложила Натали. — Это очень далеко? — по-прежнему тревожась, спросил он. — И, кстати, не слишком ли много ты ходишь пешком? Ведь до церкви, где ты сегодня была, приличное расстояние. — Довольно волноваться, Александр Николаевич, — весело ответила княжна. — Я в порядке. Точнее нет: теперь уже не я, а мы прекрасно себя чувствуем.VII
Они так и поступили: сели в лёгкую двуколку и покатили по дороге вниз, в противоположную от подъездной аллеи сторону. Наташа успела переодеться, и на смену мрачному, почти траурному наряду, пришло светло-зелёное платье для прогулок с воротничком-кокеткой, расшитая бахромой бордовая накидка и кожаные перчатки. Шляпку она намеренно решила не брать: осеннее солнце уже не припекало настолько, чтобы опасаться нежелательного загара. Кроме того, ей очень нравилось греться на солнышке и наблюдать, как Александр Николаевич, облачившийся в более простой шерстяной костюм-тройку заместо своего мундира, ловко управляет бегущей впереди лошадкой, бросая время от времени на Натали любящие взгляды. В этот день они много времени провели на свежем воздухе. Сперва Наташа показала цесаревичу часть парка с руинами, которую за прошедшее лето, несмотря на своё неважное самочувствие, привела в надлежащий вид. Они с наслаждением прогулялись по узким тенистым аллеям, переходя несколько раз журчащий ручей по старинным каменным мостикам, посидели на большой деревянной скамье, вырезанной из огромного ствола старого дуба, полюбовались высоченными деревьями, которые шелестели желтеющей листвой. Затем, вновь забравшись в коляску, отправились к полю. Объезжая его по краю, Александр с Натали вдыхали запах скошенного сена, которое крестьяне собрали в аккуратные стога, чтобы запасти на зиму. Миновав эти просторы, путешественники проехали насквозь деревушку, где им то и дело попадались крепостные Высокого, разглядывающие Наташиного спутника с любопытством и неизменно тепло приветствующие саму княжну Репнину. Все они желали своей душеньке здоровья и махали вслед повозке рабочими, привыкшими к труду руками. Натали особенно радовалась встрече с крестьянами. И дело было не только в присутствии Александра Николаевича, который освещал её маленький мир. За непродолжительный срок она успела по-настоящему сродниться с простыми людьми. Легко, радостно и просто признавалась она самой себе, что все её крестьяне куда милее, чем придворные дамы и господа. И Наташе в этот приезд в крестьянскую деревушку вместе с цесаревичем стало немного грустно от того, что в скором времени она не сможет приезжать к ним, заходить в гости в их избы, расспрашивать о жизни, слушать старинные песни. С рождением ребёнка у неё появятся новые, неведомые ранее, заботы. И её время больше не будет принадлежать только ей одной. Глядя на то, как Наташа приветствует своих крестьян, как внимательна к ним (а цесаревич заметил, что княжна к каждому подошедшему мужику или бабе обращалась по имени, а также спрашивала про его или её семью и здоровы ли их дети), — он не мог не представить её рядом с собой, но в другой атмосфере. «Точно также, — размышлял Александр, — она могла бы ехать со мной по Петербургу и приветствовать своих подданных. Или принимать послов во дворце. Или с блеском открывать бал. Ведь в ней есть нечто такое, что располагает к себе людей; а также внутренняя сила, способность к действию, умение думать и грамотно излагать свои мысли. И люди, чувствуя это, инстинктивно тянутся к ней». Но Александр тотчас прервал свои думы. Во-первых, он прекрасно понимал, что Натали Репнина никогда не будет присутствовать рядом с ним в качестве официальной жены. А ещё потому, что подобные фантазии были слишком жестоки, ведь никто не отменял существование принцессы Марии. Внимательно наблюдавшая за своим спутником Наташа заметила его внутренние терзания. И хоть она не могла знать причину мучений, но подумала, что Александр видит её сейчас