***
Вернер рос буквально по дням. И требовалось ему для этого роста просто невероятно много пищи. Уже после первой недели и вымахивания моего малыша до размера хорошей такой собаки, родителям пришлось раскошелиться на завоз в пруд новой живности. Всю остальную, активно растущий организм Вернера просто сожрал. Можно было бы кормить его уже пойманной дичью, но маленькому дракону надо было удовлетворять инстинкты. Питался он в это время, надо заметить, не только мясом, но и моими магическими силами. Ограничение созданного ритуалом канала спало, и Вернер выпивал мой сосуд чуть ли не до дна. Пришлось даже отказаться от спаррингов с применением чего-то кроме "Полёта". Даже развитие алхимии пришлось забросить. Впрочем, по этому поводу я особо и не горевала, проводя освободившееся время с малышом. Дни летели за днями, я вернулась к своему хобби, а Вернер по размерам больше напоминал хорошего такого скакуна. Напоминал же он потому, что данные габариты уже перерос. Поэтому общим семейным собранием было решено разрешить мне с партнёром заниматься на наших землях охотой. Охотничье дело оказалось очень интересным и сложным занятием. Особенно для ходившей только по облагороженному приусадебному леску третьей дочери благородного рода Вальер и огромной бронированной шестиногой туши. Что поделать? Скальные драконы на то и скальные, что обитают в скалистой, а не лесистой местности. Если коротко, то первые три десятка охот под предводительством старого матёрого лесника Дор-Дони закончились для нас ничем. Лишь на четвёртом десятке, когда на меня нашло странное состояние единения и понимания леса, его тишины, я поняла слова старого одноглазого егеря: "Тишина — песня леса. Слушай и услышь тишину". Это было очень необычно. Когда ты вдруг понимаешь, что все твои движения от ходьбы до дыхания вносят диссонанс в шелест листвы, голоса птиц, шорох травы. Только почувствовав это на том глубинном уровне, что я ощущала после вылупления Вернера, ту волну, на которой дышит, живёт и умирает лес, я поняла насколько была слепа и глуха. Подстроив свой "голос" в унисон леса, я сразу поняла, почему мы так никого и не добыли. Природа Вернера, песнь его души была совершенно иной. Она напоминала собой огромную монолитную скалу, которая противостоит всем невзгодам и либо будет отражать каждую новую волну невзгод, либо падёт под их натиском. Подстройка под чужую песню была против самой природы скального дракона. Передав свои ощущения по нашей с Вернером связи, я начала замечать изменения в песне партнёра. Та постепенно, шаг за шагом дополнялась, изменялась и совершенствовалась. Однако её нерушимая и монолитная суть сохранялась. После завершения изменений, песня Вернера вместо нерушимой скалы стала напоминать... Больше всего под это определение попадало понятие ньютоновской жидкости, которая сама по себе жидкая, но при увеличении давления твердеет. Только скала Вернера, вместо становления жидкостью, просто приобрела большую пластичность, становясь вновь нерушимой при каждом испытании от мира. — Юная госпожа наконец услышала, — прошамкал надтреснутыми губами замерший на полушаге лесник. — Да, наставник, — я обратилась к нему, как к старшему. Чтобы там не говорило общественное положение и статус, но в лесу именно он Старший. — Это хорошо, — старик усмехнулся в бороду. — Теперь можно и охотой заняться. В тот день я впервые подстрелила куропатку.***
