***
Около особняка Стефана проезжей дороги для легковой машины не было, поэтому добираться приходилось пешком. Благо, идти долго не пришлось: им на встречу вышли уже знакомые парни и забрали Гилберта у Феликса и брата. — Людвиг, радосссть моя, подождешшшь в машшшине, — Стефан не спросил, а приказал. — Ты не зван. Феликс-с, кажетссся, идем сссо мной. Твоя помощь пригодитс-с-ся. — Рассчитываю на тебя, — не понятно к кому, к Стефану или все же к Феликсу, обратился Людвиг и пошел обратно. На этот раз их провели не через подвал, а через парадный вход. Холл особняка выглядел вполне обычно, не считая лишь плотных матовых занавесок на окнах и ужасного, до скрипа зубов и сильной дрожи, холода. Хотя возможно Лукашевич просто очень сильно переживал за друга и был напуган большим количеством незнакомых людей. Гилберта забрали. — В какое же дерьмо вы впуталисссь, что всссе на ссстолько хреново, — Стефан ходил вокруг блондина. — Знаешь, что такое «Великая жертва»? — Феликс смотрел на двери комнаты. — Знаю, а это причем? — Стефан усадил Феликса в кресло и дал чашку с чаем. — Он сказал, что они нашли жертву, а потом мы увидели вот эти кинжалы и услышали про «Великую жертву». — Ну это сссовсссем идиотизм. Кого же он хочет этим вызвать? Кссстати, а что за жертву они нашшшли? На этот раз ответ пришел слабый и со стороны входа: — Блондинка беременная на последних сроках. Оба посмотрели в сторону двери. Гилберту заметно полегчало. Он медленно подошёл и сел на соседнее кресло. Немного подумав, добавил: — По крайней мере он так сказал, прежде чем Пруберд не завопил во всю глотку. — Твоя противная птичка, что тот петух, я ей тоже никогда не нравилссся, — улыбался Стефан. — Ты как? — Ссспасссибо, — просвистел Гил. — Ох, и заразительное у тебя это «ссс». Как они ее заставят вспороть себе живот? — Если среди них есть психолог, то это им тотально расплюснуть, — заявил Феликс. — Он промоет мозги на раз-два. А если ее давно выследили, то найти больное место не составит труда. — Знаешь чему я действительно рад? — Гил взял бокал с вином (с вином ли?). — Чему? — Лукашевич посмотрел на свою чашку с чаем и на бокал Байлшмидта, не к месту вспомнив слова Калиша о том, что тот ни чая, ни кофе, ни даже обычной воды не пьет. — Чему можно в такой ситуации радоваться, кроме того, что жив и типа в своем уме? — Что это не Ольга. Представь, что бы с вами было? — он отхлебнул. — Ты пей, не бойся, каркадэ — хорошая вещь. Стефан хоть и не пьет простой жидкости, но у него полно слуг и прочих человек. Так что у тебя, хоть и красный, но чай. Гилберт кутался в плед, его знобило. — Во что же ты вляпалссся, птенец? — Стефан перебирал волосы Байльшмидта, сидя на подлокотнике его кресла. Краем глаза он глянул на блондина, опустошающего чашку с напитком. — Не ревнуй, мальчик, он лишшшь птенец, он не принадлежит мне. А жаль, тогда бы не вссстрял. — Встрял. Ты же сам меня тогда ради подобного нашел, — Гилберт отстранился. — Спасибо, мне нужен нижний зал твоей библиотеки. — Сссс сссума сссошшшел?! — глаза вампира сверкнули. — На тот сссвет торопишшшьссся, ну так сссказал бы, мы не парилисссь бы! — То есть типа устроить допросы призракам это типа нормально, а пойти книжку почитать это тотальное сумасшествие?! — в сердцах воскликнул Феликс, а затем вспомнил, что вместе с книгой забирал со стола еще какие-то документы, про которые еще утром говорил Гилберт. — А вообще, типа, что тебе еще нужно? Тебе все принесли же! — Найти, что можно противопоставить этому хмырю и его начальству, а еще: как не допустить самоубийство той дуры? — Гил отхлебнул. — Сссформулируй вопроссс тогда и иди, — Стефан сел напротив. Заметив задумчивость Байльдшмидта и странный, почти жалеющий и взволнованный взгляд вампира на альбиноса, Лукашевич неуверенно произнес: — М-может я, типа, схожу? Я примерно понял, что надо искать. И, типа, Гил так много