с новой для себя стороны: раньше в его глазах она была фрейлиной, светской дамой, вынужденной неукоснительно соблюдать этикет и правила двора; теперь же она — простая деревенская жительница, хозяйка имения, которая должна думать не о том, какой поклон кому отвесить, а как позаботиться о стольких людях вокруг. Своими догадками Натали поделилась с Александром Николаевичем, когда они, миновав деревню, выехали на лесную дорожку и повернули обратно к Высокому. — Мы с тобой похожи, — улыбнулся он, выслушав её. — От нас обоих зависит благополучие других людей. — К счастью, от меня зависит судьба только моих крестьян, — возразила Наташа, придвигаясь к нему ближе. — Я бы не смогла править огромным государством. — Разве? — он бросил на неё как будто удивлённый взгляд. — А я думаю иначе: из тебя бы вышла прекрасная императрица. Только боюсь, я не смог бы уделять государственным делам столько времени, сколько мой отец, потому что только и думал о том, как бы украсть тебя от твоих фрейлин и увезти в какое-нибудь укромное место. А там спрятаться ото всех и быть рядом: с тобой и нашими детьми. Отвлёкшись на миг от дороги, Александр поцеловал её. — Тогда хорошо, что всё так, как есть, — сказала княжна, закрывая глаза. — Значит, я на своём месте. Он хотел было возразить ей: нет, не на своём. И как это несправедливо, что она, так горячо любимая им, должна проводить большинство времени вдали, решая проблемы в одиночку, занимаясь делами без его помощи, пребывая в положении без должной заботы. Но он смолчал. Потому что любые сказанные слова сделались бы лишь пустым звуком. Он не мог ничего предложить ей. Не мог взять и увезти далеко, как мечтал. Ему оставалось лишь смириться вслед за ней, что их любовь всегда будет носить характер эпизодов, коротких встреч, которые иногда удастся выхватить у злодейки-судьбы.VIII
Этой ночью Александр Николаевич никак не мог заснуть. Его не покидало чувство тревоги за их с Натали будущее. Глядя на лежавшую рядом Наташу и кажется погрузившуюся в крепкий сон, он всё думал о том, что их ждёт, когда ему предстоит вернуться обратно в Царское и предстать перед отцом. Пытаясь отогнать страшные мысли, цесаревич взял руку любимой в свою и прижался к ней губами. Ему удалось ненадолго задремать, но пришедший вскоре кошмар беспощадно вызволил из сна. За окном светало, и Александр, тихонько поднявшись, прошёл в свой кабинет и притворил за собой дверь. Наташа, продолжая лежать неподвижно, медленно открыла глаза. Его чувство тревожности передалось и ей. Пытаясь успокоиться, она вслушивалась в тишину своего дома, пока вновь уснула. Спустя какое-то время княжну разбудил скрип дверной ручки — это Александр Николаевич вернулся в спальню. Тихонько открыв дверь, ведущую на просторный балкон, он вновь оставил княжну в одиночестве. Натали приподнялась на мягких подушках и увидела силуэт за окном: цесаревич, надевший синий шёлковый халат, стоял к ней спиной, положив руки на белые перила. Она выбралась из кровати и, накинув поверх ночной рубашки большую шерстяную шаль — подарок Глафиры Петровны — вышла к нему в рассветную дымку. Услышав шаги, он обернулся. — Я разбудил тебя? Прости, — произнёс Александр, любуясь, как она прекрасна в своём простом облачении, немного бледная, с длинными распущенными волосами и сияющими глазами изумрудного цвета. Он протянул руку и погладил её по волосам, в то время как Наташа глядела на него пытливым взглядом, ожидая, что он скажет. Ему вновь стало страшно. — Мне не спалось, и я немного посидел в кабинете. Там очень уютно, и всё благодаря тебе. — Саша, скажи, что тебя тревожит? Отвернувшись, он вернул руки в прежнее положение, и Натали заметила, как сильно при этом сжались его пальцы на перилах. Несколько минут он смотрел куда-то вдаль, а потом медленно проговорил: — Я много думал за прошедший день и за минувшую ночь. Мне вспомнилась Ольга и то, как ловко