Юра Плисецкий и его кошки

Юра нагнулся завязать шнурки, и пакетик с сухим шорохом шлепнулся об пол. Он наклонился поднять, но Гоша оказался ловчее и ногой в черном носке выбил пакетик под лавку, как хоккеист шайбу, потом лег на неё животом и подобрал добычу с другой стороны. — Юрец, ты совсем уже ку-ку? Сам на кошачий корм перешел. Хочешь силу и грацию кота Бориса? Юра кинулся отнять, но Георгий был выше и просто задрал руку вверх. Юра сунул пальцы ему в подмышку, Гоша завопил, прижал её ладонью и растер, а Юра подпрыгнул и пакет выхватил. — Щекотно же! — А то мне надо тебя просто так за подмышки лапать. Бе-е, — Юра сунул пакет в карман, застегнул его, потряс рукой и пошел назад в душевую, мыть с мылом. — Гошан, ты брейся, что ли, я не знаю. Как сраная горилла. То-то Анька твоя свалила, тот хрен бритвой не брезгует, наверное. Георгий послал его туда, куда закон не рекомендует слать несовершеннолетних, подхватил сумку и покинул раздевалку. Юра выглянул из душевой, убедился, что он один, уселся, порылся в рюкзаке, извлек пустой целлофановый пакет, пошуршал им, послюнявил палец и открыл наконец. Отмерил ровно половину из пакета с кормом и завязал, один убрал в рюкзак, другой обратно в карман. Вот так, а то купил на два раза, многовато. Ещё не стемнело, но уже зажгли фонари. Юра постоял под одним, оглядел парковку. Дяди Яшиной машины не было, уехал. Сегодня что? Среда? У Лилии Барановской свободный вечер. Цветочник у её дома продал букет красных гербер. Потому что Лилия, как бы странно это ни звучало, не любит лилии. Юра случайно выяснил. Уже после того, как презентовал в благодарность за всё букет, а она приняла и поцеловала Юру в щеку. А дядя Яша на другой день возмущался, что какой-то урод припер это вонючее нечто, от которого у неё болит голова, но выбрасывать она отчего-то не разрешила, и пришлось вынести цветы на балкон. Теплый вечер, хотя и март. Ранняя весна, снег совсем сошел, и даже грязища подсохла, так что Юра решился сменить ботинки на кроссовки. Ногам было легко, хотелось подпрыгивать на каждом шаге. Отабек сказал утром: «До вечера, Юра» и отключился, а Юра не выключил скайп и с минуту ещё смотрел в монитор. До вечера. Значит, сегодня ещё увидятся, значит, хороший день, и Отабек нигде не задержится и не ляжет спать слишком рано. И тренировка не такая уж и тяжелая, и дядя Яша не так уж громко орет, и можно даже сказать ему беззлобно: «дядь Яш, ну вы че?», а он так посмотрит, как будто правда: «а че я?», и объяснит нормально. А ещё они. Юра свернул по подсохшей дорожке за угол дома, как всегда срезал по дороге к метро, но пошел не мимо сиреневого куста и дальше, вдоль сквера, а прижался ближе к стене и зашагал вплотную по узкой полоске асфальта, между домом и черным клоком земли, который в теплый сезон был клумбой с розами. У подвальных ступеней, каменных, как в старых домах, он остановился и расстегнул карман. — Кис-кис. Эй, я пришел. Рядом никого не было. У другого дома стояла компания тетенек, слишком далеко, чтобы что-то расслышать. Юра задрал голову посмотреть на окно первого этажа, вроде никто не пялится. Удачно, что там нет какой-нибудь бабки, из той породы, что вечно зырят, как степные орлы, лучшие подружки участкового, и клюкой гоняют животных у дома, когда выползают-таки во двор. Юра позвал опять и пошуршал пакетом, развязал его, взял пальцами щепотку сухих подушечек и высыпал на асфальт перед подвальным окном. Оттуда, принюхиваясь, высунулась круглая мордочка. Юра присел на корточки, подсыпал ещё и замер. Кошка выбралась наружу совсем, внимательно посмотрела на Юру, пошевелила усами, ушами и принялась за еду. — Вот и умница, — сказал Юра и высыпал остальное. Он с полгода искренне полагал, что это кот. Кот жил около парикмахерской на углу дома, и Юра видел его по утрам, когда бежал на каток, и вечерами, когда торопился к метро. Кот был красивущий. Насыщенно-серый, как русская голубая, но в жемчужную полоску. Уши круглые, хвост недлинный, тоже в полоску, как в нанизанных серебряных кольцах, и ласковый-ласковый. А потом кот объявился с большим животом, и Юра с полмесяца отучался звать его «бро». Котят она прятала в подвале. Юра их ни разу не видел и даже не знал, сколько их. Ещё совсем мелкие, на крыс, наверное, похожи. Лежат там, теснятся, пищат и сосут молоко. А молоко должно откуда-то браться, для этого надо есть, а куда охотиться кормящей матери, бросать детенышей? А пока она на охоте, их сожрут подвальные крысы или сами выползут в поисках мамки и всё, загрызут дворовые собаки. Ну уж нет! Юрий Плисецкий этого не допустит! Он подождал, пока кошка доест, тогда только протянул руку. Разрешит погладить или нет? И думать уже начал, как он, улыбнулся Юра, ниже натянув капюшон. Да или нет? Позвонишь или нет? Увидимся или нет? Будешь подкармливать уличную кошку или… Она сама сунулась ему под руку, замурчала, как маленький трактор, боднула ладонь крутым лбом. Юра почесал между ушами и под шеей. — Иди давай. Ну. Кошка посмотрела внимательно и, разве что не кивнув, полезла в подвальное окошко. Юра достал из рюкзака салфетки, вытер руку и вытащил из кармана телефон. Созвониться договорились в девять. Отлично, он успевает домой.