Великая жертва

— Байльшмидт! Я тебя прибью! — спустя три часа Хедервари разгневано смотрела на парочку, спящую на узкой для двоих кровати. — У тебя есть своя комната, вот и шел бы туда! Зачем мешать больному?! Конечно, в сравнение с животным хором ее гнев не шел, но пробуждение все равно было не из приятных. Однако ночью никаких потусторонних шумов, никаких разговоров и криков не было. Видимо то, что Элизабет освятила свой пансион, имеет исключительные плюсы. — Ты мешаешь не меньше, — Байльшмидт прекрасно осознавал, что это не так, и сон Феликса так просто не прервать, но с утра пораньше, особенно когда поспал очень мало, так и тянет поогрызаться, хоть и чревато. Гилберт на всякий случай осмотрелся на наличие тяжелых и больно-бьющих предметов в радиусе досягаемости Элизабет. Та, заметив его взгляд, рассмеялась. — Вылазь давай из постели больного. Пусть хоть час поспит один. Потом его покормишь. И ключи давай, я пошлю за Прушей, ибо нечего тебе в таком состоянии за руль садиться. Чем вы тут занимались? Господи, ты ли это, Гилберт?! Посмотри на свой вид!!! Франциск удавится сейчас! — она быстро сделала фото и отправила Бонфуа. — Что делали... сказки читали, — Байльшмидт непонимающе пялился на подругу, а потом пошагал к зеркалу, пытаясь понять, что вызвало у шатенки такую бурю эмоций. Посмотрев на себя, невольно прыснул: всегда педантично одетый, он умудрился уснуть в одежде. Как результат — она была помятой, кое-где не заправленной, а на щеке алели полосы от складок на рукаве рубахи, к тому же еще и щетина пробивалась. — Дед мороз 15 января, — альбинос вздохнул. — А мешки с подарками под глазами, — прыснула девушка. — Шагом марш в свою собственную комнату. Там есть все необходимое, чтобы привести себя в порядок. — Ты как всегда на высоте. А за Фросю я с тобой сквитаюсь... — Он взял телефон и прочел свежее смс. "Это надо же так набраться и без меня!" — Я что, похож на пьяного? — У кого что болит... — Элизабет отмахнулась. — Хотя ему, бедняге, в таком тебя суждено видеть только на следующий день после мальчишников. — И тогда я стараюсь в таком виде не быть. На что не пойдешь ради счастья дорогого человека... Даже на потерю репутации денди. — Гилберт улыбнулся и пошел переодеваться. В его комнате всегда хранились сменные вещи, и она содержалась в уюте и порядке. Пускай она не являлась гостиничным номером, генеральная уборка тут проводилась строго по расписанию, даже чаще. В шкафчике над умывальником стояли новые бритвы, зубные щетки, паста и крем для бритья вместе с лосьоном. — Завтрак в столовой через двадцать минут, — Хедэрвари решила не заходить и крикнула ему через дверь. — Спасибо, солнышко! — Гилберт, посмотрев на себя в зеркало, стал приводить себя в порядок. — Я понимаю, что ты меня боишься и уважаешь, но можно было и поласковее, — девушка усмехнулась. — Не опаздывай, солнцебоязный альбинос. — Хорошо, лапочка, постараюсь. — Гилберт добрился и переоделся, закинув бельё в машинку, — Ну-с, пора позавтракать и проявить заботу о ближнем своем. Гилберт надел льняные брюки и легкую рубаху с коротким рукавом. В здании всегда поддерживалась постоянная температура, поэтому не имело смысла одеваться тепло. На ноги надел самые обычные тапки. Выглядело все очень по-домашнему. Зайдя в столовую, он взял омлет с беконом и кофе. Постояльцев было немного. Они сидели по несколько человек за столом. Гилберт сел за свободный столик. У каждого из присутствующих была своя особая атмосфера и никому не было дела до того, что происходит вокруг. В этом и было отличие от обычных гостиниц, где все постоянно озираются вокруг, не ценя того, кто сидит напротив них. Телефон расходился от приходящих сообщений. То по штук пять от Антонио, которому тоже переслали фото, и который не может сформулировать свою мысль нормально в одно сообщение. То от Франциска, который опять строит из себя обиженного и обделенного, а еще, прямо после прочтения последнего сообщения, позвонил Брагинский. И неизвестно, как у того получалось, но Гилберт прямо так и чувствовал, что от этого звонка ничего хорошего не жди, будто он уже