Люблю тебя ненавидеть

      В итоге мы расстаемся почти друзьями. Великодушный Дрона ограничивается несколькими отдаленными провинциями, чтобы исполнить свою давнюю мечту – сделать сына удельным князем. Браминам вроде бы не положено владеть землей, однако сын Дроны, пришедший вместе с ним, на брамина совсем не похож. Он носит доспехи и оружие и, кажется, способен уложить одной левой любого, за исключением, может быть, здоровяка Бхимы, сына Панду. После его коронации все мирно разъезжаются по домам, и в Кампилье снова воцаряется мир и благодать. Но я знаю, что отец только делает вид, что успокоился. После всего происшедшего он становится еще более замкнутым и раздражительным, чем раньше. - Это ты во всем виновата, - говорит он мне в один прекрасный день. – Ты упустила из виду этих проходимцев, сыновей Панду, и им легко удалось взять меня в плен. Будь ты настоящим воином, не совершила бы такой ошибки. - Но разве я не настоящий воин, отец? – удивленно спрашиваю я. - Женщина не может быть настоящим воином, - вздыхает он. – Мне нужен сын, защитник и наследник.       Я задыхаюсь от такой чудовищной несправедливости. Я служила ему верой и правдой столько лет, я не вышла замуж, отказавшись от своей женской сущности – и такова его благодарность? Не говоря ни слова, я выхожу из его комнаты. Меня душат слезы, но плакать при нем я не собираюсь – это только подтвердит его мнение обо мне. И почему мужчины всегда винят в своем унижении других?       Следующие несколько дней отца не видно во дворце. Целыми днями он пропадает у риши Яджьи в храме Агни. Нам с мамой неизвестно, что они там обсуждают, так что объявление отца, сделанное одним прекрасным утром, становится для нас полной неожиданностью. - Сегодня вечером в храме Агни состоится большое жертвоприношение, благодаря которому я наконец-то обрету сына, - говорит он, и мы замечаем на его глазах слезы радости. – Брамины Кампильи согласились использовать для этого все свои духовные заслуги. Мы разожжем огромный костер, и Агнидев, который способен не только отнимать жизнь, но и давать ее, создаст могучее тело моего сына прямо из пламени!       Вечером царское семейство и все брамины нашей столицы собираются на храмовой пощади перед алтарем для огненных жертвоприношений. Под монотонное пение бородатого хора из десяти браминов пламя, подпитываемое разнообразной снедью, взвивается к темным небесам, рассыпая вокруг алтаря обильные искры. Переваривая съеденный бочонок топленого масла, оно издает громкий треск и мощное низкое гудение, подобное вою ветра в горах. Я невольно содрогаюсь, вспоминая рев другого пламени, забравшего жизнь несчастной принцессы Каши. Я как будто до сих пор чувствую его обжигающее дыхание на своей коже. Неужели сейчас мы станем свидетелями рождения новой жизни из смертоносного огня?       Огонь разгорается все сильнее, пение становится громче, и вот уже в центре алтаря вырисовывается какая-то тень. Она постепенно уплотняется и приобретает очертания человеческой фигуры, фигуры взрослого мужчины. Он делает шаг вперед, и огонь расступается перед ним – это невероятное зрелище, как будто он собирался совершить самосожжение, но боги повернули время вспять. Шафрановые сполохи бегают по его обнаженному телу. К тому моменту, как мой новорожденный брат проходит несколько шагов по прохладной земле, кожа его остывает, и вот он уже неотличим от обычного человека. Слуги поспешно надевают на него набедренную повязку и пышный венок из живых лотосов.       Отец бежит к нему и обнимает, не боясь обжечься. - Сынок, - радостно причитает он. – Наконец-то.       Взяв новообретенного сына за руку и повернувшись лицом к зрителям, сидящим полукругом перед лицевой частью алтаря, он торжественно объявляет: - Его имя – Дхриштадьюмна. Он будет моей правой рукой, моей силой и мощью. А когда я уйду на покой, унаследует престол Панчала.       Парень кивает. Я не уверена, понял он что-нибудь или нет. Он рожден уже взрослым, но уверен ли отец, что он вот так сразу станет его защитником? Не понадобятся ли ему многие годы, чтобы научиться всему, что люди, рожденные естественным образом, обычно узнают постепенно? Умеет ли он, например, говорить?       Дхриштадьюмна встает перед отцом на колени и прикасается к его стопам. - Я буду служить тебе, отец, - говорит он глухо.       Так, похоже, боги позаботились о панчалийском наследнике как следует. Теперь отцу есть на ком сосредоточить свое внимание, есть на кого излить любовь и возложить надежды. Он уже устал ждать низвержения правителя Хастинапура и обратился к более насущной проблеме престолонаследия. Что же, его можно понять. Лучше синица в руках, чем журавль в небе.       Агнидев выполнил свою миссию, и мы уже готовы повернуться к нему спиной. Мы с мамой встаем, чтобы, в свою очередь, обнять нового члена семьи, познакомиться с ним. Мы чрезвычайно взволнованы, поэтому не сразу замечаем, что огонь в алтаре вспыхивает с новой силой, хотя никто из браминов не приносил ему новых жертв. Брамины отскакивают от костра, вытряхивая из длинных бород запутавшиеся в них искры. - Царь! – кричит риши Яджья. – Жертвоприношение еще не окончено! - Так заканчивайте его без меня, - отмахивается отец, чье внимание полностью отдано новорожденному сыну. - Но что бы сейчас ни произошло, это будет связано с тобой и с твоим сыном. Царь не может уйти до окончания царского жертвоприношения, иначе боги будут разгневаны, - строго напоминает ему риши Яджья.       Отец неохотно поворачивается к алтарю, всем своим видом показывая, что ему не терпится уйти. - Ну что там еще? – недовольно спрашивает он. Но вдруг застывает с открытым ртом.       