Великая жертва

— Ты чего такая смурная? — Аличе обняла Хедервари. — А какой быть, если на моих глазах творились такие странности, что и объяснить толком невозможно, — Элизабет обмякла в объятьях. — Эльза! — Аличе довела её до постели и расстегнула платье. — Потерпи, сейчас воды принесу. Аличе подала ей воду. — А что случилось? Хедервари рассказала все, что произошло, с того момента, когда она решила накормить Гилберта супом, и заканчивая своими планами, которые были не одобрены главным врачом. Единственное, что она упустила в своём рассказе, был разговор Гилберта и Феликса об их деле, посчитав это неинтересным для Варгас. — Как романтично! — Аличе захлопала в ладоши. — Но Яо прав. Когда братику что-то навязывают, он это отвергает. Медленно ночь спускалась на улицу, замолкли птицы и лишь мурчание Сталлоне разносилось по всему коридору — Гилберту и без навязывания все ясно, — отмахнулась шатенка. — А вот стоит лишь чуть-чуть приоткрыть на очевидные вещи другие глазки, как все пойдёт как по маслу. — Ты не веришь в братика? Он приручает его, приучает к мысли о том, что они вместе. — Но мне так и хочется помочь им, — успокаивая свой пыл и немного обиженно сказала Элизабет. — Конечно в такой неторопливости есть свои плюсы и своя красота, но для меня это чересчур медленно. — А для братика самое оно, ему тоже надо привыкнуть. — Аличе стала ее целовать. — Что же, — Хедервари охотно отвечала, — моё дело предложить. — Предложил им отдохнуть. Совместно что-то сделать у нас. — Или найти то самое место, про которое говорил Гилберт... Только на двоих и для двоих. — Что тоже хорошо. — Аличе вновь её поцеловала, — но это потом. А пока выкинь из головы их. Я тут, перед тобой. — Действительно, — девушка усмехнулась. — Иногда я могу полностью погрузиться в свою работу и не замечать того, что рядом. Впрочем, как и ты. — Но о тебе я не забываю. — Аличе вновь стала её целовать, на автомате выключая большое освещение. — Я тоже, — Элизабет накинула на их обеих одеяло по самую голову и крепко обняла Варгас. — Я тоже... *** Гилберт сопел, уткнувшись в волосы Феликса. — Нежный, славный... — шептал во сне. Волосы пахли травами тех отваров из ванны, остался также запах лошади, но самым странным было то, что в этом миксе улавливался запах дождя и сырости. Байльшмидт разлепил глаза. — А разве сегодня был дождь? — он вновь принюхался к волосам. Глубокий сон Лукашевича не прервался, но блондин инстинктивно пододвинулся ближе к стенке, оставляя Гилберту больше места, но забирая себе одеяло. — Не пущу... — альбинос придвинул Феликса к себе, укутав обоих. Его опять сморило. Ночь прошла для всех по-разному, кто-то спал, кто-то нет. Яо Ван сидел с фотографией семьи и всматривался в неё. — Выходит отец был прав... Внезапно зазвонивший и завибрировавший под локтем телефон не на шутку напугал Яо. А незнакомый номер, да ещё и в такой поздний час, насторожил ещё сильнее. — Да? — он поднял трубку. На другом конце провода долго молчали, а потом послышались рыдания. — Я так рада тебя слышать, — сквозь всхлипы раздался знакомый голос. — Господи, сестренка, ты где? Как дела у тебя? — Мне так тебя не хватает. Я потеряла всех. Всех, кроме тебя, — судорожно вздохнула девушка. — Больше никого нет... — Где ты? — Яо смотрел на фото. — Скоро приедет последний поезд. Ты ведь не сменил работу, верно? Я... — последние слова потонули в шуме и гудках поезда. Разговор прервался. Яо выскочил на улицу и помчался к станции. Ночной октябрьский ветер тут же обдал ледяным дыханием человека без куртки и шапки. Яо через 10 минут стоял на ней. Вань Чунь была единственной, с кем Яо сохранил связи и кто не отказался от него. Она даже переехала в этот же город, что и ее брат, на учебу, а после устроилась на хорошую работу. Яо уже не помнит точного названия фирмы, хоть она и довольно известная в мире. Вань Чунь была единственным напоминанием о прошлом, которое не приносило боль. Дождавшись поезда, Яо набрал номер, с которого звонила Вань, всматриваясь в лица приехавших. Их было немного. Какая-то группа студентов, вернувшаяся с городского клуба, люди, задержавшиеся на работе или же опаздывающие на свои ночные смены. Трубку сестра не поднимала, а сразу же кинулась брату на шею, вздрагивая от слез и хрипя от сорванного плачем голоса. Сейчас толком ничего сказать она не могла. — Тише, тише, я тут. Идем, побудешь