был пропитан той темно-фиолетовой аурой злого начальника. — Твою ж дивизию! Где мой брат?! Ствол автоматный тебе в седалище! Я тебя убью, если они его выпотрошат! — Иван орал благим матом, он действительно очень переживал за Феликса. — Ты охренел?! Где тебя носит, тварь ползучая!!! — Во-первых, и тебе здравствуй. — Холодно ответил Гилберт. — Во-вторых, что случилось... — Ах, что случилось?!!! — Иван закусил удила. — Это я тебя, урод, должен спрашивать, что случилось! Это ты обещал, что все будет в порядке с братом, а вместо этого что?!! — Прекрати орать! — прошипел Гилберт, — и объясни нормально, что ты от меня хочешь? — Узнать где мой брат! Ты вообще новости смотрел?!! — Нет, тут нет телевизора. Элизабет считает, что если люди приехали сюда, то в зомбоящике они не нуждаются. Вернее, нуждаются в его отсутствии. Феликса я увез из больницы в девять часов вечера, потому как их обслуживание оставляет желать лучшего. Сейчас мы у моей знакомой в пансионате закрытого типа "Голубая орхидея". Тут первоклассные врачи, замечательный уход, но много чужих людей, одного я его оставить не могу, поэтому сегодня не появлюсь, а теперь расскажи, что случилось. — В полночь на больницу совершили налет, убиты восемь человек. А брата в палате не было, что я должен думать? Телефоны у обоих молчат, ни тебя, ни его нигде не найти... — Но это не дает тебе права орать на меня, — холодно прервал его Гилберт. — Это не даёт тебе права не проинформировать меня во всем, что касается Феликса и его самочувствия, — парировал в ответ Брагинский с явно утихшим пылом. — Вообще-то у нас сейчас завтрак, а вот после я бы позвонил. — Гилберт начал есть, забив на гнев начальства. — Все, я перезвоню и дам тебе поболтать с Феликсом. А пока прости, режим дня и все такое. Отключившись, Байльшмидт быстро доел завтрак и принялся за кофе. В это время в столовую зашла Элизабет. Дружелюбно и мило поболтав с другими постояльцами, она направилась к кухне, остановившись около Гилберта. — Питание во время отравления штука сложная, поэтому наш общий знакомый повар любезно согласилась помочь твоему пупсу не исхудать и не помереть с голоду. — Я буду вам премного благодарен, а то если что — шеф меня повесит. Брата он любит, хоть и не показывает особо. — Гилберт допил кофе. — Где мне взять порцию, что б покормить Феликса? — Вон тот отдельный поднос с закрытыми тарелочками. Возьмешь тележку, потом привезешь все обратно. Диета конечно строгая, но калории посчитаны и найдены удовлетворительными. — Элизабет кинула в сторону тележки. Байльшмидт кивнул, отдал девушке ключи от машины и пошёл в сторону кухни, относя грязную посуду и забирая еду для Феликса. — Феликс, подъем. — Альбинос погладил друга по щеке. — Завтрак прибыл. — И чего это я будильника типа не услышал? — сонно пробормотал Лукашевич, поднимаясь с кровати. Но тут же со стоном упал обратно. В глазах потемнело, а по затылку, казалось, ударили чем-то металлическим. Часто моргая, блондин пялился в потолок, осматривая незнакомое помещение, а потом вновь попытался подняться, но уже медленнее и опираясь на локти. — Где я? Сколько времени? Почему мне так тотально плохо? — На всю комнату раздалось отчаянное урчание желудка. Смутившись, Феликс обхватил живот руками. — Так что ты там типа про завтрак говорил? Такое чувство, будто я вчера ничего не ел... и вспомнить бы, что вчера было... — Давай посмотрим, что добрый повар нам приготовил. — Гилберт открыл крышки. Там был бульон, два кусочка белого хлеба и порция риса. — Думаю, это как раз то, что нужно после дня голодовки и для запуска твоего организма. Ты совсем не помнишь, что вчера было? Лукашевич задумался. — Я помню, что ко мне школьник заходил со сломанной рукой и фингалом под глазом. У него пантеру украли, а он к тому же ещё и астматик. Я типа вроде давал тебе его заяву... или хотел дать. Не помню. После того, как он ушёл, мне стало тотально душно, и я ничего не помню, ни что было утром, ни что было потом. Тотально сплошной вакуум. — Правда? Жаль. Отдыхай, из больницы я тебя забрал. Сегодня побуду с тобой, что б ты мог себя комфортно