Мы тоже подаемся вперед, чтобы лучше видеть происходящее. Но пламя, взвившееся на головокружительную высоту, наверное, видно во всех землях ариев. В его мощном гудении мы различаем едва слышную нежную мелодию. В чреве огня снова растет диковинный плод: фигура тоньше и изящнее предыдущей, с длинными волосами, рассыпанными по хрупким плечам. Это девушка! - Что? – выдыхает потрясенный отец. – Еще одна дочь? Но я просил только сына. –       Он вопросительно смотрит на риши Яджью. Тот пожимает плечами. - Яджурведа – не точная наука, - говорит он. – Мы рассчитали количество жертвоприношений и духовных заслуг, необходимое для создания одной новой жизни. Но боги рассудили по-своему. Они явно благоволят тебе, царь: вместо одного ребенка двое – это удивительная удача. - Он поворачивается к огню: - Царь Друпада от всей души благодарит тебя, Агнидев, за такую неслыханную щедрость. Он обещает любить обоих детей как самый драгоценный дар, когда-либо полученный им, и жертвоприношения его отныне удвоятся. - Да, - поспешно подхватывает отец пересохшими от волнения губами, - я клянусь тебе, Агнидев, что никогда не забуду твоей милости.       Тем временем завеса огня снова расступается и выпускает наружу пленительное создание, прикрытое лишь длинными распущенными волосами, закрывающими бедра. Глаза девушки скромно опущены, походка неуверенна, будто она не совсем понимает, где она и что здесь делает. Вполне возможно, так оно и есть, думаю я. К ней подбегают брамины и набрасывают на плечи парчовое покрывало с одной из зрительских скамеек. - Как же назвать тебя, дитя мое? – растерянно спрашивает отец новую дочку. Но вопрос этот повисает в воздухе: вряд ли новорожденная способна сама выбрать себе имя. Тут подает голос риши Яджья: - Назови ее в честь себя самого, и голову ломать не надо. Чем твое имя хуже прочих? Пусть будет Драупади. Ну а по названию царства ее также будут называть Панчали. - Драупади, - растроганно говорит отец. – Вот так подарок… Нежданно-негаданно. Ну что ж, подойди ко мне, дочка.       Драупади медленно подходит к отцу и склоняется у его ног. Одной рукой она придерживает на груди покрывало, поэтому поклон выходит немного неуклюжим. - Отец, - говорит она, поднимаясь, - спасибо вам за все.       Я замечаю, что отец краснеет. Еще бы, он же ничего еще для нее не сделал, даже не просил богов о ее рождении, так что ее благодарность слегка преждевременна. Будем считать ее авансом. Отец обнимает Драупади, потом зовет меня. - Шикхандини, доченька, - говорит он, - займись младшей сестрой. Дай ей… ну, одежду, украшения, все, что надо принцессе. Покажи ей дворец, и вы с мамой выберите ей хорошую комнату. Надеюсь, вы с ней подружитесь. - Обязательно, отец, - отвечаю я как можно учтивее. – Пойдем, Драупади. - Это воздушное создание идет за мной, и мне кажется, что трава даже не приминается под ее легкими шагами. * * *       Теперь, когда в моей жизни появилась младшая сестренка, я куда больше времени уделяю женским занятиям. Оказывается, это даже интересно – подбирать одежду и украшения. Не для себя, конечно, - я, как и прежде, довольствуюсь мужским воинским костюмом, не стесняющим движений, - а для Драупади. Ее радуют разноцветные сари и тяжелые ожерелья. Иногда по вечерам мы запираемся в ее комнате с дюжиной новых платьев, и она без устали крутится перед зеркалом, примеряя одно за другим. Серьги с бриллиантами приводят ее в восторг. Но, кроме нарядов и украшений, она также проявляет живой интерес ко всему окружающему. Общаясь с ней, я замечаю, что уровень ее умственного развития, в первые дни после рождения соответствующий примерно уровню шести-семилетнего ребенка, стремительно растет. Через месяц она уже больше похожа на тринадцатилетнюю, а еще через полгода способна рассуждать практически на уровне взрослого человека. В первые же дни она научилась читать и читает теперь каждый день по несколько часов. Особой ее любовью пользуются стихи из дворцовой библиотеки, но многие книги дает ей риши Яджья. Это в основном сборники правил дворцового этикета, описание многочисленных ритуалов, а также трактаты по основам общественного устройства и управления государством. - Зачем тебе знать об управлении государством? – удивляюсь я. – Выйдешь замуж, пусть муж этим и занимается. - Знаешь, - задумчиво отвечает она, - у меня такое чувство, что мне надо знать обо всем. – У меня в голове будто зуд какой-то, как в животе, когда очень хочется есть. Только мне нужна не еда, а знания. Вы все учились с детства, у вас на это было много времени. А для меня невыносимо думать, что я здесь новичок и ничего не знаю об этом мире, как он устроен, как живут в нем люди. Жаль, что в сутках только двадцать четыре часа. Мне надо догнать остальных. -Успокойся, - говорю я. – Мы все в равном положении. Я вот за всю жизнь столько не прочитала, сколько ты за шесть месяцев. И, скажу я тебе по секрету, в этом мире никто не новичок.       