сделал, а я типа вообще словно пятое колесо. Стефан с интересом посмотрел на блондина. — Ты готов ради друга риссскнуть? — Феликс, секция высасывает силы, — предупредил Гилберт. — Ты читал Поттера? — Обижаешь, — он невольно улыбнулся краешками губ. — Это же тотальная классика. В любом случае, глядя на тебя, я тотально не уверен, что у тебя есть сейчас хоть какие-то силы, так что библиотека тебя попросту не пустит, как Пушок к люку в подземелье. — О нет, нашшша библиотека любит агонию, именно поэтому ему туда нельзя, — Стефан улыбнулся. — Идем, я провожу тебя. Проведешь там чассс, потом оттуда заберут. — У меня память тотально хорошая, я дорогу запомню, — гордо заявил Феликс, ставя пустую кружку на кофейный столик. Но в полутьме он промахнулся и кружка упала на мягкий ковер. — Мой замок не любит, когда по нему бродят в одиночку. Он начинает есссть чужаков, — Стефан поднял чашку. — Идем. Гилберту нужен покой, он ссспит. Какие-то люди еле слышно принесли альбиносу плед и откинули спинку кресла, превратив его в небольшой диван. Феликс шел следом за хозяином особняка, стараясь наступать туда же, куда наступал и он, и ничего не трогать. После слов о том, что это здание живое, он воспринимал каждый скрип половицы и далекие голоса с разных сторон как дыхание огромного существа. Вход в цокольное помещение был совершенно не освещен. Предполагалось, что всяк сюда входящий прекрасно ориентируется в темноте. Но Феликс был неожиданным гостем. Споткнувшись едва ли не в самом начале, он, позабыв о страхе и неловкости, невольно держался за плащ Калиша и шел крайне медленно. В самом низу хозяин открыл еще одну дверь и все же зажег свет. Перед Лукашевичем предстала большая комната, у которой, казалось, вместо стен были книжные секции, а в центре стояли, словно стащенные из ближайшей школы, парта со стулом. — Помни, у тебя час, формулируй свои запросы, — Стефан улыбнулся и говорил уже без растягивания глухих и шипящих. — Я подожду тебя за дверью. Гилберту сейчас ничего не нужно. И вот еще что. Время у меня и в городе идет по-разному, иначе Людвиг бы уже сошел с ума. — Уж кому-кому, а ему сходить с ума точно не следует, не заслужил, — согласно кивнул Лукашевич и остался один. Тишина звенела в ушах, а одна мысль перекрикивала другую. С минуту Феликс пытался навести порядок в голове и точно выразить свою мысль. — Нам необходимо спасти совершенно незнакомую девушку, которая, типа, наверно еще и наивная, как пятилетний ребенок. Ну, я типа так думаю, потому что моя сестра типа такая, а раз эти гады нашли ей замену, то она должна быть такой же, — он сам не понимал, зачем говорит так много ненужных вещей. — Мы должны спасти ее жизнь, ее душу и жизнь ее будущего ребенка. Но это типа еще не все. На кону жизнь возможно сотни, возможно тысячи людей. Нам нужно оружие мощнее «Великой жертвы». Ему на темечко спикировал талмуд. Соскользнув на стол, он раскрылся на разделе Великая жертва, маленькая книженция, куснув за палец, открылась на заметке о гипнозе. Из ранки потекла небольшая струйка крови. — «Великую жертву» отменить нельзя, если она принесена, ибо она добровольна, — шелестели страницы. — Стоит отметить, что жертва под гипнозом так же считается. — Гипноз можно разрушать, только если жертва сама не верит в него, — шелестела другая. Книги шелестели выдавая информацию, медленно их шелест сводил с ума, комната вытягивала силы. Голова раскалывалась, а перед глазами то вертелись книги, то расплывались бордово-серо-зелеными волнами. Ноги стали ватными, пришлось опереться за парту, но ладони обжигала раскаленная поверхность. Ему хотелось кричать и звать на помощь, но не получалось и звука издать. Дыхание тоже начало даваться с трудом. Стефан вытащил его. — Узнал хоть что-то? — Он влил в него вино. — Ты пробыл там лишшшь полчассса. Идем, тебе сссовсссем худо. Ничего не хочешшшь ссспросссить, отвлечьссся? — Почему