Монтегю-Затейник

Это был самый долгий день в моей жизни. Еще утром я, побитый и связанный, валялся на нижней палубе "Семиногого Осьминога", к полудню уже сидел на треклятом слушании, а к вечеру направился в форт Блэйдгирт — пропустить пару стаканчиков в "Трех Устрицах". "Три Устрицы", пожалуй, самое популярное заведение у матросов Терраморта. Агата Пуд-с-Четвертью, хозяйка заведения, отстроила его на деньги покойного супруга и с помощью его же связей нашла торговцев, готовых за разумную цену везти морские дары со всего света. Вне зависимости от того, какой стоял сезон, у старой Агаты всегда можно было найти любые сорта рыбы, крабов, омаров, кальмаров, мидий, осминогов и устриц. За лучших устриц почитались Амбер, Анна и Абигейл — агатины дочери-тройняшки, знавшие, наверное, все пиратские песни. Вот и в тот несчастный для меня день кошачье трио развлекало публику, пока я беседовал с хозяйкой. -Мэйс приходил сюда неделю назад, как раз в аккурат за ночь до того, как ему проломили череп, - прогнусавила Агата и с чувством затянулась (трубка у нее была не короче сабли Билла и такая же, как сабля, изогнутая). - Он попросился в кладовку, чтобы встретиться там с каким-то фикусом. Я спросил и про фикуса, и про причину столь странного выбора места для разговора. -В кладовке тайный выход в южную бухту, они оба откуда-то в курсе, - ответила она одними губами. - А зачем он там встречался и с кем, я не знаю. Твой брат, тебя бы спросить. Делай, что хочешь — Ты вольный пират! Мыыы все пираааты! Мрут мирнюки, И ликует набат! Вееедь мы пираааты!' Есть в этой песне какая-то магия: стоит одному начать, и остальные подхватывают. Не важно, что за день ее пели уже раз сто. Пой гармонь и скрипка пой! В радость пьянки и разбой!! Друг, гордись своей судьбой — Вееедь мы пираааты!!! Раздобревшие за пять сезонов Устрицы дирижировали импровизированным хором, и посетители отрабатывали за кошек свои же деньги. Агата любовно глядела на сцену. -Не теряют куража… Кто думал, что у такого не музыкального сухаря, как мой Берч, родятся такие умницы? Вошел Мэри, и я не удосужился ответить ей. Каюсь, я был зол на него: если бы он не настоял на суде, я отделался бы синяками. Но братниными заботами я оказался отрезан от моря и вынужден был вернуться к жизни сухопутной крысы, от которой я уже по-настоящему отвык. -Отдыхаешь? "Иди ты к барсучьей матери, братец!" -Злишься, значит… Я не хотел, чтобы так вышло. Мое влияние уже седьмые сутки ничего не значит, а я все-то пытаюсь доказать обратное. Смерть меняет все, Монти… Знаешь, если бы дело вел Мэйс, мы бы победили. Я должен почаще себе напоминать, что его больше нет. Мне вдруг стало стыдно перед Мэри. Он же не всесильный лидер: все лучшие идеи исходили от брата, который был старше меня на двадцать сезонов и на четыре сезона старше Мэриголда. Мэри было до него далеко, а мне и подавно. Я, надо признаться, мало похож был на своих братьев: рыхлый, слабый с каким-то ни то коричневым, ни то желтым мехом, короткими лапами. Кроме того — характером тоже пошел в мать: братья всегда были рядом, но не со мной, мне были до смерти скучны их политические познания, я не горел желанием рваться в бой и кого-нибудь еще при этом защищать. Позже Гвидо доказал обратное, припомнив мне спасение Абрикосины и последовавший суд. Сезоны, по-моему он никогда не ошибался... И все равно я переживал за Мэри. Тогда стало ясно, что случившееся с Мэйсом поразило его не меньше, чем меня. -Щучья Лапа сеет смуту уже давно. Сезон назад она стала перебивать Мэйса на слушаниях. Последний месяц старательно настраивала против него Совет… Он хотел принять меры, нашел какого-то мутного типа, способного приструнить эту сволочь. Хвалился, что нашел "точки давления" какие-то, а потом… Потом его нашли под стенами замка, уже мертвого. С минуту мы молчали. Устрицы запели "Кругом одни лишь лисы"". "Нужно собрать вокруг нас самых верных корсаров." -Верных корсаров, хе-хе! Скажешь тоже… "Неужели весь Совет поддерживает Щучью Лапу? Амброуз вроде был дружен с