Путь (RIDE)

Если бы рядом была Леди Удача, то она бы сейчас застукала Джайро за изменой. Безмолвный ступор ощущался так, будто пришел из прошлого. Они смотрят друг на друга так, словно ответы, которые им хотелось найти, красовались на коже у каждого. Джайро проклинал свою неспособность скрыть информацию, поступившую к мальчишке. Тогда бы охотники не пошли по следу, а их гончие не поймали бы сладкий запах крови и страха. Теперь он боялся. На самом деле, они оба боялись, но по очень разным причинам. Какой-то частью себя Джайро догадывался, что этого заслуживал. Благие намерения стали искрой, которая разожгла всю ситуацию, и они же вернулись, чтобы укусить его за задницу. Надежда на то, чтобы доехать до конечной цели, делясь лишь необходимыми деталями, умерла в тот момент, когда в Джонни зародились подозрения. Реальная проблема заключалась в том, чтобы Джонни осознал эти благие намерения, и ситуация не закончилась большим количеством крови. Джонни держал бритву, обнажив ее лезвие, на расстоянии вытянутой руки перед собой, а рукоятку крепко сжимали пальцы; итальянец беспокоился о том, какую боль вызывало действие. Джайро встал на колени, чтобы положить лопату на тот случай, если бы его трясущийся компаньон посчитал ее угрожающей. «Чего бы это ни стоило», сказал себе и, приближаясь, сделал свои намерения как можно более очевидными. Это дало Джонни достаточно времени, чтобы подумать о том, что происходит и как лучше всего отреагировать. Сравнение с загнанным животным казалось унизительным, но оно было единственным, имеющим смысл в данный момент, и помогало соответствующе себя вести. Джайро сделал мысленную заметку, чтобы позже отчитать себя за подобное, когда его действия почти не будет иметь значения. Джонни имел полное право быть измотанным и желать казаться угрожающим. Стоило ему подойти слишком близко, другой напрягся, сигнализируя остановиться. Джайро поднял руки вверх, мирный жест в очередной попытке успокоить мальчишку. При любых других обстоятельствах итальянец предположил бы, что ему не грозит опасность, но, видя, что спутник смог сделать даже с ранами, занервничал. Раньше он уже недооценил его – большая ошибка, если оглядываться назад. Этого не повторится. Они оставались в таком положении некоторое время. Он сохранял терпение, а Джонни разбирался в своих мыслях и делал выводы. За этими яркими голубыми глазами велась битва. Поток информации мог сбить его на землю, настолько сильно тот ударил, но Джонни оставался на месте, пока его губы пытались выпустить застрявшие в горле слова. Было больно наблюдать за этим процессом. Вина и сожаление вцепились когтями за край сознания Джайро. Возможно, ему следовало рассказать правду, прежде чем они выехали из Сан-Диего. Возможно, лучше бы он не осторожничал в выборе слов, а вместо этого был эгоистичным. Он хотел компаньона, на которого будет плевать, а в итоге не может перестать о нем думать. Следовало все рассказать, пусть Джонни, увидев карты на столе, сам бы решил, стоило ли повышать ставки или пасовать. Было уже слишком поздно для этого. Цепь событий, скрепленная его решением, принялась ржаветь в самом хрупком месте. Джайро хотел ударить себя за то, что сделал слишком много неверных решений за такой короткий промежуток времени. Сейчас у него были другие проблемы, о которых стоило беспокоиться. Джонни глубоко вздохнул, успокаивая себя, и наконец заговорил. – Тебе лучше всего найти дохуя чертовых ответов, Джайро. Это уже не шутки или игры. Это какое-то серьезное дерьмо, в которое ты меня втянул. – Я знаю, – прямо ответил он. – Тебе нужны ответы? – Я, блять, думаю, что заслужил их, не так ли? Гнев, заложенный в каждое его слово, жег сильнее, чем любая физическая боль, о которой Джайро мог вспомнить, потому что ярость прожгла свой путь прямо в грудь, мимо усталых костей и точно в мышцу, бьющуюся не в такт привычному ритму. Если ему когда-либо нужно было набраться мужества, то именно в этот момент. – Ты прав. Но при одном условии: убери бритву. Ты вредишь себе. – Нет, – раздался напряженный отказ. – Джонни, я не прошу тебя сделать это ради меня. Я прошу тебя сделать это ради себя. Я вижу, что тебе больно держать ее. Положи бритву, и я дам тебе ответы, которые ты ищешь. – Иди нахуй! – Джонни задохнулся от слов, которые сорвались с губ. – Откуда мне знать, что ты не напрыгнешь на меня, как только я это сделаю? У тебя больше охвата с этой ебаной лопаткой, откуда мне знать, что я в безопасности рядом с тобой? Ожидать чего-то другого было бы глупо даже для него. Джайро обошел мальчишку, сделав большую дугу. Джонни следовал за ним лезвием, готовясь нанести удар, если потребуется. Они не сводили взглядов друг от друга, пока Джайро не приблизился к машине и не открыл одну из дверей, чтобы наклониться внутрь. Он услышал, как Джонни в панике резко вздохнул. Тот наверняка понял, что Джайро искал в своих сумках. Итальянец пытался действовать быстро, погрузил руки и достал предмет интереса натренированным движением. Когда он вернулся с револьвером, страх, который загорелся на лице Джонни при виде оружия, разбил его сердце. Он был человеком, который привык вселять ужас в других людей. Обстоятельства его присутствия в жизни определенного индивида редко значили что-то хорошее, и хотя Джайро давно знал, что многие видели в нем угрозу, только в этом случае он хотел быть чем угодно, но не ею. Он перевернул пистолет в своей ладони, чтобы держать его за барабан, а не за рукоятку, и протянул пистолет на безопасном расстоянии. Джонни выглядел озадаченным. Джайро делал короткие и медленные шаги, пока не добрался до мальчика, передавая револьвер. – Вот. Ты говорил про охват, верно? С этим у тебя будет преимущество независимо от того, насколько близко или далеко я стою. Осторожно, он заряжен. Я буду признателен, если ты не застрелишь меня на месте. Но если ты по какой-нибудь причине это сделаешь, то попытайся не задеть ничего жизненно важного. – Чт-- … Зачем мне это? Что ты задумал? – Я здесь не