Великая жертва

— У тебя кроме недосыпа и лунатизма ещё и выборочная память?! — оторвав Гилберта от земли и держа его за ворот рубахи, отчитывала его Элизабет. Едва рабочие ушли, девушка перестала мило и дружелюбно улыбаться, а полная негодования, злости и обиды пошла к Байльшмидту. Если бы он спал, то это оттянуло час расправы на неопределенное время, но Гилберт полусидел и рисовал какое-то здание. Элизабет злобно улыбнулась и приторно-ласково произнесла: — Так ты не волнуйся, моя сковородкотерапия быстро удалит этот дефект. Я буду твоим личным лечащим врачом. — Эй! Не порть его! Он мне типа живым и тотально здоровым нужен! — Феликс дергал ее за рукав. — это ж сюрприз был! — Предупреждать даже о сюрпризах надо, — отмахнулась Хедервари. — А ты, — она посмотрела на альбиноса, — не смей прикрываться милыми и невинными ангелами. — Я не прикрываюсь! — просипел Гилберт, — отстань ты! Элизабет ослабила хватку, и Байльшмидт рухнул на кровать. — Все предусмотрел, гаденыш, — уже не так злобно бросила она. — Я б тебя отправила чистить весь этот океан, но там установлен фильтр. Везунчик. Хедервари ушла. — Ага, а еще там сомы и улитки, только воды доливать. — просипел он. — Спасибо, Феликс, ты действительно ангел. — Спасибо надо сказать Аличе. Она мне сказала, что ты в тотальной беде, — блондин сел рядом. — Ты в порядке? — Да, ты подоспел вовремя! — Гилберт пытался отдышаться. — Я старался, — усмехнулся Лукашевич. — Конечно, сюрприз твой тотально удался. И он вообще такой классный! Лучше, чем на картинках! — Как бы она не ругалась, ей все равно понравилось, — усмехнулся Гилберт. — Да. Это точно. Наверно на ее поведении тотально сказался элемент неожиданности, — предположил Феликс. — Или ей просто не очень нравятся такие масштабные сюрпризы. — Она на любой так реагирует. — Гилберт улыбнулся. — Весело однако, — прыснул блондин. — Ты ведь больше ей никаких сюрпризов не задумал? А то я типа могу и не успеть и все такое... — Ей нет. — Гилберт сидел в постели. — Ну, я типа думаю, что Аличе к сюрпризам более лояльно относится, — блондин посмотрел на созвездия. Прямо сейчас медленно "проплывало" созвездие Лебедя. — Аличе как ребенок рада любому вниманию. Кстати ей сюрприз мы выбираем вместе. — Гилберт взял планшет. — Она через неделю уезжает, — Феликс вплотную пододвинулся к Байльшмидту. — Может типа попробуем вместе приготовить ей лазанью? Или у тебя есть тотальные идеи на счет подарка? — Готовить ей мы не будем. Все, что я могу, она приготовит сама, а что не могу — ее лишь расстроит. — Ну ладно, — согласился Лукашевич. — Тогда что? Мы с ней мало поговорили, чтобы я тотально знал, что ей нравится. — Она хотела что-нибудь необычное... — Байльшмидт листал странички. — Необычное... животное с такой тотально ответственной работой не подойдет, — рассуждал вслух блондин. — Может что-то типа хрустального шара или... Гилберт повернул ему картинку. На ней был ограненный шар, а в нем роза, вокруг которой мягко светился огонек. — Такой? — Она любит розы? — Феликс восхищенно смотрел на шар, а затем на вазу с ромашками, которые недавно подарил ему Франциск. — Да, она любит розы. Только такая тупица, как мой брат, на это не обращал внимание... — вздохнул Гилберт. — А мне Людвиг показался типа довольно-таки романтичным, — удивился Лукашевич. — А что он ей типа тогда дарил, если не цветы? — Сковородки, кастрюли, ножи... — перечислял Байльшмидт. — Он дарил то, что можно использовать. — А разве ножи можно дарить? Типа приметы это не тотально, но все же, — Феликс пытался разглядеть цену за хрустальный шар, которую Гилберт то ли случайно, то ли