Великая жертва

Кабинет из массива дерева уже своим цветом темного коньяка создавал уют и тепло. Небольшая плита, на которой варилось кофе, стояла возле окна, завешенного кремовыми жалюзи. На секции, занимающей всю стену, помимо документов и специфичного вида литературы стояли разного рода и года награды, мягкие игрушки и фарфоровые фигурки, дипломы, сертификаты и фотографии любимых клиентов и близких друзей. На одном из снимков была запечатлена их счастливая компания вкупе с Людвигом на каком-то маскараде. Называемое за глаза и принятое ими официально "плохое трио", состоящее из Гилберта, Франциска и Антонио, были переодеты в мушкетеров, хоть и кресты на плащах у всех заметно отличались. А лукаво улыбающаяся Элизабет в красивом бархатном платье явно изображала Миледи. — Ты от руки писать будешь или мне тебе предоставить компьютер? — невзначай спросила Хедервари. — Все-таки странный твой этот новый выбор работы. Он ведь не окончательный, верно? — Не знаю, Элизабет. По крайне мере пока это чудо со мной, я её не брошу. Он удивительный. Иногда мне кажется, что он меня любит, иногда, что хочет остаться друзьями. — Гилберт сел за компьютер. — Не возражаешь? — Разрешаю, — девушка кивнула. — Я тоже заметила эту странную двоякость в его поведении. Возможно, ему что-то мешает сделать выбор... или кто-то. Кофеварка заполнила вторую кружку ароматным напитком. Хедервари поставила одну перед Байльшмидтом, а вторую держала в руках. — И я догадываюсь кто. Я опять наступаю на те же грабли. — Гилберт вздохнул. — Прости, я поработаю. Байльшмидт стал печатать, его стало потряхивать. — Не обращай внимания, это нормальное пока состояние. Девушка покачала головой и достала из нижнего шкафа темно-коричневый плед. Накинув его на плечи Гилберта, она вернулась на своё место — небольшой кожаный диван, стоящий рядом со столом. Тот благодарно кивнул. — А вот с Феликсом меня так не колбасит. То ли он святой, то ли действительно так во мне уверен. Но просить посидеть со мной я его не буду. Не в том он сейчас состоянии. — Гилберт закончил первую бумагу. — Началось всё с того, что я порезал руку на выезде. — Ты всегда был не очень-то внимательным и осторожным, — Элизабет не удивилась. — Но ради любопытства: почему ты уделяешь внимание такой мелочи? Или это был знатный порез? — Как раз наоборот, всего лишь царапина, но я оцарапался о край посудины, где лежала печень убитого. — Гилберт потер виски. — Что же ты так неаккуратно, — шатенка покачала головой. — Особенно о вещдок. Оно ведь так у вас называется? Я видела новости насчёт всех этих убийств. Мерзоватенько. Но почему репортеры не брали у тебя интервью? Там другой мент светился... забыла как его звали... он еще толком ничего не сказал... все таки это было только второе преступление, когда ветерана убили... у него фамилия ещё как у композитора...эм...Агинский? Гилберт рассмеялся. — Смотри не скажи подобное при Феликсе. Это его брат и он не Агинский, он Брагинский. Начальство, однако. А я стараюсь не светиться. — Никогда бы не подумала, что у такого пупса может брат-шкаф. Да и фамилии у них разные, — Элизабет усмехнулась и отставила пустую чашку. — Светись ты, не светись, а кто захочет, тот сам узнает, где тебя найти. — Я знаю, но ты же умница моя, место освятила. Вот тут нас и не трогают, — альбинос вновь стал печатать. — За тобой бесы гонятся, что ли? — судя по реакции альбиноса, Хедервари была близка к правде. Она задумчиво посмотрела в окно, словно пыталась увидеть что-то или кого-то в ночной тьме. — Ты даже не представляешь, как мне тяжело далась эта махинация. Мне не с первого, и даже не с третьего раза удалось заказать несколько сотен литров воды, а священника и вовсе не нашлось. Пришлось самой... Странные однако принципы у тех, кто сам всех уверяет, что все