Камышонок

Антон тонул в волнах обрушившейся на него страсти, задыхаясь от невыносимой нежности. Его воплощённая мечта, его постыдная фантазия, его Арсений, нереально настоящий и живой, целовал его — жадно, влажно, впиваясь в губы, ураганом врываясь в рот, будто вызывая его язык на странный полутанец-полупоединок, отрываясь лишь когда Антон начинал задыхаться. Позволяя отдышаться, Ар-Сино переключался на его лицо, осыпая поцелуями каждый миллиметр. Шастун судорожно хватал ртом воздух, чувствуя, как под кожей бегают электрические искры, вторя маршруту поцелуев любимого, и бессознательно, хаотично водил руками по его телу, а потом, не выдерживая, обхватывал ладонями его лицо, вновь приникая к таким желанным губам. Сквозь штаны он почувствовал, как бедра коснулся горячий стояк, и на миг наваждение схлынуло, сменившись стеснением. Насилу оторвавшись от манящих губ, он отстранил от себя Арсения, чувствуя, как уши и щёки заливает краска. — Что-то не так? — обеспокоился Ар-Сино. — Мне нужно знать, чего ты от меня хочешь, — выпалил он в ответ, пытаясь перевести дыхание. — Я… боюсь сделать что-то не то, — признался он, вперившись взглядом в чуть съехавшую простыню. — Что бы ты ни делал, для меня всё будет «то», — прошелестел Арсений, почти касаясь его уха губами, так, что от его бархатистого шёпота по коже проползли мурашки. Его голос, казалось, проникал в самые потаённые уголки разума парня, порождая в них всё новые фантазии. — Я хочу наслаждаться твоим удовольствием. От столь откровенного признания ещё больше горели щёки. Со стороны он, наверное, выглядел так себе — зардевшийся, смущённый, растрёпанный, тяжело дышащий, с расширенными зрачками и мелкой дрожью нетерпения во всём теле. Арсений же явно счёл открывшуюся ему картину эротичной, поскольку покончил с разговорами, вновь накидываясь на него. Охотно отвечая на его ласки, Антон не заметил, как ловкие руки Ар-Сино принялись расстёгивать пуговицы на его чёрной рубашке. Он осознал это уже позже, когда с застёжкой было покончено, и присел на кровати, помогая снять с себя предмет ненавистного траура, которому не место было в этом чудесном сне наяву. Поддавшись порыву, Шастун торопливо избавился от остальной одежды, уравняв их положение, и спешно, боясь, что ещё миг — и он передумает, набросился на Арсения, подминая его под себя, наконец-то чувствуя его своей кожей, увлекая в беззастенчиво откровенный поцелуй. Ничуть не смущаясь, Попов беспрекословно занял место снизу и, пользуясь тем, что новая поза освободила руки, принялся водить ими по телу Антона, поглаживая, лаская, рассыпая по коже дразнящие искорки щекочущей нежности. В очередной раз оторвавшись от Арсения, чтобы сделать глубокий вдох, Антон осмотрел открывшийся ему вид: под ним призывно изгибался, потираясь о его тело, восхитительно возбуждённый мужчина; его губы распухли от поцелуев, дыхание сбилось, а взгляд синих глаз слегка затуманился. Антону вдруг захотелось услышать, как Ар-Сино стонет. Для начала он на пробу прикусил его губу, но брюнет покорно принял диковатую ласку, не издав ни звука. Тогда Шастун оттянул зубами нежную светлую кожу шеи, с наслаждением вбирая её в рот и посасывая, а позже зализывая потревоженное место. Уже лучше — полувздох-полувскрик застрял в горле, так и не сорвавшись с губ. Парень перешёл ниже, зацеловывая каждую встречающуюся на пути родинку, втягивая в рот, посасывая, полизывая, осыпая поцелуями едва знакомую с солнцем кожу, сквозь которую отчётливо проступали голубые полоски вен. Дойдя до аккуратного коричневого соска, он был вознаграждён мелодичным стоном, в котором слышалось удивление вперемешку с наслаждением, и довольно мурлыкнул. Антон с удовольствием поигрался с чувствительной горошиной соска, всячески экспериментируя, — целовал, теребил языком, покусывал, дул, втягивал в рот, — и Арсений всякий раз отзывался протяжным стоном. Играясь с одним соском, другой он стимулировал рукой, — гладил, потирал, сжимал, дразнил прохладой колец, даже разок ущипнул, — а потом поменял руку и перешёл ко второму комочку вожделенной плоти. Вдоволь насладившись его стонами, Шастун продолжил