мой отец разлучил нас. Как хладнокровно и жестоко он провёл эту операцию по удалению любимого человека из моей тогдашней юношеской жизни. — Ты тоскуешь по Ольге Калиновской? — спросила Наташа осторожно. — Нет, что ты, дело не в этом, — Александр созерцал рассветное небо, становившееся всё более светлым. — Мне кажется, это было так давно. И, уж, конечно, осталось в прошлом. Я вспомнил об этом в связи с нами. А что если отец захочет точно также избавиться от тебя? — цесаревич опустил глаза вниз на землю, блестевшую от капелек росы. — Поэтому я решил составить кое-какой документ, который, надеюсь, сможет охладить пыл его величества. И дабы не откладывать своё решение в долгий ящик, сделал задуманное сейчас в кабинете. — И что же это за бумага? — Натали почувствовала, как от волнения задрожали колени. Она тоже ухватилась за перила. — Я написал отречение в пользу своего брата Константина, — спокойно, словно речь шла о каких-то пустяках, ответил Александр Николаевич. — Что? Нет! — вырвалось у Наташи. — Зачем ты это сделал? Ты с ума сошёл? Цесаревич обернулся к ней. — Чтобы защитить тебя и нашего будущего ребёнка, — ответил он, сохраняя невозмутимый тон. — Не волнуйся, эта бумага будет использована лишь как крайняя мера, если государь попытается спрятать тебя или выслать подальше. Я уже принял решение, что ежели он разлучит нас, я брошу всё и последую за тобой. — Это невозможно, — прошептала Натали, представив, какой удар хватит государыню. И что будет потом, с принцессой Марией? — Нет, так нельзя. Я не позволю тебе сломать жизнь другим людям. — А ломать наши с тобой жизни он вправе? — Александр встретился с ней глазами, при этом его взгляд был полон отчаяния. — Мне хотелось бы верить, что удастся договориться с отцом, но его затея с сокрытием писем говорит об обратном. А ведь я уже столько раз твердил ему всего лишь об одной просьбе: позволить нам изредка видеться, — он обнял её за плечи и притянул к себе. — Прошу, только не волнуйся, я же сказал, что эта бумага — крайняя мера. Обещаю сделать всё возможное, чтобы мы с государем нашли общий язык. — И всё же, это неправильно. Должен быть другой выход, — Наташа не оставляла попытку образумить его. — Я не могу потерять тебя, понимаешь? Особенно сейчас, когда от меня зависит не только твоё благополучие, но и нашего не родившегося сына или дочери. Цесаревич прижал к себе княжну. Воцарилась тишина. — Пару месяцев назад мне приснился чудной сон, — поведал он спустя время. — Ты стоишь в облике ангела за моей спиной. В белом одеянии, с белыми крыльями — знаешь, как пишут на иконах. — Вы придаёте значение снам, ваше высочество? — Ты помнишь Раду? Цыганку из табора? — ни с того, ни с сего выпалил Александр, немного отодвигаясь, чтобы видеть лицо Натали. — Брат рассказывал мне о ней. Их табор покинул наши края прошлой весной, — растерянно ответила она. — Рада как-то гадала мне по руке. И знаешь, что она сказала? Что меня ждёт беда. И ходить мне по лезвию ножа. И семь раз моя жизнь будет висеть на волоске. — Ты в это веришь? — спросила Натали, вглядываясь в лицо Александра. — Хотел бы не верить. Но… семь раз. Надо же такое предсказать! — По-моему Рада просто хотела произвести на тебя впечатление, — весело сказала Натали, стараясь не показать, как на самом деле напугана услышанным. — Или получить несколько золотых монет в качестве вознаграждения за эффектное гадание. — Может быть, — задумчиво ответил Александр, вновь обнимая её. — Только знаешь что? Я почему-то уверен: пока ты со мной — мне ничего не грозит. Но если тебя не будет рядом, мне просто станет всё равно: жизнь или смерть. — Не говори так, пожалуйста. Может ты сам хочешь испытать судьбу? — Наташа в ужасе вырвалась из его объятий. Она вспомнила, как на Александра Николаевича, решившего однажды «выйти в народ», набросился с ножом цыган в Двугорском трактире. Тогда чудом была задета лишь