Великая жертва

Гилберт кивнул и, позвонив Яо, сел у окна. Китаец пришёл с сестрой. — Я должна извиниться. — Вань посмотрела на Гилберта. — Сегодня у вас выходной? — Ага, совпадает с обычными выходными, верно? — ухмыльнулся Байльшмидт. Помимо коробки с игральными костями, у Яо в руках была доска с вырезанными по периметру ячейками. — Играем вчетвером? — спросил он. — Давай. Не против, если я в паре с твоей сестрой? Из меня плохой учитель, — Гилберт сел перед Вань. — В классический маджонг, о забывчивый, каждый играет за себя! — улыбнулся Яо. Ван поставил на стол доску. — Не смотри на эти фишки и палочки в ячейках, — заметив удивленный взгляд Феликса, успокоил Яо. — В классической партии они нам не понадобятся. Для начала запомни названия фишек, что они обозначают и чем отличаются между собой, а то знаю я некоторых, кто зиму и лето в сет выбрасывают, — зыркнул в сторону Гилберта. — Ладно, для первого раза хотя бы просто не путай картинки. Названия потом запомнишь. Сестренка, выбирай сколько будет раундов, включая обучающий для новичка. Он разложил кости на столе, по четверкам с одинаковыми картинками и ждал кивка от Лукашевича, пока тот рассматривал их. Наконец, блондин кивнул, и Яо молниеносно перевернул все кости и начал быстро и ловко перемешивать их. Гилберт сидел с видом, мол я тут не причем и о чем вообще речь не ведаю. Феликс, глядя на него, захихикал. — Пусть будет четыре, — сказала Вань. — Чтобы каждый смог побыть Востоком. Не отрываясь от перемешивая, Яо кивнул. — Теперь берем по тридцать четыре кости, — он взял первым и посмотрел на Лукашевича. — И раскладывай их так, как это делают остальные. Гилберт резво собрал двухэтажный ряд по восемнадцать костей. Вань собрала также. Блондин повторил за ними, и пока странный получившийся квадрат из костяшек как-то ничего не прояснял. — Если никто не против, то в первой игре Востоком, а точнее лидером, буду я, — беспристрастно сказал доктор, забирая с одного конца своей двухэтажной стены кость. — Теперь каждый будет выбрасывать две кости, начиная с правой стороны своей стены. Альбинос и девушка стали разбирать следом за Яо. — Основная задача — сложить цепочку из четырёх одинаковых картинок. Тот, кто замкнул цепочку — забирает ее себе, либо просто запоминает количество очков, которые положены за комбинацию. Так же очки зависят от того, как именно ты замкнул цепь, то есть с помощью какого количества костей, — объяснял Яо. — С помощью одной — сумма остаётся прежней, двух — удваивается и, соответственно, трёх — утраивается. Сколько какая цепочка стоит я расскажу, когда что-нибудь кому-нибудь перепадёт. Феликс кивнул, Гилберт сбросил цветок. Вань посмотрела на него. — Если у тебя есть кости с таким же рисунком, две или три, то ты имеешь право вбросить их, даже если не твой ход, — Яо выжидательно посмотрел на Феликса, но тот лишь безысходно развёл руками и помотал головой. Гил взял дополнительную кость вместо сброшенной, Вань, посмотрев, сбросила шестерку точек. Они сделали несколько кругов, Яо попутно рассказывал правила и ударил Гилберта по пальцам маленькой палочкой, когда тот хотел взять четырнадцатую кость. — Чем рисунок значительнее, тем больше за него очков. Вот простые точки и доты оцениваются в минимально — в один, цветы и времена года средне — в пять, стихии и ветра, — он продемонстрировал кости с фиолетовыми и зелёными иероглифами, — максимально, в десять баллов. — То есть, — Лукашевич выбросил три кости с изображением розового цветка рядом с такой же костью, что положила Вань, при этом не дав походить Гилберту. — У меня сейчас типа пятнадцать очков? Гилберт смотрел в окно, а не за игрой. Феликс его пихнул. — Да, так, — довольно кивнул Яо. Довольный похвалой, Лукашевич воодушевился и стал внимательно следить за остальными. Будучи простым новичком, с котором большинство игроков нянчиться не собиралось, он не выиграл первую игру, но набрал приличное количество очков, обогнав Гилберта, который то ли поддавался, то ли просто не был настроен серьёзно, ибо играть просто так, ни на что, скучно и неинтересно. Время текло незаметно, и заглянувшая Хедервари поинтересовалась, отчего их нет на ужине. — Ужин?! — Яо удивился. — Ого, вот именно поэтому стоит оговаривать время! — Нам немного осталось доиграть, третий раунд и тотально сразу явимся на ужин, честно! Пожалуйста, — блондин