для того, чтобы причинить тебе боль, Джонни. Если бы я хотел, то сделал бы это давным-давно, так как у меня было много возможностей до этого. Просто возьми пистолет, если благодаря этому ты почувствуешь себя в безопасности, и положи бритву. Нервам на твоих ладонях уже пиздец, чтобы восстановиться им не нужно больше боли… Хорошо? Просто возьми револьвер. Я немного отступлю, если тебе это поможет, просто перестань вредить себе. Как и ожидалось, Джонни колебался. Он не опустил лезвие, даже когда потянулся к другому оружию. Как только револьвер оказался в его руках, Джайро отступил на расстояние, которое посчитал подходящим для разговора. Мальчишка проверил барабан, чтобы убедиться, что пистолет действительно заряжен, и приятно удивился увиденным пулям. Такая дотошность редко встречалась в напряженных ситуациях, потому что большинство людей теряет голову или самообладание, забывая о мелких деталях, который позволяют им оставаться в безопасности. Если получится правильно расставить приоритеты, как Джонни, то можно продержаться без дальнейших инцидентов. Джайро улыбнулся этой мысли. Перерыв от происходящего бреда звучал слишком хорошо, он бы охотно пожертвовал своей душой, чтобы получить его. Хотя, честно говоря, его предложение было бессмысленным, учитывая то, что прозвучит из пораненных губ. Джонни держал револьвер в свободной, но осторожной хватке. Он, разумеется, все еще был утомлен прошедшими испытаниями и Джайро, но, по крайней мере, прекратил вредить себе и убрал бритву на капот рядом с собой. Джонни сосредоточился на забинтованных пальцах, которые лежали на тонких гравюрах ручки револьвера из слоновой кости. Он поднимал взгляд, чтобы убедиться, что Джайро не двинулся с места, чего тот не делал. Казалось, что парень хотел найти ответы, вырезанные в виде шрифта Брайля, поскольку не доверял тому, что мог услышать из чужих уст. Когда он ничего не нашел, то обратил свое внимание на Джайро. – И откуда мне начать? Все пошло по пизде, и я не уверен, правда ли то, что я знаю. Ты мне солгал, блять, или -- или что-то типа того. И даже не пытайся вытянуть карточку в стиле «Я не лгал, я просто никогда не говорил правду», потому что мы оба знаем, что это все хуйня, и только трусы используют ее как козла отпущения. Ты, ублюдок, даже не сказал мне свое имя. Я получил только кличку-пустышку, которую ты вытащил из своей задницы в Японии. Скажи свое имя. – Я правда не хочу, – запротестовал он слабо. – Я ненавижу свое имя. – Почему? Все равно скажи мне свое имя, – почувствовав нерешительность, Джонни настоял. – Дай мне свое ебаное имя, Джайро. – … Ладно. Джулиус. Джулиус Цезарь Цеппели. – Ты кусок лживого дерьма -- – Поверь, Джонни, мне хотелось бы соврать. Как бы тупо это ни звучало, так меня назвал отец. Мужик практически жил в своих книжках, поэтому, когда настало время, и мать попросила его назвать сына, то он выдумал это. Итальянцы и их традиции, знаешь? Нужно придерживаться их, несмотря ни на что. Я знаю, что оно звучит как выдуманное. Это еще и прозвище, потому что в моей семье есть еще один Цезарь – мой двоюродный брат, о котором я до этого говорил как Антонио. – Почему у вас одно и то же имя? – Мы родились в один день с разницей в несколько лет. Я на четыре года старше него. Наверное, наши отцы думали, что это будет в тему. Я не был в восторге от того, чтобы делить имя с другим, пускай оно мне не нравилось, поэтому я рос, используя разные прозвища, чтобы чувствовать себя уникальным. Привычка осталась. Сделай мне одолжение и не используй его, ладно? Это к лучшему. Для тебя я все еще Джайро. – … Почему? Умный вопрос. Джонни каждый раз попадал прямо в точку. Джайро воспользовался возможностью, чтобы сесть, посчитав, что это будет длинный разговор. Земля была теплой и по-странному приятной, несмотря на свою твердость. Он скрестил ноги перед собой и откинулся на одну ладонь, а другой начал жестикулировать. – Фамилия Цеппели несет за собой определенный груз. Хороший и плохой. И эта ответственность столько же важная для семьи, сколько и вера пациента, который впервые ложится под скальпель. Кидаться ею в нынешней ситуации неразумно, потому что она может привлечь нежелательное внимание, и, бог знает, это последнее, что нам сейчас нужно. – Но ты назвал мне свою фамилию, когда мы впервые встретились. В общественном месте, Джайро. – В тот день я был никем с бессмысленным именем. Мне ни о чем не следовало беспокоиться. В Сан-Диего не было никого, кто знал меня, потому что я только туда приехал. – А теперь появились? – А теперь появились. Джонни сделал паузу, чтобы поразмыслить над значением слов. Стоило им заговорить, он ослабил хватку на оружии, но это не походило на состояние, которое хотел увидеть Джайро. Психическое утомление могло легко возникнуть из-за всплывшего у мальчишки напряжения. Пускай у него был острый язык, на данный момент тот замкнулся в себе. Джайро предположил, что это продукт времени после несчастного случая с выстрелом. Пока Джонни плавал в своих мыслях, он предоставил своему воображению редкую возможность разгуляться. Каким человеком был этот паренек много лет назад? Насколько стал резким контраст между зазнавшимся американским чудо-ребенком и найденной им хрупкой фигурой, спрятанной в тесной закусочной так далеко от дома? Боже, каким же беспощадным был его язык, когда Джонни правил миром и ему нечего было бояться? Стоит человеку подумать, что ничего не угрожает его жизни, он позволяет себе вещи, которые другие посчитают слишком опасными. Джайро встречался с этим слишком много раз во время путешествий и работы, он был одним из немногих, кто закатывал глаза на такие эгоистичные выходки и затыкал ребятишек с помощью умелого подхода, который заставлял их бежать, сверкая пятками. Это тщеславное поведение послужило причиной пули в позвоночник, не так ли? Джайро почувствовал, как его охватила внезапная зависть. Она ударила его как кувалда, до самого стержня, оставив после себя ужасную рану на миокарде* и непрерывное