чувствовать. Завтра поеду на работу. Ты на больничном с жутким отравлением. — Почему жаль? Какая типа ещё больница? Какое отравление? — засыпал его вопросами блондин. Он заметил своё отражение в зеркале. — Я типа люблю розовый цвет, но тотально не настолько, что быть типа вообще розовым. — Хочешь в мою черно-белую обитель? Но кровать там одна. — Гилберт стал его кормить. — В больницу тебя отвезли после того, как ты налопался отравленных конфет. Там были плохие доктора, и я привез тебя сюда. — Типа цвет стен тотально цвет кожи не изменит, да? — Блондин пытался есть самостоятельно, но руки отказывались подниматься и брать ложку. — Или типа хочешь, что бы я тотальной зеброй был? — Феликс, ты иногда бываешь несносен, но даже это в тебе мне нравится. — Гилберт помог ему есть. — Сейчас придет доктор и назначит тебе процедуры. Потом я продолжу тебе читать, если хочешь. — Я не помню, чтобы ты что-то типа читал, — Лукашевич пожал плечами и послушно ел суп, который к слову был невообразимо вкусный. — Так что тотально заново начнёшь. — Хорошо, начну. Завтрак закончим, процедуры пройдем и начну. Феликс довольно просиял. — И все же, — сказал он после долгой паузы, тишину которой нарушало звяканье ложки о тарелку, — ты мне так тотально и не ответил: где я? — В санатории для геев "Голубая орхидея". Тебе важнее место или обслуживание? Тут хорошо кормят, хозяйка моя старая знакомая и персонал не интересуется личной жизнью клиентов. Лично я предпочитаю быть тут, хотя бы потому, что никакая тьма кроме твоей собственной сюда не проникнет. — Гилберт докормил Феликса и убрал посуду. — Я оставлю тебя на время. Отвезу посуду и приглашу доктора. Вернулся альбинос с человеком в белоснежном халате и явно азиатской внешностью. Но больше всего поражала его прическа. Длинный черный хвост свисал ниже лопаток. — Доброе утро, я ваш лечащий врач, Ван Яо. Вы можете называть меня Яо. Вам удобно общаться наедине или в присутствии вашего партнера? — Эм, ну типа это, — Феликс не знал, что ответить. Взвешивая за и против, он понял, что один ничего толком сказать не сможет. Да и Гилберт знает больше обо всем. — Т-типа пусть ост-тается. Гилберт погладил его. — Все хорошо, успокойся, я тут и не ухожу. — Гилберт улыбнулся. — Вы задавайте вопросы, он вчерашний день не помнит. — Совсем ничего не помните? — удивился доктор. — Возможно это побочный эффект от лекарств, которыми вас хорошо так нафаршировали в больнице. Какие симптомы были у вас вчера, кроме визуальных галлюцинаций, из-за которых вчера вместо меня вы видели двух пони вида сзади? Феликс покраснел. — Тотально простите доктор. — Вчера все началось с кашля и чесания рук, потом прыщиками-пузырями покрылось лицо, слабость в ногах, галлюцинации, жар, обезвоживание, потеря сознания, к сожалению, в больнице меня не было, вечером лучше ему не стало, они только ему вены искололи. Ждать пока сие солнышко отбросит любимые им копыта я не стал и привез сюда. — Байльшмидт присел на постель и снова погладил Феликса. — Кстати с утра он даже вспомнить ничего не смог. — Однако жара и высокой температуры не было, и диареи тоже, — Яо хмыкнул. — Это довольно странно, что организм никак не пытается бороться с токсинами. Позвольте измерить температуру. Он достал из принесенного с собой чемоданчика градусник. Феликс поставил градусник подмышку. — А это плохо, что не пытается бороться? — Гилберт дал Лукашевичу воды. — Очень. Но такому феномену есть и другое объяснение. Но его следует доказать, — доктор достал тонометр. — Скажите, Феликс, когда в последний раз попадали в больницу и из-за чего? Вчерашний день не в счет. Блондин заметно испугался и сильнее прижался к Байльшмидту. — Давно... типа еще в школе, лет в... — договорить не дал запищавший термометр. — ... и типа не совсем это было из-за болезни. Из-за нее тоже, но и типа не только. Ван Яо посмотрел на показатели прибора. Тридцать семь ровно. — Было ли это связано с каким-то страхом, психологическим давлением ну или стрессом в общем? Лукашевич утвердительно кивнул на все. — Тогда температура все же была и есть до сих пор. У него обычная