люди равны. — На то они священники, чтоб блюдить за душами грешными, а разве женщины могут посвящать и все такое? — с любопытством посмотрел Гилберт. — Ну, как видишь, у меня получилось, — довольно улыбнулась Элизабет. — Сам ведь говоришь, что зло проникнуть не может. — А может это шанс... — Гилберт посмотрел оценивающе на Хедервари. — Погоди, я сейчас! Он пронёсся по коридору и влетел в свою комнату. Не включая света, он на ощупь нашёл свою куртку и достал кинжал. Если выпал такой шанс освятить оружие, то глупостью будет не воспользоваться им. Когда он вернулся, Элизабет все также стояла в ступоре от неожиданной реакции Гилберта. Но завидев то, зачем убегал Байльшмидт, она спросила: — Это та самая "лучшая за все время" работа Франциска? — Да. Как думаешь, зачем я тебе его принёс? — Держа за лезвие, он подал его Хедервари. — Бонфуа превзошёл себя. Выложился на все сто процентов. Девушка посмотрела на гравировку кинжала вблизи. — Молитва? — уточнила она. — Ты собираешься зарезать им чертей? — Не я. И не чертей, а демона, это другая категория. — Гилберт присел на кресло, — освятишь? — Конечно, — с энтузиазмом согласилась Элизабет и указала на двухлитровую бутылку, стоящую на верхней полке секции. — Достань ее. А я пока приготовлю все остальное. Девушка принялась искать на открытых полках шкафа маленький веник и Евангелие. Байльшмидт достал бутыль и поставил на стол. — Я помолчу пока. Хедервари с минуту листала книгу, ища нужные строчки, намочила веник и, читая молитву, орошала кинжал с определённой периодичностью. Ее голос и манера чтения не создавали впечатления, будто находишься в храме, нет. Но судя по тому, как светилась золотым сиянием надпись на лезвии, у Элизабет все получалось. Едва Элизабет закончила действа, альбинос потрогал кинжал. — У меня удивительные друзья, о которых я оказывается многого не знаю. Спасибо, завтра отдай кинжал Феликсу, ему с ним работать. — Некоторые из твоих друзей тоже многого не знают о тебе, — девушка убрала все вещи обратно на свои места. — Так что вы квиты. Гилберт сел допечатывать протоколы. — Эльза, а почему тебе не нравится, когда я тебя так называю? — Потому что так меня могут называть лишь избранные, — девушка усмехнулась. — Хорошо, больше не буду. — Зевнув, он переключился вновь на документы, периодически проговаривая слова. К трём часам ночи он закончил и еле дополз до комнаты. Хедервари проводила его сонным взглядом, а потом посмотрела на кипу протоколов. Аккуратно сложив их в файл, она отнесла их в комнату Байльшмидта. Тот отключился в весьма неудобной позе: сидя на коленях перед кроватью и уткнувшись носом в подушку. Элизабет положила документы рядом с одеждой альбиноса и, потянув Гилберта за ногу, легко запрокинула его на кровать. — Я упрошу твой режим дня предоставить тебе нормальный здоровый сон, — пробормотала она, закрывая дверь. *** Спустя два часа Байльшмидт, забыв про завтрак, побежал на электричку. Протоколы он закинул в папку и теперь трясся в составе. — Господи, он же и не спал почти. — Зевая, проговорила Хедервари. — Ничего, с сегодняшнего дня будет спать. — Бедный братишка, — вздохнула Аличе. — И на что сдалась ему такая работа? — Не знаю, солнышко моё, — Элизабет улыбнулась. — Чем будешь пупсика кормить? Или его можно на общее меню перевести? — Смотря как он себя чувствует, — пожала плечами Варгас. — Сейчас Яо закончит осмотр и выдаст распоряжения... Но мне так и хочется побаловать эту белокурую милашку чем-то особенным! — Балуй, раз хочешь. Я счёт выпишу Гилберту. — Хедервари её обняла. — А почему Гилберту? — Аличе устроилась поудобней в объятьях. — С пупсика совесть мучает брать? — Возможно, — Элизабет поцеловала ее в щеку. — Можно конечно и за счёт заведения, но это уже зависит от того, как именно ты хочешь побаловать