Она кивает: - Да, я читала об этом. Мы живем не один раз, наши души приходят в этот мир снова и снова, накапливая опыт. Или грехи, кто как. Только мы этого не помним. - Некоторые помнят, - таинственно говорю я. И рассказываю ей о своей прошлой жизни. Она слушает с расширенными от любопытства глазами. Потом замечает: - Так значит, твоя прошлая жизнь закончилась в огне. А моя теперешняя жизнь в огне началась. Как странно Агнидев сплел наши судьбы… - Да, - соглашаюсь я. – Что-то в этом есть такое… судьбоносное. У меня ощущение, что ты сыграешь в моей жизни очень важную роль. Не просто как сестра. А как человек, способный приблизить меня к моей цели. Не могу объяснить почему. Это, наверное, смешно… - я смущенно улыбаюсь. - Нет-нет, что ты, это совсем не смешно, - возражает она. – Я действительно хотела бы тебе помочь. Но я пока не знаю, как это сделать. Ведь я не имею никакого представления о правителе Хастинапура. И не совсем понимаю твои чувства… любовь, ненависть, - пока для меня это только слова. Мне еще так многому надо научиться! - Забудь, - я целую ее чистый лоб. – Это грустная история, а ты создана для радости. Наслаждайся жизнью, малышка.       Так проходит два года. Красота Драупади расцветает, как и ее незаурядный интеллект. Мне кажется, она прочитала уже все книги, какие имелись в столице. Теперь ее суждения разумны и взвешены, а кругозор поражает воображение. Она знает родословные всех арийских царей, все поучительные истории, какие с ними когда-либо происходили, разбирается в законах и правилах, которым подчиняется наша общественная жизнь, знакома с учениями знаменитых богословов и философов. Она изучает языки соседних земель и их традиции – на всякий случай. Как-то раз она с восторгом сообщает мне, что риши Яджья дал ей почитать священные Веды, хотя девушки их обычно не изучают. Но моя сестренка далеко не обычная девушка: Агнидев одарил ее сверх всякой меры. Обжигающая красота и всепожирающая, как пламя, страсть к познанию стали лучшими из его даров. Не обделена она характером и силой духа, что мне особенно приятно: хоть в этом проявляется наше сходство. Она всегда говорит то, что думает. - Какой смысл скрывать свое мнение? – пожимает плечами она. – Чем лучше окружающие будут представлять себе, о чем я думаю, тем больше вероятность, что я добьюсь желаемого. Все остальное ложная скромность и предрассудки. «Как же я согласна с тобой, милая», - думаю я и молю богов только об одном: чтобы жизнь не стала для нее болью и разочарованием, как это нередко случается с сильными женщинами. Взять хотя бы принцессу Амбу…       Я же продолжаю вести простую и однообразную жизнь солдата: тренировки, военные сборы, изредка – стычки с соседями из-за скота и границ земельных владений. Ничего особенного. Я начинаю скучать.       Как-то раз заезжие купцы привозят из Хастинапура печальные известия: симпатичные принцы, сыновья Панду, погибли во время пожара в одном из загородных дворцов. «Как странно, - думаю я. – Опять огонь… Как Агнидев мог оказаться так жесток к этим юношам?» Мало того, что они росли в изгнании, в лесу, как дети бедного пастуха, и еще в детском возрасте потеряли отца. Мало нелюбви и притеснений со стороны отпрысков Дхритараштры. Теперь оказывается, что за время своего короткого земного существования они так и не успели выполнить свою миссию – облагодетельствовать Хастинапур своим справедливым правлением.       Я живо представляю себе, что сейчас чувствует Бхишма. Наверное, я должна радоваться мучениям врага. Перед моими глазами, как живое, встает его лицо, искаженное болью. Но радости нет. Есть только спокойное удовлетворение с примесью досады: весьма вероятно, что гибель принцев также следствие рока, предначертанного Махадевом. У трона Хастинапура мог оказаться весьма достойный наследник. Но увы… Теперь его место займет Дурьодхана, избалованный сын слепого царя, о зловредном и капризном нраве которого немало наслышаны все соседи. И, если разобраться, не кто иной, как сам Бхишма этому виной. Ведь каждое его действие обречено мной на неудачу. «Как же все запуталось, - думаю я. – Если бы я, то есть Амба, могла тогда предвидеть, что ее проклятие навлечет гибель на этих славных молодых людей… Но их тогда и на свете-то не было». Потом мысли мои снова переключаются на Бхишму. Не решит ли он теперь, что с него достаточно? Каких еще ударов судьбы ему ожидать? Я начинаю точить стрелы и тренируюсь в стрельбе из лука с удвоенным энтузиазмом, рассчитывая на скорую развязку.

* * *       Но вскоре выясняется, что время Бхишмы еще не пришло. Слухи о смерти его любимых внуков оказываются сильно преувеличенными. Об этом одновременно узнают все арийские цари, собравшиеся в Кампилье на сваямваре Драупади. Отец решает поскорее выдать ее замуж, чтобы не повторять ошибки, которую допустил со мной. Сама Драупади относится к происходящему скорее с любопытством, чем с волнением или радостным ожиданием. - Я читала об идеальных супругах – господе Раме и его жене Сите, - рассказывает мне она. – Мне хотелось бы найти мужа, подобного Раме. Но я уже достаточно прожила на свете, чтобы понять, что такого в наше время найти трудно. Я бы хотела, чтобы он был справедливым и благородным правителем, сильным мужчиной и искусным воином. Красота и ум тоже не помешают. Есть ли такой мужчина среди арийских царей? «Амба в свое время такого нашла, - думаю я. – Только счастья ей это не принесло». Но вслух говорю другое: - Для тебя обязательно найдется, малышка. Боги тебе благоволят. - Но не слишком ли многого я хочу? – задумчиво спрашивает она. И не произносит больше ни слова, пока служанки причесывают ее, одевают в ярко-красное сари и увешивают огромным количеством золотых украшений. Мне становится жаль сестренку: кажется, ее хрупкая фигурка вот-вот согнется под тяжестью всех этих помпезных символов царского достоинства. Но глядя на то, как спокойно она встает с кресла у туалетного столика и какой ровной и уверенной походкой направляется к своему месту на праздничной трибуне, я вдруг понимаю, что она гораздо сильнее, чем кажется.       