специально прикрывал пальцем. — Ну, кухонные предметы это круто, но это типа не оригинально, особенно для повара. — Ну, он брал с неё одно евро. Хотя я его и не понимаю... Так что, заказываем? — Гилберт улыбнулся. — Тотально. Ей должно понравиться, — он наконец смог увидеть цену. — И мы типа пополам за него заплатим. Он ведь от нас двоих, да? — Да. — Он его обнял. — Прибудет дня через два. — Мне придется тотально караулить, чтобы ни Аличе, ни Эльза тотально не заметили это, или ты типа успеешь вернуться? — улыбнулся Феликс. — Я заберу в городе, — предложил Гилберт, — и привезу. — Идёт. Так даже тотально лучше, — согласился блондин. Краем глаза он заметил упавший на пол альбом и цветные карандаши. Поднявшись с кровати, он принялся их собирать. — Разве три часа уже прошло? Или типа действие массажа Яо уже прошло? — Нет, но мне пришла в голову идея, вот и пришлось начать рисовать, а тут эта недовольная заявилась... — Гилберт прикрыл глаза. — Идея... Больше на тотальный чертёж похоже, — щурясь, Лукашевич разглядел еле заметные линии, складывающиеся в фасад дома, башни с маковками и полукруглыми окнами. — Это же типа та самая церковь, куда мы типа ходили сегодня! — Да. Аличе очень просила ее нарисовать. Есть у нее милое увлечение — собирать фото и рисунки с храмами, — Гилберт стал доделывать набросок. — Может типа подождёшь, пока тело типа стопроцентно слушаться не будет? — Феликс заметил, как крепко Байльшмидт сжимает карандаш и какие при этом получаются плавные и незаметные линии. — Типа чтобы без напрягов все было. — Лучше как раз сейчас, а то потом либо забуду, либо упущу что-нибудь... — Альбинос принялся доделывать эскиз. — Ты мне попозируешь? — И кем тебе типа позировать? Крестом или колонной? — Феликс встал в центре комнаты, поставив ноги вместе, а руки раскинул по сторонам. Потом, сообразив, поднял ногу и, согнув в колене, диагонально держал ее, прислонив к прямой ноге. — Похоже? — Ооо!!! Замри на пару минут! — Гилберт, перелистнув на чистый лист, стал быстро делать набросок. Из так называемого креста у него получился фигурист. Временная модель в это время пытался удержать равновесие. После минуты игры в цаплю, он пошатывался и наклонялся то влево, в право. — И кого ты там рисуешь? Флюгер? — крутясь на пятке спросил Лукашевич. — Ага, почти, еще пару минут. — Гилберт прорисовывал складки там, где они и должны были быть. — Всё, можешь вставать нормально. Вместо того, чтобы встать, Лукашевич сел на пол. — Яо мне тотально должен назначить физру. Или я ее себе сам придумаю, — немного посидев, то сгибая, то разгибая ноги, он поднялся и заглянул в альбом. — И кто же у тебя получился? Гилберт показал Феликса как фигуриста. — Круто! — восторженно воскликнул блондин. — Это тотально потрясающе! — Держи. — Гилберт передал ему рисунок. — Спасибо, — Феликс взял лист. — Я типа кажется понял, почему сегодня у меня тотально сплошная ностальгия и дежавю. — Почему? — Гилберт вернулся к храму. — Такое всегда бывает за месяц до днюхи, — Лукашевич внимательно следил за работой художника. — Я типа просто раньше пытался в фигурное катание уйти... Может типа зимой сходим на каток? Я давно там не был! — Сходим, не вопрос. Только я на коньках как корова на льду... — Прорисовывая храм, предупредил Гилберт. — Никогда не поздно научиться. Я типа тоже не балерина и не хоккеист, но катаюсь прилично. Не так, как ты нарисовал, но все же, — блондин уже витал в облаках. — Я знаю классный открытый каток. Возьмём коньки напрокат на два часа, потом зайдём в кафешку, выпить горячего кофе и съесть тёплый пирожок... Гилберт улыбнулся. — Хорошо, а