дребезжание в костях. Он напрягся сильнее, чем Джонни, когда тот увидел Миротворца, и не смог остановиться, даже когда загорелись щеки и зажгло горло, стоило сглотнуть. Мысль, что у него украли возможность встретить мальчишку на пике сияния, была одновременно юркой и нелогичной. Но Джайро понял, что не в состоянии контролировать ее, как бы сильно ни старался выбросить из головы, чтобы она не мешала. Проклятое любопытство, которое он впервые испытал в Сан-Франциско, вернулось, как вода после разрушения плотины. Вместе с жаждой знаний. То, что Джайро читал на телефоне в сети, когда они ехали в Лас-Вегас, пока парень спал, было лишь объедками, не достойные бродячих собак. Появившаяся предвзятость тоже не скрывалась: даже если тогда Джонни был самодовольным ублюдком, то это случилось из-за его окружения. Происходящее сейчас не стало исключением. Сомнения родились из-за слишком огромного числа неудачных встреч. Ему хотелось дотянуться до глубин души и посмотреть, что стояло за всем. Пока Джонни допрашивал его, чтобы вытащить ответы из темноты, Джайро жаждал света, заключенного в этой крошечной фигуре. – Джайро, почему ты здесь? – … Я в бегах. Ну, лучше всего сказать так. – От кого? Никто не бежит без причины, если только крыша не поехала. Что преследует тебя? Или кто? – Мои соотечественники. Моя семья, – улыбнулся он, хотя это показалось вымученным. – Любой, кто хочет мою голову на серебряном блюдечке. Я не перечислю их всех, даже если захочу. Уже счет потерял. – Почему за тобой охотятся столько людей? – Я… – он остановился. Еще остался шанс промолчать. Джайро не вынуждали рассказывать парню все, только то, что, по его мнению, было выгодно в ситуации. Дотошность Джонни не станет спасательным кругом, и молчание предотвратит будущие неприятности. Наверняка он это поймет, да? Ради его же блага лучше не знать, какая правда выползала на свет. Как ребенок, застрявший на самой вершине остановившегося колеса обозрения, поломанное из-за отсутствия ухода со стороны тех, кто управлял им – оставалось только сидеть смирно и не смотреть вниз. Не задавать вопросов и не вникать в безумие. Джайро отвечал за то, чтобы исправить ситуацию и не более того. Он признал свою вину, потому что затащил их в эту ситуацию, но дальше -- в этот раз он остановился, когда слова, всплывающие в сознании, начали плавиться в пустую массу. Кого он, черт возьми, старался обмануть? Джайро уже проходил через эти внутренние дебаты и проиграл. Их повторение не принесет новых результатов. Джонни не примет наполовину выдуманный ответ, и, кроме того, мог ли он навредить мальчишке еще сильнее? Худшими травмами были не то, которые вырезали на коже, как звезды на руках. Они лежали очень глубоко и били по местам, неспособным зажить после. Он и так потерял почти все доверие Джонни, чтобы рисковать прокладывать этот путь дальше. Мысль заставила язык казаться кислым, а ладони дрожать от острых электрических импульсов. Джайро лучше всех должен знать, что есть судьба хуже, чем жить в ожидании угрозы. – Джонни, – губы обернулись вокруг имени с той же страстью, как у человека, который глядел не на гильотину, готовую положить конец жизни, а на бога, ожидающего его прибытия в Эдем. – Ты прав, ты заслуживаешь ответа… но то, что я собираюсь сказать, останется между нами. Возможно, это была игра, когда я думал, что смогу протащить тебя через все, игнорируя факты, но теперь? Я больше не могу позволить себе играться. Ради твоего же блага, не позволь никому узнать, что я собираюсь рассказать тебе. Пока никто не знает -- – Джайро… – Мне поручили задание, которое я не выполнил, – начал он объяснять. – Задание заключалось в том, чтобы разобраться с конкретным человеком, имевшим особенно ценную информацию, которая ставила мою семью под угрозу. – Разобраться? Ты имеешь в виду -- – Убить. Да. Человек, о котором я говорю, это ребенок, собственная семья использовала его как подушку безопасности, чтобы мы не посчитали мальчика угрозой и не приняли немедленные меры против него. Он сам не знал о последствиях, которые могли наступить. Он просто думал, что помогает людям, которые были достаточно добры и забрали его после того, как родные исчезли в вихре, созданным нашим видом работы. Насколько мне известно, такие обстоятельства освобождают от вины, поэтому я решил не выполнять задание, которое мне дали. Что уж тут говорить, никто не поддержал мое решение. В особенности отец, который во всех смыслах является моим начальником, и который поручил мне избавиться от цели, прежде чем информация попала бы в чужие руки. – Ты наемный убийца, – он звучал так, будто легкие перестали работать. – Только когда мне нужно им быть. Это далеко не все, Джонни. Я учился, чтобы стать врачом и усвоить профессию столько же, сколько и мою унаследованную роль в семье. Каждому мужчине из рода Цеппели это суждено. Как моему отцу, его отцу, Антонио и дяде, каждый мужчина, родившийся под именем Цеппели, следует одному пути в жизни. Это началось так давно, что только немногие помнят, кто первым начал использовать свои медицинские таланты в менее очаровательном направлении. Ну… менее очаровательное для кого-то изнутри. Это слишком большая часть нашей реальности, чтобы находить в ней что-нибудь красивое. Хотя Голливуд проделал охеренно хорошую работу, пытаясь доказать обратное. Оружие, вино, девушки и бриллианты. Предательство и бойни. Это все правда, – рассмеялся Джайро. – Некоторые люди даже восхищаются нами, но в конце концов мы всего лишь свора кампанейский псов, пытающихся достичь вершины пищевой цепи. – Джайро, что вообще такое твоя семья? – Одна из многих рук зверя гораздо мощнее, чем все, что ты можешь себе вообразить. Ты когда-нибудь слышал слово Camorra**? – Нет… Нет, кажется. Звучит знакомо, но сути и значения я не знаю. – Хорошо. Так лучше. Джайро предложил улыбку, но она не смягчила напряжение. Он видел, что Джонни все больше был на грани, собирая полученную информацию. Джайро не сомневался, что тот мог