нашего гостя. — Может ему курочку сделать в сливочном соусе и рис. Думаю можно ещё чай оставить. — Аличе гладила шею Элизабет. — А дальше посмотрим. — Ничего себе, — шуточно обиделась Хедервари. — А меня ты так не балуешь. Я, знаешь ли, могу начать ревновать. Элизабет ловко пробежалась пальцами по рёбрам Варгас, заставляя ту извиваться и корчиться от смеха. — Ты здоровый человек и тебя баловать можно иначе. Например тортиком из бисквита и бизе. — Аличе все ещё хихикала, - не щикати! Ну Эльза! Шатенка отпустила свою жертву. — Вот и договорились, — торжествующе заключила Хедервари. — Ты ему курочку за счет заведения, а мне тортик. Аличе рассмеялась. — Счастливая! Тебя хоть каждый день балуй, все равно стройной будешь, не то что я. Тебе тортик побольше или предпочтешь завтра свеженький и другой? — Каждый день — неинтересно, иначе привыкну, — Элизабет наклонилась и прошептала Аличе в самые губы: — И пережить твой отлёт будет ещё труднее. — А если я не захочу? — Аличе, не дожидаясь, притянула к себе Элизабет. Минуты две им было не до разговоров. — Не захочу улетать? — Это скажется на твоей работе и престиже, — Хедервари убрала рыжую прядку за ухо. — Я не хочу, чтобы ты жертвовала своей работой ради меня. Мне хочется остаться любовницей самого гениального шеф-повара мира и лучшего работника месяца. Это так греет мою эгоистичную натуру. — Эгоистка. Я скучаю между прочим, а братец ещё и пупсиков привозит, хотя его нынешнего так и хочется потискать. Интересно, а он гей или бисексуал? Как думаешь? — Аличе обняла её за талию. — Поправиться и я вам клубничный пирог со сливками сделаю. — Не знаю, какая у него ориентация, мне его хочется накормить и дать конфет. — Элизабет поцеловала Аличе в щеку, — он милый, но меня как мужчина не интересует. — На ребёнка уж очень похож, — согласилась Варгас. — Но конфеты ещё рано. Да и после этой подставы вообще может конфеты больше не есть. Психологическая травма и все такое. — Тогда мы его тортиками побалуем, — Хедервари сделала щенячьи глазки. — ну хочется... — Меньше слов, больше дела! — Аличе схватила шатенку за руку. — Как скажешь, а что будем делать? — девушка улыбнулась, оглаживая руку своей возлюбленной. *** Яо в это время зашёл к спящему Феликсу и раздвинул портьеры. — Подъём, пора просыпаться, а то завтрак проспишь. Пруберд встрепенулся от солнечных лучей и заливисто запел. Кот тоже не отставал, запевая обычную утреннюю песню. Лукашевич ни на что из этого не отреагировал. — И как мне тебя будить, ару? — Яо попытался его растолкать. — Феликс, зарядку пора делать! — За какую пятку? — промямлил в подушку Феликс, едва открыв глаза. — О, пан доктор, здрасьте. — Все с вами понятно. Что же, ограничимся прогулкой по парку перед завтраком. — Яо подал одежду. — Я жду вас. — А что? Я тотально все могу, — блондин выкатился из кровати, встал и пытался удержать равновесие. В глазах опять темнело, но не так, как вчера, и за пару секунд Феликс уже был готов к зарядке. — Доброе утро, и я не про пятку, а про зарядку, если вы молодой человек в состоянии её сделать. — Китаец был явно в спортивной одежде. — Так как? Вы готовы или вам плохо? — А тут типа ещё и парк есть? — Лукашевич оживился. — Тотально! Я целую вечность на улице не был! — Есть, он небольшой, но уютный, со множеством лавочек и беседок. — Яо повёл его гулять. — Как спаслось? — Сначала раза три марш-броски до сортира были, а потом все тотально успокоилось, — смутившись, Феликс отвёл взгляд к окну. Октябрьское солнце во всю пыталось согреть замершую от холодного ветра землю. — Не порядок, а где была ваша рьяная сиделка? — Яо повёл его к выходу. — Это типа почему пьяная? — Лукашевич застопорился. — От любви пьяная. — засмеялся Яо, — но я говорил рьяная. — Походу у меня типа слуховые галлюцинации, — стушевался