экскурсионный спуск по этому прекрасному телу. Обводя языком контуры мышц пресса, он чуть задержался у пупка, целуя особо приметную родинку, и двинулся ниже, подбираясь к поджидающему своей очереди члену, такому же идеальному, как и его владелец. Достигнув цели, Антон обхватил ствол ладонью и на пробу сделал плавное движение, на что Попов отозвался всем телом, выгнувшись на постели в гортанном стоне. Легонько, едва касаясь, Антон провёл языком вдоль уздечки, нежно лизнул истекающую смазкой тёмно-розовую головку и вобрал её в рот, наслаждаясь возбуждённым вскриком любовника. Шастун экспериментировал с разными видами ласк, изучая исторгаемые Арсением стоны — невесомо щекотал самым кончиком языка, развратно облизывал, делая язык расслабленным и широким, усиливал нажатие, скользя по гладкой поверхности, пускал в ход губы, бережно обхватывал, посасывал, как леденец, создавая во рту вакуум, менял амплитуду движений руки. Ар-Сино едва ли не плавился от удовольствия, вцепляясь в простыню и издавая стон за стоном — и всё это не сводя с него затуманенного возбуждением взгляда. — Антоооош, — простонал Попов, призывно разводя ноги, бесстыдно подставляя взглядам и прикосновениям полоску нежной кожи промежности и звёздочку ануса. Шастун не задумываясь скользнул по открывшемуся маршруту и принялся обихаживать языком новый фронт работ, не забывая ласкать рукой возвышающийся где-то за пределами видимости член. Как следует смочив слюной дырочку и расслабив её нежными прикосновениями губ, Антон аккуратно надавил на сфинктер языком, самым кончиком проникая внутрь, на что Ар-Сино двинул тазом вверх, позволяя войти чуть глубже. У парня устал язык, так что пришлось заменить его тщательно облизанными пальцами — сначала лишь одним и совсем неглубоко, но с каждым движением проникающим всё дальше, а затем и двумя, сняв и отбросив в сторону мешающиеся кольца. Антон думал, что придётся не раз добавлять слюну, чтобы пальцы двигались внутри любовника с максимальным комфортом и удовольствием для последнего, но, видно, его свихнувшийся разум гуманно наградил Ар-Сино способностью вырабатывать естественную смазку подобно женщинам. Сходя с ума от каменного стояка и нереализованного желания овладеть жертвой своих чувственных пыток, он дошёл уже до трёх пальцев, с развратным хлюпаньем входящих и выходящих из разработанного прохода, когда Арсений наконец-то взмолился о большем. — Антооооош, — простонал он, скалясь и вскрикивая, когда парень делал особо удачное движение пальцами. — хочу прочууу-Ах!-вствовать тебяаааА! всем тело-оооооу-м… Рассудив, что отверстие вполне готово к удовлетворению их общих на двоих желаний, Шастун помог любовнику перевернуться на живот, и тот сразу же приподнял таз, упираясь коленями в кровать и прогибаясь в спине, открывая потрясающий вид на упругие ягодицы и призывно приоткрытое колечко мышц. Подведя к нему головку изнывающего от нетерпения члена, Антон мучительно — и в то же время восхитительно — медленно подался вперёд, чувствуя, как растянутые стеночки впускают его, алчно обволакивая. Поглощённый этим потрясающим ощущением, он, кажется, даже забыл как дышать, но когда головка погрузилась полностью, дыхание вернулось вместе с усилившимся искушением, и он, не выдержав, резким движением подался вперёд, вонзаясь в его плоть на всю длину, выбивая из Арсения громкий вскрик. — Аааарс, — охрипшим от страсти голосом прорычал он, лишь после этого осознав, что, вероятно, причинил любимому боль. Безумно хотелось продолжить двигаться, но, опасаясь нанести Ар-Сино вред, он замер, склонясь над уткнувшимся в подушку партнёром и вперемешку с извинениями осыпая поцелуями его лопатки и шею. — Антооош, хорошооо, ещёооо! — чуть ли не взвыл Арсений, пытаясь хоть немного сползти с члена, чтобы снова на него насадиться. — Мне невозмо-ожно причинить боль или вред. Поцеловав на прощанье расположенную под лопаткой родинку, Антон, успокоенный заверением возлюбленного, вернулся в прежнее положение и медленно-медленно, испытывая собственное терпение, вышел целиком и вновь вошёл, на этот раз плавнее и не столь быстро. Внутри было охуительно тесно, влажно