ты любишь быструю езду? — он ожидающе на него посмотрел. — В смысле гонки? Стритрейсер? Или на чём-то другом? — не понял Лукашевич. — Как ты относишься к тройкам? Я про лошадей. — Если ты типа в пятницу меня обманул и никуда не поехал, то типа должен был видеть или слышать тот хайп, который я поднял в парке. Я тотально обожаю быструю езду, конкур и прочее. Правда типа больше на одной лошади, но тройка звучит заманчиво. — Вот и хорошо, значит поедем и покатаемся. — Гилберт улыбался. — Будет круто... Кстати, о крутости, — Феликс в упор посмотрел на Гилберта. — Ты мне вчера тотально обещал шахматы. — Конечно, я помню, как отпустит так и поиграем, но я не такой крутой игрок, как Яо или Чунь, — Гилберт посмотрел на него. — С такими крытыми зазнайками тотально неинтересно играть, — махнул рукой блондин. — Но после ужина в маджонг мы тотально доиграем. — Ты определись, маджонг или шахматы? — И то и то. Все хочу, — хитро прищурился Лукашевич. — Но придется выбрать, — альбинос откровенно ленился. — Почему? Шахматы до ужина, маджонг после, — предложил он. — Но типа я больше шахматы хочу... просто маджонг понравился. — Я не очень люблю маджонг, ну да ладно посижу за компанию. — Гилберт вздохнул. — Я вчера тотатольно это заметил, — блондин вздохнул. — Шахматы так шахматы. Гилберт кивнул. — Скажи что ты предпочитаешь: лес или горы? — Я в горах был всего один раз... Не помню, нравилось мне или нет. Я тотально всю природу люблю, — толком не ответил блондин. — Хорошо, тогда отправимся в лес с озером, согласен? Там нет никого в радиусе пяти километров. — Гилберт поднял на него глаза. — Свет либо свечи, либо генератор, баня, джакузи, камин, уборка раз в три дня, сами готовить будем... Как ты смотришь на такое предложение? — Так вот к чему ты клонишь, — протянул Лукашевич. — Это тотальное предложение. А ещё, если в этом лесу еще и животные будут, то это ещё суперски! Можно будет наблюдать за ними, дружить, помогать, если что, умиляться им... — Животных не стоит приманивать, к животным мы съездим потом, хорошо? — Гилберт улыбнулся. — Во всяком случае своих мы всегда берем с собой. — Да не приманивать, а понаблюдать в их естественной среде обитания, — не согласился Феликс и осмотрелся в поиске Пруберда. Кенар сидел на верхней полке угловой фурнитуры. — Хочешь с нами в отпуск? — спросил Лукашевич у птица. — Будет тотально весело! Тот слетел к ним. Он важно расхаживал по постели, потом перелетел на колени Феликса. — Походу он очень даже за. Сталлоне не видел? — спросил Гилберт Феликса. — В последний раз я видел его под ромашками перед тем как уйти в парк, — тот покачал головой. Гилберт вздохнул. — Глаз да глаз за ним нужен, надеюсь, он не к птичкам пошел. Иначе Элизабет нас прибьет и скажет, что так и было. Однако кот просочился сквозь стену и, мурлыкнув, лег у окна. Пруша перелетел к нему. — Они такая тотально красивая пара! — восхищённо-умиленно вздохнул Феликс. — Меня волнует, что будет с котом по завершению дела и еще больше беспокоит, что будет с Прушей, если кот исчезнет. — Гилберт зарисовывал их. — Интересно, а у призрака животного есть пол и каков он у нашего Сталлоне? — Предлагаешь осмотреть Сильвестра на наличие внешних половых признаков, чтобы тотально убедиться Сильвестр он или Сильвия? — блондин смотрел то в альбом, то на зверей, поражаясь такой детализации их зарисовки. — Не уверен. Нас либо оцарапают, либо, что вернее, заклюют. — Гилберт улыбнулся. — А попадать под гнев нашего пернатика я не горю желанием, чревато. — Тогда это будет тотальной загадкой человечества, — усмехнулся Лукашевич. — Мне кажется, если