я такой тотальный придурок и не послушался Гила, когда он просил не лезть? — отдышавшись, невесело усмехнулся Феликс. — Ну и типа можно ли загипнотизировать человека, чтоб он типа не мог поддаваться гипнозу? Это тотальный бред, но я пока так понял, что мне хотела сказать та литература, прежде чем грохнуть… Тотально, я мог типа в книгу Дарвина попасть за самую нелепую смерть. Он помассировал висок, в который ему прилетело книженцией, и нащупал там небольшую ссадину. Стефан повернул его к себе и лизнул ссадину. — Так заживет бысстрей. Ты дорог Гилберту, отрадно видеть, что наконец отошшшел от моей персссоны, ссс ним теперь можно ссспокойно общатссся за ссстандартную плату. Ну ты как, вссе еще плохо? — Не, все нормально. Не надо меня больше типа лечить, — блондин отступил от вампира на шаг. — А что значит «стандартная плата»? — Мой обед, — спокойно сказал вампир. — Но ссс тебя я ничего не возьму. Лукашевич все равно не понял, но любопытствовать не стал. Когда они вернулись в гостиную, Феликс попросил у кого-то из людей еще чашку чая. Ему принесли. Гилберт продрал глаза. — Я долго спал? — потянулся он. — Феликс, откуда ссадина? — сев, он погладил его по синяку. — Ты как всссегда заботлив. Он получил привет от книги. Всспомни, как ты сссам ходил туда в первый раз, — Стефан сидел и гладил мышку, висящую на руке. — Куда ходил? — не понял сначала Байльдшмидт, а потом, судя по выпученным глазам, догадался. — И все же типа можно загипнотизировать, чтобы на гипноз тотально нельзя было поддаться? — не дав ничего сказать альбиносу, повторил один из первых вопросов Феликс. — Сссопротивлятьссся гипнозу можно, даже в загипнотизированном сссоссстоянии, но на сссколько я понял вашшша сссессстра доверчива и внушшшаема… А поссскольку ее заменили подобной девушшшкой, то боюссь тут без варианта, она ссама вссе ссделает и будет уверена, что так правильно, — Стефан смотрел на Феликса. — Просссти, но я книг не ссслышал. — Ошибаешься. Не существует девушки, подобной Ольге. Она тотально единственная такая во всем мире, — не согласился блондин. — Но даже если какая-то крашеная дура с разъетым перекисью мозгом и поддастся внушению, то что нам делать? Как спасти ее, заставив не верить гипнозу? Как спасти ее ребенка? Как спасти всех людей, которые могут пострадать от рук этих дьяволистов? — Тут я вам не сссоветчик, обратитесссь в храм. Вполне возможно там вам помогут, я ведь тоже по эту сссторону баррикад… — грустно улыбнулся Стефан. — Гил, ты оправилссся? Да? Тогда вали отсссюда, а то я пожелаю отобедать, а ты мне зубы выбьешшшь.***
Людвиг неотрывно смотрел на двери мрачноватого даже при свете дня особняка уже минут десять. Из головы не выходил вопрос брата, как только тот пришёл в себя. С чему ему вдруг понадобилось знать о материале, из которого будет его нож? Что же с ним случилось в те секунды, когда он немигающими стеклянными глазами уставился в окно? Что он видел? — Наконец-то, — облегченно выдохнул Людвиг, когда большие и массивные двери вампирского замка открылись. Байльшмидт шел задумчиво. Он держал Феликса за руку и о чем-то думал. — Говорил же, не лезь, — Гилберт усадил его в машину, — Давай к нам. Сегодня ты спишь в моей постели, Феликс. Лично мне так будет спокойней. — Спокойней из-за того, что Пруберд не будет тебя тотально мучить, потому что я ему тотально понравился? — ехидно поинтересовался Феликс. — Нет, потому что я буду знать, что ты жив, здоров, и тебя не мучают кошмары, — Байльшмидт подал ему конфету. — Может, мне в гостиницу? — Людвиг посмотрел на брата. — Нет, — в унисон ответили Гилберт и Феликс. Как бы Феликс не пытался иронизировать и вести себя естественно глупо, было заметно, что его что-то беспокоит, да и выглядит он каким-то уставшим. Когда Лукашевич по привычке заправил выбившуюся прядь за ухо, Людвиг ненароком заметил царапину, затянувшуюся темной