Свадебные игры

В машине стоит напряженная атмосфера. Гнетущую тишину нарушает только мягкий гул двигателя. Эффи сидит впереди, за занавеской, Хеймитч – сзади, между мной и Питом. Настроение у всех паршивое. - Значит так, ребят, - инструктирует Хеймитч, - ваша главная задача – показать всему Панему, как вы несказанно рады, что остались живы. И особенно вы счастливы, что президент проявил такое участие к вашим судьбам и позволил вам, минуя возрастное ограничение, обручиться. Ясно? Ментор вопросительно смотрит на нас с Питом, пытаясь понять, уяснили мы или нет. По-прежнему молчание. Он вздыхает и продолжает: - Потом упомянете о предстоящем завтра празднике года, которым обычно заканчивается тур победителей. На нем вы официально будете помолвлены и получите благословение президента. - Не переживай, Хеймитч, все будет в лучшем виде. Сноу об этом уже позаботился, - мне кажется, что Пит говорит со злостью, но при кратком взгляде на него замечаю только тоску, переходящую в безразличие. - За тебя я спокоен. А вот Китнисс не лучшая актриса. Боюсь, что в нынешнем состоянии она не сыграет безумно влюбленную девочку. - Сыграет, поверь мне, - вот она, настоящая злость Пита, - она прекрасно умеет притворяться. Даже я ей поверил. Хеймитч хмурится и вопросительно смотрит на меня. Заметив, что я начинаю закипать от злости, он слегка качает головой, что означает: «Все с тобой ясно». А Питу спокойно говорит: - Полегче, парень. Она все-таки тебе жизнь спасла. - И теперь жалеет об этом, - обиженно выпаливает Пит. - Сейчас я действительно начну жалеть, - с яростно сжатыми кулаками цежу я сквозь зубы. - Ну хватит уже, - устало говорит ментор. – Эффи, долго еще? - Почти приехали. В ухе Хеймитча светится черное устройство связи. Несколько секунд он молча слушает, потом говорит: - Да, понял, - потом помрачнев обращается к нам: - Слушайте. Съемки будут в прямом эфире. У вас нет права на ошибку. Так что поостыньте и делайте, что должны. Я испуганно смотрю на обоих. - Это приказ президента Сноу, - говорит Хеймитч. - Да какая разница, - равнодушно говорит Пит и смотрит на меня. Я опускаю голову. Оставшуюся дорогу все мы молча обдумываем новость. Через несколько минут наша компания на месте. Стоим в ожидании сопроводителей. Я все еще злюсь на Пита, но сейчас нам придется работать вместе, придется целоваться, говорить о личном. Нельзя с моим настроем идти на интервью, слишком высока цена ошибки. Жизнь Гейла. Эх, где он сейчас? Что думает обо всей этой истории? Так его не хватает. Вспоминаю утренние шокирующие слова Хеймитча о торговле победителями, и это несколько остужает меня и возвращает к реальному положению вещей. В каком-то смысле Пит меня действительно спас. Решаю сама подойти к нему и наладить общение. Но… С чего начать? - Пит, прости за Арену, я старалась ради нас обоих, - он молчит, опустив голову. - И за вчерашнее тоже. Вторая часть извинения дается гораздо труднее. - Да я вовсе не из-за притворства зол, как ты не понимаешь! Я действительно не понимаю. Он разочарованно вздыхает. - А, ладно, забыли. Мы в одной лодке сейчас. Оставлю обиды до лучших времен. Он слегка улыбается и продолжает: - Ты как, готова быть неотразимой невестой? У меня вырывается нервный смешок. - Надеюсь, что справлюсь. – Вздыхаю. - Знал бы ты, с каким трудом мне все это дается. Поможешь мне? - Будь спокойна, я все сделаю. Главное улыбайся в течение всего интервью, ладно? - Как бы только щеки не свело от напряжения. Пит смеется и демонстративно берет меня за руку перед приближающимися сопроводителями. - Шоу начинается, - шепчет он мне на ухо. Поначалу интервью идет хорошо. Я смеюсь, играю беззаботную, счастливую девочку, пару раз целую Пита на