сейчас Сильвестра держит здесь "незаконченное дело", то по его завершению появится другое. Хотя оно уже есть. — Сделать счастливым нашего птенчика? — Гилберт перевел взгляд на Феликса и теперь рисовал его. — Нашего? — удивился блондин, не замечая, что за новый рисунок появляется на бумаге. — Почему "нашего"? — А чего? — не понял Гилберт. — Он же с нами живет. — Только ты ему об этом не говори. Он свой собственный, — ответил Феликс. — И вряд ли он захочет принять типа другую точку зрения. — Это да, но по отношению места проживания он наш, — настаивал Гилберт. — Или мы — его, — Лукашевич все же посмотрел на набросок и тут же, покраснев, отвернулся. — Что поделать, у меня вдохновение на порисовать. — Гилберт повернул его обратно. — Посиди так. Феликс лишь слегка кивнул и замер. Его никогда еще не рисовали до сегодняшнего дня, и он попросту не знал, что делать и как реагировать. Судя по той скорости и такому качеству рисунков, при условии несовершенной трудоспособности, Гилберт мог рисовать даже с закрытыми глазами и вниз головой. — Мы с тобой похожи... кажется, — прошептал блондин. — Ты можешь говорить спокойно, мне это не мешает, свет нужен, вот и прошу сидеть так, — альбинос лишь иногда бросал взгляд на рисунок. — Гил, а зачем ты пошел в следователи? — спросил Феликс. — Разве это дело тебе тотально по душе? — Мне стало интересно. В юности увлекался детективами, но как-то не рассчитал, что читать и участвовать две разные вещи. — Гилберт закончил и отдал портрет блондину. — Вот держи. — Я это уже слышал. А если честно? — блондин любовался нарисованным собой. У Гилберта все получилось красивее оригинала: даже странная форма глаз, которая выглядела нелепо и смешно, получилась на рисунке необычной, а смех отражался лишь в самом взгляде. — Нравится ли тебе твой выбор? — Если б его не было, мы бы сейчас тут не разговаривали, поэтому да, нравится. — улыбнулся Гилберт — Тогда не похожи, — грустно вздохнув, сказал Феликс и положил второй рисунок рядом с первым на комод. — Расскажи, почему похожи или нет? — Гилберт погладил по руке. — Я типа поспешил с выводами, решив, что ты тоже отказался от того, к чему тотально душа лежала, а выбрал типа что-то, что никаким местом не было с этим связано. Но я ошибся, — ответил Лукашевич. — Но мне не впервой, знаешь ли. — Ну, у меня и такое было, только там не я выбирал. — Гилберт вздохнул, откладывая дорисованный храм, но недоделанный фон. — Было, — сделал акцент на этом слове блондин. — Хорошо, что теперь все иначе. — Да, но я всю свою жизнь хотел рисовать... — он вздохнул. — Прямо типа конкретно или тотально просто для себя? Просто типа ты ведь все это, — Лукашевич махнул рукой за голову в сторону кубков, — мог получить и по халяве, просто потому что тотально можешь. — Конкретно, но меня не взяли потому, что так приказал отец. — Моим предкам тоже не нравилось, что в моей комнате даже после тотально-генеральной уборки постоянно находились перья, шерсть, чешуя и стоял запах животных. Родители ставили в пример старших: "Янек юрист, Милош программист, бери пример со старших, слушайся старших... Как ты можешь быть врачом, если троечник по всем точным наукам"... Как хорошо, что меня для них тотально больше не существует. Пилить им больше некого, ругать некого. Жизнь прекрасна. — Почему не существует? — Гилберт его обнял. — Это надо тотально видеть. Так просто не объяснить. Ну типа конечно можно, но не в моем исполнении и не сейчас, — вздохнул Феликс, утыкаясь носом в шею Байльшмидта. Тот стал его поглаживать успокаивая. — Ну, моих родителей уже нет, но папочкин запрет без срока давности. Да