В заставленной колбами, ретортами, змеевиками и пузырьками стеклянный шкаф пролезла тоненькая девичья ручка и взяла из него пузырёк с рассыпчатыми коричневатыми гранулами. Обладательница этой ручки вынеся содержимое на свет и, явно удовлетворившись увиденным, поставила пузырёк на стерильно-чистый стол. Собственно, и само помещение было таким же. Ведь стерильная чистота алхимической лаборатории — гарантия того, что очередное творение алхимика не взорвётся от попавших в неподходящий момент частиц пыли. Неудивительно, что хозяйка этого места затянула свои роскошные розовые волосы в тугую косу и надела на голову специальную сетчатую шапочку. Луиза открыла другой стеклянный шкаф и достала из него тонкую, полую, но прочную и упругую даже на вид форму для заливки. Выдвинув ящик стола, Луиза достала из него плотную тряпочку, а затем протёрла ей, похожие на карикатурные крылья летучей мыши, углубления для заливки. Тряпочка была снова убрана в стол, а углубления были посыпаны гранулами из пузырька. Луиза достала из очередного ящика желтоватый слиток металла и вертикально поставила его в форму. Подвигав форму и убедившись, что слиток не выпадет, девушка достала из кармашка платья палочку. — [Йера. Райдо. Лагуз. Иса. Альгиз. Отал] — рублено произнесла заклинание "Разжижения" Вальер. В ответ на это, слиток поплыл подобно расплавленной свече и заполнил собой каждый уголок формы. — Фуух~... Повезло. В этот раз без взрыва. Довольная собой Луиза снова осмотрела заполненную форму и улыбнулась. "Моя теория полностью подтвердилась. Если отрабатывать заклинание до полного автоматизма, то мне становится доступен даже уровень линии." Ещё раз, с надеждой осмотрев результат своей работы, Луиза взмахом палочки с ментальным посылом к своей магической энергии, разрушила состоящую из неё структуру. Момент и металл снова, как ему и полагается, твёрд.***
Через четыре часа алхимических манипуляций с тремя типами композитных металлов, сбора и персональной подгонки, в руках у Луизы лежал самый настоящий блочный охотничий лук с виброкомпенсаторами. Ещё раз, натянув тетиву с помощью спуска и почувствовав, что это — предел её сил, девушка подкрутила отвёрткой два болтика, тем самым закрепив упругость у плечей лука. Её новое оружие готово. Магия может очень многое, но ей на магию полагаться просто нельзя. Этот факт она вынесла уже давно. Уложив лук в специальное отделение под столом, Луиза навела в мастерской почти идеальную чистоту и покинула свою обитель. Стрелы, что выдержат спуск с этого лука, можно отлить и потом. Луиза уже предвкушала испытание своего детища, обдумывая, какие наконечники и оперение для стрел подойдут лучше всего.***
Мягкий южный ветер обдувает лицо, прогоняя чувство духоты и трепля полы юбки. Следуя воле его порывов, изгибается трава и трепещет на деревьях листва. Откуда-то изнутри и одновременно извне разума приходит чувство сытого довольства и блаженства от ситуации. "Вернер" — приходит осознание источника чувств, но разум осознаёт это только краем. Сейчас вся концентрация идёт на другое дело. Левая рука поднимает рукоять лука. Правая рука достаёт из ящика стрелу. Стрела ложится на самовозводящуюся планку лука и упирается в тетиву. Вдох. И я, двигая всем торсом, натягиваю тетиву. Выдох. Движение кистью. Стрела всаживается в дерево по самый хвостовик. — Ну как? — спрашиваю, поворачиваясь в сторону кайфующего в тени деревьев непоседы. В ответ приходит чувства интереса к скорости и разочарования от малых разрушений. — Так я же только тренируюсь. Зачем мне использовать боевые стрелы? — интерес и любопытство. — Да. Они взрываются так, что от этого ствола не останется ничего после первого же попадания, — на моём лице появляется довольная улыбка, которая сразу вянет. — Теоретически. У меня всё никак не получается подобрать механизм детонации, — сочувствие. — Но я не буду опускать руки! — одобрение. — Именно! На то я и алхимик. Утвердившись в своей решимости, достаю из ящика новую стрелу, делаю, основываясь на интуитивном восприятии атмосферы, поправку на ветер и движением кисти активирую механизм спуска. Прошло меньше секунды, а стрела уже настигла мишень. Находящаяся на