коркой, хотя он был уверен, что не видел ее раньше. — Нет, дружище, даже не думай, одного я тебя не оставлю. Мне не хватает еще беспокойства думать, где ты и как. Ты едешь ко мне и спишь рядом, — Гилберт сказал это тоном, не терпящем возражений. — Мне так спокойней. — А что на ужин? — Людвиг посмотрел на брата. — Вам — что сделаете, а мне свежую печень, сырую. — Боюсь спросить, чью именно? — Феликс шелестел фантиком. — И вообще, о чем-чем, а о еде я думать сейчас тотально не могу. Так что, типа, полагаюсь на твой вкус, Людвиг. — Сссвинную, тепленькую, ссс кровью! — а в салоне заиграло «Садо-Маза». — Ну ты не переживай, это так сказать побочный эффект лечения. Только сегодня. — И где нам тебе найти свинью? Я типа не уверен, что в магазинах есть прямо-таки тотально свежие внутренности. Или тебе не принципиально, какой печень должна быть свежести? — Лукашевич посмотрел в окно. — Вон типа есть поворот к лесу, можно там тебе кабана какого-нибудь типа сбить. — Ха, ха, ха, смешно, — Гилберт откровенно надулся. Феликс ничего не ответил, прислонившись лбом к стеклу и уставившись на проносящийся мимо пейзаж. Людвиг взволнованно посмотрел в зеркало заднего вида. — Когда это вы успели поссориться и из-за чего? — Мы не ссорились! — все так же хором ответили они. — Все, ничего не хочу, — Гилберт уставился в другое окно. — Пусть он режет кого, где и сколько хочет. Мне же проще. Описал трупы и домой. — Очень по-Великому: сдаваться, когда больше половины пути пройдено, — тихо пробурчал Феликс. Людвиг улыбнулся. — Это не отказ, это истерика, его надо обнять, погладить, сказать, что все будет хорошо, и уложить отдохнуть. Гилберт отвесил ему подзатыльник. — Не смей выдавать мои секреты! — Тотальный ребенок, — плечи блондина задрожали от смеха. — Я же типа чуть не поверил, — он пододвинулся ближе к альбиносу. — Все будет тотально зашибись. И сейчас, когда эти сектанты тотально получат по заслугам, и потом, когда вместо сырой печени ты будешь лечиться осенней прохладой, шашлыками и конными прогулками. Мы тотально не позволим тебе больше истерить и, уж тем более, опускать руки. — На ручки! — заканючил Гилберт в отместку, но не смог сдержаться, глядя на вытянутые рожи своих спутников, и заржал. — Ой, не могу, ой, поверили… — Дурак ты, братец, и шутки у тебя дурацкие! — вздохнул Людвиг. — Все приехали.***
В квартире был полный разгром. Каким бы ненастоящим и неживым был кот, рвать шторы, бить посуду и опрокидывать мебель у него получалось взаправду. Видимо, ни грозный взгляд Пруберда, ни предостерегающие слова Гилберта не остановили природных инстинктов. Желтая комета, едва завидев белоснежную голову хозяина, рванула к нему, путаясь в волосах, когтями впиваясь в кожу и оглушительно вереща. Сам Свидетель показываться не собирался. — Ну твою же дивизию! Кошара, скотина, я тебя кастрирую! — Гилберт рвал и метал, Пруберд верещал на ультразвуке. — И ты заткнись! Выдрав кенара из волос, Байльшмидт пихнул офигевшую птичку Феликсу. — Ну, какой же он гад! Нет, я собирался поменять шторы, но это не значит, что их можно драть! — Я передумал, — подал голос Лукашевич, осматривая хаос, и едва подавил улыбку, вспоминая один детский мультик. — Он тотально уже не Свидетель, а Сильвестр. — Сталоне, едрена вошь! — Гилберт стал прибирать все. — Так, че сидишь, давай работай, братец. — Да нет же, кот Сильвестр, — оспорил друга Феликс, — типа он постоянно гонялся за маленьким, невинным, желтым птенчиком и при этом тотально хату разносил и вне у дел оставался… Правда, почему в следующей серии дом был цел и чист типа за кадром оставалось. — Феликс, он задолбал меня! Не будет себя нормально вести, отлучу от своей персоны! — Гилберт кое-как привел в порядок комнату. — А мультик там или кино, мне пофиг. — Ведешь себя как дите, а на мультики тотально плевать. Удивительно, — Лукашевич собирал осколки, которые раньше были