вами?" -Дружбу с честностью он где-то уже давно потерял, с задней лапой и хвостом. Уж не знаю, с какой рыбой он схлестнулся… Мда. Убеждаюсь, что и щуки в море лапы тянут… Он теперь сам не свой, из замка не выходит. Был бы другом, отдал бы нам свой голос. "А как же лис?" -Если бы Винс голосовал за позолочение апартаментов брата, тот бы и тогда проголосовал против — лишь бы Винсу насолить. Гвидо симпатизирует только самому себе, не стоит расценивать его жест как проявление сочувствия. "Ясно. И это все?" -Вейн Хвостун"' готов переманить на нашу сторону всю торговую братию, но едва ли он имеет там существенный вес. -Чей вес?! Агата, услышавшая ненароком последние слова Мэри, уперла лапу в стойку и сердито подалась вперед. Тревожный скрип стойки подсказал, что сейчас ей уже уместнее зваться Агатой Полтора-Пуда. -Ээ, ничей. Мы пошли. -Учти, Мэри Свой-в-Законе, я задарма кормила твоих детей, когда Лис повздорил с торгашами и на остров не возили ни крошки"''! И твоего покойного брата дочь за моими дочерьми платья донашивала. Если ты еще хоть раз поднимешь тему веса, крысиная морда… -Все в порядке, мадам, не сердитесь! Очевидно, тему мер и весов в этом заведении уже физически не поднять. Мэри схватил меня за лапу и, прежде чем взбешенная кошка выкатилась из-за стойки, выволок на улицу, хохоча, как желторотый оболтус. *** Эта маленькая каверза Мэри немного разрядила обстановку. До замка мы шли без устали подкалывая друг друга посмешными эпизодами нашего детства. Мэри был в выигрыше, разумеется, поскольку застал и запомнил куда больше курьезных моментов из моего крысячества, чем я из его. Мы шли вверх по лестнице, ведущей под свод самой высокой башни. Хоть за долгие сезоны я и натренировал свое никудышное тело, а ходить по лестницам все же не любил. Спросил, почему Мэри не нашел для себя апартаменты этажей на пять пониже. -А мы и не ко мне идем, - хитро улыбнулся Мэри. - Я со своими домашними живу в западном крыле, в пристройке с садом. А это место — твое. Небольшой зал, или же очень просторный кабинет с высокими окнами - без витражей и прочих вычурностей - и потолком. Стены украшены старинными гобеленами с известными мне кораблями: "Пиявкой", "Черным Супостатом", "Морским Скарабеем", "Ржавой Цепью", "Королем Омаров" и другими. Как я уже сказал, окна без витражей, но зато у каждого стоит по телескопу. В один я даже мог разглядеть пионы под окном жилища Мэриголда. Я медленно переходил от одного чуда к другому, рассмотрел два стола и стеллаж — для книг и карт. В столике поменьше был невероятно большой набор картографических принадлежностей. Был и третий стол, вырезанный из цельного куска исполинского дерева; чтобы дотянуться до середины, потребовалось бы взять копье. Он был неровным, грубым, словно бы состоящим из скал и низин. Обойдя его, я остановился на семи часах - на юге, с небольшим уклоном к западу. И увидел замок на скале. А потом, когда понял, что передо мной, добрых полчаса разглядывал крошечный город под ним — склады, верфи и даже маленький трактир "Три Устрицы". -Да, эту карту вырезали еще до правления Неистового Габула. Ты, как картограф, думаю, оценишь. Мэйс тоже так подумал, вот и решил оставить эту комнату тебе, как наплаваешься. Все домишки вырезаются и ставятся по мере построения и убираются, когда их сносят. Даром, что библиотека отсюда далековато, но ты при желании можешь перенести нужные книжки и просто… Мэри не успел договорить, да и не стал потом договаривать: я просто обнял его и в первый раз по-настоящему выплакался. Настоящее счастье — это когда у тебя есть вот такая семья. Понимающая и искренняя. И не важно, что она такая идейная, а ты нет. *** Через час пришла Абрикосина и по деловито-домашнему устроила себе спальное место за стеллажом. Потом застелила постель и мне. Первую настоящую постель за последние семь сезонов. Пожелала доброй ночи. Уснул я быстро. Просыпался, наоборот, мучительно медленно: долго не мог понять, от чего так раскричалась Абрикосина. И почему зарево рассвета вдруг показалось на западе...