Я следую за ней на небольшом расстоянии. Эта сваямвара проходит не в зале, а на арене для состязаний, вокруг которой оборудованы роскошные места для почетных гостей (а гости у нас нынче только почетные, один другого знатнее). Слава моей сестренки за эти два года распространилась по всем арийским землям. Ее красота уже вошла в поговорку, хотя мало кто из жаждущих ее внимания мужчин видел ее лично. Слухи, подкрепленные несколькими весьма удачными портретами, разосланными приглашенным, плюс необычная история ее рождения – все это обеспечило ей невероятную популярность. Так что вздумай сейчас Индра покарать арийские земли, ему достаточно было бы нанести лишь один удар своей ваджрой по нашей арене – и все царства ариев остались бы без своих царей. Потому что все они здесь, с азартно блестящими глазами, надменными физиономиями и явным избытком украшений на умащенных телах, готовые похвастать своей силой и умениями, а если надо – порвать соперника в клочья. Мне становится смешно, но я не подаю вида. Скромно сажусь на свое сиденье позади золоченого трона Драупади. Она же, как велит традиция, прежде чем сесть, дает женихам разглядеть себя со всех сторон. Над ареной проносится вздох восхищения. Вот он, миг женского торжества, думаю я. Сейчас она властвует над этим сборищем сильных и уверенных в себе мужчин. Они – рабы, настороженно ловящие каждый взгляд прекрасных глаз, стремящиеся угодить ей, доказать другим свои способности, превзойти остальных… И весь этот колоссальный поток энергии направлен, по сути, на одну цель – подчинить себе эту полновластную царицу, сделать ее своей служанкой. Ведь они кшатрии, понимающие только язык власти. Такова изнанка триумфа любой кшатрийской красавицы. Но способен ли кто-то из них подчинить себе такую женщину, как моя сестра? Я снова усмехаюсь про себя: женщины царского дома Панчала, любимицы Агнидева, - не из тех, кто подчинится первому встречному. Так что состязание предстоит нешуточное. - Я вообще-то не уверена, что выйду сегодня замуж, - шепчет мне Драупади, опускаясь в свое кресло. – Боюсь, что испытание, с которым отлично справился господь Рама, нынешним стрелкам будет не под силу. - Так может, стоило его немного упростить? – шепчу я ей, уже понимая, какой будет ответ. Я сама ответила бы так же. - Нет, сестра, на меньшее я не согласна. Лучше остаться одной, чем жить с недостойным, ежедневно раскаиваясь в неверном выборе.       Я крепко сжимаю ее унизанную кольцами руку в знак одобрения.       Тем временем надутые хвастуны один за другим понуро возвращаются на свои места, так и не поразив практически недостижимую цель – глаз гигантской рыбы, плавающей высоко в небесном океане, искусной иллюзии, созданной риши Яджьей по просьбе моей сестры. Драупади спокойно наблюдает за их позором, отпуская шепотом остроумные комментарии в адрес совсем уж отчаянных пустозвонов. Я хихикаю, прикрывшись покрывалом – мне пришлось-таки ради праздничной церемонии сменить доспехи на женский наряд, и это оказывается как нельзя кстати.       Вдруг при объявлении очередного имени моя сестра заметно напрягается. - Что такое? – спрашиваю я. – Ты его знаешь? - Это Карна, царь Анги. Я слышала о нем, - отвечает она. – Он… не такой, как все. - Что значит не такой, как все? - Ну… он не родился царем. Он был всего лишь сыном возницы. Это принц Дурьодхана дал ему царский титул. И теперь он служит Дурьодхане, как собака. - Может, он просто благодарен ему за возвышение? - Ясно, что благодарен, но любая благодарность должна иметь свои пределы. Я слышала, это была его идея – поджечь тот дворец, где находились двоюродные братья Дурьодханы. - Неужели? – я широко раскрываю глаза. – Кто тебе это сказал? - Неважно, - отвечает она.- Ты его не знаешь. Но я верю этому человеку.       Тем временем Карна уверенно берет огромный лук, без труда натягивает тетиву, целится с видом заправского профессионала. Я начинаю беспокоиться. Все-таки он темная лошадка, этот Карна. А вдруг у него получится? Неужели Драупади сама загнала себя в ловушку? Я понимаю, что она чувствует сейчас то же самое. Грудь ее беспокойно вздымается, глаза бегают, кажется, ее взгляд ищет кого-то среди гостей. Я пытаюсь проследить за направлением ее взгляда и замечаю молодого человека с необычным голубоватым оттенком кожи. В отличие от прочих гостей, он не делал попытки натянуть лук и вообще, кажется, меньше всего в этом заинтересован. Он выглядит так беззаботно, будто пришел сюда с единственной целью – позабавиться. И, похоже, забавляется от всей души – его улыбка резко контрастирует с озлобленными физиономиями многочисленных неудачников вокруг него. Поймав отчаянный взгляд Драупади, он вдруг, не переставая улыбаться, делает легкое, почти незаметное движение головой. Драупади тут же встает. Все взгляды обращаются на нее. - Уважаемый царь Анги, - начинает она несколько смущенно. – Я осведомлена о вашей доблести и несравненных умениях. И я, безусловно, рада видеть вас на своей сваямваре, но не в качестве жениха.       Карна резко бросает лук. Глаза его сужаются от зарождающегося гнева. Но моя сестра продолжает: - Так уж вышло, что к участию в этой церемонии допускаются только те, кто рожден в царской семье. Мне жаль, что вам не объяснили этого заранее. Приношу свои извинения.       Лицо Карны темнеет, ноздри раздуваются. Похоже, он вне себя. Но сдерживается, не устраивает скандала посреди собрания. Он просто плюет себе под ноги в знак бесконечного презрения к наглой девице и уходит с арены, не оглядываясь. Тут я понимаю, что он, возможно, ожидал подобного исхода, и мне становится даже немного жаль его. Зрительские места гудят, как растревоженный улей. Кто-то возмущается поступком моей сестры, но большинство наоборот, осуждает Карну – за то, что пытался сесть, так сказать, не в свою колесницу.       