рука Александра. Но ведь нож мог попасть и в сердце! — Прошу тебя, забудь. Не следовало тебе этого говорить, — цесаревич протянул ей руку, и, когда Натали вложила свою, вновь к ней приблизился. — Но от тебя трудно что-либо скрыть. — Обещай, что не станешь совершать опрометчивых поступков, — Наташа взяла его руки в свои, словно скрепляя незримый договор между ними. — Обещай, что непременно найдёшь общий язык с его величеством, как бы трудно это ни было. — Обещаю. — Я люблю тебя. И не хочу, чтобы ты стал жестоким игроком чужими судьбами. И со своей судьбой не играй, поскольку это и вправду может быть опасно. — Я не собирался. Но слишком люблю тебя, чтобы позволить кому-либо причинить тебе боль. Рассветное солнце выползло из-за дома и, коснувшись верхушек деревьев, осветило раскинувшиеся просторы Высокого. Наташа с Александром стояли на балконе второго этажа, прижавшись друг к другу и не желая отпускать драгоценные минуты, проведённые вместе. Оба внимали окружающей гармонии, волшебству пробуждающейся природы. Где-то вдали можно было увидеть кусочек желтеющего поля, за которым чернели деревенские избы с торчащими трубами, чей дымок неспешно поднимался и растворялся в небесной синеве. Проснувшиеся птицы дружно щебетали на раскидистых ветках лип и дубов. Вдруг послышалось пение кукушки, эхо которого отражалось от стен усадьбы. Утренний туман рассеялся, и воздух, чистый и прозрачный, дурманил своей свежестью. Обнимая Наташу, Александр Николаевич вновь вспомнил слова цыганки Рады, которые тоже были сказаны во время гадания в кибитке: «Вижу по руке, ты очень смелый. Если веришь во что-то, готов за это драться. Но человеку одному с драконом не совладать». «Нет, совладать, — ответил он сам себе, беря лицо княжны в свои руки и целуя каждую любимую чёрточку. — Ради неё я одолею любого дракона, сколь страшен он бы ни был. Никому не под силу отнять у меня самое драгоценное — мою Наташу».IX
Днём к их компании присоединился Михаил, который, по своему обыкновению, заехал в Высокое проведать сестру. Князь обрадовался Александру Николаевичу, хотя в душе по-прежнему недоумевал: как можно было так долго не писать сестре и не объявляться? Но за спокойствие Наташи он готов был простить многое. Натали с цесаревичем, не сговариваясь, умолчали о коварстве императора, поэтому Михаил продолжал пребывать в неведении по поводу всех обстоятельств, которые послужили поводом для стольких тревог. Заметив, что Миша слегка простужен, княжна поспешила на кухню за чаем с малиной, оставив мужчин в гостиной, а когда вернулась с подносом, заметила, как те разом прекратили свой таинственный разговор полушёпотом и с невозмутимым видом отошли друг от друга. Протянув брату горячий чай, Наташа села на диванчик рядом с Александром. Она вся прямо-таки светилась от счастья, переводя взгляд с одного на другого. Опустошив свою чашку, Миша поспешил откланяться, поскольку не хотел мешать двоим. После обеда княжна потянула цесаревича наверх в кабинет. Она принесла гитару и впервые за долгое время пела любимые романсы. Сидя в своём кресле, Александр не сводил глаз с Натали, которой в этот раз особенно хорошо удавались песни, ведь пела сама душа княжны Репниной. Ближе к ночи небо затянуло свинцовыми тучами и пошёл проливной дождь, чьи тяжёлые капли смешивались с сильными порывами ветра. Наташу встревожила резкая перемена погоды, поскольку буквально полчаса назад она уговорила-таки Александра Николаевича отправиться в путь на рассвете. Никогда ещё прежде он не задерживался в Высоком на двое суток, и сердце княжны изнывало от опасений, как бы государь не разгневался пуще прежнего. Цесаревич, наоборот, радовался непогоде, так как втайне надеялся, что она продержится до утра, и, следовательно, у него появится весомый повод побыть с любимой ещё хотя бы несколько часов. И повод задержаться действительно появился, только погода была ни при