разобраться во всем сам, дай только время; но они не нуждались в длинном уроке истории, когда на повестке имели куда более важные темы. Однако, он был удивлен, как хорошо мальчишка воспринял это. Между его глаз все еще не виднелась пуля, можно считать такое доказательством психической устойчивости парня. – Так как я не выполнил задание, все пошло по пизде, и в Неаполе разразился огромный конфликт между несколькими семьями, которые полагали, что выиграют войну против нас. Зная то, насколько отец не выносил неудач, я, прежде чем сбежать… Начал свою войну с ним. Не в масштабах того, что происходило на улицах и за закрытыми дверями, но настолько же важную, потому что в его глазах семья потеряла одного из своих ключевых игроков – наследника. Не секрет, что я, не считая Антонио, был один из самых активных членов. Мы попали в самую гущу… Но теперь это не имеет значения. Я покинул свою родину в начале мая, возможно, даже немного раньше. – Почему ты не убил мальчика? – Никто не должен быть наказан за то, что хотел лучшего для своей семьи, Джонни. Особенно не в таком невинном возрасте. Я думал о том, что сделал бы на его месте… В юные годы родня мне ничего не говорила. Только когда пришло время, отец оттащил меня в сторону и все рассказал. Я принял свою новую роль без вопросов, потому что это следовало сделать ради семьи, и как у итальянца у меня были обязанности. Ну, как ты видишь, я не смог найти в себе силы, чтобы убить бедного мальчика за то, что он сделал то же самое, что и я в юности. С тех пор я бежал, зная, кто-нибудь с родины меня все-таки догонит. Джонни обхватил себя руками. Он дрожал на протяжении всего разговора и не по тем же причинам, что и вчера. Револьвер остался нетронутым на коленях, давая надежду, что Джайро может склеить разбитое им доверие. Если бы Джонни не чувствовал себя в опасности, держа оружие на изготовке, то после небольшой работы над собой они вернулись бы к тому приятному моменту, когда еще ничего не рассыпалось в пыль. – Ты говоришь об обязанностях, но звучишь так, как будто ты предал свою семью, чтобы пощадить жизнь одного мальчика. – Я сказал, что у меня были обязанности. Я был тогда ребенком, Джонни. Я не шел против того, что мне говорили, о другом лучшем варианте даже не подозревал. Так всегда было, как какой-то мелкий пиздюк вроде меня мог говорить старшим, что они прожили свои жизни неправильно? Что они умерли из-за неправильных решений? Дядю Марио убили за то, что он не смог сказать «нет», иначе бы разочаровал семью. А дедушка… Я не мог больше сидеть сложа руки и слепо следовать устарелым путям. Отец не понимает, что в традиции теряется смысл, если никого не останется, чтобы поддерживать ее. Он считает семью какой-то частной армией, которая должна подчиняться каждому его приказу, но такое мышление – это как яд. Каждый раз стоит мне подумать об этом, я вспоминаю, как вел себя Антонио после смерти отца. Если бы ты увидел его тогда, то сразу бы все понял. Марио никогда не было рядом. Всякий раз, когда он объявлялся в Неаполе, то шел сразу к моему отцу, а затем, – махнул рукой в воздухе, – снова за дверь. Как призрак. Иногда мы узнавали только через несколько дней, что он приезжал. Антонио злился на него за это. Он был вынужден воспитывать себя и своих братьев и сестер, полагаясь только на собственные средства. Конечно, остальная часть семьи помогала, но это не решало проблем. Я был ближе всех к нему, поэтому очень хорошо видел, как сильно смерть отца повлияла на него. Мы были ебаными бунтарями, худшими из типов, с которыми лучше было не сталкиваться в темном переулке одному. Меня воспитывали так, чтобы во время работы я не проявлял эмоций, но вне дел я изо всех сил шел против этих наставлений. Антонио все это время был со мной за компанию. Но когда дядя умер, он просто… Он начал вести себя так, как будто у него появилась новая великая цель. И это охуеть как страшно, потому что мы были еще молоды, и я начал понимать, что стану таким, как только отец умрет… Нет, это неправильно. Я испугался, что окажусь еще хуже, потому что я следующий в очереди. – Джайро… – голос Джонни звучал так мягко, он почти скучал по этому. – Ты болтаешь чепуху. Ты настолько отошел от темы, что я едва понимаю о чем ты говоришь. Его взгляд выдавал беспокойство, которое парень точно не хотел показать. Джайро был сбит с толку. Он облизал губы, пересохшие от долгого и безостановочного монолога. Желая дать Джонни как можно меньше информации, он определенно проебался самым чудесным образом. Но когда мальчишка смотрел на него, казалось, что есть какая-то цель, которая освобождала оковы речи. Джонни сидел, наклонившись вперед, и положил руки на ноги, а толстовка закрывала колени. Он выглядел встревоженным. Другой вид боли пробил туман эмоций, спрятанный в невыраженных чувствах. Джайро она слишком сильно напоминала душевную боль, он не мог позволить ей задерживаться. – Извини. Я не привык говорить об этом с кем-либо, поэтому не чувствую, когда нужно притормозить. Ты мог остановить меня в любой момент. – Я не хотел… Ты, эм -- До этого ты сказал, что не знаешь людей, которые напали на нас, но это абсолютный пиздеж, да? – Более менее. Я знаю только одного из них – того в модном пальто со странной стрижкой. Его зовут Векапипо, и он на службе у Цеппели. Давным-давно его сестра после свадьбы стала частью нашей семьи. В то время Векапипо был экспертом по сносу, в итоге он помог нам во многих делах. До того, когда его сестру и ее мужа убили из-за сделки, которая пошла не по плану. Он показал непоколебимую преданность, ему разрешили остаться и стать телохранителем моего отца. Как будто этот уебок мог еще куда-нибудь пойти. – И он приехал сюда чтобы… что, типа забрать тебя домой? – Наверное да. Векапипо становится страшным человеком, когда решит что-то сделать. Каждый раз, когда мне нужно было надрать задницу за непослушание, отец просто посылал его разобраться со мной. Если бы ему приказали убить меня, то мы бы здесь не разговаривали. Скорее