камеру. Переигрываю, правда, о чем Пит сигнализирует мне, слегка ущипнув за руку. Он же в свою очередь больше общается с Цезарем, отвечает на его порой каверзные вопросы о наших отношениях. Пит говорит очень уверенно, на ходу придумывает детали никогда не существовавших в реальности посиделок, шалостей за спиной ментора. Неожиданно Цезарь объявляет, что теперь он немного пообщается с родными жениха и невесты. В прямом эфире на экране появляются моя мама, Прим и… Гейл. Они видят меня, а я их. Как я могу играть перед ними свою комедию? Вижу полные тоски глаза Гейла, хочется прямо здесь и сейчас рассказать ему правду. Рассказать всему Панему о том, как меня сделали марионеткой, как лишили свободы! Мама взволнованно начинает поздравлять нас с помолвкой, у меня проступают на глазах слезы. Не могу говорить, в горле застряли сдерживаемые рыдания. Я вот-вот провалюсь и убью Гейла своей слабостью! Чувствую, что тону, но Пит спасает меня. - Китнисс, дорогая, не переживай так. Ты скоро увидишь своих родных. Извини нас, Цезарь. Мы не виделись с семьями после окончания Игр. Это довольно тяжело переносить, особенно для Китнисс. Цезарь манерно умиляется. - О! Китнисс, какая ты милая! Понимаю, понимаю. Ну что ж, вижу, твоя семья рада, что из Капитолия ты привезешь не только корону победителя Игр, но и возлюбленного! Я киваю головой, стараясь взять себя в руки, вытираю слезы. Говорить даже не пытаюсь. Цезарь задает еще пару вопросов сестре и Гейлу. От звука их голоса по спине бегут мурашки. Пит благодарит мою маму за такую чудесную дочь как я и шутит с Прим насчет козы Леди, которую надеется увидеть по возвращении в дистрикт. Атмосфера разряжается. Цезарь обращается к Питу, который держится на высоте: - Давайте же поговорим и с твоими родными. Дистрикт 12, вы все еще на связи? Оставшаяся часть интервью проходит безболезненно. К моменту, когда нам предстоит попрощаться со зрителями, я беру себя в руки и целую Пита. Он спас меня. Он защитил мою семью, когда я этого не смогла. Не важно, какие мотивы им двигали – любовь к семье или любовь ко мне, он сделал это, и я ему благодарна. На обратном пути Эффи не умолкает, изливая на нас потоки своих восторгов. Когда они, наконец, истощаются, она начинает читать расписание на всю неделю, подробно комментируя каждый пункт. Я не слышу ее. Еду в полном оцепенении. Чувствую, что это дело рук Сноу – прямой эфир, 12-й дистрикт на связи. Это проверка. Чтобы я поняла, насколько реальна угроза. Думаю о Пите и своем к нему отношении, о словах Хеймитча перед интервью, о будущем... Это особенно трудно. В конце концов, я просто прислоняюсь к окну и наблюдаю в нем чужой и холодный мир Капитолия. Сегодня нас оставляют в покое до конца дня. Хеймитч договаривается с охраной, чтобы нас пустили прогуляться в сад. Пит уходит смотреть чудаковатые растения в оранжерею, а я медленно плетусь по аллеям вместе с ментором. - То, что ты сказал утром это правда? - начинаю я. - Да. Не повторяй моих ошибок, Китнисс. - Ты потерял всех, потому что отказался в этом участвовать? - осторожно спрашиваю я. - Не совсем. На Арене я использовал силовое поле в качестве оружия. По возвращении домой все мои близкие были уничтожены за эту вольность. - Ох, - только и могу выдохнуть я. - Про аукцион знают все менторы. Многие спонсоры жертвуют средства с условием предоставления сексуальных или иных услуг в случае победы трибута. Ничего не дается даром, Китнисс. Мне становится нехорошо. Конечно, я и раньше знала, что Капитолий способен на любую мерзость, но чтобы вот так... Какое-то время мы идем молча, погруженные в свои мысли. - Ты рассказала Питу про фальшивую любовь на Арене? - Он сам догадался, еще когда мы в тренировочном