Выжившие: в побеге от смерти

      Одеяло душило, словно мокрая сеть из лагуны — тяжелое, пахнущее чужим домом, чужим разрушенным уютом. Санса застряла в темноте, где не было конца и края сожалениям и потерям, где она была одна, и смена декораций не предвиделась. Как это часто бывает во сне, она осознавала, что оно именно так — аксиомой, непреложной истиной, и просто смирилась с неизбежным. Спутники ее покинули, им было не до хнычущей девицы без единого полезного навыка, и даже в липких тенетах неясного кошмара она досадовала, что и от кота Марцио больше толку, чем от нее самой. «Ты не приносишь радость, — грезились шипением слова из прошлой жизни, — единственное удовольствие, что можно получить — смотреть, как ты боишься меня. Как бледнеешь от страха. Теперь ты знаешь, да?»       Да, теперь она знала. И не верила никому, даже себе. Любые необдуманные порывы кончаются болью: физической ли, душевной — едва ли это имело значение. От желания вырваться из кошмара надо было прятаться, не показывать вида, ни в коем случае не рассчитывать, что он исчезнет сам, ибо в то мгновенье, когда ты уже искренне веришь, что тебя отпустили — вот он, скалится из забытого темного угла, сулит новые пытки.       Санса отмахнулась от навязчиво лезущего в глаза света, еще плотнее закуклилась в мешающее дышать одеяло. В конце концов, не так много кислорода ей надо. Это просто вопрос привычки, как и умение жить в темноте. Лишь бы отвернуться, поймать тот, другой сон, в котором она скакала, пыля по проселочной дороге, и единственной проблемой была слишком короткая юбка, бесстыдно оголяющая ноги.       Нежную кожу бедер натирал жесткий край седла, и от надоедливого ощущения Санса морщилась, еще выше задирала подол, разрешая ветру лезть в потаенные женские места. Теплый бриз не может причинить ей вреда, лишь высушит пот и отвлечет от мрачных мыслей. Она с удовольствием откинулась назад, ощущая за спиной уже не пустоту и палящее солнце, но душистое, чуть щекочущее — траву, сено? И ахнула, потянувшись рукой вниз в попытке стереть наконец раздражающую влагу — под пальцами был уже не грубый край полотна крестьянской котты, но шелковистые завитки чужих волос, таких жестких на вид — должно быть, он, как и она сама, весь покрыт дорожной пылью. Санса вцепилась в широченные плечи, ладонь колола застежка плаща — она же вернула ему его белый покров, о да. Не запятнанный никакими сожалениями, способный спрятать их обоих от слепящего южного солнца. Лишь бы коснуться хоть на секунду уст, доставивших ей столько наслаждения — девы всегда дарят первый поцелуй лишь достойному рыцарю. Но требовать от него чего бы то ни было Санса не решалась, и лишь изгибалась, как распутница, кусая губы и запрокидывая голову на подушку. Было почти больно — так ей хотелось податься вперед, слиться с ним. И в полудреме ловила то ли шепот прежнего бриза, то ли стон своего долгожданного любовника «Я никогда не причиню тебе боли, никогда…» Но и тут их настигло солнце беспощадной волной жара, сжигая лица, сплавляя их воедино в кусок олова. И Санса горела, и плакала от унижения быть застигнутой, и закрывалась рукой, не желающей слушаться. И не было с ней никого, утро разметало все маски, белый плащ свернулся у ног пестрым пледом — лишь противная липкая влага накрепко склеила зудящие бедра.        — Вставай, вставай, давай, нефиг дрыхнуть, сестричка! — ехидно лыбилось из двери чье-то лицо. — Твоему дружку взгрустнулось, видимо, он давно не общался с тобой, так что на контрасте.       Санса недовольно прищурилась, сквозь потные пальцы разглядывая мучителя. Вернее, мучительницу — у порога переминалась с ноги на ногу Арья, с интересом изучая открывшееся зрелище. Санса с ужасом осознала, что вторая ладонь зажата между ног — то ли одергивала подол почему-то влажной майки, то ли — думать об этом не хотелось, а еще меньше хотелось, чтобы ее в таком виде застала младшая сестра. А Арья меж тем, нисколько не смущаясь, кинула в нее одеялом, которое, по-видимому, сама и стащила.        — Вставай, короче! Или я нашлю на тебя кота, вот он позабавится. Утро настало, солнышко встало. Сандор уже напился энергетиков и скоро займет сортир — или же доберется до тебя. — Арья злорадно выпятила подбородок. — Ты же не хочешь, чтобы тебя лишили возможности умыться? Ага, или обнаружили в таком виде? А уж будь уверена, что не смогу поднять тебя я, он сам притащится.        — Он так сказал? — испуганно пробубнила Санса, накидывая на себя одновременно и плед, и покрывало.        — Не сказал. Но подумал уж точно. Потом, ты же сама понимаешь, он скучает, а когда узнает, что эту ночь ты пережила — не без помощи приятных сновидений — то сразу и примчится здороваться.        — Мне снился кошмар, — сердито отрезала Санса, поднимаясь со смятой подушки.        — Ага, ты поэтому так вертелась и поскуливала, когда я вошла. Скажи мне спасибо, что я от него тебя избавила. — Арья развернулась и вышла, ее широченные и как всегда не по росту длинные штаны прошуршали по мрамору змеиным хвостом. Санса села и закрыла лицо руками. Вот тебе и выспалась. Лучше бы она читала книги, а не придумывала себе альтернативное развитие сюжета. Щеки горели, как от пощечин. Санса с трудом напялила найденные вчера простенькие льняные шорты и на цыпочках шмыгнула в ванную, стараясь не скрипеть дверью спальни. Она не смотрела вперед, лишь себе под ноги — если не ищешь, то и не найдешь. А двух ехидных взглядов она просто не выдержит. Проще было ослепнуть прямо тут. Проще было остаться в том сне.       Еда не лезла в горло даже после обильного ледяного умывания. Санса избегала любых возможностей встречаться глазами с Сандором, даже место себе выбрала соответствующее — лицом в сад, спиной к косяку и потенциальным собеседникам. Она уже знала, что ей сейчас скажут — и заранее радовалась. Вылазка в город, палатки, еда. Пусть идут, пока она соберется с мыслями. Толку от нее все равно нет, а дома хоть можно выдохнуть в одиночестве, опомниться, вычертить себе план поведения и действий. Книгу почитать. Сансу передернуло, и она поперхнулась Редбуллом — едкий напиток немилосердно драл горло, но как только Сандор дернулся к ней, Санса заставила себя перестать кашлять. Просто пережди. Задержи дыхание. Благослови их на поход и попроси всех богов жизни и смерти, всех демонов липких утренних снов, чтобы эти двое не возвращались подольше. Ступни почти замерзли на холодном полу, пальцы ног нежно гладил просочившийся сквозь кусты желтофиоли солнечный луч.         — Я вам не особо нужна, лучше соберу пока вещи и поищу, нет ли в доме чего-нибудь полезного нам. И в окрестных тоже. Какой от меня толк — у вас почти что миссия!       Это было почти правдой: Санса намеревалась закончить отсев необходимых ей тряпок и прибраться в доме Джорди — как бы там ни было, он стал им хорошим приютом. А еще заглянуть в соседние квартиры — лучше уж трупы, чем невыносимые диалоги и еще более невыносимые двусмысленности. Арья прошла мимо, почти наступив ей на ладонь. Санса отдернула руку, а Арья воззрилась на нее сверху вниз ехидно и всезнающе. У сестры были отцовские черты и Старковские серые глаза, но никогда папа не стал бы смотреть вот так: пристально, почти злобно. Санса в который раз подумала, что если раньше они с Арьей не ладили безо всякой причины: просто слишком критическая разница в возрасте, да и вообще не сложилось, то теперь и до ненависти остался один шаг — и небезосновательно. Санса глотнула еще энергетика, все так же отводя глаза от замершего на кухне Сандора. Пол, где прошла сестра, стал чуть теплее — солнце добралось до порога маленькой кухни, рисуя у входа странный треугольник с причудливыми тенями от висящих на двери ракушек и бубенцов. Она позволила себе лишь посмотреть, как они уходят: неяркий утренний свет из-под уличной арки на несколько секунд заслонил массивный силуэт Сандора, Арья же вышла первой, не попрощавшись. А он оглянулся, и тут Санса не успела спрятать взгляд.       