Великая жертва

Гилберт его подхватил, когда тот падал. — Феликс! — Он отбросил книгу. — Солнышко, что с тобой? Уложив на постель, он похлопал его по щекам. — Ну же приходи в себя... — побрызгал водой и, не найдя нашатыря, поднес к носу масло лаванды. Спустя пару секунд Феликс закашлялся, резко встал и кинулся в ванную. У него получилось добраться до нее, ничего не зацепив и ни во что не врезавшись. В глазах темнело, и блондин на ощупь наткнулся на унитаз. Пульс тяжелым колоколом бился в висках. Гилберт его поддержал и дал воды прополоскать рот после. — Прости, я не убрал ее. Надо было оставить в машине. — Гилберт, умыв, понес Лукашевича обратно в постель. — Дать тебе воды? Тщетно попытавшись что-нибудь сказать, Лукашевич только кивнул. Он пил мелкими глотками, то и дело выплёвывая воду обратно в кружку и пытаясь выпить вновь. Гилберт нажал красную кнопку. Не спешивший до селе Яо влетел в комнату, как ошпаренный. — Что случилось?! — Вот, он выпить не может. Его вырвало, а теперь все обратно лезет. — Гилберт отобрал кружку и обнял Феликса. — Сначала нужно успокоить его, — Яо смочил ткань и сделал холодный компресс. — А поить лучше через трубочку. Гилберт мгновенно все сообразил и, обняв, стал шептать всякую успокаивающую ерунду. — А давай все-таки в отпуск не к Ольге, у нее всегда народу много. Давай рванем куда-нибудь дней на пять, где никого не будет, и поездов с автомобилями в том числе. — А у тебя есть такое место? — еле слышно спросил Феликс. — Чего же ты раньше молчал... — Пока нет, но обещаю, я найду. — Гилберт стал перебирать его волосы. — Нужно капельницу поставить. А потом мы попробуем попить. Блондин кивнул, чувствуя, как кто-то тянет его за плечи вниз, укладывая на кровать. Яо ловко и незаметно для Лукашевича уже установил капельницу и аккуратно заклеил пластырем колпак иглы. Доктор сменил воду в чашке, промыл кружку и налил новой, поставив ещё и трубочку. Байльшмидт же лег рядом, напевая ему те же колыбельные, что в детстве пел брату. — Знаешь, я не верил Элизабет до этого мгновения, но у тебя большое сердце, а ру... — от волнения доктор сбился. — После капельницы и сна ему станет легче. И то, что его вырвало, хорошо. Феликс чуть повернул голову и пытался выразить свои чувства одним взглядом. Говорить было трудно, вся надежда была только на язык жестов. Зеленые глаза светились безграничной благодарностью, дрожащей рукой блондин схватил и крепко сжал бледную от природы руку Гилберта. Губы беззвучно шептали: "Спасибо". — Спи, тебе нужно отдохнуть. — Гилберт погладил руку Лукашевича. — Я буду рядом. Яо улыбнулся и тихо вышел. Тот послушался и через пару минут уже крепко спал. Со стороны коридора донеслась знакомая кенарская трель и кошачье урчание. — Гилберт! Уйми кошку! — Эльза заглянула в комнату. — Ой, прости, не думала, что пупс спит. Пруберд первым влетел в комнату и приземлился не как обычно, в волосы, а к Гилберту на грудь, прямо туда, где были знаки. — Маленький мой, соскучился? — Гилберт гладил головку птички. — Я тоже. Только не шуми, нашему общему другу плохо. Сильвестр, казалось, стал больше размером и притих на время, когда рядом стояла Хедервари. Тихо прошагав к кровати, он всей своей массой лег на злополучную темно-синюю книгу. Гилберт ему кивнул. — Хорошая киса. Как тебе наш свидетель? — Улыбнулся альбинос. — Пока что слушается, — Элизабет села на стул, стоящий около небольшого стола. — А вот исцарапанные стекла в машине это его рук дело? — Да, его. Он вообще тогда был изрядной сволочью. Теперь исправляется. — Гилберт выбрался из кровати. — Как-то неприлично твоя машина выглядит с такими окнами. Мог бы попросить Антонио поменять их. Мастерской же их мафия тоже владеет, — предложила девушка. — Они кстати собирались заглянуть сегодня. — Вот сегодня и попрошу. — Гилберт взял книгу. — Убери ее, завтра заберу. — Оставим в твоей комнате, — Хедервари аккуратно схватила кенара в тот момент, когда птиц собирался клюнуть и вытащить иглу. — Пойдём. Полдник ты все равно пропустил, так хоть на обед успеешь. Зря что ли Аличе решила помочь вам, когда она в отпуске? — О, с ней нужно хотя бы поздороваться. — Гилберт закрыл капельницу и вытащил иглу. — Пруша умница. Все замечает. — Похоже, у тебя серьёзный конкурент, — Элизабет явно разговаривала с Прубердом, который пытался клюнуть ее в палец, чтобы отпустила, хоть хватка была очень слабая. — Отпусти его. Он на кота присядет. — Байльшмидт улыбнулся. — Я его не держу. Если бы захотел, сам выбрался бы, — в доказательство Элизабет раскрыла ладони. Кенар продолжал щипать ладонь и пальцы. — Ему понравился мой маникюр. — А, ну тогда терпи, подруга. — Гилберт улыбнулся. — У тебя отходов рыбно-мясных на кухне нет? Сталлоне призрак, но жрать любит. — Найдутся, — Хедэрвари улыбнулась. Тихо постучав, в комнату зашёл Яо. — Вижу, вы знаете, как и насколько стоит ставить капельницы, — он улыбнулся. — Уже был опыт в таком деле? — Брат в больнице провел три месяца. — Гилберт передернулся. — Ставить не умею, но вот отключать могу. Это не сложно. — Пошли, диету соблюдаешь не ты, — Элизабет похлопала друга по плечу. — Яо присмотрит за ним. — А надо бы и мне, а то с таким графиком работы и до язвы не далеко. Впрочем, что мне у тебя нравится, так это возможность выбора блюд. — И его вылечим, и тебя вылечим, — шатенка хитро улыбнулась. — Выбор есть всегда. Не твои ли это любимые слова, а? — Мои. Приятно осознавать, что ты их цитируешь. — Я просто напоминаю тебе о твоих же принципах. Ты ведь постоянно подтверждал их действиями. Именно это всегда бесило меня, но одновременно