у меня пока, я с Элизабет поговорю. А что с твоей машиной? — Яо, обняв сестру, повел ее к санаторию. Вань толком не ответила, лишь разрыдалась ещё сильнее. Всю дорогу она как заведённая повторяла "Больше никого нет. Мы остались одни." Освещённый шарообразными фонарями корпус был погружён в тишину, и свет горел только в холле и кабинете Яо, который впопыхах забыл его выключить. Он провел сестру, дал ей воды и успокоительного. — Все, ты в безопасности. Тебе нужно поспать и успокоиться. Рамка, в которой стояла фотография, потрескалась. Трещины паутинкой прошлись по всем людям, изображённым на фотографии, не задев лишь трёх... — Он жив? Может найдем его? Вдруг ему нужна наша помощь! — Вань смотрела на мальчика. — Нет, ему не помощь нужна, а жертвы. Не желаю умирать ради его амбиций. — Яо обнял сестру, поглаживая. — О...о чем-ты? — она непонимающе посмотрела на брата. — К-какие... Говорить было выше ее сил, особенно после нескольких часов рыданий, повлекших за собой высокое давление и головную боль. Но объятья брата были спасительным утешением. Яо расстелил диван. Найдя в шкафу комплект чистой постели, усадил на него Вань и продолжал утешать ее. Вскоре она заснула. Яо издалека посмотрел на фотографию и замер. Издалека было заметно, что царапины складываются в слова. "Воспоминания убивают" Он сжег и фото и рамку едва сестра уснула. Её он терять не собирался. К утру уснул и он сам. *** Гилберт проснулся в пять утра с головной болью и желанием съесть бегемота и закусить того слоном. До завтрака оставалось два часа. Посмотрев на Лукашевича, он улыбнулся и залюбовался. Свет от фонаря на улице падал на него и делал ангелом. Кожа будто светилась, а волосы напоминали золото. — Красота! Пробудившийся от этого восторга Пруберд подлетел к кровати, клюнул хозяина в лоб и вернулся на свое место — на треугольную крышу шкафа. — А как ты меня в шесть утра будишь так ничего? — с кровати зашипел Сталлоне. — И ты? Вздохнув, Гилберт пошёл в туалет. Столовая открывалась только в восемь часов, но существовал и альтернативный вариант в виде автоматов с кофейными напитками и сладостями. Он вышел из комнаты и подошёл к автомату. Купив круассан и кофе, он вернулся в комнату. Запах кофе поплыл по помещению. Живой и не очень питомцы со злостью смотрели на Байльшмидта и решили не проводить концерт в шесть утра, ибо интереса это не доставляло. Кот забрался на кровать, подлез под руку спящего блондина и зубами отобрал у того кинжал, с которым Феликс проспал всю ночь, держа лезвием к окну, словно ожидая дать отпор тому, кто собрался пробраться к ним. Гилберт делал заказ по интернету и прибытие заказа к концу месяца его очень устраивало. Второй он сделал на конец сегодняшнего дня. — Вот так, нужно уметь благодарить. Кенар заинтересованно посмотрел в экран телефона, разглядывая "благодарности" Одна была маленькая, вторая очень маленькая и много. — Интересно? — Гил его погладил. Великий желтоперый критик покрутил головой, то ли придирчиво относясь к данным картинкам, то ли просто делая разминку. Наконец, кенар издал короткую, положительную трель, говоря, что такие подарки в самый раз, и отщипнул кусочек от круассана. Гилберт отдал тот коту. — Так, что у нас на сегодня? — Гилберт стал рыться в бумагах. — Вызвать потерпевшего... Эй, Сталлоне, не хочешь пообщаться с бывшим хозяином? Кот широко зевнул, демонстрируя свою пасть с клыками разных размеров.Левый был короче правого. — И как это понимать? Ладно, не важно, сиди тут и охраняй ангелочка. Ему нужнее. — Альбинос отпил кофе и уставился в окно. Фонари освещали дорожку, по которой ветер гонял опавшую листву. — Осень, тоска, обострение. Через дорогу проходил лес, за которым был слышен стук железных колес поездов по рельсам. Около самого леса стояла маленькая фигура. И Гилберт был уверен, что знает, кто это, что ей надо и почему она не может подойти ближе. Это несказанно радовало. Но призрак не собирался исчезать. Она осталась стоять там, около леса, и ждала, пока Гилберт сам покинет свой бункер и придет к ней. — Господи, опять... — он задернул шторы, но казалось даже сквозь них он чувствует этот липкий и холодный взгляд. После вчерашнего он совсем не желал общаться с призраками, он их ненавидел и презирал. И в тоже время осознание того, что именно этот призрак является самым ценным свидетелем, не покидало Гилберта. Мало