Что было написано на сумрачном лице стоявшего в дверях, она понять не смогла — Сандор стоял против света черным призраком ее венецианских кошмаров, тенью из того самого угла, от которой невозможно скрыться, разве что прятаться под одеялом. Санса почувствовала, как ее ледяные ноги словно прикрыло облаком пуха. Марцио уселся рядом, чуть слышно мурлыча, и ей вдруг стало спокойно и легко на душе — впервые за много дней.       Санса нерешительно почесала кота за ухом, а тот уставился ей в лицо ясными прозрачно-зелеными глазами — мол, все я про тебя знаю, но не осуждаю. Где-то очень далеко хлопнула дверь. Санса прислонилась спиной к очерченному лимонным лучом дверному косяку и задумалась, все так же небрежно почесывая Марцио за ухом. Что ж, у нее тоже будет свой план. Им нужны не только продукты и палатки. Недалеко от зловещей статуи в центре Санса еще в первый их проход приметила по виду нетронутую аптеку — металлическая решетка была накрепко перевита велосипедной цепью. Если ей повезет, перекусить ее клещами из Сандорова набора будет не сложнее, чем ту, которой Санса цепляла свой синий маунтинбайк к школьной ограде. Если однажды ты что-то делал, второй раз оно не кажется таким уж страшным.       Она отогнала лезущие в голову неприятные ассоциации, решительно встала и захлопнула дверь во двор. Марцио уставился на нее с видом преданного мученика, но еще не хватало, чтобы котик сбежал неизвестно куда, пока хозяев нет дома. Пистолет Санса осторожно положила в карман куртки, проверив предохранитель, на плечо закинула найденную в шкафу пляжную сумку. Она рассчитывала вернуться раньше Арьи и Сандора — в конце концов, ей нужно лишь в два места, а они наверняка задержатся с поиском транспорта. Дверь Санса запирать не стала — к чему ей усложнять ситуацию — а на столе оставила записку «Скоро вернусь. Ушла поискать лекарства в соседних домах, не тревожьтесь». Сунув в сумку Сандоровы кусачки из кофра мотороллера, Санса оглянулась на уходящую к каналу улицу и решительно зашагала в сторону центра, двигаясь ровно по кромке тени от крыш галереи и солнца, все смелее заливающего неровный брусчатник дороги. 2       Сегодня город не казался ей уж таким недружелюбным: узкие проулки вели к магазинам, в которых Санса когда-то затоваривалась под скидки, а зловещие граффити словно потускнели в свете сияющего утра. Можно было представить, что сегодня воскресенье, люди просто нежатся в своих постелях, оттягивая момент неизбежного пробуждения. Зеленые и коричневые ставни прикрывали чужие окна от майского солнца, и Санса почти почувствовала запах варящегося на чьей-то кухне кофе. Никаких призраков, никакого тумана. Она бодро шагала вперед, покачивая сумкой, в которой лежала первая добыча — мешочек подсохших круассанов, позаимствованный в интернет-кафе, в котором, на счастье, Санса никого не обнаружила. Она более чем успешно отгоняла от себя мысли о чужих несостоявшихся завтраках — насколько удачно, что без проблем выпила найденную в той же студенческой забегаловке бутылочку долгоиграющего какао. Статуя с маской показалось ей почти забавной — лишь шуткой, вроде карнавальных бутафорских чудищ Венеции. До аптеки оставалась какая-нибудь пара кварталов — она уже миновала здание исписанной угрозами ратуши — когда Санса споткнулась о выступающий булыжник и больно ушибла себе ногу, вляпавшись во что-то вязкое, на что смотреть не хотелось.       