всего, ты бы копал эту яму мне. Джайро стоял под внимательным взором Джонни. Он наклонился, чтобы взять лопату и продолжить работу над незавершенной могилой, не было смысла игнорировать задачу, которую в любом случае следовало закончить. Как только яма стала достаточно большой, он осторожно опустил тела внутрь и встал на колени у ног женщины, чтобы пробормотать молитвы на сломанной латыни, трещины в стихах прикрывали строчки на итальянском. Затем начал закапывать покойных, пока его спутник наклонился в сторону ласковых ветров. Джайро при каждой возможности тайком смотрел на него. Белокурые пряди касались губ, щек, прикрывали шею с одной стороны и путались в слишком длинных ресницах. Джонни закрыл глаза и вздохнул. Его гнев перевоплотился в глубокую меланхолию, которая непонятным образом заставила итальянца волноваться сильнее. Когда парень поймал его взгляд, он снова улыбнулся. – Ты весьма хорошо принял информацию, Джонни. Я удивлен. – Да... Я тоже. Мне нужно время, чтобы все это переварить, – он поднял руку, чтобы смахнуть с лица назойливые волосы. – Большая часть меня притворяется, что застряла в каком-то ебнутом сне, от которого я не могу проснуться. Это так… Это словно не по-настоящему. Я не хочу верить всему, что ты сказал. Ты убивал людей. Джайро, ты убивал людей. – Я знаю. – И до этого я не знал ровным счетом нихуя. Я путешествовал с убийцей, с кем-то -- кто может убить меня в любой момент. Ты соврал мне. Я бы уже лежал мертвый в канаве где-то в Вегасе, если бы тебе захотелось. Ты хоть, блять, представляешь, насколько мне страшно от этой мысли? – Я знаю, Джонни. На моих руках кровь, я не могу это отрицать, но если ты думаешь, что я получаю удовольствие от убийств, то ты создал фантазию у себя в голове, которая не имеет ничего общего с реальностью. Забрать жизнь – это не просто спонтанное решение, принятое ради веселья. Это… гораздо больше, чем это. – Значит, твое медицинское образование -- просто ширма, не так ли? Прикрытие? – Нет. Это началось как настоящая практика и с годами переросло в свое собственное дело. Как я уже говорил, каждый мужчина в моей семье прошел через это. Наши пациенты почти не знают об остальной части организации, и мы строго следим за утечкой информации. Мне бы хотелось думать, что мы больше помогаем, чем вредим, по крайней мере, в нашей стране. – Почему ты пытаешься приукрасить все это? Не помнишь, что сам говорил? На твоих руках кровь. Посмотри на меня, Джайро, – его голос дрогнул. – Все, чего ты касаешься, кончается болью. Недолго думая, Джайро поднял взгляд на парня и парировал слова. – Я множество раз касался тебя, и это совсем отличалось от боли. Не пытайся вешать ярлык на мое ремесло, Джонни. Я с легкостью могу достичь обоих концов спектра. Ты только путаешь себя, если уверен, что я хочу навредить тебе или получу что-то, втянув в эту ебанутую ситуацию. Ты правда думаешь, что я бы беспокоился о всем том дерьме, которое делал до этого момента, если бы это было взаправду? Мое прошлое не имеет к тебе никакого отношения. Пускай это была не совсем правда, – по крайней мере, с недавнего времени – он убежден, что объяснил свою точку зрения. Джайро постучал по грязи тыльной стороной лопаты, чтобы почва выглядела непострадавшей от вмешательства человека, и обошел машину по дороге к багажнику, где Диего спрятал химикаты. Он воткнул инструмент в землю и, не снимая перчаток, начал избавляться от того, что напоминало им о тяжелом испытании. Через несколько минут заметил, как Джонни лег животом на крышу машины. Джайро уже собирался его наругать за неаккуратное обращение с ранами, но мальчишка заговорил первым. – Почему ты не сказал «нет»? Тогда в Сан-Диего, в закусочной, когда я попросил взять меня с собой. Почему ты просто не сказал «нет», если знал, что такое дерьмо может случиться? – Что, ты почувствуешь себя лучше, обвиняя меня? – Не будь таким мудаком. Я в курсе, что это почти все моя вина. Просто спрашиваю… и к тому же, ты сказал, что ответишь мне. Джайро отвел от него взгляд, выскребая нижнюю часть крыши багажника, так как последнее, чего ему хотелось, это чтобы опасные химические вещества попали на руки, когда у него даже не было воды, способной смыть их. Если смотреть на ситуацию с объективной точки зрения, то, в основном, на нем лежала вся вина и немного на Джонни. С чего вдруг мальчишка решил переложить на себя груз ответственности, оставалось за пределами понимания Джайро. – Потому что я не хотел, – он достал все контейнеры из багажника, прежде чем захлопнул его. Действие заставило машину немного покачнуться, Джонни вместе с ней. – Потому что я думал, что это может сойти мне с рук. Я не знаю. Потому что я думал, что с тобой мне будет весело, – Джайро с большой осторожностью снял резиновые перчатки и вырыл ногой яму для них. – Потому что мне стало любопытно, Джонни. Потому что меня зацепила искра в твоих глазах, – он положил ладони на багажник и наклонился ближе к парню. – Или, возможно, все из-за того, что я не смог, блять, удержаться. Такой ответ тебя устроит? – Что будет со мной? – … Что? Это застало его врасплох. Джайро пялился на спутника, не издавая ни одного звука. Джонни толкнул свое тело в сидячее положение на крыше машины. Его пальцы впились в ткань рукавов, потянув их, чтобы закрыть ладони, только кончики пальцы остались открытыми. Он поднес их к шее неровным жестом, успокаивая себя, и наклонился к Джайро так же, как и тот сделал мгновение назад. Волосы, которые лежали за левым ухом, упали в такт движению. Кончик пряди зацепился за уголок губ, привлекая к ним внимание, когда Джонни заговорил. – Я так много не знаю -- обо всем. Я знаю, что ты еще не рассказал обо всем пиздеце, и ты вряд ли это сделаешь, даже если я буду настаивать, столько всего, чего мне не хочется знать. Ты не такой, как я думал, Джайро. Но, сука, каким тогда я тебя видел? Просто каким-то странствующим хиппи с хорошим мотоциклом? Не, точно не ты. Даже я могу догадаться. Я не -- твою мать. Я