расстоянии в сто шагов мишень снова обзавелась пробоиной. И так ещё восемнадцать раз. Растратив половину ящика стрел, я повела уставшими плечами, спиной, рукой... Чего у меня только не устало. А ведь это — только пятнадцать процентов от максимума силы натяжения лука. По всем расчётам, на максимуме мощности, скорость выпускаемых стрел будет равна скоростям пуль современных для прошлой реинкарнации винтовок. А это порядка километра в секунду. Вот только на большее натяжение даже моих, усиленных магией, мышц просто не хватит. "А что, если попросить сестрёнку Эл создать заклинание для избавления стрелы от воздушной силы трения? На преодоление воздуха кинетический заряд ведь тоже тратится" — неожиданно пришла мне идея. Немного обдумав её, я поняла, что в лук также можно встроить функцию концентратора. Жаль, но я в их создании понимаю столько же, сколько в строении автобуса. "Надо будет подтянуть эту область знаний". И это говорит не мой порывистый характер, а голая логика. Мной было уже неоднократно замечена польза бесполезных на первый взгляд знаний. Отдохнув, я снова начала всаживать стрелы в бедное полумертвое дерево. Почти мертво оно было не от моего акта вандализма, а по причине старости и сопутствующего ей заражения грибом-паразитом. Этот гриб уже давно подтачивал силы лесного гиганта. Подтачивал, пока верхушка дерева не приняла на себя очередной, особо сильный порыв ветра. Сломавший ствол слуги распилили и унесли, а трёхметровый пень остался. Впрочем, ему тоже осталось недолго. Скоро я отправлюсь в школу с полным пансионом и его выкорчевают. Приведя себя в порядок после тренировки, я и Вернер принялись за одну из наших игр. А именно, я надела на тело товарища особую перевязь из ремешков с кольцами и закрепила на одном из спинных колец поводок. Затем я залезла в лодку, а Вернер в пруд. Мгновение, другое и, всё набирая скорость, лодка начинает плыть. Всё быстрее и быстрее, морщась от брызг и уперев ноги в борта, я неслась по водной глади. Идею этой игры подал Жан-Жак, указав на то, что у скальных драконов главным оружием и средством для гребли в начале их жизни является хвост. Недолго думая, я придумала эту игру-тренировку. Изначальная идея была в создании водных лыж, но она успехом не увенчалась. И дело не в моём незнании, как их изготавливать. Всё проще. Вернер слишком медленно набирает разгон. Пришлось пользоваться самой маленькой лодкой. Но даже так, тренировка была приятна нам обоим, позволяя Вернеру выпускать из себя всю лишнюю энергию, а мне зарядиться на весь день приятными впечатлениями и капелькой адреналина. Последнего мне хватает и на утренних тренировках с матушкой, но за почти три года они просто приелись. Даже воздушные маневрирования не сильно скрашивает ситуацию. Выше четырёх метров мы ещё не поднимались. Рассекая круги по воде, мы иногда останавливались, чтобы дать друг другу отдых. Во время таких остановок, я причаливала лодочку к расположенному в центре пруда островку с белой мраморной беседкой. В ней у меня всегда имелся запас в виде двух резервных палочек, питьевой воды и еды. Я не волновалась на счёт того, что с ящиком, в котором всё это хранится, что-то случится. Этот пруд — один из многих в нашем поместье и имеет славу заброшенного. Впрочем, благодаря этому, родители и выделили его в Вернера и моё пользование. Отвлёк меня от направления движения Вернера через связь звук пронзительного клёкота с небес. Подняв голову, я увидела на фоне безоблачного неба огромную крылатую тень. Указав Вернеру плыть к берегу, я постаралась максимально плотно устроиться в лодке и, со взмахом палочки, наложила на себя заклинание [Щит ветра]. В тот же миг воздух закрутился вокруг моего тела, образуя миниатюрную сферу из шквального ветра. Несмотря на ужасный поток ветра, благодаря