бутылкой вина, к счастью, пустой. Однако неудачный день для Феликса не ограничился ни промокшим ботинком, ни опрокинутой чашкой, ни книжкой-убийцей. — Kurwa, сегодня же не пятница и не число тринадцать, — разочарованно прошептал он, пытаясь достать мелкое стеклышко из ладони, но оно лишь глубже проникало под кожу, вызывая неприятное, но терпимое пощипывание. — Иди ко мне, — Гил достал тонкий пинцет и подведя друга к окну осторожно стал вытаскивать осколок. — Вот так. Слизнув кровь с руки друга, Байльшмидт удивительным образом успокоился и ругаться перестал. — Достало все, идем есть, там кажется, картошка с колбасками была. А убраться и позже можно. Людвиг, бросай это неблагодарное дело, идем есть. — Я все равно хотел привести твой дом в порядок, да и то просто где-то пыль убрать. Теперь же тут нужна тота… я хотел сказать генеральная уборка, — Людвиг смущенно откашлялся и принялся помогать брату с ужином. Феликс хихикал. — Твоя тотальность столь же прилипчива, как и шипение Стефана, — улыбнулся альбинос. Спустя время ужин был готов, а квартира вылизана до блеска, шкодливый кот принес призрачную мышь. — Мне вот интересно, — Лукашевич посмотрел на добычу кота. — Он типа ее сначала живой убил, типа она стала призраком, и он ее уже как призрака загрыз? Или тотально не заморачиваясь сразу приведение искал? Гилберт над этим вопросом завис конкретно. — А ты его об этом спроси? — посоветовал Феликсу Людвиг. Но только блондин присел к коту, как кенар тут же схватил его на ворот кофты и пытался оттащить от призрачного животного подальше, остервенело махая крылышками. Кот же, завидев птицу, ретировался за ноги Байльдшмидта-старшего. — Что, собака страшная, боишься Прусю? — Гилберт взял кошака за шкирку. — Будешь плохо себя вести, отдам ему на растерзание. — Я, пожалуй, пойду к себе, — поставив вымытую тарелку, проговорил Людвиг. — С вашим зоопарком разбирайтесь сами. — Доброй ночи, — крикнул ему вслед Феликс, а потом обратился к коту: — Это наверно типа обидно умереть, будучи призраком. Но одно дело, если тебя убивает другой призрак, как ты вот эту мышку, а тотально другое — милый кенар, который тотально может постоять за себя и бесстрашен. Тотально весь в хозяина. — Феликс, мыться, обрабатывать ранки и спать, — оборвал его Гилберт. — Я устал и забыл спросить, какой же металл у Людвига. — Думаю, еще не поздно спросить, — Феликс указал на дверь в спальню, где сквозь щели был виден свет. — Иди, мойся, а я пойду, спрошу у Людвига, — он впихнул Феликса в ванну. Легко постучав, и открыв дверь, альбинос с порога задал брату вопрос: — Людвиг, так всё-таки, из чего твой кинжал будет? Людвиг отложил телефон и посмотрел на брата. — Сплав Доре, — ответил он. — Природный сплав драгоценных металлов. Дорого, но выгодно. — Да уж, а зачем ты заказал его? — Гилберт посмотрел на брата. — Интересное дело: ее брат экономит на всём, а подарки любит подороже и качественней. Думаю, что такой подарок из-за границы ему придёт по вкусу. Гилберт бросил взгляд на телефон брата. На заставке была фотография миниатюрной зеленоглазой блондинки в бордовом платье и синей лентой в коротких волосах. Чем-то она напоминала Феликса, но при этом казалось, они были абсолютно не похожи. Взгляд и выражение лица были совершенно разными. — Ты всегда выбирал миниатюрных пассий со странными братьями, — улыбнулся Гилберт. — Кто она? И чем зацепила? — Анели Цвингли, — едва ли не пропел любовно брат. — Прекрасная хозяйка, настоящая леди, а по профессии автомеханик. Очень умная и заботливая. Единственное, чего ей не хватает — уверенности в себе. Но в ее скромности и неловкости есть своё особое очарование. — Господи, ты кидаешься из крайности в крайность… то повар, то механик. Ну да ладно, тебе с ней жить. Ты мне кинжал свой не одолжишь? Так, на пару дней? — альбинос прислонился к стене. Людвиг нахмурился. — Я рад тебе помочь, но