и радовало. Ты болтал без умолку, но ничто из этого трепа не было кинуто на ветер. Ты всегда делал то, что говорил. Однако другой вопрос, что именно ты делал. — И что же я делал не так, о очаровательнейшая? — Гилберт, открыв двери, пропустил ее вперед. — Вроде тебе я ничего плохого не делал. — Кроме того, что в первые два месяца после того, как узнал, что я не мальчик, перестал со мной общаться, то да, ничего плохого не делал, — судя по ее голосу, Элизабет совершенно не злилась, а даже вспомнила прошлое с ностальгической грустью. — Но я говорю в общем, педант немецкий. С каких это пор ты такой скромный? — Прости за это. Я в себя приходил. — Гилберт смутился. — С недавних пор это на меня так пупсик действует. Он восхитителен, только сам этого не понимает. — И у вас соревнование, кто кого перескромничает? Я больше поверю в это, чем в то, что твое ослиное упрямство и в равной ступени эгоистично-альтруистичный настрой что-то да способны изменить. Ты ведь даже с Калишем не поддавался его влиянию полностью. Наоборот сам его подчинил и заразил своим нравом. — Я не знаю, Элизабет. — Гилберт взял йогурт и булочку. — Он добрый, веселый, сочувствующий. И за все это ничего не требует, кроме откровенности. — А судя по тому, что он смотрит на тебя, как на архангела, ты не так уж и стремишься ему открыться, — Элизабет хмуро посмотрела на его выбор. — Что ты там про язву говорил? Бери суп. — Ты же про полдник говорила, или для меня оставили тарелку супа? — Гилберт посмотрел на нее. — Я жду отпуска. Тогда и поговорим. — Тогда смирись со всеми его иллюзиями в твой адрес. Получив обед и полдник, они сели за свободный столик. — Я не знаю его иллюзий и на свой счет я его предупредил. — Улыбнулся Гилберт. — Как закоренелый эгоист, я его об этом предупредил. Кстати, а где Аличе? — За твоей спиной, — Хедервари хихикнула. Стоило Байльшмидту обернуться, как рыжеволосая девушка тут же накинулась на него с обнимашками. — Гил! Сколько лет! Привет-привет! — счастливо кричала она на всю столовую. — Я видела Людвига на прошлой неделе! Он больше не грустит! Я так счастлива! — Сестрёнка! Как я рад тебя видеть! — он закружил ее, — как ты? А Людвиг теперь встречается с автомехаником. Девушка она красивая, но ты лучше. Аличе, покраснев, рассмеялась. — Людвигу ведь не красота нужна, — как только Гилберт поставил ее на землю, девушка тут же села между ним и Элизабет. — Зато ему нравился мой тирамису. — Да, мой брат тайный сладкоежка! — он засмеялся. — Спасибо, что приготовила завтрак для Феликса. Жаль только, что задержался он у него не долго. Наверно стоит его сегодня только бульоном попоить. — Конечно-конечно, — закивала рыжеволосая. — Я пока что кроме небольшой порции гречки и огромной кастрюли бульона... Феликс... красивое имя. Гилберт улыбнулся и, быстро доев суп, поблагодарил девушек за компанию. — Родные мои, я пойду к моему блондинистому другу. Вы если что приходите к нам, я вас с ним познакомлю. — Я рада новым знакомствам и новым друзьям, — Аличе светилась счастьем. — А друг моего братишки мой друг! — Все, я убежал. — Он поцеловал обоих в щеку и, прихватив бульон для Лукашевича, пошел к нему. Кот и кенар наблюдали за доктором, тот делал разминку. Болезнь сделала сон Феликса более чутким, поэтому, как только Байльшмидт закрыл за собой двери, он приоткрыл глаза. — Вот это тотальная гибкость, — заметив акробатические номера Яо, восхищенно прошептал блондин. — Я типа и на шпагат с трудом типа сяду... — Тренироваться нужно! — Яо улыбнулся. — Воды? Или попробуем бульон? От этого будет зависеть дальнейшие лечение. — И того, и того, — Лукашевич закашлял. — Негде мне тренироваться. И некогда. Рабочий день четырнадцать часов длится. А дома ни места нет, ни желания что-либо делать. — Для того что б поддержать связки в норме достаточно 15-20 минут в день, я научу. — Яо улыбнулся и подал воду. — Как самочувствие? — Гилберт поставил супницу с бульоном. — Это типа знаешь, когда спишь днем, то потом тотально не понимаешь, какой сегодня день, месяц и год, — ответил Феликс, улыбнувшись. — Когда типа свет в глазах отключаться при каждом движении не будет, тогда я тотально буду заниматься гимнастикой, честно. — Гимнастикой можно и нужно занимать, даже лежа, но не сегодня, — Гилберт сел рядом. — И я о том же, — блондин медленно поднялся. — Я чувствую себя тотально лучше, чем утром. Завтра типа вообще тотально здоров буду. — Тебе это только кажется. — Байльшмидт улыбнулся. — У тебя постельный режим. — Не, кажется, так и есть, — отрицал Лукашевич. — У меня типа всегда так было. Я больше трёх дней типа не болею. — Феликс, нужно лежать и пить бульончик. — Гилберт и слушать не желал ничего. — Вот Яо разрешит тогда и будешь вставать. — Нечестно, — Феликс насупился. Пруберд примостился на плече Байльшмидта, чтобы блондин его, наконец, заметил. Это сработало, и Лукашевич свободной рукой погладил птицу, принявшись лепетать с кенаром, рассказывая ему, как было скучно и что теперь, когда Пруберд рядом, все страшное позади. Птиц от такой похвалы гордо нахохлился. Гилберт улыбнулся. — А я все понять не мог, кого же ты мне напоминаешь, — Байльшмидт подал ему бульон. — Прушу. Такой же желтый и местами вредный. Но добрый и заботливый. — Ну, тогда, если типа строить логическую цепочку, то Пруберд тотально весь в тебя, а значит... Я такой же, как ты? — в этот раз блондин мог есть сам. Гилберт рассмеялся. — Нет, ты удивительный, милый, добрый. Я не такой. — Байльшмидт потрогал лоб. — Температуры нет. Хорошо. — Такой, — Лукашевич улыбнулся. — Яо тотально подтвердит, да? — Но