Драупади садится на место, бледная и дрожащая. Ей этот отказ тоже дался нелегко. - Я его боюсь, - говорит она. – Я еще не нашла себе мужа, но врага уже нашла. Он не простит мне этого унижения. - Не бойся, - утешаю ее я. – У тебя есть отец и брат. И я, в конце концов. Уж мы-то тебя в обиду не дадим. И потом, ты совершенно права. Куда смотрел отец? Надо было объяснить ему правила с самого начала.       Она кивает. Тем временем гул нарастает. Я верчу головой, стараясь понять причину беспокойства гостей. И вдруг понимаю, что вот уже минут десять как никто не делает попыток натянуть злосчастный лук. Так что, сестренка останется сегодня без жениха? Наверняка отец сейчас предложит ей заменить испытание стрельбой на что-нибудь попроще – скачки на колесницах или поединок на булавах. Нельзя же чтобы девушка после сваямвары так и осталась в отцовском доме, это не по правилам. Впрочем, у нас все не по правилам, думаю я.       Тут в толпе зрителей попроще, расположившейся у дальнего края трибуны, я замечаю какую-то толкотню. От шафрановой кучки браминов отделяется одна фигура и медленно, как бы нехотя, идет в сторону арены. Кшатрии начинают свистеть и улюлюкать: - Гляньте, и святоша туда же, за лук хватается! Тут тебе аскезы не помогут! - Да это, никак, второй Парашурама! Ой, страх-то какой!       Молодой бородач (а теперь, когда он подошел поближе, отчетливо видно, что он еще совсем молод) смущенно останавливается, но потом, бросив взгляд куда-то в ряды кшатриев, собирается с духом и решительно подходит к лежащему на земле огромному луку.       Его лицо кажется мне знакомым. У него большие влажные глаза и тонкая кожа, легко воспламеняющаяся румянцем. Где-то я уже видела эти глаза и эти зардевшиеся щеки… Нет, скорее всего, показалось: у меня не так много знакомых среди браминов, тем более молодых.       Юноша ловко подхватывает лук, достает из стоящего рядом колчана стрелу, встает на одно колено и начинает целиться. Взглядом профессионала я вижу, что его движения идеально скоординированы и отточены долгими годами тренировок. Неужели и правда второй Парашурама?       И вот раздается хлопок тетивы, стрела поет, взвиваясь в высокое небо, и… поражает цель, легко и непринужденно, будто исполняет, наконец, свое предназначение – быть выпущенной по-настоящему выдающимся стрелком, соединив его судьбу с судьбой моей любимой сестры.       Драупади порывисто встает со своего золотого трона. Я замечаю, что ее щеки пылают еще сильнее, чем у молодого стрелка. Руки судорожно комкают подол праздничного сари. Она вновь ищет взглядом своего голуболицего советчика, и тот дружелюбно подмигивает ей со своего места. Кажется, он один сохраняет спокойствие среди волнующегося моря позолоченных доспехов и царских корон.       Остальные кшатрии до глубины души уязвлены триумфом юного брамина. Они возмущенно кричат, потрясают копьями и мечами… Отцу с трудом удается призвать их к порядку. - Уважаемые гости! – кричит он, стараясь перекрыть своим голосом шум. – Как вы все видели, в нашем состязании есть победитель! И теперь, согласно традиции, именно он становится женихом моей дочери. Но есть одна проблема: он не представился. И пока я не знаю, в чью семью войдет моя дочь, я не могу отдать ему ее руку. - Он не должен был участвовать! – раздается откуда-то справа громкий, напористый голос. Я поворачиваюсь: так я и знала, это принц Дурьодхана. – Принцесса сама сказала, что состязание только для рожденных в царской семье. И прогнала моего друга, чья доблесть делает его достойнее любого потомственного царя. А этого безродного брамина спокойно допустила к участию. Но так ей и надо: пусть теперь живет в нищей хижине и питается подаянием! – все это он произносит, брезгливо выпятив нижнюю губу.       Драупади все еще стоит, будто оцепенев. Очевидно, обдумывает открывающиеся перед ней перспективы. Кажется, она хотела совсем не этого. Дурьодхане удалось задеть ее гордость.       Тут, неожиданно для всех, поднимается очаровательный юноша с голубовато-смуглым лицом и ярким павлиньим пером, лихо заткнутым между зубцами короны. Его движения плавны и даже немного ленивы, но мне кажется, что эта медлительность обманчива: в ней чувствуется пружинистая энергия тигра перед прыжком. - Уважаемые гости и вы, почтенный Друпада! – начинает он мягко и вежливо. – Позвольте мне внести ясность в сложившуюся ситуацию. Тут было высказано совершенно справедливое замечание насчет того, что если доблестному царю Анги было отказано в участии, то уж брамин-то не должен был участвовать ни в коем случае. И я был бы полностью согласен с принцем Дурьодханой, если бы не одно обстоятельство. Поскольку наш победитель до сих пор не назвал своего имени, мы не можем с достоверностью утверждать, что он принадлежит к варне браминов. - Ну да, если что-то выглядит как собака и лает как собака, то мне, конечно, надо усомниться в том, что я вижу и слышу, - язвительно говорит Дурьодхана. - Однако в том-то и дело, что оно, хотя и выглядит как собака, но мяукает, как кошка, если продолжить сравнение с малопочтенными животными, - лукаво улыбаясь, говорит смуглый юноша. – Так вот, к чему я это все говорю, уважаемые гости. Я прошу вас, успокойтесь, сядьте на свои места, и пусть ваша кшатрийская честь не будет задета победой этого юного стрелка: ведь он такой же кшатрий, как мы с вами, и род его один из лучших в арийских землях. Он – Арджуна, сын покойного царя Панду!       