центре торчали. - Он сказал мне, что мы оба его предали. Я сначала подумал, что он из-за разбитого сердца переживает. - Нет? Из-за чего же тогда? - Из-за недоверия. Он думает, мы сговорились у него за спиной. Но это ведь не так. Ты просто правильно понимала мои намеки. Я начинаю злиться. - Мы ему жизнь спасли, а он обиды придумывает. - Ты правда жалеешь о том, что спасла его? - Нет конечно. Если бы все повторилось, я сделала бы то же самое. Но то, что случилось, сам понимаешь. Он теперь мой враг, инструмент Сноу для моего укрощения, я не могу доверять ему. - Глупая. Не он твой враг. Ты думаешь как раз так, как хочет от тебя Сноу. Не будь его марионеткой. Вы с Питом по-прежнему союзники. Никто не просит от тебя быть для него настоящей женой. - А если Сноу этого потребует? Ведь наверняка. Теперь он может делать со мной что захочет. - Для Сноу главное отвлечь дистрикты, твоя личная жизнь ему совершенно не интересна. - Ошибаешься, у него личные счеты. Я это сегодня на интервью поняла. Он не упустит возможности помучить меня, пока я в его руках. И Пит - лучший инструмент для этого. - Ты совсем не знаешь Пита, сразу чувствуется. - Думаешь, он будет сопротивляться? Он тоже ответственен за свою семью. Он не будет рисковать близкими из-за меня и сделает все, что скажут. - Знаешь что? Просто поговори с Питом, узнай его чуть лучше, и ты поймешь, что несешь сейчас полную чушь. В подобных ситуациях Пит никогда не пойдет напролом, вместо этого он придумает какую-нибудь хитрость. Я думал, ты поняла это на Арене. Может Хеймитч и прав. Собственно у меня нет другого выхода, надо сотрудничать с Питом. Кроме того, я действительно не знаю его, за все это время мы с ним толком никогда не говорили. Я многое могу предполагать о нем по его поступкам, но ход его мыслей мне далеко не всегда ясен. Смешно сказать, но больше всего я знаю, о том, как он целуется. Твердо решаю по-настоящему подружиться с Питом. Но тут появляется новая проблема - мой жених упорно меня избегает. С тех пор, как мы приехали на виллу после интервью, я больше его не видела. Поначалу я не придаю этому значения. Но наступает вечер. 7, 8, 9 часов... Пит не появляется. Я ложусь спать. Только в районе 11 он тихонько прошмыгивает в комнату и укладывается в свое кресло. На следующий день просыпаюсь в районе полудня. Отоспалась за все бессонные ночи, полные треволнений. Даже настроение хорошее. Пита в комнате нет. После душа и завтрака отправляюсь искать его в саду. Он сидит на лужайке и делает наброски цветов. - Привет! - я стараюсь быть максимально доброжелательной. - Привет, - не поворачиваясь ко мне, сухо говорит Пит. - Откуда у тебя бумага? - Попросил у охранников. - Я думала нам ничего не позволено. - Тут вокруг столько камер и охраны, что никакое телодвижение не скрыть. Так что бумага - пустяки. - Что рисуешь? Карандаш в его руке замирает. - Китнисс, чего ты пытаешься добиться? - Пит поворачивается ко мне, и я замечаю яркие синяки у него под глазами. - Тебя опять Хеймитч подослал с заданием? Осознавать, что это правда, весьма неприятно. - Нет. Просто вчера ты говорил, что не будешь больше обижаться. По крайней мере, пока мы в одной связке. - А я и не обижаюсь. Я просто хочу держаться от тебя подальше. Перед камерами мы партнеры, да. Но это не обязывает меня общаться с тобой наедине. - Почему Пит? Я ведь попросила прощения. Он молчит. - Я всего лишь хотела немного поговорить с тобой, узнать поближе. Пит презрительно щурится. - С чего бы это? Я тебя прекрасно знаю, ты сама бы до такого не додумалась. Наверняка это все Хеймитч. - Да, ну и что! Но я ведь могла и не последовать его совету. - Не могла. Это нужно для выживания твоей семьи. - Считаешь меня настолько