сегодня, вы еще полежите, а завтра начнем процедуры. — Яо улыбнулся. — И друг на друга вы действительно похожи, но неуловимо. Этого не видишь, пока не начинаешь с вами общаться. Довольный ответом, Феликс показал Гилберту язык. — Вот видишь? А ты все тотально отнекиваешься. Кот запрыгнул на кровать и принюхался к бульону. Заметив, что мяса там практически нет, он фыркнул и зевнул. Блондин вдруг замер с поднятой ложкой, глядя в пасть призрачному животному. Гилберт забеспокоился. — Феликс? Ты чего? Убрать Сталлоне? — Эээ, вы о ком? — Яо явно не видел кота. — Скажи, а как он появился? Типа с самого начала, — попросил Лукашевич, продолжая не мигая смотреть на призрака. — В машине шлялось около десятка призраков кошек, а эта наглая морда сидела на капоте, потом он всосал в себя остальных и теперь тусит с нами. — Гил погладил его. — Тогда типа ясно, — печально вздохнул Феликс. — Жаль пацана и его пантеру тотально жаль... — А пацана почему? — не понял Гилберт. — Она была его единственным другом, — блондин отставил полупустую тарелку супа. — Ты бы видел, каким отчаянным он выглядел, что типа даже без всяких надежд говорил о своем питомце в прошедшем времени. От одного только ее упоминания у него типа приступ астмы начинался. — А может живая еще? — Гил смотрел на Сталлоне. — Он говорил, что у нее один клык короче другого, — Лукашевич помассировал виски, пытаясь сконцентрироваться на воспоминаниях. — Но я тотально не помню, какой именно... у меня все в блокноте типа записано было. Вроде бы. Kurwa, ничегошеньки не помню о вчерашнем дне. — Тише, не нервничай, пожалуйста, а то опять плохо будет. Давай я завтра посмотрю что там и как, ну а если что будет у него друг не четвероногий. Даже два, хочешь? — Гилберт сел рядом и стал гладить его — Хочу, — кивнул Феликс. — Не заслуживают такие дети тотального одиночества и игнора. — Я готов с ним познакомиться и сходить к кинологам. Собака конечно не пантера, но тоже хороший друг, — альбинос улыбнулся, — да и пообщаться с ним я не откажусь. — Если он не примет тебя за вампира, — парировал блондин. — Но поговорить стоит типа не только с ним. Его брат определенно тотально что-то знает. Сектанты типа ни за что бы не оставили свидетеля в живых, ты типа так не думаешь? — Скорее использовали по прямому назначению. Ох, и не нравится мне это. А сколько ему лет, парню? — Шестнадцать-семнадцать где-то, — прикинул Лукашевич. — В этих классах типа школы обмен учениками устраивают. — Хм, выпускной класс? Я очень хочу посмотреть на него. — Не совсем выпускной, я думаю, — блондин покачал головой. — За границей учатся по двенадцать лет. — Надо его под наблюдение взять, так, на всякий случай. — Вроде бы я типа давал ему номер телефона, и его телефон запоминал. — Феликс огляделся в поисках ручки и бумаги. Гил подал свой блокнот и ручку. — Держи. Тот кивнул и записал по памяти телефон вчерашнего клиента. Уж в том, что номер он запомнил правильно, Лукашевич не сомневался. — Могу примерно сказать типа, в каком районе он живет, — блондин вернул все Байльшмидту. — Хотя ты тотально завтра будешь на работе, так типа заберешь его заявление. Оно на столе лежать осталось. Вроде. — Ох, Фел... — Так, хватит о работе, — Яо их прервал. — А чем тогда? — удивленно спросил Феликс. — О погоде? — Книгу прочитайте, кино посмотрите, мало ли каких дел, не связанных с работой? — Яо оставил таблетки и вышел. — Книгу... — блондина передернуло. — Можно и книгу, только другую. Ты ведь так и не досмотрел свои подарки. — Гилберт подал пакет. — Больше ничего такого там нет. — Надеюсь. Может ты типа и привык, чтобы тебя так тотально штырило, но это мерзко, — Лукашевич стал рассматривать подарки. — Ух ты! Да тут типа подарков на праздников семь вперёд! — Почему? — не понял Байльшмидт. — Их слишком много! — он высыпал все из пакета на одеяло. — А одно твоё терпение стоит тысячи подарков. — Терпения у меня как раз и нет. — Гилберт улыбнулся. — Тогда почему ты все ещё рядом? — посмотрел исподлобья Лукашевич. — По статистике я на протяжении всей жизни был невыносимым. В детсаду, в школе, в универе, на работе. Поэтому мы с тобой-то тотально и сошлись. Тебя боялись из-за внешности, а меня из-за поведения. — Может потому что я не заострял внимание на твоем поведении? — А на что тогда? — Блондину стало интересно. — Физической силой не блещу. Из плюсов только красота, феноменальная память и тотальная доброта. — Вот за это и люблю. — Улыбнулся Гилберт. — Читать будем? — Любишь? Что же такого вчера произошло, что позавчерашнее "нравишься" перешло в "люблю"? — Феликс открыл книгу на статье о ганноверской лошади. — Типа вот. — Типа, что? — Гил нагнулся к нему. — Про нее хочу, — блондин показал на фотографию красивой черной лошади с белыми копытами, перепрыгивающую через невысокий барьер. — Хорошо, давай почитаю про нее. — Гилберт достал очки. Феликс рассмеялся. Очки, казалось, забрали весь тот пафос и ту самоуверенность, которыми так и сияло лицо Байльшмидта, оставив только несвойственную серьезность и строгость. — Ты чего? — Гилберт посмотрел поверх очков. Блондин засмеялся громче. — Ты так тотально похож на учителя, — продолжая смеяться, Лукашевич откинулся на спину и закрыл лицо подушкой, чтобы хоть как-то заглушить несдерживаемый ржач. — Ахахахах, пан профессор Байльшмидт! Это тотально! — Ааа, ну смейся, смейся, полезно говорят. — Да ты не расстраивайся, — Феликс убрал подушку, пригладил растрепавшиеся волосы и тихо хихикал в кулак, стараясь не смотреть на Гилберта. — Все-все, я тотально слушаю. Больше не буду, честно. Гилберт стал