Чертыхаясь про себя, Санса прибавила шагу. Солнце припекало затылок, и вдруг нестерпимо захотелось в сортир — видимо, с напитками она и вправду переборщила. Добравшись без приключений до аптеки, Санса достала ненужные уже кусачки — цепь была аккуратно снята и закручена вокруг приподнятой решетки. Вокруг было все так же тихо, лишь вдалеке весело купались в пыли воробьи, и Санса решила, что если кто и наведался сюда, то уж точно сейчас путь свободен. Слишком ярким и радостным было это весеннее утро, чтобы забивать себе голову подобной паранойей, да и Арья говорила, что все странные обитатели города вылезают наружу в сумерки.       В аптеке было прохладно, под ногами похрустывало разбитое кем-то впопыхах стекло бутылочки микстуры от кашля. Пахло мятной жвачкой и чуть заметно — озоном, как перед грозой — странный, тревожащий запах, но никакой трупной вони. Изучив содержимое полок, Санса аккуратно, как можно тише, занялась укладыванием нужных, по ее мнению, лекарств в объемистую сумку с вытканными на ней райскими птичками: жаропонижающее, физраствор в веселенькой розовой коробочке, красный футляр с аптечкой первой помощи, антисептик в пластиковой бутылке, ватные диски… Ей пришла мысль, что антибиотики, должно быть, спрятаны за прилавком фармацевта, и Санса нагнулась, подлезая под запертую перегородку секции рецептурного отдела. В колонке возле кассы и впрямь нашлись неразведенные суспензии амоксициллина, заботливо отложенные в подписанные бумажные мешочки, там же Санса наткнулась на стеклянную банку с индивидуальными пакетиками сильнодействующего средства от отита — такое ей когда-то в детстве прописал лечащий врач. Санса, недолго думая, высыпала всю банку в сумку — лучше взять, чем потом страдать от воспалений. Нашла она и несколько пузырьков с опиоидом-обезболивающим. Снотворное Санса оставила — в этом мире это явно лишнее. Опустошив еще несколько ящиков под прилавком, она уже решила выходить, выпрямилась — и лицом к лицу столкнулась с женщиной, с интересом взирающей на нее из приоткрытой двери подсобки, которую Санса заметила лишь теперь.        — Так-так, — голос у женщины был низкий, мурлыкающий, и Сансе показалось что она уже его где-то слышала — может быть, во сне? — И кто это тут у нас? Маленькая воришка, блудный воробышек…       Удрать не было никакой возможности. Санса лишь поудобнее перехватила тяжелую сумку и отступила назад, упираясь спиной в высокий прилавок фармацевта. Женщина в свою очередь притворила дверь небрежным жестом и изучающе уставилась на Сансу.        — Не далековато ли ты залетела, птичка? — Женщина покачала головой, и рыжие, куда ярче, чем у самой Сансы, кудри, запрыгали по ладным плечам, открытым глубоким декольте. — Не сидится у могил, ну что ж. У каждого своя дорога, своя судьба… Я не верю в случайность встреч.        — Я… Мне просто нужны лекарства, синьора, — пролепетала Санса, помертвевшей рукой нащупывая в кармане холодный пистолет. Как им пользоваться, она понятия не имела.        — Лекарства тебе не помогут, девочка, — все тем же спокойным, будничным тоном продолжала незнакомка. — Когда придет твой час, едва ли ты вспомнишь о таблетках. В том мире, куда все ушли, им нет места. Нет применения. Если вдуматься, они вас туда и завели. — Она выделила голосом слово «вас», и Сансе стало страшно.       Женщина улыбнулась понимающе, мягко, словно учительница младших классов, застукав малышей за пачкотней в туалете. Протянула белую, словно и не лизали ее никогда лучи майского солнца, руку и похлопала Сансу по предплечью. Даже через плотную ткань тренча ладонь жгла так, словно у женщины была температура под сорок. — Милая, от тебя уже разит смертью. Не твоей, нет — но другим ты ее принесешь, как уже принесла многим. Я слышу на твоей коже шепот ложных богов. Дурной запах застарелой лжи, она, как вонь разложения, сочится из твоих пор. — Она поморщилась, и Санса снова — словно и не было этих месяцев от ноября до мая — почувствовала себя грязной, запятнанной. — Ты давно утонула в своих мелких тайнах, но ведь явное не скроешь, не замаскируешь трупный смрад розовой водой. И он поймет, о да. Скорее, чем ты думаешь. Да и ты и сама это знаешь, иначе бы не старалась доказывать свою полезность. — Женщина от души рассмеялась, тряхнув огненной головой, и смех ее, мелодичный и звонкий, гулко прокатился по пустому помещению аптеки. Санса собрала последние силы и юркнула под прилавок, отступая к дверям, по пути сшибая картонные стенды с рекламой бальзамов и зубной пасты. Женщина бросила на нее косой лукавый взгляд, но глаза — красновато-карие, в которых отблеском светились многочисленные отражения зеркальных стен — не смеялись, обличали, приговаривали.        — Разве что ты примешь верное решение. — Она облокотилась на прилавок, подперев рукой маленький, упрямый, без единой морщинки подбородок. — Та помойная крыса — твоя сестра, верно? Верни ее нам. Слишком часто она сбегала от служителей света. Ты и сама знаешь, что она несет в себе тьму. Отпусти ее — и мы позволим вам уйти. Тебе — и твоему другу.        — Вы не станете нас задерживать? — спросила Санса, пятясь к двери. — Ни меня, ни…        — Ни тебя, ни твоего меченого, — кивнула женщина. — Пока. Он все равно придет к нам, рано или поздно, этого не избежать. У нас с ним, моя милая, куда больше общего, чем сможет возникнуть с тобой за тысячу лет. И он это осознает, возможно, когда ему надоест аромат твоей лжи. Даже дом ты выбрала проклятый, дом отступников — едва ли это случайно! Но сегодня, — она глянула в окно поверх Сансиного плеча, — сегодня нам нужен щенок. Тьма наступает, и всем нам надо очиститься. Воспрять духом.       Санса наконец почувствовала спиной холодный металл ручки и, кое-как нажав ее, вылетела в теплое, все так же мирно сияющее утро. Женщина за стеклом казалась почти призраком — бледным демоном, дурным сном. Рванув в сторону площади с часами, Санса налетела на огромный зеркальный шар — не то инсталляцию, не то гипертрофированную детскую игрушку — и почти растянулась на мостовой, потирая ушибленный лоб. За спиной легко хлопнула дверь, звякнул колокольчик.        — Посмотри. Посмотри на себя и на меня. Никто в здравом рассудке и трезвой памяти никогда не выберет такое жалкое подобие самки, как ты. Ты думаешь, что знаешь что-то о шрамах, девочка? Тебе и близко не представить, какие шрамы бывают внутри. Какие клейма, какие тайны. А ты все пытаешься отмыться от жертвенной крови и прячешься в заплесневелые истории — все, лишь бы не жить…       Санса с ужасом уставилась на собственные грязные колени — она содрала уже успевшую зажить болячку, и теперь венецианская ссадина снова кровоточила. Лоб, похоже, тоже был разбит, а носок левой кроссовки был измазан в чем-то вонючем и бордовом, с прилипшими камушками и перьями. Ее затошнило. За спиной она услышала шаги и взглянула в искривленную поверхность стеклянного шара: карикатурой на переднем плане она сама, бледная и встрепанная, с шишкой на лбу, заляпанная кровью, и плывущий из зеркальных недр стройный женский силуэт — точеная фигура в длинном, ниже колен красном платье. Надо было удирать. Санса отползла в сторону, нащупала в сумке металлические клещи и запустила что было сил железякой в шар, искренне надеясь, что тот был сделан не из какого-нибудь хитроумного заменителя.        — Она моя сестра, хренова ты ведьма, отсоси! — Бежать было куда легче под звон разбивающегося стекла. Лишь нырнув в тень переулка, Санса осознала, что к летящему ей в спину грохоту осколков примешивается серебристый смех, эхом затихая в замкнутом пространстве узкого прохода-колодца. 3       Пьетро открыл ей, даже не высовываясь из окна. Просто щелкнула тяжелая дверь, и Санса, которая еще не отдышалась от бега по переулкам, в очередной раз споткнувшись, вошла в полутемный подъезд, где все так же пованивало плесенью и влажным бетоном. Нежилой, противный запах.       Старый профессор сидел на пороге возле приоткрытой двери и смотрел в пол невидяще, как-то нарочито тупо. Очки поблескивали на лбу среди седой гривы. Он поднял глаза на Сансу — растерянные, виноватые, как у нашкодившего ребенка.        — Я упустил ее. Упустил по собственной дурости.        — Пьетро? — Санса присела на корточки рядом, скинула на пол тяжелую сумку. От Пьетро заметно разило даже не перегаром — едким запахом сивухи. — Где Марина?        — Спит. Но дело не в этом. — Пьетро вытер рукой вспотевший лоб, очки упали под ноги, и Санса тут же потянулась и подняла их. Хотелось как-то утешить старика — если бы она еще понимала, что именно произошло! Он неуклюже вытащил из кармана бутылочку с граппой — самой простецкой, дешевым пойлом для студентов — и щедро отхлебнул. Протянул Сансе и та, неожиданно для себя, приняла и пригубила. От резкого вкуса свело гортань, Санса задержала дыхание и проглотила сладковатый, явно невыдержанный напиток. Наверняка потом будет болеть голова, но было уже все равно. Отец пивал и граппу, но исключительно после обильного ужина — рюмочку после кофе «чтобы спать крепче». Мать предлагала ему отказаться и от эспрессо на ночь — тогда, по ее словам, отпала бы и надобность в граппе, но отец лишь улыбался и отмахивался — не учи, дескать, меня быть уважающим родные традиции патриотом. Но и граппа покупалась в маленьких винных магазинах — Старки исконно поддерживали местный бизнес, и мать шутила, что не будь Неда, большая часть изготовителей местных вин бы разорилась. Тяжелые бутылки ставились под стекло в подвале, и лишь у отца был ключ — при подрастающих в доме мальчишках это было почти необходимостью. На стол к ужину выносился маленький графин с крепким и металлические стопки для лимончелло. Все по чуть-чуть — не пили, дегустировали. «Граппа — это, считай, местное лекарство», — вспомнила Санса. Вот и Пьетро, похоже, решил полечиться, да только поможет ли?        — Я ушел под вечер, когда Марина чуть успокоилась после вашего визита. Долго пришлось с ней… ее уговаривать — мы беседовали, пока она не начала задремывать в кресле. Зажег ее любимые ароматические свечи, затопил камин — было сыро… Мне нужно было проведать приятеля, он живет в другой части города, возле бывшего еврейского гетто — уже с неделю не виделись, и я боялся… — Пьетро вздохнул. — Ну, ты понимаешь, чего мы все боимся. Договорились, что будем друг друга навещать. Я предлагал ему переехать к нам, но он там не один — собака старая, садик, чтобы ее выгуливать, звезды под крышей. Каждому удобно в собственной обжитой норе. Посидел буквально с полчаса и побежал обратно, зарулил в один магазинчик по дороге — у нас кончились кое-какие припасы, сухие дрожжи, да и консервов не мешало бы… — Пьетро достал здоровенный носовой платок и трубно высморкался. — Пришел, а она уже не спит, странная, говорит почти как до… До всего. И я насторожился, но недостаточно. Списал ее просветление на ваш с Сандором визит.        — Так странно, что вы запомнили наши имена, — не могла не улыбнуться Санса.        — Не странно, — покачал головой Пьетро. — Важное умение, я бы сказал, порой критическое — знать и различать имена тех, с кем имеешь дело, с кем беседуешь, живешь бок о бок, кого учишь, наконец. Я был профессором здесь тридцать лет. Не могу сказать, что помню фамилии и прозвища всех своих студентов, но последний выпуск — да. И, безусловно, имена всех своих магистрантов и аспирантов. Как я могу претендовать на знание мало-мальской истины, если буду даже не в состоянии вычленить из всей той чепухи, что населяет наш мозг, несколько букв?        — А вы знаете истину? В чем она? — Санса еще раз приложилась к протянутой Пьетро бутылке — на сей раз граппа мягко ухнула в желудке, а начавшие было замерзать после утомительной пробежки руки и ноги словно окунули в теплую, летнюю воду.        — Истина в том, что я понятия не имею, что в голове у моей жены, — вздохнул Пьетро, утирая губы платком. — И, казалось бы, помню, что вокруг ползают всякие нехорошие твари, но стараюсь забыть. И теперь забыл. Приписал себе — и отчасти вам — заслугу возвращения Марины из царства страхов и грез. Она — как те умершие дети в Стране Прошлого Метерлинка. Ты читала «Синюю Птицу»?        — Нет, — с сожалением ответила Санса. — А надо?        — Не помешало бы, — кивнул Пьетро. — Но по нынешним временам всем нам стоит прочесть и перечесть «Слепых» — трудное, но бьющее по нервам произведение. На досуге, потому что даже времени на книги у нас не осталось. А что до «Птицы» — обитатели Страны Прошлого дремлют и просыпаются лишь тогда, когда на земле о них вспоминают живые. Вот и Марина так же: по большей части рассудок ее спит, но она видит сны — страшные и прекрасные. И просыпаясь, делится ими со мной. Но не в этот раз. Нет, не в этот. Есть образы и грезы, которые стоит придержать для себя.        — Так что с ней случилось? -нетерпеливо спросила Санса. — Ну, вчера вечером.        — Ничего. Она вдруг заявила, что нам надо больше выходить на улицу, что мы совсем как престарелые Дюймовочка и Крот — зарылись под землю и считаем зерна, готовясь к зиме. Я посмеялся — дескать, до зимы ещё далеко. Не уловил метафоры. А какие уж ласточки наведались к Марине, пока меня не было, могу лишь догадываться. Важно то, что они были — это не плод моей паранойи, потому что на столе я нашел вот это. На подзеркальнике Марины.       Он протянул Сансе коричневый стеклянный пузырек вроде тех, что не так давно она оставила в аптеке — не то успокаивающее, не то снотворное. Лекарство — или болезнь?        — Марина уже несколько месяцев принимает рисперидон*, и он, по крайней мере, ей не вредит. К тому времени, когда ей понадобились лекарства, врачей, что могли бы ей их выписать, уже не осталось. Пришлось почитать литературу, посоветоваться с тогда еще имевшимися друзьями — нас ведь было больше. — Пьетро помрачнел и глянул мимо Сансы в узкое окошко перед лестницей. - Понимаешь, я не знаю, что с ней стало бы, не пей она свои таблетки каждый день. А вот это, — он с досадой щелкнул по пустому пузырьку, — это Прочентра*. Попросту говоря, амфетамин. Его в Италии прописывают — крайне редко — от нарколепсии и еще кое-чего, а в Штатах активно употребляют при ожирении. Что бы ни было у моей Марины, это не оно. И я не могу понять, зачем кому-то понадобилось дарить ей эту гадость. Лекарство, я, конечно, вылил, а Марину заставил принять рисперидон и лечь. Похоже, кто-то основательно промыл ей мозги и убедил, что лучший способ уберечься от Морфея — не спать вовсе, заодно и психика в порядок придет. Абсурд, абсурд! Вы ведь уедете скоро, не так ли? — внезапно сменил тему Пьетро.        — Да. — Санса не стала лукавить. Уже достаточно того, что Сандор обхамил добрых стариков вчера, да еще и вся эта история с непонятными визитами и наркотиками. В голову упорно лезла приоткрытая дверь аптечной подсобки и скачущие по слишком открытым, белым как молоко плечам рыжие кудри. — Наверное, завтра.        — Так и думал. Особенно когда услышал твой звонок в дверь.        — Вы знали, что это я? Или видели? — удивилась Санса.        — Знал. Ну кто еще мог бы прийти? У собаки моего друга есть прескверная привычка брехать у подъезда, а те, кто приходят по ночам… — Пьетро вздрогнул. — Боюсь, у них может быть ключ.        — Не хотите же вы сказать… Ваши сыновья…        — О, нет, нет. Просто Марина уже довольно давно потеряла свой. Сказала, что потеряла. Люди-манипуляторы хотят обладать в глазах других почти божественной или демонической властью, а на деле пользуются обычными мошенническими трюками: воровством данных, даром убеждения, даже необычной внешностью.        — Воровством данных? Так компьютеры всей страны мертвы — электричества-то нет!        — Да, конечно, но остались бумажные архивы, а итальянцы всегда были скрибами. Больше бумаги — жопа чище, как говаривал мой старый приятель по факультету, — невесело усмехнулся Пьетро. — Умный лидер не погнушается ничем. Вот тебе и магия: от всяческих городских реестров до медицинских карт, я уже молчу о студенческом объединённом архиве. Вы нашли сестру?        — Да, нашли. Сандор наткнулся на нее вчера вечером. Но откуда…       — Причина и следствие, милая девочка, дело в ней. Ты пришла, чтобы попрощаться.        — И извиниться. За вчерашнее. — твёрдо сказала Санса.        — А вот это уже лишнее, — нахмурился Пьетро. — Никто и не думал обижаться. Более того, я очень рад, что ты нашла себе такого бравого защитника. По нынешним временам надо быть не то что бдительным — почти параноидальным. Тогда выживешь. Твой Сандор отлично это уловил. Как сестра?        — Хорошо, — Санса позволила себе улыбнуться, хотя на душе скребли кошки. — Она всегда умела… выживать. Как и Сандор. Так что…       — Тогда не мешкайте, даже не вздумайте. Найдите себе любой транспорт, возможно, мудрее было бы даже пойти пешком. Обстановка тут накаляется с каждой секундой, не время тормозить и оглядываться назад. Оружие у вас есть — а оно может понадобиться.        — Зачем? — Легче было задавать дурацкие вопросы, чем делать выводы самой. Санса уже усекла, что любые ее измышления могут быть в корне ошибочными, а паника, увы, вполне реальной. Она содрогнулась, вспомнив о недавнем эпизоде в аптеке. Красноволосая женщина показалась ей чуть ли не нечистой силой — сверхъестественным, вездесущим созданием, лишь ради забавы играющим со своей случайной жертвой.        — Затем, что вы можете попасть в чужие разборки, — Пьетро поднялся, приоткрыл дверь и заглянул в квартиру. Санса заметила на кресле в углу гостиной Марину, свернувшуюся клубочком под цветастым пледом, почти таким же, как у хозяев их нынешнего дома. За окном солнце нырнуло за тучу, и Санса поняла, что ей надо торопиться. Пока кто-нибудь не поторопился за нее.        Пьетро выглянул наружу, и даже рассеянная, какая-то совершенно профессорская улыбка угасла, выражение лица застыло в исходном, почти детском испуге.        — Хочешь кофе?       Санса вежливо помотала головой.        — Нет, спасибо. Я и так задержалась. Можно, я воспользуюсь удобствами?        — Конечно, прошу.       Она положила сумку у порога, тихо прошла мимо спящей и замершего у окна Пьетро в уже знакомую вылизанную уборную. По подзеркальнику были рассыпаны пестрые желатиновые капсулы. Санса взяла одну из них - коричневые и желтые шарики внутри делали таблетку похожей на недобрую осу. На белой без названия банке под длинными латинскими терминами было написано жирным красным шрифтом «Применять строго по назначению врача».       Санса вздохнула, и ей захотелось оказаться дома, подальше от всех этих странностей и недомолвок. Она избавилась, по ощущениям, от литра утренних напитков, кое-как смыла уже засохшую кровь на лбу водой из синего фаянсового кувшина, прополоскала рот — еще не хватало, чтобы Сандор и особенно Арья заметили амбре граппы — и вернулась в гостиную. Пьетро открыл окно - ветер трепал занавески, разгонял удушливую сладковатую затхлость редко проветриваемого помещения, смешанного с ароматом розового гиацинта на подоконнике. В комнате уже знакомо запахло озоном — гроза, что ли, собирается? Санса только собралась это озвучить, как вдалеке пророкотало что-то немыслимое, словно тысячи тысяч злых ос мчались прочь, пожирая все, что попадалось на их пути. Пьетро упал на низенький пуф напротив кресла Марины и закрыл лицо руками. Сансе на миг показалось, что и не было никакого пробуждения, просто она все еще блуждает в собственном зацикленном утреннем кошмаре. Шарахается и бегает от теней, ворчащих по углам.        — Что это? Что случилось, Пьетро, вы можете мне объяснить? — дернула старика за локоть напуганная Санса, присаживаясь рядом. — Это гроза?        — Да, можно сказать и так, — глухо проговорил он из-под ладоней. — Гроза надвигается. Тебе надо спешить. Неонаци покинули город. Теперь нас ждет лишь тьма. Тьма и пламя.