состроил Элизабет щенячьи глазки. — Вон, стены типа уже почти нет... — Вообще-то ужин был час назад. Аличе дуется. — В следующий раз будем играть с часами или назначим ответственного за время, — Вань вздохнула. — Как тотально нехорошо получилось, — Лукашевич приуныл. — А что пани Аличе любит больше всего, кроме готовки, а так же довольных и ценящих ее клиентов? — Нуу, пасту. — Улыбнулась Хедервари. — Подари ей розу. — Гилберт все также смотрел в окно. — Травку для готовки, букетик. — Яо стал собирать игру. — А разве роза тотальным плагиатом не будет? — блондин посмотрел на Байльшмидта. — Это чужая фишка. Яо собрал маджонг обратно в коробку. — Завтра доиграем оставшиеся две партии и может начнём ещё новые, если захотите. — сказал он. — Перед Аличе лучше извинится и не задерживаться, а если после ужина продолжим играть, то пропустим комендантский час и нарушим режим. Хотя кое-кто его уже нарушил сегодня. Гилберт, вздохнув, пошел извиняться. — Сестренка? — он зашел к ней. — Прости, пожалуйста, мы заигрались в маджонг. Я тебе завтра что хочешь сделаю. — Совсем тебя Эльза распустила. Засыпаешь когда хочешь, в чем хочешь и где хочешь, ешь неправильно или вообще не ешь, — вздохнула девушка, не поднимая взгляда на альбиноса и продолжая задумчиво водить ноготками по столешнице. — Мне страшно за тебя, братишка. Через пару секунд раздался тихий стук в дверь. — Я тотально пришёл за своими угольками, — раздался провинившийся голос Феликса. — Мне тотально нет прощенья, что я сегодня целый день только и делаю, что обижаю вас. Аличе рассмеялась. — Ты прощен на первый раз, да и потом, ты у нас болен. А вот Братик... — Он еще тотальней болен, просто типа притворяется здоровым. — Феликс посмотрел на Гилберта, тот вновь опять был не тут. — Я разогрею ужин и дам вам его с собой, — Варгас поднялась. — Тележку можете потом оставить у себя и вернуть завтра. — Мы поедим тут, что б не беспокоить никого. — Гилберт улыбнулся. — Спасибо, солнышко. — Смотри только не засни, — Аличе немного нахмурилась. — Элизабет второй раз за день и четвёртый за неделю тебя на руках не понесёт до комнаты. — Мы не будем тут задерживаться. — Гилберт взял свою тарелку. — Как всегда божественно вкусно. Аличе мило улыбнулась и, незаметно для Байльшмидта, сконцентрировавшегося на еде, подмигнула Феликсу. Тот коротко кивнул. — Чтобы пани не переживала и не обижалась, я тотально сразу хочу предупредить, что завтра можем немного припоздниться к завтраку, — сказал Лукашевич. — Но мы постараемся прийти вовремя. — А куда вы с утра пораньше собираетесь? — Аличе с любопытством смотрела на Феликса. — В ближайшую деревню, — ответил блондин. — Если мне и Гилу будет типа получше, то поедем на машине и тогда точно успеем вернуться вовремя. — Можно с вами? — Она улыбнулась, — пожалуйста. — Конечно можно. — Гилберт, доев, помыл тарелку. — Только надо пани Элизабет предупредить, а то она будет тотально волноваться, — блондин повторил все за Байльшмидтом. — Я поговорю с ней, будем считать это как ваше извинение. — Аличе проследила, что б они ушли к себе. — Добрых снов. — Доброй ночи, — Лукашевич помахал рукой и повернулся к Гилберту: — Втроём будет тотально веселее, правда? — Правда. Идем спать, я устал. — Гилберт зевнул. — Тяжко не спать толком трое суток. — Вы еще не спите?! — Элизабет стояла в холле. — Комендантский час начался двадцать минут назад! — Мы ужинали и извинялись перед пани Аличе, — оправдывался Феликс. — И сейчас уже идём тотально отдыхать. Гилберт кивнул и, зевая, пошел дальше в комнату. — Господи, оказывается я очень устал. — Гилберт едва дошел до кровати и уснул. Лукашевич еле вытянул из-под него одеяло и укрыл им Байльшмидта. Блондин переоделся в пижаму, но понимал, что за сегодня уже отоспался и не уснёт. Он выключил светильники и во всей комнате единственным освещением осталось механическое, бесшумно двигающееся ночное небо. Блондин лёг с Гилбертом валетом, чтобы ближе рассматривать созвездия, любоваться этой красотой и обдумать все то, что произошло за сегодня, сделать для себя выводы о своём поведении, о своём отношении к Гилберту, после новых фактов из его биографии, и об очень странном сне, из которого Феликс еле выбрался и после которого происходили странные вещи. И который почему-то кажется совсем не сном. Гилберт, чувствуя рядом Феликса, спал сном младенца, в не