читать. Минут через десять у него зазвонил телефон. — Ой, блин! Я забыл позвонить Ваньке! — Как всегда на самом интересном месте, — блондин обиженно скрестил руки на груди. — На, твой брат ты и разговаривай. Покажи, что живой. Лукашевич, пофигистично пожав плечами, ответил на звонок. — Круглосуточный продавец картошки слушает. — Слава богу, живой! Ты так больше не подставляйся! Я твоему напарнику выговор с занесением влеплю! Не смотрит за сотрудниками, понимаешь! — Обещаю, что больше никогда не буду брать конфетки у незнакомцев, и тотально слушаться старших. Гил ведь говорил, что не стоит доверять этой выскочке, а я типа ну совсем в людях и вампирах тотально не разбираюсь, — оправдывал друга Лукашевич. — Типа это тотально моя вина, я этого не скрываю. — Он не должен был тебя тащить в опасное место! — Иван говорил нежно. — Какое именно место ты типа считаешь опасным? — Решил уточнить блондин. — Больницу или автосалон с тотально огромными ценами? — Гребанную фабрику конфет! — Гаркнул Иван. — Все, наговорились. — Гил отобрал телефон. — Доктор велел спать! — Она еще не опасна, — проговорил вслед уносящемуся телефону. — А вот через две недели тотально другой разговор будет! — Все, не бунтуй. А то не отпустит. — Гилберт сел в кресло. — Читать дальше? — Я ему не отпущу, — процедил сквозь зубы Феликс, забывшись, почесав глаза. — Тотально продолжай. — Не чешись. — Гилберт стал читать дальше. — Читаете? — Улыбнулся Яо заглядывая. — Время поставить капельницу. — Бедная ганноверская! — В сердцах воскликнул блондин. — Все ей мешают типа впервые первое место занять! Гилберт засмеялся. — Поставят и я продолжу, не переживай. — Если еще кто-нибудь типа не заявится, — насупился Лукашевич, протягивая Яо другую руку для капельницы. Тот покачал головой, глядя на сгиб локтя, и поставил ниже. — Коновалы, ару. — Вздохнул Яо. Феликс зажмурился. — А на той руке типа не так больно было, — прошипел он. — На той руке тебе было плохо, и ты на это внимания не обратил. — Яо проверил все и улыбнулся. — Лежи. Феликс кивнул и лег, стараясь, не двигая рукой с иголкой, поправить подушку. Сильвестр вызвался помочь, пробравшись под голову блондина и оттягивая подушку в нормальное положение. Гил, посмотрев на их усилия, поправил подушку и сел вновь читать. — Вам ужин сюда принести? — заглянула Элизабет. — Уже ужин? — блондин повернул голову и замер, глядя на девушку. — Нет, это я к тому, сколько тебя, пупсик, капать будут. Ужин через два часа. — Элизабет улыбнулась. — Типа доктору тотально виднее, типа, сколько времени типа должно пройти, — Лукашевич покраснел на такое прозвище и стал заикаться сильнее. — Но типа я думаю, что типа, раз завтракал и обедал тут, а Гилберт типа там где-то не знаю где, то так и с ужином тотально будет. — Ууу, малыш волнуется, прелесть! Я вам ужин подам сюда! — Элизабет упорхнула. — Это типа и была твоя тотально хорошая знакомая? — Феликс внимательно смотрел на Байльшмидта. — Да, Элизабет Хедервари, она славная девушка, добрая и отзывчивая. — И тотально красивая. А давно ли ты типа знаком с ней? — Давно, очень давно. Я когда с ней познакомился, то думал, что она парень. Потом два месяца в себя приходил, узнав, что девушка. — Гилберт улыбнулся. — Понравилась? — Тотально. И каким местом ты типа думал и видел в ней парня? — моргнул блондин. — Вот кто сущий ангел. — Она тогда выгладила иначе... Хочешь попробовать? — Что попробовать? — не понял Феликс. — Попробовать с ней повстречаться, отношения построить. — Нет, — блондин помотал головой. — Все равно бесполезно. — Попробовать стоит всегда. Хотя она говорила, что не одна... Но с ней можно замечательно дружить. — Гилберт улыбнулся. — Дружить так дружить, — Лукашевич закрыл глаза рукой, тяжело задышал и закашлял. — Гил... где там эти таблетки были? Байльшмидт подал ему таблетки и помог их выпить. Миниатюрная головка с большим хвостом на макушке заглянула к ним. — Пожелания на ужин будут? — она улыбнулась. — Какое милое солнышко! — Аличе, проходи. — Альбинос улыбнулся. — Гил, я умираю? — спросил блондин, чуть приоткрыв глаза. — Я опять типа вижу и тотально слышу ангела. — Я не ангел, — девушка присела к нему. — Я повар. Ваш личный повар. Так что ты хочешь на ужин, солнышко? Она погладила его по щеке. — Повар... Аличе... — Феликс в упор рассматривал гостью. — Уж не пани Аличе Варгас, семикратный победитель международных конкурсов лучших шеф-поваров самых тотальных ресторанов мира, типа сейчас сидит прямо около меня?! Да ещё и называет себя моим личным поваром?! Я типа тотально даже не удивлён, что ваш бульон тотально вернул мне силы! Гилберт и Аличе расхохотались. — Ооо, мы ехали для поддержки, а они веселятся! — Антонио заглянул в комнату. — Привет, больные. Как дела? — Братишка Тони! — рыжеволосая кинулась на шею Карьедо. — Как я рада тебя видеть! Ты сказал "мы"?! Значит, Лови тоже здесь?! Какое счастье! Стоя на пороге комнаты, эти двое мешали зайти огромному букету ромашек. — Мон шер, почему сразу речь о твоем Братце? — Франциск, придерживая названного братца, пропихнул всю компанию в комнату. — Ну, как тут мой наградитель? Лукашевич выпученными зелёными глазами смотрел на всю эту толпу. — Наградитель? Типа поч-чему? — Ну а кто мне медальки прислал? Из зефира, — Бонфуа, наконец, всех затолкал. — Разве? Уже? — блондин совсем растерялся. — Это типа значит, что креманку вернули? — Значит, Лови нет? — расстроилась Аличе. — У него много дел, да и вообще не считает нужным навещать того, кого не знает, — пожал плечами Антонио. —Не расстраивайся, мы тебе его заменим, а к нему