блондин. — Гил на работу ушел. Он-то не болеет. — Боюсь, что болеет, но только не осознает, — Яо вздохнул. Феликс испуганно посмотрел на доктора. — Ну, он типа альбинос и типа забывает об этом иногда... И в последнее время слишком много психологической нагрузки... Он типа ведь не тотально серьезно болеет? А чем? — Не серьёзно, но психика страдает. — Яо вздохнул. *** — Что-нибудь особенное, — Аличе улыбнулась и направилась к кухне. — Особенное? И что же это? — Хедервари бежала следом. Варгас сразу не ответила, а потом рассеяно улыбнулась: — Я ещё не придумала. — Логично, но этим ты мне и нравишься. — Элизабет улыбнулась. — Идём посмотрим, что у нас есть. На кухне, в той половине, отведённой для Аличе, нашлись ягоды и шоколад. — Точно! Кростата! — радостно воскликнула она. — И что же ты собираешься делать? — Элизабет смотрела на девушку. — Кростату! — повторила Варгас. — У вас яблоки есть? Я сделаю много пирогов! Когда на Аличе находило вдохновение, ее никто и ничто не может остановить. Даже нехватка продуктов. — Есть, это ты для меня или для всех? — Хедервари подала яблоки. — Посмотрим, — карамельные глаза с некоторым безумием рассматривали фрукты и ягоды. — Хорошо, хорошо, я на подхвате. — Элизабет подняла руки вверх. — Спасибо, но у тебя, возможно, есть ещё дела, — рыжеволосая быстро и ловко смешивала ингредиенты для теста. — Я не хочу тебя отвлекать. — Если что ты только позвони. — Она поцеловала её в шею. — Обязательно, — Аличе улыбнулась и вернулась к готовке. Хедервари вышла, чтобы не мешать. *** — Через месяц все закончится, — Лукашевич зажмурился от яркого солнца. Свежий прохладный ветер гладил розовые от едва заметной, уже исчезающей сыпи щеки. — Уверен? — Яо смотрел на Феликса. — Тотально, — блондин кивнул. — Вот только никто не знает, как именно все закончится. — Раз уверены, то ладно. Если что приедете сюда. Феликс осмотрел парк. Он словно сошёл с тех картин, изображавших золотую и бронзовую осень: мощеные дорожки с серебряными лужицами и счастливые пары, гуляющие по ним. Последнее, правда, немного отличалось от стандартных приоритетов художников, но смысл оставался прежним. — Обязательно приедем, — кивнул Лукашевич. — Пани Элизабет создала тотально удивительный мир. — Я рад, что вам нравится. Вы не торопитесь, у нас час до завтрака, полчаса в одну сторону, полчаса обратно. — Яо подал ему руку. — Как вы относитесь к безбашенному альбиносу? — К Гилу? Ну, я типа знаю только одного безбашенного альбиноса, — блондин почесал затылок. — Тотально суперски к нему отношусь. — Это не ответ, это уход от него, ну да ладно. Не устал? — Они шли по аллее вдоль небольшой речки, берега которой были облагорожены природным камнем. — Нет, — блондин помотал головой. — И я не ухожу от ответа. Я просто не понимаю, как должен ответить и чего вы тотально хотите. — Не переживай, этого иногда я и сам не понимаю. — Яо подставил лицо почти не греющему солнцу, — теперь пойдём обратно. Лукашевич кивнул и развернулся. — Я уже несколько дней ничего не понимаю. Типа все настолько быстро, что голова кругом идёт, а ещё я узнаю то, чего совсем не хотел бы знать... — Например? — Яо повел его обратно. — Что такого страшного и о ком ты узнал? — О том, что мне предстоит сразиться с...