того, что она постепенно раскрывает всю суть того, чего пытается добиться ее брат, она психически готовит Байльшмидта ко всем другим сюрпризам, ожидающим его в этом месяце вплоть до последнего дня. Но как же ему они надоели, до чертиков, до оскомины на зубах. — Закончу дело и больше никаких трупов! Мошенничество, воровство... Это другое дело... — Гилберт постарался сесть так, чтоб не просматриваться в окно. — Дожили, я даже у братков так не ныкался. Байльшмидт решил пойти в свою комнату. Там хотя бы окна никоим образом не выходили в сторону леса и через них не было видно ничего, что не являлось бы территорией санатория. Последний раз взглянув на того, чей сон не потревожили ни его размышления вслух, ни мельтешения животных, ни плотный аромат кофе, Гилберт ушел. В его же комнате надрывно и как можно громче оповещал о входящем вызове телефон, закиданный кучей уличной одежды, которую вчера из-за ужасной усталости, разбитости и меланхолии педантичный Байльшмидт оставил на полу. Номер был не определен. — Забери телефон раньше, чем его найдет брат, — холодно продышал знакомый, но такой нелюбимый голос. — Иначе дядя останется один. — Дядя? — Гилберт нашел в себе силы ответить ей. — Кто он? — Твой должник, — ответил призрак. — Спаси его еще раз. Забери телефон. — Хорошо. — Он отключился и пошёл к Яо. — Сова, открывай, медведь пришел. Тот, кто открыл ему двери, очень сильно напоминал Яо. Волосы были заплетены иначе и казались короче, а глаза были красными от слез. — Ооо, Вань, если не ошибаюсь? А можно мне ваш телефон? — Ч-что... кто вы? — Она часто заморгала, осматривая альбиноса. — Зачем мне ваш... тьфу... вам мой телефон? — Очень-очень нужен на время, а я дам вам свой. Она скрылась за дверью. За дверью слышалось шебуршание вещами, перестановка фарфоровых фигур, едва уловимые шаги и тихие шептания. — Я... Кажется я его потеряла, — разочарованно ответила Вань. — Наверно в поезде забыла или обронила... — Черт! Ладно. Яо! Яо! Ядрена копоть! — Гилберт стал одеваться. — Разбуди брата, иначе я его в ледяную воду окуну. Девушка непонимающе смотрела на бегающего по пустому коридору человека, который только что угрожал ее брату. Она захлопнула дверь и аккуратно подергала спящего за столом Яо. — Брат... Там какой-то неуравновешенный и очень бледный человек пытался отобрать у меня телефон, которого у меня нет, а теперь угрожает тебе, ару! — с ужасом рассказывала она едва разлепившему глаза Вану. — Он твой пациент? Он сильно свихнувшийся? Откуда он знает мое имя? Брат, в какой, черт возьми, я безопасности?! — Вань, иди спать, это Гилберт. Сейчас узнаю что ему нужно. Ты чего народ баламутишь?! — выглянув в коридор, Яо зло смотрел на Байльшмидта. — Дай мне номер, с которого звонила тебе твоя сестра! Быстро, у меня времени нет! — Откуда ты это знаешь? — удивился китаец. — Говори на полтона тише. Разбудишь остальных, они разбудят Элизабет. И тут уж даже твоя сестренка Аличе тебя не спасет. Яо достал из кармана халата, в котором он ночью выбегал на улицу и в котором же заснул, телефон и в пару движений пальцев по экрану открыл журнал звонков и выбрал нужный красноглазой фурии номер. Тот забил его в свой телефон. — Элизабет мои извинения, Феликсу благодарность, я ушел. — Байльшмидт буквально вылетел в дверь. И стал звонить. Он поставил на автодозвон и побежал по направлению к электричкам. — Блин! Хоть бы нашел! — Найдешь, — прозвучал голос где-то слева. — Но, едва забрав его, не оборачивайся. Ни за что не оборачивайся. До Байльшмидта только дошло, что тот номер, по которому звонил призрак, был идентичен тому, что дал Яо. Выходит, эта девочка ждала его именно для этого? Тот бежал и слушал. Не доходя пары сотни метров он заметил горящий экран стоящего на беззвучном режиме телефона. Подхватив его, рванул обратно с удвоенной скоростью и не оглядываясь. В рассветном тумане эхо разносилось далеко. Эхо называло его по имени и раздавалось за спиной. Оно звучало разными голосами, разными интонациями. Но едва Гилберт добежал до парковки перед санаторием, как все стихло. Возможно это было из-за того, что теперь рядом были другие люди — дворники — или же просто потому что он уже был в защищенном святой водой месте. Байльшмидту было плевать. Оторвался и все. Рухнув перед входом, он задыхался и пытался отдышаться. — Стар я для таких кроссов... — просипел он, падая и вырубаясь.