ты потом сама съездишь, где наша несравненная Эльза? — Бонфуа поставил ромашки в вазу. — У неё дела. Держать такой санаторий и уделять равное внимание каждому сложно, — ответила Варгас. — Но после ужина она целиком и полностью будет с нами! — Вот видишь, не одному мне ты дорог, — прошептал Гилберт на ухо Лукашевичу и тут же громко добавил. — Но у нас постельный режим! — Благодаря тебе я им дорог, — прошептал в ответ Феликс. — У вас постельный, у нас нет, — улыбался Корьедо. — Мы ведь для этого сюда и явились. Это очень скучно ничего не делать. — Спасибо. Кстати, вот тут высказано мнение, что вы больше пришли ко мне, чем к нашему общему другу. — Гилберт улыбнулся. — Мон шер, но Гилберт не лежит в постели. Если бы лежал он, то я бы принес розу в горшке! — Франциск, посмотрев на капельницу, перекрыл ее и вытащил, примотав ватку пластырем. — Вот так. — Я такого тотально не говорил, — обиделся Лукашевич, поднимаясь в положение сидя. — Учитель типа все придумал. — Не все придумано. — Улыбнулся Гилберт. — Мои друзья — твои друзья. — К сожалению, я типа не могу ответить тем же, — блондин стыдливо отвёл взгляд. — И принять все это тотально сложно для меня. — А что, мы такие страшные? — Антонио тоже сел на постель. — В некотором смысле для меня типа да, — нехотя кивнул Феликс, отворачиваясь ещё сильнее. Молча потеребив край одеяла, он глубоко вздохнул и вернул обычный тон: — Ладно, я тотально рад должен быть, что так многолюдно типа стало. А то весь день один пан профессор вместе с тотальным доктором перед глазами маячат. Гилберт сел рядом и стал его гладить. — Тут все свои, не бойся, все хорошо. Граждане на ужин пойдут в столовую, а мы поедим с тобой тут. Потом пообщаемся с ними, потом помоемся и спать. — Угу... — Лукашевич огляделся и прыснул: — Типа эта кровать рассчитана только на одного человека, а тут их типа уже четыре и Пруберд. — Мррр! — заурчал Сталлоне. — Хвост тотально не считается, — возразил блондин развалившемуся на подоконнике коту. Тот, растолкав всех, растянулся на ногах Феликса и подлез под его руку. — Он тоже хочет быть причастным. — Засмеялся альбинос. — Так, судари мои, расселись все по стульям и креслам и освободили Феликсу воздух. — Здесь сидячих мест не хватает, — заметил Антонио, пересев на кресло, где пару минут назад сидел Байльшмидт. — Придётся Фросе постоять. — Спасибо, посижу, — Франциск остался сидеть на кровати, перебирая светлые волосы Лукашевича. — Такая прекрасная длина. Хочешь восхитительную причёску от замечательного золотого мастера Бонфуа? — Франциск, а может прическа подождать до того, как мы отсюда выйдем? — Гилберт смотрел на Феликса. — Аличе, а что у него на ужин будет? — Господи, ужин! — девушка выбежала. — Антонио, давай выйдем, нужно поговорить. Солнце, я дверь оставлю открытой. — Иди-иди, — махнул в их сторону, будто отгоняя мух, Бонфуа. — А мы пока обсудим критерии будущей прически. — А может не нужно столь тотально менять облик?! — Феликс от него отсел. — А то меня типа на работе не поймут. — Я лишь предлагаю, — Франциск убрал руку от волос зеленоглазого. — То, что приведу в исполнение, будет целиком и полностью твой выбор. — Эээ, а можно мне типа подумать? — Феликс перевел дух. — У тебя есть куча времени, — кивнул Бонфуа. — Зная Эльзу, могу с уверенностью сказать, что пока ты полностью не восстановишься и не побываешь на всех мероприятиях, и пока она не выбьет из Гилберта суммы побольше, ты останешься здесь. — Он обещал, что мы будем платить вместе! — Феликс попытался встать. — Феликс! — Гилберт его поймал быстрее, чем Франциск что-либо успел сделать. — Ненавижу это... ненавижу, — лихорадочно шептал блондин. — Надоело, что все помогают. Надоело, что считают слабым. Тыкают в недостатки... слабый, бедный, больной... Я тотально хочу доказать, что это неправда... но лишь подтверждаю... Ненавижу. — Тише, тише. — Гилберт кивнул друзьям на двери, те тут же вышли, обеспокоено глядя на парочку. Урчание стало сильнее да и кенар перебрался к Лукашевичу. — Это не желание всех помочь или показать, что ты слабый, это желание выразить тебе симпатию и показать, что ты не один. Что есть те, кто за тебя волнуется и переживает не потому, что ты слабей, а потому что дорог. Да, они мои друзья, но почему ты не можешь быть им дорог? Франциск любит таких как ты. Антонио обеспокоился потому, что от них я вылетел как ошпаренный, даже Стефан предлагал свою помощь. Но не потому что ты бедный и больной. Они уважают тебя и волнуются, как волновались бы за любого, кто дорог и симпатичен им. Успокойся. Пожалуйста. Гилберт обнял его. — Уж не знаю, что было в прошлом, но позволь нам проявлять к тебе заботу, понимание и любовь, она ведь тоже разной бывает. — Они не знают меня, я не знаю их. Отчего им типа вдруг припекло волноваться за меня?! — Феликс замер. — Это из-за тебя ведь, верно? Из-за тебя они считают меня своим. Благодаря тебе они узнали, что я тотально существую. Без тебя я бы типа никому тотально не понадобился: ни вампирам, ни тем, в чьем я вкусе, никому!.. Спасибо... — Скажи, а как еще можно знакомиться с новыми людьми? На работе? Ты не очень общителен, никуда не ходишь, вообще стараешься избегать людей. Но если они приходят в твою жизнь, неужели трудно поверить, что они могут беспокоиться именно о тебе? Эльза, не зная тебя, отчитала меня как младенца, что повез именно в больницу, а не к ней. Франциск от тебя в полнейшем восторге, Антонио ты купил своими восторженными взглядами на его байки. Аличе тут не по моей просьбе, а её брат не очень ладит с Элизабет, вот и не приехал. Да и зачем, если