и горячо, что напрочь сносило крышу, вышибая из разума всё, кроме упоительной картины распластавшегося под ним стонущего Арса, что лишь заводило ещё больше, побуждая продолжать двигаться, покидая желанное лоно лишь затем, чтобы вновь вернуться. Он жадно толкался внутрь, непроизвольно издавая низкий стон, смешивающийся с мелодичными постанываниями Ар-Сино, что ещё сильней кружило голову, и сдавал назад, оставляя в этой невероятной заднице лишь головку, но и этого казалось мало. Хотелось полностью обладать Арсением, всей кожей чувствуя одурманивающее тепло его гибкого тела, хотелось чувствовать вибрацию его оглушительных стонов, целовать и обнимать, сплетаясь с возлюбленным в одно целое. С сожалением выйдя из откровенно облегающего его стояк отверстия, он бережно помог Ар-Сино перевернуться лицом к нему и снова медленно, будто дразнясь, проник в него, наслаждаясь сочетанием потрясающих ощущений с великолепным видом. Картина его взору представилась неимоверно откровенная и чувственная — расхристанный Арсений, с взлохмаченными волосами и подёрнутыми томной поволокой глазами, с припухшими губами и выражением блаженства на лице, с эрегированным членом, подрагивающим в такт ударам сердца, и обхватившей ствол любовника растянутой дырочкой. От такого зрелища просто сносит башню, Антон лишь на миг сдерживается, чтобы запечатлеть все подробности этой восхитительной сцены, и тут же прижимается к груди Арсения, опираясь на локти по бокам от него и просовывая ладони между измятой простынёй и совершенным телом любимого, обвивая его руками и приникая к губам. Разница в росте как раз позволяет без особых неудобств продолжить фрикции, не разрывая горячего мокрого поцелуя. Они движутся всё быстрее и быстрее, бесстыдно постанывая прямо в поцелуй, член Арсения трётся меж их животами, а задница развязно хлюпает от избытка смазки, но и этого как будто мало, они слишком изголодались друг по другу, им нужно что-то большее, нечто, что окончательно сольёт их воедино. Антон перемещает одну руку на зад Попова, сжимая до синяков, а вторую переплетает пальцами с ладонью активно подмахивающего Арсения, и безостановочно целует-целует-целует его в губы. Дошедший до предела накал желания наконец взрывается феерией страсти, и Антон, в последний раз вскрикивая протяжное «Ааааарс!», изливается в жаркую глубину, на что Ар-Сино, до боли вцепившись пальцами в его руку и плечо, отвечает особо громким и ярким стоном, орошая живот любовника горячими каплями. Несколько мгновений они так и лежат, не в силах разорвать объятья. Антону нравится чувствовать себя единым целым с возлюбленным, но усталость уже давит на плечи, а наваливаться на Арсения своими восемью десятками килограммов он считает неправильным, так что неохотно отстраняется от него, выходя и бессильно валясь на кровать рядом с ним. По-хорошему надо бы в душ, да и сбившуюся простыню не мешало бы перестелить, а лучше и вовсе заменить на новую, но у него сейчас не хватит сил, чтобы поднять себя с постели — ни моральных, ни физических. Ар-Сино смотрит на него с какой-то ошеломлённой нежностью, если такое вообще бывает, и робко тянется к нему. Шастун не понимает причин подобной нерешительности — всего минуту назад они касались друг друга в самых интимных местах, так чего же теперь стесняться? Он перехватывает руку брюнета и, следуя импульсивному порыву, целует, тут же прижимая её к груди, не то желая спрятать её как драгоценность за пазухой, не то наоборот вручить своё сердце. — Двигайся сюда, Арс, я тебя обниму, — хрипловато произносит Антон, и тот охотно подчиняется. Арсений не совсем понимает всей его задумки, так что Антону приходится ещё и просить его повернуться на бок, но в итоге у них получается уютно устроиться. Они лежат в позе ложек, — Антон прижимается к испещрённой родинками спине Ар-Сино, повторяя контуры его тела, обхватив любимого руками и уткнувшись носом в его затылок, теперь уже Арс прижимает его руку к своей груди, — и Шастун, кажется, ещё никогда не был так счастлив. Впервые за эти девять дней он с удовольствием погружается в пучину сна, и его сновидения легки и безмятежны.