Воцаряется потрясенное молчание. Сам стрелок готов, кажется, сквозь землю провалиться от смущения. Я тоже замираю, как громом пораженная. Выходит, не все Пандавы погибли на пожаре? Как бы отвечая на мой вопрос, смуглый юноша продолжает: - Как видите, он жив-здоров и, более того, не только он. Его братья тоже в добром здравии. Пожалуйста, покажитесь!       От толпы браминов отделяются еще четверо. Они тоже заросли бородами по самые брови, но теперь-то мой подготовленный глаз различает в их лицах знакомые черты. А мощную фигуру Бхимы вообще невозможно с кем-то спутать. Они выходят вперед и становятся рядом со смущенным победителем, плечом к плечу, демонстрируя свое внутреннее единство. Тем временем в рядах зрителей назревает бунт. Дурьодхана, обескураженный неожиданным появлением заклятых врагов, кричит, потеряв уже всякую осторожность: - Да сколько же они будут переходить нам дорогу! Из могилы они встали, что ли, чтобы помешать нам? Так давайте загоним их обратно!       Его многочисленные братья и лучший друг Карна горячо поддерживают его. Они хватаются за оружие и уже начинают прорываться к арене, где их молча ждут Пандавы, готовые вместе противостоять любой угрозе, как пять пальцев, сжатые в кулак. Но на пути Дурьодханы встает наш брат Дхриштадьюмна с царской гвардией. - Остановитесь, принц Хастинапура, - говорит он спокойно. – Вы у нас в гостях, и мы не допустим нарушения порядка на церемонии. - Нарушения порядка? Да вы, панчалийцы, вообще не знаете, что такое порядок! Пускаете к себе всякий сброд! – возмущению Дурьодханы нет предела, но в драку он не лезет. – И гостеприимство ваше… тьфу! – он плюет себе под ноги. Карна делает то же самое. - Если вы недовольны нашим гостеприимством, мы вас не задерживаем, - твердо говорит ему брат. - Хорошо, мы уйдем, - почти шипит Дурьодхана, сузив глаза. – Но мы еще вернемся. С оружием. На поле боя по-другому заговорите. Наш дедушка вас всех по пояс в землю загонит.       Он дает братьям знак, и они с шумом и грохотом покидают трибуну. Тем временем Драупади и ее счастливый жених пожирают друг друга глазами. Они видят друг друга впервые, но между ними уже, кажется, зародилась симпатия. Я прекрасно понимаю Драупади: искусная стрельба из лука – один из лучших способов покорить сердце кшатрийской девушки. Я подхожу сзади и шепчу ей на ушко: - Ну как тебе твой Рама? - Он великолепен, - отвечает она, не отрывая от него взгляда. – Я не ожидала увидеть здесь Арджуну. Мы ведь все думали, что он погиб. Но, сама того не зная, я приготовила испытание, подходящее именно для него. - Это судьба, - улыбаюсь я. – Ну что ж, иди к нему.       Под торжествующие крики зрителей Драупади спускается с трибуны на арену. К ней подходит отец и вручает ей венок из свежих лотосов, который она по традиции должна надеть на своего избранника. С этим венком она приближается к Арджуне, стоящему в окружении братьев. Братья немного расступаются, давая ей дорогу. Арджуна послушно наклоняет голову под супружеское ярмо, источающее дивный аромат.

* * *       С позволения отца Драупади уходит с Арджуной и его братьями, чтобы получить благословение их матери, до сих пор проживающей инкогнито в отдаленной деревеньке. Свадьбу решено играть в Кампилье, и пока Драупади исполняет свой долг по отношению к будущей свекрови, приготовления к свадьбе идут полным ходом. Мать и придворные женщины хлопочут с утра до вечера, выбирая наряды, украшая свадебный зал, отдавая распоряжения поварам. Я в этих хлопотах не участвую: ничего не понимаю в организации праздников, да и вообще, по-моему, чем меньше шума по поводу замужества, тем лучше. Тоже мне повод для радости – замужество. Все равно что праздновать день заключения в темницу. Хотя Арджуна, надо признать, кажется мне не худшим вариантом. Если уж выходить, то за такого, как он.       Через день счастливые жених с невестой возвращаются в компании матери и братьев жениха, а также великого рищи Вьясы, который, по слухам, приходится братьям родным дедом. Я с удивлением замечаю отсутствие на лицах прибывших радостного предвкушения праздника. Все, кроме Вьясы, кажутся сильно смущенными. Жених с невестой прячут глаза и отвечают на расспросы невнятно и невпопад. Глаза вдовствующей царицы Кунти припухли от слез. Улучив момент, я отвожу Драупади в сторонку и спрашиваю: - Сестренка, что случилось? Он уже успел тебя разочаровать? - Нет-нет, Арджуна не виноват, - поспешно отвечает она. – Тут другое… Мне… трудно говорить об этом. Но ты скоро все узнаешь.       И правда, вскоре мы все узнаем нечто столь необычное, что нам требуется не один день, чтобы осмыслить это. Оказывается, Арджуна будет не единственным мужем Драупади – все пятеро собираются жениться на ней. - Мы пришли, когда мама была занята молитвой Махадеву, - объясняет старший брат Арджуны Юдхиштхира. – А мы ведь не говорили маме, куда ходили. Она думала, мы ходили в город за подаянием. Не глядя, она спросила нас, что мы принесли. И Арджуна ответил в шутку, что получил очень щедрое подаяние. - Дошутился, - бурчит Бхима, глядя себе под ноги. - И тогда мама сказала, что мы должны поделить это подаяние между собой, - смущенно продолжает Юдхиштхира. Его взгляд, утративший свою прямоту и открытость, тоже блуждает по мозаичному полу нашего зала. – Дело в том, что мы дали обет - давным-давно, еще детьми - что слово матери для нас закон. Мы не можем ослушаться маму. - Маменькины сынки, - презрительно бросает мой отец. – Мало ли что скажет женщина средних лет с нездоровой