всё той же магии, я его совершенно не чувствовала. В прямом столкновении данный щит уровня точки бесполезен, но на защиту от когтей и клюва зелёного орла его хватает. Я бы даже продолжила игру, но с опасностью над головой особо не повеселишься. Если человек не совсем поехавший, конечно. А у меня крыша хоть и подтекает, но не настолько. Скрывшись под защитой деревьев (беседка была слишком открыта), я снова стала наблюдать за небом. Когда тень снова появилась, я поняла, что ошиблась. Это был не одна из напастей скотоводов и маленьких детей, а прилетевший на своём грифоне Жан. От осознания этого сразу пришёл прилив воодушевления. В последний раз мы встречались целых четыре месяца назад. Тогда он сообщил, что передал написанное Её высочеству письмо и наверняка передаст ответ. Если он будет. "Надеюсь, Генри ещё не забыла меня". Когда я подбежала к Жану, мы крепко обнялись. Меня начали поднимать и кружить, и я невольно начала смеяться. Мой смех подхватил басовитый и приятный смех Жана. — Куру-ру-ру! Куру-ру-ру! Куру-ру-ру! — подхватил наш смех на свой раскатистый манер Вернер. — Ха-ха-ха~... Как же давно я тебя не видел! Ты совсем не изменилась. Ай! — получил от меня под ребро шуточный тычок один беспардонный тип. — Примите моё глубочайшее извинение, — тут же решил он исправиться. По крайней мере, я так подумала. — Моя леди, вы определённо стали сильнее. — А я по нему ещё и скучала! — Ох, по мне скучали! Моё сомкнутое в ледяные тиски сердце согрели, — высокопарно провозгласил Жан. — Мой дорогой Жан-Жак, — также высокопарно и с показным беспокойством обращаюсь к нему, прикладывая ладонь ко лбу, — не заболели ли вы? — Да, я заболел. Я просто болен желанием... побыть наедине со своей невестой, — Жан снова подарил мне свою бьющую наповал всех девушек улыбку. Или почти всех. Я ей неплохо сопротивляюсь. — Я тоже соскучился. Хааах~... Как же я соскучился. Ты не представляешь. Только вырвался. — Что-то случилось? — Меня назначили капитаном ордена. — Это хорошо? – говорю, больше спрашивая, нежели утверждая. — Да, и нет. Повышение в звании даёт многое, но и требует не меньшего. Я просто... устал. Раньше всеми связями с общественностью и другими двумя подразделениями Королевской Стражи занимался командир, а теперь... Все эти лживые улыбки и тонны презрения к происхождению... Постоянные попытки очернить... Нежелание тупых, поднявшихся по блату... — отвечал Жан, постепенно переходя на несвязное бормотание. Смотря сейчас на этого чуть-ли не дрожащего у меня на руках в нервном срыве мужчину, я только и могла, что тихо гладить его по голове и напевать мотивчик из колыбельной про то, что наутро всё будет хорошо. Я, конечно, предполагала, что стремительно взлетевшего бастарда будут... чмырить, но не ожидала, что настолько. Жан-Жак был личностью редкой духовной крепости и просто гением магии воздуха с руническим именем "Молния". Уже сейчас он почти достиг уровня квадрата воздуха. К сожалению, а может и счастью, детство этой закалке хорошо способствовало. Уже в начале своей жизни он пережил множество лишений, но всегда шёл с гордо поднятой головой. Если было надо, то по трупам. (Как-то раз, в особо расслабленный момент, он проболтался о моменте из своей жизни до становления признанным бастардом.) А уж его тренировки в стиле "сделай или умри" закалили не только его тело, но и магию. Даже удивительно, что он остался после них без видимых проблем с головой и просто не сломался. Наоборот, каждая невзгода лишь закаляла его. Это, а не покровительство рода Вальер, как соседей Виконта, и позволило ему стремительно взлететь по карьерной лестнице. Неудивительно, что я пребывала в чуть ли не шоке от его истерики. Когда он всё выплеснул и просто уснул на моих коленях, я ещё некоторое время перебирала его насыщенно