надеялся, что это не окажется чем-то ебнутым, но, наверное, не стоило обнадеживать себя. Следовало догадаться. Он звучал разочарованно. Джайро проглотил комок в горле. В тоне Джонни прослеживалось нечто большее, чем простое огорчение, и это направило мысль к той душевной боли, которую видел лишь мельком. – Я не боюсь тебя, Джайро… Только чуть-чуть, – он засмеялся, и это было больно. – Но я и себя боюсь, потому что сейчас не мыслю здраво. Мне страшно из-за мысли о тех людях, которые ищут тебя -- нас. Наверное, у меня в голове эта голливудская и сериальная чушь, но я не думаю, что такую хуйню можно спрятать вместе с телами, верно? Они все равно будут преследовать нас, и даже если я притворюсь, что ничего не знаю, они все еще… – парень провел пальцами по ключице, и Джайро почувствовал, как его ногти впиваются в собственные ладони. – Поэтому что будет со мной, когда они появятся? Потому что я, твою мать, не позволю себе стать статистикой. – Ничего такого. – Хуйня полная, Джайро. – Джонни, с тобой ничего не случится, пока у меня есть право голоса. Векапипо может пойти нахуй, мне плевать каким образом, он больше не доберется до тебя. Диего в том числе. Или любой другой сумасшедший хер, у которого хватит смелости связаться с нами. Даже если это последнее, что я сделаю, клянусь моей честью как Цеппели, что помогу тебе пройти через это. – Почему? – спросил Джонни, возможно, немного поспешнее, чем предполагал. Зубы Джонни впились в нижнюю губу. Это грубое действие повредило пострадавшую кожу, и на маленьком порезе образовалась небольшая красная бусинка. – Почему так заморачиваться? – Ты сам сказал: я уже не пытаюсь что-то завуалировать. – Это не звучит так, будто стоит того, м? Я не уверен, что верю тебе. – Неважно, веришь ли ты мне или нет. Это правда. Тебе следует верить только в то, что я отвезу тебя туда, куда обещал, и как только я это сделаю, то позабочусь, чтобы никто больше не преследовал тебя. – Джайро, если бы у тебя была такая сила, то ты бы не бежал. Не давай мне пустых обещаний, который ты не можешь сдержать. Ты сам сказал, что если Векапипо хочет кого-то убить, то такого человека уже можно считать мертвым. Ты не в силах остановить его. Его логика снова заползала в опасные места. Джайро обошел машину и протянул руки, чтобы помочь Джонни слезть, но тот не принял его предложение. Он отстранился от итальянца, что заставило Джайро опустить ладони и засунуть их в карманы брюк. – Джонни, мы относимся к посторонним совсем не так, как к семье. Для подобных ситуаций есть свои процедуры. Правила, которым мы должны следовать, чтобы ничего не привело к нам. Даже если бы Векапипо хотел прикончить тебя, то это оказалось бы не так просто, как убить меня, особенно учитывая, что ты все еще в какой-то степени знаменитость. Возможно не с самой лучшей репутацией, но люди тебя знают, и твое исчезновение может подвергнуть семью опасности. Мы много где останавливались, хотя бы несколько людей видели нас вместе. Только этого достаточно, чтобы ищейки отыскали связь между исчезнувшим Джонни Джостаром и Цеппели. – Ты продолжаешь говорить «исчезнувший», а не «мертвый». – Ха. Хорошо подмечено, – и снова мальчишка понимал, о чем говорил. – Они не найдут твое тело. Векапипо может заставить его раствориться в воздухе. – … Пиздец. Мне нужно знать как? – Я не смог бы рассказать, даже если бы ты попросил. Я знаю этого человека уже больше десяти лет, и он до сих пор остается для меня таким же незнакомцем, когда отец впервые представил нас друг другу. Джонни, я веду к тому, что я на твоей стороне. Ты можешь не верить мне, и я не виню тебя, но этот факт не изменится от того, что ты сочтешь за правду. Я помогу тебя пройти через все, даже если это убьет меня. – Ты можешь уже нахуй заткнуться с такими предложениями? Это -- тревожно. Ты не умрешь из-за меня. Только не ты. Что-то просочилось со словами Джонни, но Джайро слишком поздно заметил нить, оставленную им как приманку. Должно быть, он выдал себя по выражению лица с внезапным осознанием, потому что парень снова отстранился и перелез на другую сторону машины. Джайро воспринял это как подсказку закругляться. Он избавился от оставшихся химикатов и, вернувшись, с удивлением обнаружил, что Джонни лежит на заднем сиденье с телефоном. Тот передвигался весьма изобретательно. Радио было включено (откуда тут, черт возьми, взялся сигнал?) на случайной частоте, которая играла музыку без остановок. Джонни использовал их сумки как подушки и, когда Джайро заглянул в окно, только мельком отвел взгляд от экрана. Итальянец положил лопату обратно в пустой багажник, прежде чем сел за руль. Они почти не разговаривали весь оставшийся день, что беспокоило Джайро сильнее, чем следовало ожидать. Он отъехал на некоторое расстояние от самодельной могилы, никто из них не хотел находиться рядом со следами жестокости другого человека. Он попытался развить тему с Диего, но не получил ответа. Джонни концентрировал внимание на телефоне, пока не села батарейка, а затем – на пистолете, который держал у себя. Если тот чувствовал себя в безопасности, то у Джайро не было проблем с этим. Бог знал, эта чертова вещь не пригодилась ему с тех пор, как покинул Италию, и Джонни был более умелым стрелком, чем он когда-либо надеялся стать. Они решили остаться в пустыне еще на один день, если вдруг Векапипо вернется с подкреплением, чтобы найти их. К моменту захода солнца они разговаривали в общей сложности два или три раза, и это оставило Джайро с чувством неудовлетворенности. То, что сейчас происходило, не было похоже на их обычную тишину. Надвигающиеся грозовые облака подражали его угрюмому настроению. Погода здесь имела характер и выбирала идеальное время, как будто Мать-Природа насмехалась над ним, пытаясь сотворить свои несчастливые обстоятельства. По крайней времени, в этот раз дождь не застал их врасплох. Он постепенно просачивался в реальность, сначала как легкий стук в окна, а затем перерос в нападающий ливень, который застал их