и бог с ним. Знаешь, а я ему сейчас даже благодарен. Нет правда. — Запрет на рисование и свободу совести? — поинтересовался Лукашевич. — Или типа были еще? — О, их было много, в том числе и запрет на встречу с девушками, а потом и с парнями. — Типа вообще обет дать и в монахи уйти он не предлагал? — прыснул блондин. — Представь себе предлагал, но мама его тормознула, — Гил улыбался. — Он был редкостной сволочью. — Не надо. О покойниках либо хорошо, либо никак, — Феликс посмотрел на часы. За разговором и общим весельем время проходит быстро. — Я так понимаю, что шахматы типа переносятся на пред отбойное время? Ужин скоро. Ты как? Отпустило? — Да, спасибо. — Гилберт потянулся. — Ну что, удивим Элизабет? Придем на ужин первыми? — Эй, ты ведь сказал, что она тотально не любит сюрпризов! — напомнил Лукашевич. — Это скорее не сюрприз, а неожиданность. — Гил встал с постели и насыпал корм кенару и коту. Пока те отвлеклись, задрал кошаку хвост. Однако Пруберду хватило секунды, чтобы развернуться на девяносто градусов, сделать выпад и клюнуть хозяина прямо в глаз. — Ну как? Рассмотрел? — Феликс смотрел на рухнувшего на пол Байльшмидта сверху вниз. — Это девушка, Сильвия, блин. — глаз наливался синяком. — А ты все Сталлоне, Сталлоне, — Лукашевич пытался поднять альбиноса и потащить в ванную. Это не получилось, и поэтому Феликс просто намочил холодной водой полотенце и вернулся к Гилберту. Приложив холодный компресс к глазу, он улыбнулся: — Смотри типа как тотально забавно получается: нам обоим сегодня досталось, и тому виной кошки. — Ревнует, пернатый, — рассмеялся Гилберт. — Вот так и проверяется крепость дружеских уз. Мда, а завтра мне на работу. — Давай я тебе повязку пирата забацаю? — предложил блондин. — Скажешь, что к Хэллоуину типа готовишься. — А то ты брата своего не знаешь. Лучше так, скажу птичка обиделась. — Гилберт прижал компресс, — всё, пойдём ужинать. Глядишь, наш пернатый Отелло успокоится. — Если не будешь больше трогать Сильвию, то он утихнет. Он должен быть в курсе, что его хозяин тотально не по призракам, а уж тем более животным, и особенно девушкам. — Феликс открыл перед Байльшмидтом дверь. — Но повязку я типа тебе сделаю. Ты будешь тотально классно смотреться! Гила передернуло от представленной Феликсом ориентации. — Иди сюда, мне нужно за кого-то держаться, а то меня трясти начинает. Ну ты и сказанул. Девушек я не очень, как и они меня, зоофилией никогда не страдал, а как назвать ориентацию по призракам интересно? Не некрофилия же... Там с трупами... — Ой забей. Если все мои высказывания так обдумывать, то мозг типа взорвется, — Лукашевич шёл впереди и держал друга за руку. — Я типа просто хотел доказать, что Пруберд прекрасно понимает, что причин для ревности и калечения тотально нет. — Но профилактики ради, чтоб на чужое не зарился и руки не распускал, он дал мне в глаз. Хотя я сделал бы также. — Ну и типа потому, что ты тотально некрасиво поступил. Можно было по-хитрому и по-ласковее, — Феликс вздохнул. — Брюшко типа погладить... — Мда, зато мы знаем что он — это она! — альбинос, держа одной рукой компресс, второй Лукашевича, ввалился в столовую. — Ого! А что случилось? — Хедервари подошла к ним. — Ты про то, что мы не опоздали на ужин или про глаз? — саркастично спросил Байльшмидт. — Гилу дали в глаз за тотальное любопытство, — блондин пододвинул другу стул и помог сесть. — Свершилось! Любопытство довело Байльшмидта до фингала! — Хедервари улыбнулась. — Сейчас вам ужин подадут. — Ну хотя бы нос на месте, а то было бы совсем стихом, — Феликс посмотрел на Гилберта. — Может типа потом к