расчетливой? - Хватит, Китнисс. Наш уговор в силе - мы вместе стараемся для наших семей. Я буду помогать на съемках. Но не надо лгать мне в лицо, когда мы наедине. Не надо заставлять себя общаться со мной по чужой наводке. Лучше просто забудь о моем существовании на это время. Он уходит. Мое лицо горит от стыда и обиды, будто Пит надавал мне пощечин. Никогда еще не видела его таким сердитым, холодным. Пытаюсь разозлиться на него, но внутри почему-то совсем другое чувство. Вина. Не потому что я притворялась влюбленной, не потому что назвала его врагом из-за спланированной помолвки. А потому что действительно никогда не доверяла ему. Даже когда он спасал меня. Собственно, я вообще никогда никому не доверяла и полагалась исключительно на себя. Только упорство Пита заставило меня поколебать свое убеждение. Сейчас я даже благодарна ему, за то, что своей злостью он встряхнул меня и заставил осознать простую вещь: между нами ничего не изменилось после заявления Сноу. Я сама захотела видеть в Пите врага. Наша подготовка к вечернему празднику затягивается на 4 часа. За это время что только со мной ни делают: подстригают волосы, наращивают ногти, наносят многослойный макияж, колдуют с прической, рисуют что-то на теле… К концу подготовки я чувствую себя усталой и разбитой. Еще и неприятный разговор с Питом оставил осадок. Он по-прежнему в другой части комнаты демонстративно меня игнорирует. Хеймитч что-то шепчет ему на ухо, но Пит только раздраженно отмахивается. Не знаю почему, но мне становится больно. Как только подъезжаем к президентскому дворцу, Пит натягивает свою безупречную улыбку и приобнимает меня за талию. Его поведение напоминает мне по своему эффекту контрастный душ. Мне тяжело переключаться между двумя Питами. Начинаю понимать, каково ему было разбираться в моем притворстве на Арене. - Начинаем, - шепчет он на ухо и ведет меня по лестнице. Позади нас следуют Эффи и Хеймитч. Вокруг меня яркая каша из лиц, бантов, сумочек, пиджаков, туфель. Никогда не видела ничего столь же яркого и праздничного. На мгновение даже забываю улыбаться от удивления, о чем Пит тут же спешит мне напомнить. Меня смущает вся эта атмосфера наигранного веселья, неестественности. Чувствую себя очень некомфортно, и только рука Пита придает мне уверенности. Перед выступлением президента успеваем немного потанцевать и поесть. Сноу говорит кратко о том, что мы с Питом воплощаем идеал капитолийской силы и отваги. Своей победой мы заслужили его, Сноу, благословение на долгую совместную жизнь, полную роскоши и восхищения всего Панема. Мы пьем шампанское в честь нашей помолвки. От спиртного, которое я пила всего пару раз в жизни, по телу разливается тепло, в голове сгущается туман. Это пугает меня. Тем не менее, до конца вечера нам еще не раз приходится пить с гостями, отчего я совсем уже теряюсь в происходящем. Наконец, бокалы звенят в последний раз, требуя, чтобы мы подарили гостям прощальный поцелуй. Из-за своего состояния, я почти что падаю в объятия Пита, который подхватывает меня и наклоняется с улыбкой, чтобы поцеловать. Это совсем не тот формальный, сухой поцелуй, которым мы стандартно пользуемся в нашей игре. Нет, это что-то другое, волнующее, настойчивое. От неожиданности я даже немного трезвею. Пит подхватывает меня на руки, но тут же, пошатнувшись, опускает обратно. Что это было? Пит тоже пьян? В машине веду себя так, как будто ничего не произошло. На купание нет сил, так что все, на что меня хватает – разобрать прическу и умыться. В комнате Пит пытается соединить два кресла, чтобы удобнее было спать. Из-за усталости и алкоголя он неуклюже перебирает ногами и бьется обо все углы. - Пит, не надо. Иди на кровать. Ты совсем