температура хронически ниже положенной. Гилберт прижал его к себе и стал гладить, успокаивая. — Я тут, рядом. Все хорошо, не бойся, — Гилберт поцеловал его в лоб, — а то паниковать начну я, а это не хорошо. Нам предстоит долгий разговор по душам, правда? — Тотально, — Феликс кивнул. — Нервничать действительно не стоит, — решил подбодрить своего пациента Яо. — Наоборот, для того, кого отравили таким сильным ядом, ты очень бодро и здорово выглядишь. По идее должен быть бледным и пластом лежать в постели. Как кстати ты чувствуешь себя сейчас? — Как будто тотально катком переехали. Голова кружится, хочется все почесать и пить, очень хочется пить. — Феликс откинулся на Гилберта. — Правда, уже не двоится. Пока. — Давай-ка мы потом ванну примем, чтоб не чесался. — Гилберт протер лицо смоченным платком. — Я типа не от грязи чешусь же, — Лукашевич пытался улыбнуться. — Водные процедуры полезны для кожи, — поддержал Гилберта Яо. Когда блондин уже совсем успокоился, Ван Яо измерил ему давление. — А какие процедуры, типа кроме водных, мне тотально делать придется? — поинтересовался Феликс, когда врач записывал показатели в карточку. — Пить таблетки, думаю пары капельниц сегодня достаточно, пока специальная диета, а там посмотрим. Все упирается в состояние вашей кожи. — Яо убрал инструменты. — Пожалуй, назначу вам обертывания. Не долгосрочные, минут на пять, и мазь после этого. — Спасибо, — Лукашевич улыбнулся. — Я тотально вам благодарен! — Оставьте благодарности на потом, когда будете полностью здоровы, — доктор улыбнулся и направился к двери. — Я принесу капельницу, а поставим ее после того, как закончите с ванной. Гилберт поднял блондина на руки. — Идем, сейчас облегчим зуд. Сможешь постоять пару минут или тебя пока в туалет отвести? Феликс только кивнул на оба вопроса. — Такой хороший врач, такая тотально крутая комната... это все типа очень дорого, — он серьезно посмотрел на альбиноса. — Типа не смей за это все платить тотально сам. Мы заплатим за все вместе. — Хорошо, хорошо, успокойся. — Гилберт усадил его на унитаз, а сам пошел готовить ванну. Он налил туда несколько отваров и сделал теплую воду. — Ты там как? — Это настолько непередаваемое чувство, что я тотально даже не знаю, как тебе ответить, — донеслось в ответ. Байльшмидт рассмеялся. — Солнце, ты закончил свои дела тут? В ванну желаешь? — Переигрываешь, — Феликс осторожно, опираясь за стену, шел к ванне. — Тут же типа никого нет. — А я не играю, — тот поддержал его и помог опуститься в ванну. — Мне нравится о тебе заботится, сразу чувствую себя нужным. Давно забытое чувство... Извини, если не нравится, буду называть по имени. Он вновь стал осторожно его обмывать и умывать. Все было проделано с невероятной нежностью и заботой. — Я не говорил, что мне не нравится, — прищурился блондин. — Просто мне типа тотально неловко, а тут еще и ты типа сюсюкаешь, как трехлетку какого-то... но я типа не против... Забота... — Прости, что так выглядит, но тебя проще уломать на неприятные процедуры, когда ты в хорошем настроении. — Гилберт вытер ему лицо. — Ну, что читать тебе потом? — М, этот сервис еще тотальней, чем я предполагал, — Лукашевич рассмеялся. — Даже выбор литературы есть. — Выбор есть всегда, но учти, это будет менее приятно, чем ночью. — Почему? — спросил блондин, содрогнувшись. — Тише, еще минута и вытащу. Яо капельницу поставит, и я тебя обнимать не смогу. — Не страшно. Все равно рядом тотально будешь. Подумаешь, разница типа в паре сантиметров, — Феликс пожал плечами. — Хорошо, тогда давай иди сюда. — Гилберт вытащил его, — тебе придется пока обычную пижаму надеть, твою нужно постирать. — Мою? У меня такой пижамы никогда не было... Как же много я забыл?! — Я привез тебе вчера вечером пакет подарков, он стоит на стуле у кровати. — Гилберт перенес его в комнату и вызвал врача. Блондин заглянул в пакет и нашел там книгу. На темно-синей обложке большими белыми буквами блестело название. "Письма сквозь миры" Лукашевич пролистал книгу. "Не оборачивайся. Мяукать умеют не только коты" "У демонов слабое место не сердце" "Куро левша"