послезавтра мой рейс, а ваше дело, я так понял, так быстро не закончится… Ладно, завтра я присмотрю какую-нибудь альтернативу, а на Рождественские праздники ты приедешь к нам и вернёшь, договорились? — Верну, если не этот, то подобный, — прекратившая литься вода напомнила братьям, что они не одни. — Что, будешь домогаться парня? — Нет, братец, я буду спать, — улыбнулся Гилберт. Феликс вешал клетку за крюк на потолке. Чтобы до него дотянуться, невысокий блондин встал на компьютерный стул и, держа равновесие, как эквилибрист в цирке, насыпал в блюдце корм. Птиц, гордо восседающий на его плече, аки пиратский ара, чистил крылья, ежесекундно поглядывая на заполняющуюся едой миску, следя, чтобы его не обделили. — Зачем было клетку в ванне оставлять? Она типа заржаветь тотально могла, — причитал Лукашевич и погладил свободной рукой кенара по головке. — А ты ещё тотальней свободолюбивее, чем я типа думал. Вон, типа дверца еле держится, и прутья погнуты так, что пролезть труда не составит… Пруберд, ты тотально крут. — Ему есть в кого, а клетку мыл, вот и оставил в ванне, — Гилберт облокотился на косяк. — Ты ложись, а я сейчас приду. Не понятно, кто испугался неожиданных ответов больше: Феликс или все же стул, который уехал в другой конец комнаты, скинув с себя Лукашевича. Тот грохнулся, благо, на постель и, глядя снизу вверх на Гилберта, со смехом сказал: — Так типа задумано было. — Нет, но уложили тебя здорово. Мне твой полет понравился, — Вытерев голову Байльшмидт улыбнулся. — Какую сторону кровати предпочитаешь? — Центр, — ухмыльнулся Феликс. — Но ради тебя сделаю исключение и могу типа у стены лечь. — У меня стены нет, — Улыбнулся Гилберт. — Так что падай как хочешь. Блондин повернул голову и заметил, что до стены ещё было приличное расстояние, что помещался даже не высокий, но длинный комод. — Тогда типа нет никакой разницы, — он пожал плечами. — Мало ли, мое дело спросить, — Гилберт, расстелив постель, лег у входа. — Ложись, я не пристаю, когда не дают повода, а сейчас мне действительно важно проследить, чтобы тебе плохо не было. — Я тотально задолбался говорить, что не боюсь тебя, и что ты будешь делать, а что нет, это типа твои проблемы. А с чего это мне плохо должно быть? — не понял Феликс. — Я типа уже давно оклемался после похода в вампирское книгохранилище. — Не будь наивным, Фел, не будь наивным. Он попробовал твою кровь. Хоть и говорит, что не тронет, я не верю, — Гил закрыл глаза. — Блондины не вкусные же. Ну, для него. Он тотально сам так говорил… Вроде… Мысли путались, и невозможно уже было разобрать, где воспоминания, где слухи, а где догадки. Лезть в эту кашу и разбираться там не было ни сил, ни желания. Хотелось спать, и это желание было исполнено. Среди ночи, не нарушая сна Байльмшидта-младшего, и даже чутко спящего Пруберда, дверь в комнату Гилберта бесшумно открылась, а по полу зашуршала ткань. — Гилберт, да ты сссвинья! — раздалось раздосадованное шипение. — Он мой, отвянь. — пробормотал Байльшмидт и уснул.***
Гилберт слышал женский плач. С каждой секундой он становился все громче и громче. — Не хочу, — всхлипывала она. — Не хочу, чтобы ты рождался. Ты мне не нужен. Я ненавижу тебя. — Тогда отдай его, — этот голос казался знакомым. — Отдай его и будешь вознаграждена.***
— Сука!!! — Гилберт сел рывком. — Паскуда! Тварь! Кенар заверещал. Настольные часы показывали полседьмого утра. Феликс лишь нахмурился сквозь сон, натянул по уши одеяло, а потом и вовсе забрал все на свою сторону, кутаясь в него как в кокон. Закаленный вечно орущими пьяными соседями по одну сторону и ночными любителями тяжелой музыки по другую, он не посчитал нужным просыпаться из-за рычания матерившейся птички и ультразвуковых трелей немца. — Сволочь, выходной же! — посмотрев на птичку, Гилберт накрыл его покрывалом. Потом посмотрел на блондина, и, взяв покрывало, лег досыпать.