чём. К большому сожалению Александра, утро встретило его чистым небом, однако, окончательно проснувшись, он увидел перед собой бледную Наташу, только что поборовшую очередной приступ дурноты. Поднявшись и наспех одевшись, цесаревич принялся ухаживать: взбил и поправил подушки, чтобы Натали смогла удобнее устроиться в изголовье кровати, получше укутал одеялом её ноги, сходил за стаканом воды, а после сидел рядом и развлекал всевозможной весёлой чепухой. Вскоре ей стало лучше. Она встала с постели и привела себя в порядок, чтобы позавтракать с его высочеством. Когда они закончили трапезу, Александр настойчиво предложил остаться ещё на один день, но княжна заверила, что такие состояния привычны для её положения, а ему необходимо возвращаться в Царское село. С огромной неохотой он облачился в свой мундир и, взяв в руки плащ, спустился в гостиную, где Наташа собирала посуду. — Вот я и готов, — сказал он с грустью. — Раз ты меня прогоняешь, придётся ехать. — Я не гоню тебя, но ты должен воротиться обратно, — ответила Наташа, отставив фарфоровую чашку с блюдцем. Она подошла к нему и стряхнула несуществующие пылинки с золотых эполет. — На улице похолодало, поэтому не выходи со мной, чтобы не простудиться, — Александр боролся с подступающим страхом, что он вынужден оставить её. И неизвестно, при каких обстоятельствах они увидятся в следующий раз. — Как только я решу вопрос с нашей перепиской, сразу дам знать. Но не волнуйся, если письмо прилетит не завтра. — Я не буду волноваться, — Наташа обняла его за плечи. — Прости, что устроила сцену, когда ты приехал. Мне надо было догадаться, что что-то здесь не так, а я настолько погрузилась в деревенскую жизнь, что кажется совсем забыла, какие интриги могут плестись при дворе. — Твоё беспокойство можно понять: столько времени — и никаких известий. — Больше этого не повторится, — уверяла его княжна. — Мне теперь нужно беречь себя. — Береги, пожалуйста. И сразу посылай за доктором Штерном в случае чего, — он сурово взглянул на неё исподлобья, что заставило Натали улыбнуться. — Всё, иди, — княжна поцеловала его, а затем выпустила из объятий и отошла к столу. — Я люблю тебя, — делая над собой неимоверное усилие, Александр Николаевич развернулся и быстро вышел. Наташа было вернулась к посуде: взяла чашку, из которой он только за завтраком пил кофе, и аккуратно поставила на поднос. Однако её взгляд так и застыл на этой чашке, его любимой, которую он всегда просил подать, приезжая в Высокое. Она резко подняла голову и, словно что-то вспомнив, бросилась прочь из гостиной. Миновав коридор, Натали распахнула входную дверь и вылетела на улицу, где цесаревич уже забрался на своего коня и поправлял перекрутившиеся поводья. — Александр! — выкрикнула она на бегу. Бросив своё занятие, он обернулся. Натали подошла к нему и протянула руку, которую он, продолжая гарцевать на коне, крепко перехватил, удерживая другой строптивого Пегаса. — Ты зачем вышла? Я же сказал: холодно. — Обещай мне… — Опять обещания? — он улыбнулся. — Хорошо, что у тебя? Но предупреждаю: только потому, что хочу, чтобы ты поскорей вернулась в дом. — Обещай, что будешь осторожен. Во всём. — Обещаю, — прошептал он и крепче сжал её пальцы. — А теперь возвращайся в тепло. Немедленно. Он выпустил её ладонь из своей руки. Наташа отошла от Александра, продолжая пристально смотреть на него, в то время как он, оборачиваясь, пришпорил коня и пустился прочь. Она сделала вид, что направилась обратно в тепло, но, взойдя на крыльцо, вновь остановилась и, прислонившись к высокой колонне, стала глядеть ему вслед. «Господи, помоги ему», — прошептала Натали и несколько раз кашлянула, вдохнув холодного воздуха, в то время как Александр, преодолев спуск, а затем подъем, замер вдалеке. Стоя вполоборота, наследник престола бросил прощальный взгляд на Высокое и одинокую фигуру, чей образ всегда хранил в сердце.