испанец привезет ее к нему? Так что это приехали не ко мне. Да, я познакомил вас, но это не значит, что дружить они хотят из-за меня. У тебя много достоинств. — Я их уже типа слышал. Не надо повторять, — Лукашевич посмотрел на дверь. — Как будто я тотально страдал от того, что друзей мало... Нет, это типа очень круто, что у меня теперь столько корешей, и я тотально рад, но я это не просил. — Я понимаю, но они уедут сегодня вечером, и мы снова будем своей компанией. Прости, что они вот так все появились, я их не звал, правда. — Гилберт все так же прижимал его к себе. — Могу попросить, что б они просто звонили. — Пускай остаются, — блондин, казалось, начинал привыкать к этим объятьям и постепенно становился зависим от них. Но отвечать на объятья не спешил. — Они же друзья. Теперь мы ответственны друг за друга, и какая же может типа быть дружба, если сказать им, что типа с ними ограничатся тотально только телефонными звонками. Так тотально не пойдет. — Спасибо, но им в отличие от нас нужно домой. Наша живность при нас, а вот их дома ждут. — Гилберт улыбнулся. — Что вначале: ужин или ванна? — Ужин. Ванна тотально подождет. У нас ведь гости, — Лукашевич улыбнулся. — Хорошо. Кстати, заметил, ты так волновался из-за гостей, что почти и не чесался, — альбинос протер ему лицо. — Как самочувствие в целом? — Я же сказал, что бульон и лекарства типа улучшили мое состояние. Не типа уж полностью, но все-таки, — Феликс, придерживаясь за спинку кровати, поднялся. — Но я типа в ванну типа схожу. По другим тотальным делам. Не переживай, я типа сам. Ты типа хотел что-то с Антонио обсудить? Вот и иди. — Угу, а потом мой хладный труп ты найдешь где-нибудь в моей комнате, — Гил его поддержал. — Чебурахнешься, и Яо меня убьет. — Не убьёт, — помотал головой блондин. — Он тотально не похож на убийцу. А я типа не чебурахнусь, уж поверь. В доказательство своих слов, он выбрался из хватки Байльшмидта и, хромая и опираясь за стену, медленно пошёл к ванне. Гилберт все же его проводил. — Хочешь сказать, завтра смело могу идти на работу? — Конечно. Не трать халявные дни попусту, — кивнул Лукашевич. — Типа здесь будет тотальный доктор и два ангела. Причин для волнений тотально нет. — А ты не боишься их? — Гилберт помог вернуться. — Я никого не боюсь, — вскинул голову блондин. — Хорошо, хорошо, поставлю вопрос иначе, тебе с ними уютно? — Гилберт прижал его к себе. — К Яо я уже привык, — Феликс кивнул. — А к остальным типа дело времени. Гилберт помог ему опуститься на кровать. — Как думаешь, твой брат меня убьет или покалечит? — Какой... За что? — исправился Лукашевич. — Ты все тотально правильно делаешь, даже типа лучше. — Ну, Иван так не считает судя по всему. И, скорее всего, прав, я не в праве был тобой рисковать. — Гилберт помог ему сесть поудобней. — Хочешь посмотреть что-нибудь? — Ты не знал, что нас типа ждёт там. И типа это в большей степени была тотально моя инициатива, — успокаивал его блондин. — Ты типа не забыл, что у нас гости? Не вежливо их типа прогонять или смотреть что-то типа в их присутствии. А вот с ними очень даже тотально устроить типа вечер кино. — Отличная идея! И они не надоедят, и лезть не будут. Заодно привыкнешь. — Гилберт улыбнулся, — а что будем смотреть? Блондин задумался. — Типа если по очереди, то выбирать будет Франциск. Но если с нами будут пани, то тотально без вопросов будет их выбор. Гилберт согласно кивнул. — Согласен, но я бы предпочел твой выбор. — В комнату вкатили тележку с ужином. Им досталась парная рыба и картофельное пюре, по куску белого хлеба и чай. — Однако зря я нажаловался на желудок. — А что типа за рыба? — полюбопытствовал Феликс. — Мне морскую тотально нежелательно. — Карп, судя по всему. Большой и костистый, но безумно вкусный. Хочешь могу попросить заменить? — Не надо. Карп тотально сойдет, — Лукашевич принялся за еду. — Вкуснятина! Гилберт смотрел на него как заботливый папаша на чадо и радовался, что с Феликсом обошлось. Франциск с Антонио пришли чуть позже, в четыре руки внося в комнату огромную плазму. — Вам повезло, что приспичило брать телек именно сегодня, — следом за ними, держа пару проводов и переходников, шла Хедервари. — По средам как раз мы фильмов не крутим. — Мы такие. — Байльшмидт улыбнулся. — А где наш повар? Или вы к нам присоединиться не желаете? — Аличе сейчас придет. — Хедэрвари стала руководить вносом стульев. — А ты будешь сидеть с пупсиком. Ему так будет лучше. — У меня типа имя есть, — блондин опять залился краской от смущения. — Но типа можете называть меня тотально как хотите. — Феликс, лапочка, ты так похож на пупсика и такой симпатичненький! — Элизабет улыбалась. — Не расстраивайся. Больше не буду обзывать. — Хех, это типа тотально совсем далеко не обзывание, — Лукашевич не по-доброму усмехнулся. Она подняла руки в знак того, что спор окончен. — Как вас тут много... — Яо зашел в комнату. — Значит так, никаких боевиков, мелодрам и ужастиков. Фильм максимум на два часа, приду, проверю и выгоню всех, кто тут будет лишний, все понятно?! — строгий вид доктора говорил о решительности. — Так точно, Яо, я прослежу, чтоб через два с половиной часа тут никого не было. — Элизабет погладила по руке доктора успокаивающе. — А Байльшмидта оставить можно? — Он не лишний, — кивнул Яо. — А пан доктор типа с нами не останется? Совсем-совсем? — расстроено спросил Феликс. — Мой дорогой друг, я проведу с тобой завтра полдня и успею надоесть, а сейчас мне нужно заняться бумажными делами и разработать тебе программу восстановления. — Яо погладил его по голове. — Смотря кто