фантазией. А если она велит вам пойти и утопиться? - Утопимся, - с уверенностью отвечает Юдхиштхира, резко вскидывая голову. Теперь он смотрит отцу прямо в глаза. – Простите, почтенный Друпада, но мне кажется, это вас посещают нездоровые фантазии. Вы ведь не хуже нас знаете, что такое кшатрийский обет и почтение к родителям. Мать для нас подобна святыне. А мать, чьими устами говорит сам Махадев – святыня вдвойне. Ведь она в тот момент находилось в молитвенном экстазе. - Щенок! – шипит мой отец. – Будешь тут мне про всякие экстазы рассказывать. Мне наплевать на вас и ваши причуды. Вы собираетесь испортить жизнь моей дочери, и я этого не допущу! - Но почему вы думаете, что мы испортим ей жизнь? – возражает старший из Пандавов. – Если один хороший муж бережет жену, радует ее и защищает от всех бед и несчастий, то с пятью мужьями и радость ее, и защита будут в пять раз сильнее. - Вы будете бесконечно изводить ее своей пятикратно усиленной ревностью, и работы у нее будет в пять раз больше, чем у обычной жены, - бросает в ответ отец. - Мы клянемся, что никогда не обидим вашу дочь, но будем служить ей, как богине, - твердо говорит Юдхиштхира. Остальные братья, кивая головами, подтверждают: - Клянемся!       Тут вперед выходит великий риши Вьяса, авторитетнейший из браминов. Говорят, он достиг бессмертия и, как и Парашурама, носит в себе частицу Хранителя Вишну. Говорят, именно он разделил священные Веды на четыре части. Многое о нем говорят… Но я вижу перед собой лишь слегка кривобокого сухонького старичка с всклокоченной бородой, увешанного деревянными четками и причудливыми бусами. Не переставая теребить дрожащими пальцами небрежно вырезанные шарики четок, он возвещает: - Успокойся, Друпада, ибо твоей дочери оказана великая милость Махадева. Эти пять братьев – пять воплощений самого Индры, а она когда-то была его супругой. Так что их союз предначертан небесами! – он воздевает крючковатый палец к потолку.       Отец растерянно сморит на него, потом переводит взгляд на присутствующего тут же риши Яджью. Тот кивает, подтверждая слова великого мудреца. Отец недоверчиво говорит: - Вы, брамины, конечно, умеете красиво излагать. И все-то у вас гладко и богами предначертано. А что же доченька-то моя скажет? Решили тут за нее… А я думаю, она вправе и отказаться, так ведь, дочурка? Объявим результаты церемонии недействительными, и, глядишь, новый жених объявится. Для моей красавицы женихи не проблема. - Нет, отец, - вдруг уверенно произносит Драупади, выступая на шаг вперед. – Я не буду отказываться от этого брака.       Лицо отца вытягивается. - Драупади, доченька, ты хорошо подумала? – обескураженно спрашивает он. В его глазах появляется выражение беспомощного непонимания. - У меня было достаточно времени, чтобы все обдумать, отец. Ты же знаешь, я умею мыслить самостоятельно. И вот что я решила: я выйду замуж за этих пятерых братьев. Ну и что, что так не принято – ты слышал, что сказал риши Вьяса? Это первый аргумент. Второй привел Юдхиштхира: моя защита будет в пять раз сильнее. Они в этом поклялись, а их клятвам я верю. Третий – история матушки Кунти. Всех своих сыновей она получила от разных богов – по необходимости, конечно. А царица-мать Сатьявати, матушка великого Вьясы и царевича Вичитравирьи? И ее сыновья рождены от разных отцов. Таким образом, традиции царского дома Куру позволяют вступающим в него женщинам иметь детей от нескольких мужчин. - Но иметь нескольких мужей, официально – такого еще не было! –восклицает отец. - Это формальность, отец, - заявляет моя умница-сестренка. – Боги всегда знают, что у нас на душе и кого мы любим, независимо от того, с кем мы связаны узами брака, освященными ритуалом. А в моей ситуации лучше быть связанной такими узами, иначе упреков не избежать. - И в кого она такая умная пошла, - закатывает глаза отец. – Ну спасибо, Агнидев, подарил доченьку. Поучает отца прилюдно… - это почти добродушное ворчание означает, что он уже практически смирился с необычным выбором дочери. – Ладно, - махает он рукой, - живите, Махадев с вами. Главное, чтобы дочка моя была довольна. Обидите ее – мы с сыном вас из-под земли достанем, - хмурит он брови в притворной угрозе. Но видно, что напряжение, не дававшее ему покоя, ушло.       Братья вздыхают с облегчением. По очереди они подходят к отцу, чтобы прикоснуться к его туфлям. Последней подходит Драупади. Руки отца задерживаются на ее затылке чуть дольше, чем следует. Он поднимает ее и порывисто прижимает к груди: - Что угодно, только будь счастлива! – тихо говорит он и украдкой смахивает навернувшиеся слезы.       Позже, затерявшись среди предсвадебной кутерьмы, мы с Драупади уединяемся в ее комнате. Я с нетерпением спрашиваю ее: - Слушай, ты серьезно там перечисляла все эти аргументы? Для тебя действительно этого достаточно? - На самом деле все гораздо сложнее, - она краснеет и отворачивается. – Мне трудно было бы объяснить это отцу. Но тебе… попробую. Знаешь, риши Вьяса рассказал мне о моей прошлой жизни. - Да, ты – воплощение супруги самого Индры, это надо же! – вспоминаю я. - Может быть, но я говорю сейчас о земной жизни, человеческой. В прошлой жизни я просила Махадева дать мне мужа. А просьбы к Махадеву, как известно, исполняются чаще всего в следующей жизни и весьма странным образом, так что не всегда просящий будет этому рад. Так вот получилось и со мной. Я так сильно хотела замуж, что попросила его об этом целых пять раз. И вот результат. - То есть ты все-таки не рада? – уточняю я. - Я сама не знаю, Шикхандини, - медленно говорит она. – Я только