прошлой ночью. Джайро наблюдал, как мир тонул перед его глазами. Вид был удручающим, но подходящим. Почти клише, символизм из-под копирки, используемый режиссерами второсортных фильмов, которые снимали на открытом воздухе сцены для своего «следующего великого шедевра». Поскольку казалось, что у Джонни не было планов ложиться спать, он не стал спрашивать, как они это должны сделать. Не нужно быть гением, чтобы понять, что его присутствие на близком расстоянии было нежелательным. Пока Джайро все больше волновался, Джонни, казалось, успокоился. Он положил пистолет на пол машины и повернулся спиной к передним сиденьям, где сидел Джайро. Джайро решил увидеть в этом знак доверия, а не другие идущие на ум вещи, от которых под кожей роилось отвращение. Джонни был не единственным, кто обманывал себя. Джайро осознал, что ожидал от мальчишки реакцию большинства обычных людей, но все до этого момента доказывало обратное. Если бы назвал его бойцом, то преуменьшил бы. Если бы назвал его солдатом, то это значило втянуть его в свой личный беспорядок, чего Джайро отказался делать. Его рационализация была такой же загадкой, как и методы работы Векапипо. Попытки разобраться в этом запутывали мысли в клубок. Джайро потянулся назад через сиденья за одной из своих сумок. Это было небольшое неудобство для Джонни, но он ничего не сказал об этом. Отсутствие реакции еще больше расстроило итальянца. Ничего: ни резкого комментария, ни унылой угрозы. Это вынуждало чувствовать себя маленьким ребенком, игнорируемым взрослыми, которые собрались за семейным столом. Понимал ли Джонни, что его отсутствие реакции делало с Джайро, или нет, оставалось загадкой. С сумкой на коленях Джайро выкопал набор косметики, выигранной на ярмарке. Не имея возможности зарядить телефон и учитывая разбушевавшуюся погоду за пределами автомобиля, он мало что мог сделать, чтобы провести с интересом ночь. Никто из них ничего не ел, а та небольшая часть воды, которую они отыскали в своих вещах, была израсходована неравномерно. В начале своих поисков он наткнулся на розовую плюшевую игрушку, которую Джонни приобрел в Коачелле. Она оставалась очаровательной, но то, как были нарисованы глаза, делали ее мордашку грустной. Он поджал губы и провел большим пальцем по мягкой ткани под глазом существа, словно вытирая слезы. Джайро обернулся и положил игрушку на плечо Джонни, что не вызвало абсолютно никакой реакции. Он вздохнул, сдавшись. Больше не было смысла пытаться. Впервые увидев свое лицо после встречи с Векапипо, он чуть ли не отшатнулся от отвращения. Неудивительно, что Джонни не хотел на него смотреть. Порезы и царапины на лице в сочетании с темными мешками под глазами из-за недосыпа заставляли его выглядеть хуже сбежавшего подростка или перегруженного работой борца без правил. Никакой макияж в мире не сможет замаскировать уродливость его травм, но, по крайней мере, это поможет немного по-другому. Джайро покрасил губы в привычный зеленый цвет, пока в уме вспоминал медицинские статьи о физиологическом воздействии неопрятного внешнего вида на душевнобольных. Он потерял счет тому, сколько симпатичных девушек прошли через парадные двери семейной клиники, выглядя так, будто их только что вытащили из торнадо. Они с Цезарем часто говорили о том, как удручающе было наблюдать за тем, как девушки сдавались из-за печали, которая шла под руку с выводом, что они нуждаются в серьезном лечении своих недугов. Хотя ни один из них не специализировался в психологии, эта тема была близка с тем, что они практиковали. – Эй. Голос Джонни удивил его, потому что этот звук нарушил монотонный ритм ночной музыки, исходящей от радио. Джайро убрал помаду от лица, чтобы не запачкать нежелательные участки кожи, и повернул голову к мальчишке, который не сделал то же самое. Игрушка исчезла с его плеча. Джайро посмотрел вниз, но не увидел ее на полу, куда, как он предположил, та могла упасть. Затем он обратил все свое внимание на Джонни. – Помнишь, как ты сказал до этого, что уже множество раз касался меня? – … Да? А что? – Сделай так еще раз. Кровь в его жилах замерла. Джайро сжал пластиковую оболочку помады так сильно, что почувствовал, как она треснула под давлением. Он долго смотрел на спину мальчишки, ошеломленный и потерявший дар речи от произошедшего разворота на сто восемьдесят градусов. – … Почему? – Потому что я начинаю бояться твоих прикосновений, и я не хочу доходить до этого. Иди сюда. Он так и сделал, слишком ошеломленный, чтобы сделать что-то кроме того, о чем его прямо попросили. Джайро упаковал небольшой набор для макияжа и положил его на соседнее кресло вместе с сумкой. С закрытыми дверями он пробрался через сиденья к задней части машины, где только сейчас заметил, что Джонни прижался к креслу, чтобы освободить место для него. Он также обратил внимание на розовую игрушку, зажатую между грудью и твердой плоской поверхностью. Не желая идти вопреки простой просьбы, он лег за спину Джонни как смог. Заднее сиденье не было достаточно широким для звания удобного, но этого было достаточно, чтобы он не свалился. Джонни вздохнул, когда почувствовал другое тело, прижатое к спине. Джайро осторожно положил руку на место, где талия превращалась в плавный изгиб. Вторую руку использовал как подушку, сначала только для себя, потом вытянул ее для Джонни, а мальчишка поднял голову, освобождая место. Поскольку его ноги были длиннее, они нуждались в большом количестве месте, он толкнул их в ноги Джонни. Парень предсказуемо не отреагировал на жесткое вторжение в личное пространство. Джайро не имел ни малейшего понятия, что он должен был сказать в этой ситуации. Джонни закрыл глаза и больше не пояснил, почему попросил составить компанию. Это должно было успокоить, но только сильнее сбило с толку, расталкивая тревогу. Прошла минута, а, возможно, даже больше. Он не хотел оборачиваться и проверять часы приборной панели, чтобы не потерять возможность лежать вместе с другим человеком. Вместо этого Джайро просунул