от кого завтра быстрее устанет, — с вызовом улыбнулся блондин. — Но если пан типа очень занят, то без вопросов, я уговаривать тотально не собираюсь. — Вот и умница, отдыхай. И помните, через два часа тут только двое остаются! — Яо, выходя, выключил свет. На экране начинался фильм. Аличе пришла только к эпизоду стрельбы в гараже. — Ого! A qualcuno piace caldo! — воскликнула она, посмотрев в телек. — Я помню, что Лови из-за этого фильма и именно из-за этого момента твёрдо решил, кем хочет стать. — Этот фильм и нас много на что подтолкнул, — вдался в воспоминания Антонио. — Например, в создание своей группы разных музыкальных направлений... — Ах, эти беспечные студенческие годы... Но кто нам мешает их повторить? Гил, ты не запамятовал, как играть на гитаре? — У вас была своя музыкальная группа? — Феликс удивлённо поднял глаза на Байльшмидта. — И ты типа на гитаре играть умеешь?! — Была, умею, но не очень люблю, не слушаются струны с некоторых пор. И нет, я не заинтересован возвращаться к группе. — Гилберт смотрел не в телевизор, а в окно. — Я расскажу тебе все позже, потерпи, пожалуйста. — Ууу, наш друг загрустил. Ладно, давайте не будем его расстраивать. — Франциск вздохнул. — Все на столько тотально плохо? — даже полумрак позволил заметить Лукашевичу, как напряжена фигура альбиноса и что этот разговор не является для него таким уж приятным. — Однако надеюсь, что когда-нибудь сыграть мы что-нибудь таки сможем. Для души и для близких, — мечтательно вздохнул Карьедо и получил подзатыльник от Элизабет. — Ладно-ладно, молчу-молчу. Оставим разговор до лучших времен. Девушка посмотрела в сторону кровати. Те, ради кого по этажам таскали экран, даже туда не смотрели. Один задумчиво пялился в окно, а второй осторожно положил голову ему на плечо и смотрел то в потолок, то прямо в красные глаза. Гилберт улыбался ему, поглаживая, словно прося прощение за ситуацию. Медленно, но верно прозвучал последний аккорд титров, и зашедший в комнату Яо всех попросил удалиться. Спорить с принципиальным доктором никто не стал, забрав лишнее. — Прости, но все, что касается музыки, история печальна, а тебе нужны позитивные моменты. — Гилберт улыбнулся. — У нас будет возможность поговорить обо всем. — Хорошо. А теперь иди спать, — блондин заботливо улыбнулся. — У тебя глаза тотально не светят. — А я не хочу спать. Давай примем ванну, и ты отдыхай, а я посижу с тобой. Немного, а потом пойду к себе. — Байльшмидт улыбнулся. — Ну смотри, чтобы это было действительно "немного", — шутливо пригрозил пальцем Феликс. — А то знаю я тебя... — Немного это немного, завтра мне на работу, а ты будешь с Яо. — Гилберт помог ему подняться. — Хорошо-хорошо, — кивнул Лукашевич. — Я тотально это и имел в виду. Ты же типа вообще какой-то неправильный эгоист. — Почему? — Не щадишь ты себя тотально совсем. А как типа эгоисты этого просто не умеют. — А тебе не приходило в голову, что это тоже эгоизм? Только этому эгоизму позарез нужен ты? — Это типа ты все, что тотально делаешь для меня, типа ты делаешь тотально ради себя? — И это тоже. Мне не хочется тебя потерять. Видишь ли, ты та частичка, что делает меня человеком. И это сказать честно мне нравится, но почему-то выходит это только с тобой. — Гилберт помог забраться в теплую ванну. — Не горячо? — Холодно, — едва коснувшись воды, Феликс отпрянул назад. — Так значит типа в этом мире тебя только я типа держу, да? — Считай, что да, поэтому ты нужен мне. Ради тебя хочется быть. — Гилберт сделал воду горячее. — Сейчас хорошо? — Гораздо, — блондин кивнул. — Это тотально круто, что чувства типа взаимны. — Правда? — Гилберт стал добавлять отвары. — Не чешется? — Это у кого из нас типа память отшибло? — усмехнулся Лукашевич, отрицательно качая головой на второй вопрос. — Тотально забыл, какую я тебе исповедь забабахал? Да я на причастии меньше треплюсь, чем сказал тогда! — Лукашевич, ко мне никто кроме брата почти никогда так по доброму не относился. Спасибо тебе, солнышко мое. — Гилберт его поцеловал в лоб. — Ну, до уровня Людвига мне тотально далеко, — блондин больше не вытирал лоб, как делал до этого. — Но я типа поражён, что смог перегнать твоих таких крутых друзей по доброте. Тотальное достижение. — Мои друзья славные, добрые, но они друзья, а ты выше их. Ты больше, чем просто друг. Мне хорошо с ними, но когда они далеко — я себя не чувствую одиноким, а вот когда далеко ты, то почему-то я хандрю. А это плохо для окружающих. — Гилберт его помыл и помог выбраться из ванны. — Пойдем, я тебя уложу и почитаю, только о другой породе. — Хорошо, можешь прочитать про кого угодно, на свой вкус, — Феликс широко улыбнулся и стал рассуждать вслух. — Я типа даже не знаю на что это тотально больше похоже: на игру в дочки-матери или ты типа решил стать ещё одним моим старшим братом? — Нет, ты больше, чем брат, для меня точно. — Альбинос пихнул градусник подмышку. — Давай почитаю об Орловской рысистой, хочешь? — Орловская, — эта порода вызвала до боли примитивную ассоциацию у Лукашевича. — Ну, валяй. — Орловская рысистая была выведена графом Орловом-Чисменским по приказу Её Величества Императрицы Екатерины Великой. В то время встала резкая необходимость в выносливых и красивых лошадях, желательно отечественных. Были закуплены лошади нескольких пород, среди них и арабский жеребец... — Гилберт посмотрел на Лукашевича. — Спустя несколько лет был представлен жеребец серой масти, статный и быстрый. Порода завоевала любовь людей, про таких говорили и под воду, и под воеводу. Отличается выносливостью и эстетикой. — Все лошади тотально