задернутое окно стучат ветки. Освещенные фонарем они создавали причудливые тени на стенах и потолке. Казалось, будто мифические животные оживают: вот по стенам пронеслись по стене фавны, следом кентавры. Это завораживало и убаюкивало. Незаметно для себя Феликс задремал, и открыл глаза только тогда, когда настенные часы над дверью показывали пять минут шестого. Прикинув, что за это время можно успеть к восьми на службу, Лукашевич встал и пошёл собираться. Гилберта он решил разбудить попозже. Все-таки ему каждая секунда сна и отдыха на вес золота. Но едва боков коснулась прохлада, как Байльшмидт продрал глаза. — Куда тебя понесло? — По делам, — блондин красноречиво посмотрел на дверь в ванную. — Мы ведь пешком пойдём, верно? Тогда надо пораньше выйти. — Если хочешь, то можем поехать. — Гил улыбнулся. — Ну я типа предпочитаю пешком ходить. Голова тотально проветривается и можно вспомнить о всех грехах, совершенных за неделю, — Феликс зашёл в ванную. Там так же соблюдался цветовой колорит основной комнаты. Черно-белая шахматная плитка, белая ванная на изящных маленьких ножках, полупрозрачная душевая с тремя чёрными стенами. Справа была створчатая дверь в туалет. Значит та запертая дверь, находящаяся по левую сторону от ванной, это нечто другое. В противоположном от душевой углу стоял умывальник, полки над которым были заставлены тюбиками пасты, лосьонов, бритвами, бутылками шампуней и гелей и прочих гигиенических принадлежностей. Единственное, что смутило Лукашевича, было зеркало, висевшее напротив двери так, что в нем отражалась вся ванная. — Маленькая предосторожность от фатальной глупости, — кивнул на зеркало Гилберт. — Давай мойся, потом я пойду. Интересно, что на завтрак... — Какой типа завтрак в полшестого? — удивился блондин. — Разве что Аличе нам тотальные собойки сделает. — Она идет с нами, — напомнил Гилберт. — И я про это. Неужели она тотально готова встать ещё раньше нас, чтобы типа покормить нас? — Бутерброды и чай... — Гилберт улыбнулся. — То, что нам десять минут, ей же вкуснейшие тосты с сыром или вареньем. Створки душевой кабинки разъехались и тут же захлопнулись. Но едва включилась вода, раздался визг: — Какой Kurwa-дальтоник водопровод тут устанавливал?!! — Прости, забыл предупредить, — заглянул Гилберт. — Я перепутал. — Перепутал, — передразнил Феликс. — Я тотально пониманию, что ты типа гордый одинокий волк, но блин, надо учитывать, что нежданно негаданно могут нагрянуть гости, — он покрутил кран в разные стороны, а вторую руку подставил под струю воды. — Все, теперь типа нормальная. — Тут до тебя гостей никогда не было. — Пар в кабинке закрыл Лукашевича. Гилберт, вздохнув, отвернулся от зеркала. Феликса он голым видел, ведь сам не раз его купал, но почему-то именно сейчас ему хотелось смотреть на него дольше. — Ну знаешь ли, меня тут тотально могло вообще и не быть. У Ивана была фишка тотально твердить пионерский девиз "Будь готов — всегда готов". Хотя театральное "Ожидай неожиданного" мне нравится тотально больше, — усмехнулся блондин. — Так что, ожидай неожиданного, Гил. Ожидай неожиданного... Тот ему не ответил. Он закрыл глаза и лег на кровать, на сетчатке остался образ. Резко встав, он впервые за семь лет достал альбом и сделал набросок. Белокурый ангел с фигурой и лицом Феликса кутался в крылья под дождем. Он увлекся своей картиной, как всегда в черно-белом цвете. Время остановилось. Через минуты три, по обычным меркам людей, не умеющих останавливать время, за спиной раздался голос: — Ну ты идёшь или тотально передумал насчёт утреннего душа? Блондин принялся копаться в вещах в поисках подходящей уличной одежды, в которой будет приемлемо пойти в костёл. — Что? — Гилберт дернулся, отбрасывая карандаш, что б не навредить рисунку. — Феликс, тут костела нет, православный храм тебя устроит? — Провести час в полумраке, с критическим запасом кислорода, заполненном углекислым газом, и с запахом воска как-то не очень тотально... Но ладно. Один раз — не униат, — блондин пожал плечами. — Я типа спрашивал, пойдёшь ли ты в душ? Хотел же вроде. — Хотел... — Гилберт отложил альбом и пошел в ванну. — Точно тебе туда нужно? — Ну, желательно, — с сомненьем ответил Лукашевич. — Сколько себя помню, я пропустил воскресную службу лишь раз в жизни. И повторять как-то типа совсем не хочется. — Хорошо, — Гилберт включил воду.