серые волосы. Только сейчас я смогла подробно рассмотреть его лицо. Лицо, что я не видела какие-то четыре месяца. Лицо, что очень сильно изменилось. Морщинка над переносицей, свидетельствующая о постоянной хмурости её обладателя. Следы недавно заживших, но ещё не рассосавшихся шрамов от каменной шрапнели. Воспалённые от недосыпа веки. Опустившиеся вечно задорные уголки рта. Рассматривая такое знакомое и одновременно чужое лицо, у меня невольно закрались лишь два вопроса: "Что с тобой сделали?" и "Кого мне скоро предстоит убить?". И я тогда действительно готова была убивать. Может, виновато моё восприятие смерти, как явления или мои поехавшие мозги. А может одно наложилось на другое. Я понимаю ценность каждой разумной жизни, как, возможно, никто другой в Тристейне. Для меня, "пережившей" это явление на собственном опыте и осознавшей многое во время рождения Вернера, каждая жизнь была намного ценнее золотых гор. И при этом, я тогда не раздумывала. Настолько была сильна моя затмевающая любые разумные доводы Ярость. Только сладко спящий Жан и не позволил сорваться вершить самосуд. Я пришла в себя после эмоционального всплеска, лишь через несколько часов неподвижного сидения на земле. Сидела и не могла понять, что на меня нашло. Я всегда была спокойной и дисциплинированной не только телом, но и разумом. Что и говорить, если для создания каждого заклинания, мне приходится каждый раз перебарывать себя, чтобы не устроить очередной взрыв? И тут такая вспышка первобытной, идущей из самых глубин души ярости. Даже для моего полного тараканов, но, насколько это вообще возможно, стабильного разума это ненормально. Чужеродно. "Стоп. Чужеродно?" Мой взгляд невольно переходит на руку со спиральной отметиной. "А вот и последствия фамильяра-дракона. Что же, Жан ещё тогда предупреждал меня о подобном. Значит, грифоны — гордыня, а драконы — ярость? Надо поискать книжки по методам эмоционального самоконтроля". Использовав на Жане заклинание [Левитация], я мягко подняла его в воздух и лодкой переправилась на остров. Грифон Виконта последовал за нами и зорко следил, чтобы с его хозяином ничего не случилось. Расстелив на земле плед и скатав из второго валик под голову, я уложила на получившуюся конструкцию своего жениха. Сколько бы я себя не убеждала, но не влюбиться в Жана просто невозможно. Может, физический контакт мужчиной дальше определённого предела и кажется мне... невероятно, чудовищно мерзким, но это не мешает мне испытывать к нему самые тёплые чувства. "Иногда я себя ненавижу" — приходит в подобные этому моменты мысль и подобные ей. И мне есть с чего ненавидеть себя нынешнюю. "Какой бы была моя жизнь без этого груза памяти? Чтобы я делала, не будь искажена и исковеркана моя суть? Смогла бы я подарить семейное счастье этому человеку?" — эти и многие другие вопросы я задаю себе при каждой встрече. И в ответ приходит лишь ненависть к себе. Такой себе. Но прошлого не изменить, ведь отрицание своего прошлого — это отрицание себя настоящего. "К тому-же, даже будь магия способна исправить, вернуть меня к неискаженному бытию, я буду сопротивляться." Простое осознание этой истины, истины моего безмерного эгоизма и заставляет меня себя ненавидеть. Из глубин самобичевания меня вывел шум взмахов крыльев грифона и ощущение движения воздушных колебаний со стороны Жана. Наследник Виконта Варда и соседних с герцогством Вальер земель поднялся с импровизированной постели и, опустившись обратно, стал с философским выражением лица рассматривать наплывшие в последнее время облака. Устраиваюсь рядом и тоже начинаю наблюдать за ними. — Вон то похоже на дракона, — неожиданно даже для себя указываю пальцем на проплывающее облако. — А это на пистоль, — ткнул пальцем уже Жан. — А это на яблоко... в разрезе. — Нет, скорее