выносливы и эстетичны, — перебил Лукашевич. — Просто типа кто-то больше, кто-то меньше. И не всегда честно, что одних восхваляют больше, чем других, — было ясно, что он уже говорит не про лошадей. Однако продолжить не дал запищавший термометр. — Но лошади тотально умные животные и межрасовые войны устраивать тотально не будут. — Тут я с тобой согласен. Ой, а тридцать пять и восемь это нормально или упадок сил? — Это типа даже много, — Феликс натянуто улыбнулся. — Будем типа считать, что нормально. — Ты меня пугаешь. — Гилберт сел рядом и потрогал лоб. — Хочешь чаю? Аличе оставила термос и булочки. — Еда тотально не влезет, а от чая не откажусь, — блондин вновь поднялся. — Не бойся. Для меня такая температура это тотально нормально. — Да уж, нам нужно будет долго говорить. — Гилберт подал чай. — Завтра, с тобой будет Яо и девочки, справишься? — Конечно, — Лукашевич кивнул. — Я не настолько беспомощен, чтобы типа бояться находиться один в тотально незнакомом месте. Не маленький. — Я бы остался, но тогда наш отпуск накроется медным тазом, а я не хочу этого. — Байльшмидт поставил пустую кружку на тумбочку. — Поэтому придется ехать и работать. Да и хмыря ловить все же нужно. — Именно поэтому завтра я тотально смогу быть самостоятельным, — заключил Феликс. — А что ты типа именно собираешься завтра предпринять? Мне типа тоже хочется поучаствовать, хоть и мысленно. — Для начала я поеду и получу взбучку от Ивана, потом заеду к Стефану, наведаюсь на фабрику и заберу машину у Антонио. — Гилберт перечислял. — Плюс протоколы нужно написать. Блондин помолчал, а потом хмыкнул. — Выходит, я типа ничего интересного тотально не пропущу, — он сжал ладонь Байльшмидта в своих. — Ты только очень аккуратно, хорошо? Не поддавайся этим призрачным закидонам. Меня рядом не будет и никто вовремя тебя растормошить не сможет. Я же знаю, ты сильный. Ты сможешь выстоять против всех. И живых и типа не очень. Гилберт погладил его руки. — Самое интересно предстоит тебе. Молись за меня. Я хоть и не особо рьяный христианин, но ты-то веришь истинно, это должно помочь. — Я тотально истинно верю в тебя, — Лукашевич улыбнулся. — И это тотально поможет. Он забрал книжку и положил на стол. Это движение заставило маленький комок на голове Феликса встрепенуться. — Извини, разбудил, — блондин, извиняясь, погладил Пруберда. — Гил, а ты мне их на ночевку оставишь или с собой заберешь? — А ты хочешь, что б оставил? — альбинос посмотрел на дрыхнувшего кота. — Мне все равно. Я типа спрашиваю у тебя типа, чтобы тебе не скучно или не страшно было, — блондин проследил за его взглядом. — Сильвестра можешь не будить. Он сам к кому захочет придет. А Пруберд тотально сквозь стены летать не умеет. — Неее, Пруша тебя будить не станет, а вот мои соседи могут не понять. — Гилберт посмотрел на уснувшего кенара. — Пусть спит. Ты звони если что. Брошу все и приеду. — Тотально верю, — Феликс улыбнулся. — Шли фотки с улыбками и никакие кракозябры меня не тронут, убегут! — Гил поцеловал его в лоб. — Воды принести тебе? — Типа для страховки, — Лукашевич кивнул. — Но я тотально ночью совсем не просыпаюсь. Байльшмидт рассмеялся. — Я про день! Ночью ты мне снись. — Ты про день, я про воду. Так все, пора спать, а то мы типа ну совсем друг друга не понимаем, — Феликс рассмеялся следом. — А сниться я типа не умею. Я твоим сознанием тотально не управляю. — И, слава богу! А то мне было бы до жути стыдно. — Укрыв его, альбинос вышел, погасив свет и включив ночное освещение в виде звезд. В коридоре он наткнулся на Элизабет. — Сам вышел, молодец. А я уже думала идти подгонять, — она улыбнулась. — Значит, на весь завтрашний день твоё солнышко будет под нашим надзором? — Только вы его не очень-то надзирайте. Ему отдых нужен. — Гилберт, вздохнув, пошел в сторону своей комнаты. — Я могу попросить тебя сделать мне кофе? — Можешь, если борзо смелый, — Хедервари положила руку на плечо друга. — А насчёт надзора не переживай. До такой тошной опеки, которой ты окружил его сегодня, нам далеко. Будем действовать в силу возможностей и в зависимости от свободного времени. — Спасибо, я знал, что могу на тебя положиться. — Альбинос, обняв, поцеловал ее в щеку. — Пойду писать протоколы. Напишу сегодня и завтра буду свободен пораньше. Все равно через пару часов вставать. Даже самому себе он боялся признаться, что им овладевает страх. Остаться ночью одному в комнате было выше его сил. Именно поэтому он решил заняться полезным с его точки зрения делом. — Я понимаю твоё рвение быть рядом с Феликсом и не расставаться ни на миг, но здоровый сон очень важен, — девушка осеклась, решив не тратить на ненужные нравоучения сил. — Я попрошу Яо и тебе правильный режим дня составить. — Не поможет, золотце, мой правильный режим дня сопит вон в той комнате. — Байльшмидт вздохнул, — и если выбирать между сном без него и протоколами, я выберу протоколы, потому как без него меня мучают кошмары. — Ууу, как все запущено, — Элизабет пригласила Гилберта в кабинет. — Сильная, однако, зависимость. — Не зависимость это. Что угодно, но не зависимость, не знаю почему. — Гилберт зашел в кабинет. — Это началось после первого случая в этом деле. Девушка замерла, а потом взяла ещё одну кружку. — Ты меня заинтересовал. Расскажешь? Кстати, могу выделить тебе свой кабинет для твоих отчетов, чтобы хоть какая-то офисная атмосфера была. Ей хотелось составить другу детства компанию, а заодно и побыть его верным слушателем и советчиком, если понадобится. Обязанности друзей же. — Пожалуй, воспользуюсь твоим приглашением. — Альбинос улыбнулся.