с...kurwa, ну и имечко у этой чупакабры... Барбос... Барбатос, во! — воскликнул блондин. — По картинкам тот типа еще ктулху, а в инфе совсем другое про его облик говорится... Неважно. Тотальный смысл в том, что я выучил уже двадцать молитв, но с каждой следующей мне становится не по себе. А вдруг я проиграю? Вдруг меня убьют раньше, чем я успею подумать о чем-то? Вдруг Гил... — он замолчал. — Я не хочу его подводить. Он рассчитывает на меня. Знаете, это тотально похоже на всякие сериалы, где судьба мира лежит в руках каких-то обычных подростков, у которых на уме одни понты. Если мы тотально облажаемся — может пострадать тысяча людей. — Я же говорю, Гилберт безбашенный и с ним всегда твориться подобное, иногда его становится жаль. Тогда наша Элизабет запирает его в комнате, и пока он не восстановит душевное равновесие, отсюда не выпускает. — Ван шел дальше. На телефон Феликса пришло сообщение: "Срочно пришли фотку, Брагинский не верит, что ты живой. И где мои улыбки?!!! Деньги я тебе положил." — Так значит, вы тоже давно знаете Гилберта? — вредный Феликс отправил в ответ простой смайлик. — Не так что б давно, но благодаря ему я теперь законно зарабатываю деньги и живу, не опасаясь жить. — Яо поддержал Лукашевича. — Жаль, что он вечно попадает в вонючую субстанцию... Радует одно, что в этот раз он не один. — Вдвоем тотально веселее. А хотя нас теперь гораздо больше, — блондин оглянулся. Они все еще шли мимо речки. — Вы только потом мне расскажите, как Гил помог вам, хорошо? Чтобы я тотально точно знал, за что его еще похвалить и опровергнуть его эти закидоны. — Какие закидоны? — Яо удивленно смотрел на блондина. — "Я эгоист, бесчувственная сволочь, ленивая задница", — он правдоподобно спародировал голос Байльшмидта. — Бла-бла-бла... Ладно, я тотально передумал. Будут ему фотки. Тут место тотально живописное. Поможете? Он включил камеру на телефоне, отдал его доктору и отошел к речке. Светлые волосы сияли ярче осеннего солнца, а зеленые глаза выделялись на фоне всех золотых и красных растений. Редкие травинки тлели на фоне этого насыщенного сочного цвета. Феликс широко улыбнулся, глядя в объектив камеры. Яо щелкнул, и фото осталось в памяти телефона, потом еще раза три. — В каком смысле передумал? — Яо посмотрел на него, — а все, что он сказал, правда. Более эгоистичного лентяя я еще не видел. Его даже вампир, на что уж сангвиник, но и тот выпер, сказал приходить как остепениться. — Я тотально не вижу в нем конкурента по лентяйничеству и эгоизму, — Лукашевич пожал плечами и отправил фотографии Гилберту. — Я передумал типа насчет фотографий. Вчера я тотально думал, что он шутит и нафиг я ему с розовым лицом на фоне розовых пионов сдался. А здесь так красиво! — Да, тут восхитительно, а раз просил, значит нужен, даже розовый на пионах, — китаец завел его в здание. — Пойдешь в столовую.... — Ван, куда ты утащил нашего пупсика?! Ему же еще нужно отдыхать! — Элизабет обняла Лукашевича. — Ой, да ты холодный! В ванну греться и завтракать! — М-Мне не холодно, — помотал головой Феликс, вновь смущаясь. — М-мы как раз типа шли в столовую... — Я СКАЗАЛА В ВАННУ!!! — Мило улыбаясь, прошипела девушка. — Сейчас-сейчас, мы пойдем в ванну, не переживай, серебряная моя. — Ван потолкал опешившего Лукашевича в сторону номера. — Не спорь с ней, видно Аличе ее с кухни выставила. — Завтрак будет в номере! — вслед проговорила она. — А я тотально хотел заценить местную столовую, — расстроился блондин. — Но хозяйку надо тотально слушать. Это я как никто другой тотально знаю. Феликс по памяти нашел свою комнату. Пару раз он сталкивался с другими постояльцами, извинялся и получал в ответ ласковые слова и мягкие, добрые улыбки. — Чудесный контингент. Милые, вежливые, вкусно пахнут. — Яо посмотрел на Феликса, — отсылай фотку, а то не ровен час примчится злая фурия и я отнюдь не о Хедервари. — Уже-уже, — в пару движений пальцев блондин отослал оставшиеся две фотографии. — Не смейте называть Элизабет фурией! Она тотальный ангел! — Ну вот, ты опять меня не слушаешь. — Яо вздохнул, — наверное она права и тебе стоит еще денек полежать, я же сказал, что не ее имею ввиду. — Однако сравнение тотально было, — парировал Феликс. — Я бы типа никогда не решил, что ее можно так назвать. Лукашевич направился к ванной. Яо помахал ему рукой и пошел переодеваться.