на пентальф, — возразил Жан. — Смотри, почти идеальный круг с пятью треугольными просвечинами. — Спорим, что на разрезанное пополам яблоко? — На что? — тут же заинтересовался мужчина. — Действительно, просто на интерес неспортивно. Тогда наааа... желание. Любое. — Любое, говоришь. Согласен. — Уговор? — Уговор. — Тогда лежи. Я встала и отряхнула одежду от налипшей грязи, а затем направилась в беседку. Данная мраморная беседка не была выдающимся произведением искусства с тонкими витиеватыми линиями или воздушными узорами. Совсем наоборот. Причислять её к стилю готики не давал только размер и ширина оконных проёмов. Однако она мне нравилась именно за свою простоту и присущую этой простоте элегантность. Присев, я заклинанием [Левитация] вытащила из под мраморного сиденья, большой и тяжёлый даже на вид сундук. Окованная крышка была без труда откинута. Внутри сундука находились туго перевязанные и компактно уложенные холщовые мешочки. В них хранились самые разные вещи от запаса моего любимого вяленого мяса (в последнее время меня тянет на недожаренное или вовсе сырое) до серебряных столовых приборов. Естественно, все вещи были зачарованы заклинанием "Закрепления". Из однотонной композиции выбивались лишь деревянный тубус с резервными палочками и бурдюк с питьевой водой. Достаю яблоко и столовый нож, затем закрываю крышку и возвращаюсь к Жану. — Вот. Убедись, — говорю и разрезаю яблоко на две половинки — нижнюю и верхнюю. Пять выемок с косточками образовывали идеальный пентальф. — Действительно, похоже, — озадаченно подтвердил Жан. — Я признаю своё поражение, леди. Что ваш скромный слуга может сделать для вас? — Хммм... Прилетай почаще. — Извини, но я не могу этого сделать. Даже сегодня я, фактически, ушёл в самоволку, — буднично, будто говорит о погоде, сказал очень страшные слова Жан. — Ох-хо-хоюшки~... Скажешь, что невеста срочно вызвала тебя по личному делу. Я подтвержу, — ещё раз вздыхаю. — Это, конечно, будет иметь определённый удар по репутации, но не такой сильный, как самоволка. — А если спросят, что за личное дело? — Ответишь, что личное дело на то и личное, чтобы в него не лезли. Не так жёстко, конечно. Сам подберёшь правильные слова. Ты это умеешь. В крайнем случае скажешь, что взбалмошная девчонка грозилась разорвать помолвку, если ты срочно не прилетишь, — лукаво улыбаюсь. — Заодно выбьешь себе пару дней на моё посещение, чтобы такого больше не повторялось. — А как же твоя репутация? — У меня она итак "взрывоопасная". Одним штрихом больше, другим меньше... Особой роли не играет, — губы непроизвольно скривились в подобии на улыбку. — Спасибо тебе, Луиза. — Друзья на то и нужны, чтобы поддержать друг друга в трудную минуту. — Нет, я не про это. Я хотел тебя поблагодарить за то, что не смотришь сверху вниз даже после устроенной мной сцены, — на последних словах голос Жана чуть дрогнул. — Моменты слабости для людей естественны, — искренне интересуюсь. — К тому же, с чего бы мне так смотреть на того, чьими талантами, решимостью и упорством я восхищаюсь? — И это говоришь мне ты? Та, кто добилась в магии уровня линии несмотря на свои проблемы? — Жан непонимающе взглянул в мои глаза. — Откуда столько скепсиса? Да, восхищаюсь. А мои успехи... Тут сыграли ресурсы рода и моя упёртость. Я просто воспользовалась ими. С тобой ситуация совершенно иная. Ты всего добился сам. С поддержкой, но ты за эту поддержку платил и платишь. Я же... — Не наговаривай на себя. У тебя есть то, что нет у меня, а у меня есть то, что нет у тебя. Это нас уравнивает. — Один-один. Больше в тот день мы о серьёзных вещах не говорили. Только перед своим отлётом, Жак передал долгожданное письмо Генриетты. *современное приспособление для руки, которым лучники оттягивают тетиву, дабы та не рассекла пальцы.