не высыпаешься. Он поворачивается ко мне, и, подумав пару мгновений, со вздохом говорит: - Было бы неплохо если честно. Спасибо, я постараюсь тебе не мешать. От этого «спасибо» чувствую себя жуткой стервой. Пит раскладывает подушку и плед на другой конец кровати, его все еще немного шатает. - Я сегодня впервые в жизни напилась, - говорю я. - Я тоже, - смеется Пит. – Такое странное ощущение. Будто тело больше не мое. - У меня тоже так. Дома мы только растирались спиртом, чтобы лечить простуду. Помню, мы сестрой лежали больные в кровати, а от нас жутко воняло самогоном. Мама смеялась и звала нас пьянчужками. И мы еще думали тогда, как что-то подобное можно пить. Оказывается, можно. Мы лежим друг напротив друга и продолжаем пьяный разговор о детстве. Приятное ощущение охватывает меня: комната плывет и кружится, теряя очертания, и мне кажется будто мы дома. За окном родной дистрикт, мы с Питом друзья по школе, которые говорят о простых житейских вещах. И так тепло и уютно! И Пит такой родной и понятный. Мы говорим несколько часов напролет: вспоминаем учителей, забавные случаи, одноклассников, сокровенные мелочи своего детства. Радость сменяется грустью, когда я вспоминаю, где мы. Так одиноко, так не хватает дома, родных, что я начинаю всхлипывать. Пит осторожно вытирает мои слезы, я ему не мешаю. - Знаешь, любить тебя издалека было куда проще, - неожиданно признается Пит. Я краснею и говорю с обидой в голосе: - Поэтому ты стал таким суровым со мной? Именно тогда, когда я решила по-настоящему узнать тебя. - Потому что быть с тобой сейчас слишком больно. Я виню себя каждую секунду, за то, что невольно стал твоим палачом. Я никогда не хотел ничего подобного. А ты сейчас в таком положении, что вынуждена просить о дружбе парня, который сломал тебе жизнь. Это невыносимо. - Я совсем не думала о тебе. На моей щеке появляется новая слеза. Пит аккуратно вытирает ее. - Прости меня, Китнисс. Я сломал тебе жизнь. - Не говори так. Это не ты сделал. Я тянусь, чтобы обнять его, чтобы доказать, он не виноват. Хочу чувствовать его силу, поддержку, уверенность. Я прижимаюсь к нему, зарываюсь лицом в его пижаму, и на время мне становится легче. Только сейчас понимаю, в каком тяжелейшем стрессе мы находились все эти недели. Меня начинает лихорадить, в теле появляется странное чувство. - Что с тобой? - обеспокоенно шепчет Пит. Его дыхание на моем лбу, наша близость волнует меня. Приподнимаю голову, чтобы ответить и случайно задеваю его губы. Это легкое прикосновение будто бьет током. Одновременно тянемся друг к другу и в каком-то лихорадочном полузабытьи целуемся. Глажу волосы Пита рукой. Он нежно и осторожно целует мои глаза, нос, лоб, щеки. От щекотки и смущения прячу лицо у него на шее. Кажется, это будит в нем желание, потому что теперь он приподнимается и, взяв мое лицо в руки, целует меня чувственно и откровенно, как на празднике. Видимо, это влияние алкоголя. С каждой секундой поцелуи Пита становятся все более страстными и настойчивыми. Руки скользят по моему животу, бедрам, талии, иногда как бы невзначай задевают грудь. Я испытываю неведомое прежде вожделение, смешанное со страхом. В моем обезумевшем мозге проносится фраза: «Назло Сноу, не по указке Сноу!» Пит нависает надо мной, снова и снова припадая к моим губам, блуждая руками по моему телу. Я впервые вижу в нем мужчину, и это меня пугает и отрезвляет. Внезапно я цепенею в его объятьях, и он тут же замечает это. Пит отстраняется от меня, смотрит в мои глаза, читает в них страх и тут же, будто очнувшись от наваждения, убегает в ванную. Привстаю на постели и отбрасываю назад спутавшиеся волосы. Сердце стучит бешено. Засыпаю лишь под утро, так и не дождавшись Пита.