чувствую, что это моя судьба. Я с самого рождения знала, что меня ждет что-то необычайное – я и родилась-то не так, как все люди, с чего бы мне рассчитывать на тихое и неприметное существование? А кроме того, один мой знакомый уже предупреждал меня о чем-то подобном. Он сказал, что я выберу мужа сердцем, но мое замужество будут обсуждать все арийские земли. И далеко не все его одобрят. И еще он сказал, что я должна быть выше сплетен и что мое сердце подскажет мне единственно верный путь, даже если все, включая моих родных, будут против. Теперь я поняла, о чем он говорил. - Твой знакомый – риши? Пророк? – удивляюсь я. – Где ты его встретила? - Не знаю точно, кто он, Шикхандини, - вздыхает она. – Но он, определенно, царского рода – принц Кришна из Двараки. Это такой город далеко на западе, у самого океана. Кришна гостит у отца – разве ты его не встречала во дворце? - Не уверена, - осторожно говорю я. – Я ведь во дворце редко бываю, все больше в походах. Вообще-то предсказывать будущее- это как-то необычно для кшатрия, тебе не кажется? - А в нем все необычно, - с воодушевлением говорит она. – Я таких, как он, еще не видела. - Так может, тебе стоило выйти за него? – спрашиваю я. – Почему он не принял участие в церемонии выбора? - У него уже есть несколько жен, - отвечает Драупади. – И потом… это не совсем то. Ты понимаешь, я почему-то не вижу в нем мужчину, хотя он очень красив. Он будто бы и здесь, и одновременно еще где-то… И я знаю, такой человек никогда не будет принадлежать мне. Не будет принадлежать никому – ни женщине, ни мужчине…Он просто дарит себя всем поровну… Этому и мне придется научиться, - заканчивает она со смехом. - Он что, дал какой-то обет? – продолжаю я расспросы. - Да нет, ему обеты ни к чему, - весело отвечает она. – Он сам себе обет. В общем, мы с ним решили не портить и не осложнять наши дружеские отношения никакими другими узами. Но я верю ему как самой себе. Так что надежный друг у меня уже есть. Недавно и заклятый враг появился - помнишь?       Я киваю, вспомнив царя Анги, отвергнутого ею на сваямваре. - И для полного комплекта пять мужей! – заливисто смеется она. - А тебе не страшно? – спрашиваю я. – А вдруг они все-таки обидят тебя? Ну и вообще… как ты сможешь любить всех пятерых одинаково? Мне вот и одного-то было бы много. - Мне кажется, я смогу, - говорит она с неожиданной серьезностью. – Я бы не обещала им этого, если бы не была уверена. Но я чувствую в них какое-то удивительное единство. Трудно любить нескольких мужчин, когда они совсем разные. Ты не можешь слушать одновременно и того, и другого, если их мнения противоположны. Но с Пандавами, насколько я успела понять, такого не бывает. Хотя характеры их совсем не одинаковы. Бхима, например, довольно импульсивный, а Юдхиштхира, наоборот, все всегда планирует и обдумывает. Но они всегда приходят к согласию. Если сегодня прислушиваются к мнению одного, то завтра склонятся на сторону другого. Хотя последнее слово, конечно, остается за старшим. А вообще, их разногласия сводятся лишь к тому, начать ли действовать немедленно или подождать и обдумать все как следует. Насчет того, что именно делать, они единодушны: они никогда не допустят ничего противозаконного, не совершат никакого злодеяния. И они просто до безумия преданы своей матери. - Я заметила, - говорю я. – Но не противозаконно ли многомужество? - Тут все дело в приоритетах, - говорит она. – Если это делается по велению матери, пусть даже неосознанному, такой грех вполне оправдан. Так сказал и риши Вьяса. - А как же Арджуна? - спрашиваю я. – Мне показалось, вы понравились друг другу. - Ах, Арджуна… - тихо говорит она. – Он великолепный стрелок и прекрасный человек. Лучший из всех, кого я знаю. Буду ли я жалеть, что вынуждена любить, кроме него, еще и его братьев? - Вот именно. - Это было бы нечестно по отношению к ним, - отвечает она. – Я уже пообещала им любить всех одинаково. Кроме того, сам Арджуна обожает своих братьев. Как я могу не любить тех, кого так сильно любит он? И в каждом из них есть качества, которые я очень ценю: абсолютная честность и справедливость, сила и мужество, великое мастерство и душевная теплота, удивительная красота и тихая мудрость. Такого мужа я просила у Махадева, но, видимо, в наше время столько достоинств просто не умещаются в одном человеке. Хотя каждый из них по-своему совершенен. На самом деле, думаю, мне досталось огромное богатство, - улыбается она. – Пандавы из тех редких людей, которых просто нельзя не любить. Так что мне стоит поблагодарить Махадева.       Я вспоминаю впечатление, которое произвели на меня Пандавы еще в первую нашу встречу. Да, они умеют располагать к себе, ничего не скажешь. Остается только надеяться, что они сдержат свою клятву и моя сестренка станет в пять раз счастливее любой из арийских женщин.       Через несколько дней после шумной свадьбы, во время которой новобрачные сидят рядком, скромно потупив глаза, моя сестренка со своей новой семьей отбывает в Хастинапур. Я остро ощущаю ее отсутствие: теперь мне трудно даже представить, как я жила, пока ее не было со мной. Я с удвоенной яростью изнуряю себя походами и тренировками. Мне надо смириться с тем, что единственный близкий мне человек живет теперь так далеко от меня. Пока она была со мной, даже мысли о Бхишме отступали на второй план. Но теперь я думаю о нем почти непрерывно. Сколько же еще ждать? Когда Махадев даст мне знак? Бремя ненависти тяготит почти так же сильно, как и бремя неразделенной любви. А в некоторых случаях это просто-напросто одно и то же…