умелые пальцы под ткань толстовки Джонни и медленными плавными движением вел их вверх и вниз. В голове пронеслась мысль, что изгибы бедер Джонни были немужественными, поскольку он ассоциировал сильный пол с острыми линиями и прямолинейными формами. Единственная деталь, которая подпадала под требования, была выступом тазовой кости, хотя ее легко можно не заметить. Для него это казалось нежным мазком физического существа, мягкого и покладистого под ладонью. Это подходило Джонни так, как Джайро не мог выразить словами, словно идеальное сочетание цветов на чужом холсте. – Иди в жопу, Джайро. – Твою мать, – рука застыла на месте. – Что я сделал на этот раз? Джонни обернулся, насколько это было возможным, чтобы взглянуть на него. Джайро ожидал сердитое выражение, но встретил взгляд, который уже видел однажды, который заставил его задержать дыхание и молиться, что это не голову вскружило от химикатов. Он помог Джонни перевернуться, пока они не лежали лицами друг к другу, маленькая фигура хорошо вписывалась в пустое пространство, сформированное телом Джайро. Джонни посмотрел на него со своим любимым оружием. Ножи и стволы не шли в сравнение. Он был полностью обезоружен одним взглядом. – Ты влюбился в меня, а потом тебя стало невозможно любить в ответ. Слова не спеша вторглись в его сознание, одно за другим в бесчисленном количестве, чтобы исключить возможность недопонимания и предотвратить еще больший беспорядок на их руках. Или автомобиль полностью скрылся под дождем, или он забыл как дышать – оба варианта казались правдивыми, потому что его легкие отказывались работать. – Ну как это справедливо, Джайро? Так нельзя с людьми поступать. – … А лишить меня шанса сказать это как-то решает проблему? – выкрикнул он в ответ чуть более высоким тоном, чем предполагал. Сразу в ответ раздался короткий смешок. – Это мелочно, Джонни! – Не вини меня, я тебя ничего не лишал. Ты можешь обвинять самого, блять, себя за то, что бежал, когда тебе следовало говорить. Я сказал тебе остаться, но ты не слушал. Это твоя вина. Он чувствовал себя преданным, униженным и злым таким образом, что после них не наполнялся желчью, как обычно, а скорее стеснительностью, которую он редко, если когда-либо испытывал в своем водовороте чувств. Джайро попытался кинуть едкий взгляд, но тот оказался слабым и выставлял его ребенком, вместо того, чтобы показать свой характер. Джонни коснулся рукой его щеки, и она казалась горячей – нет, поправил себя. Это не ладонь мальчишки горела, а его собственное тело. Возможно, от каждого понемногу. С каждой прошедшей секундой стало труднее заметить разницу. – Эй, – позвал Джонни, как будто внимание Джайро могло быть сосредоточено на чем-то, кроме него. – Больше никаких проебов. Больше никакой лжи… Не заставляй меня пожалеть об этом. Прикосновение его губ было просьбой. Это была увертюра грешника к неизведанным водам, от которой его отделял прыжок веры с доски. Это был отказ от всего в чистой форме, вперемешку со вкусом сахара и колы от забытой конфеты. Это была мука в романе, когда он столкнулся с необузданными эмоциями и пожертвовал осторожностью из-за удачливых догадок в глухую ночь. Это было невыносимо тепло. Ошеломляюще. Словно пламя выпустили из мраморной клетки и впервые позволили разгуляться. Джайро выдохнул свою молитву Венере*** в чужие губы, как только голова перестала кружиться. Кончики его пальцев хватались за мягкую кожу там, где они лежали все это время. Когда Джонни откинул голову назад, чтобы разорвать их поцелуй, он захотел возразить, но каждое предложение запиналось, прежде чем достигало губ. – Они снова потрескались, – прошептал он вместо беспорядка, грозившего прорваться. – Ты давно не заставлял меня носить помаду, поэтому из-за тебя они такие. – Оу. Извини. Вот, ты можешь использовать мою. Прижатые губы были приказом. Джонни остановил жестокое восстание, прежде чем оно получило шанс увидеть свет. Он целовался так, будто хотел покорить мир – такой парень, который занялся бы любовью со всем миром и все еще был бы уверен, что для него осталось что-то новое. Эта мысль пугала Джайро. В конце концов, он не все мог предложить. Тем не менее, страх не успел схватить его там, где преуспели руки другого человека. Грубость бинтов все еще разбивала сердце и наполняли разум виноватыми мыслями, но когда пальцы забирались в волосы, чтобы удержать на месте, Джайро полагал, что может позволить себе сбросить груз ответственности на одну ночь. Он перестал считать поцелуи через некоторое время. Ненасытность завладела им после первого, и Джайро совсем не возражал. Джонни подарил ему достаточно, чтобы хватило на всю жизнь, но чем дольше это продолжалось, тем больше он чувствовал, что к рассвету он станет бессмертным. Как же повезло тем, живущим в Антарктиде, они не боялись прихода солнца еще несколько месяцев. Его зависть была побеждена лишь желанием присутствовать в данный момент, чтобы не ждать большего, когда им снова неизбежно придется расстаться. И когда они это сделали, Джайро все равно поддался тоске, как будто никакой намек на силу воли не мог его остановить. – Не заставляй меня пожалеть об этом, Джайро, – повторил он угрозу, мольбу, свидетельство охватившего беспокойства. – Обещаю. Ты не пожалеешь, – повторил обещание мальчишке, себе, тому, что между ними расцвело, когда они лежали рядом в ожидании сна, который не пришел. Поэтому вместо того, чтобы ждать отсутствующее предательство, они кормили зверя, грызущего их сердца, и молились языками, непристойными пристрастиями в ожидании лучшего завтра. _______________________________________________________________________ * Миокард – название мышечного среднего слоя сердца, составляющего основную часть его массы. ** Camorra – неаполитанская мафия, является наиболее кровожадной среди других структур. Активна по сей день. *** Венера – в римской мифологии богиня красоты, любви и желания. В России ее принято называть Афродитой, тогда как на Западе она укрепилась как Венера.