Яо? — Ага, но играть я честно говоря не смогу. — Гилберт перевернул компресс. — Вот, держи, — Аличе подала полотенце со льдом, — это лучше. А что случилось-то? — Не страшно, проживу без шахмат, — махнул рукой Лукашевич и обернулся к Аличе. — Пруберд типа повоспитывать хозяина решил. — О, бедный братик! — она погладила его по голове. — Да, да! Бедный я! — Байльшмидт улыбнулся. — Спасибо за заботу, сестренка. Феликс еле проглотил своё недовольное эго, зажевав его рисом. — Братишка, ты же знаешь, что мы очень рады заботиться о тебе! Это такие редкие, но такие ответственные случаи! — Варгас улыбнулась. — Я принесу тебе ещё прохладный коктейль. — Спасибо, Аличе. — Гилберт нагнулся к Феликсу. — Я не сплю с девушками. Совсем. — И что? — не понял блондин. — Как-то ни горячо, ни холодно. Тотально фиолетово. Ты это типа к чему? — Не ревнуй. Хоть мне и приятно. — Гилберт по-тихому отсыпал в его порцию мяса. — Уморят они тебя с диетой. — Я не ревную, — покачал головой Лукашевич, тут же закапывая мясо в рис. — Я не умею и не хочу ревновать. Это тотально плохое чувство. — Согласен. Ешь, пока не пришёл злой док и не забрал. Феликс угукнул, быстро огляделся и принялся есть. — Типа я просто тотально лучше тебя в плане эгоизма. Ты ведь в курсе, как эгоистам нравится, когда их хвалят? Особенно за доброе дело? — Неа, я не люблю похвалу. Как только хвалят, потом тут же наступает полный яой. — Гилберт вздохнул. — Проверено уже неоднократно. Мне кажется, что синяк стал больше. Печалька. — Полный Яо? — переспросил Феликс. — Что же такого он сделал, чтобы ты типа им угрожаешь?.. Ну типа может ты тотально не любишь похвалу, неправильный эгоист, а я люблю. Я правильный эгоист. Гил рассмеялся. — Да нет же! Не Яо, а яой, это с японского мужчина с мужчиной. Ну или проще полная задница. Но давай ты будешь правильным эгоистом и я тебя буду хвалить, а я буду неправильным. — Помимо того, что ты тотально крутой спортсмен, художник, старший брат, заботливый и классный друг, офигенно умный и хороший человек с кучами связей, ты ещё и полиглот. Зашибись, — блондина поразило не столько определение, сколько этимология непонятного слова. — Не забывай хвалить и благодарить меня. А то я тотально обижусь. — Ну что ты такое говоришь, умница моя, солнечный мой, как я могу забыть об этом? — Гилберт погладил его руку. — Ты мясо съел? — Хвалить, а не сюсюкать, — насупился Феликс, нагло тыря еду с тарелки Байльшмидта. — Это тотально разные вещи. —Да? Ну хорошо, умный мой, ты просветишь меня, как нужно хвалить? — Гилберт улыбнулся и сел так, что б тарелку закрыть спиной. — Рис ешь, а то нагоняй мне будет от Аличе. Лукашевич призадумался. — Допустим, стоя на одном колене, приложив руку к сердцу и Том Сойера цитировать в оригинале, — ляпнул первое, что пришло в голову, Феликс. Гилберт недоуменно захлопал ресницами. — Эльза!!!! Хедервари появилась сразу же вместе с Аличе, которая несла Гилберту коктейль. — Чего орешь, одноглазый, людей распугиваешь? Вон, стакан чуть не треснул. — В библиотеке Том Сойер есть? — Наверно. Классика всегда приветствуется, — она непонимающе пялилась на друга. — А зачем тебе? Я думала, тебя к Айвенго больше тянет. — Братишка, держи, — Аличе поставила рядом с Байльшмидтом коктейль и обратилась к Феликсу: — Не обижайся, тебе есть другая вкусняшка. Надеюсь, у меня получилось то, что ты хотел. Лукашевич заинтересованно посмотрел на Аличе. — Поищи, пожалуйста. — Гилберт обратился к Элизабет. — Сам ищи. Или ты не знаешь, где тут библиотека? — хмуро отозвалась девушка. — Я передумал на счёт Тома Сойера, — внезапно сказал блондин. — Если ты типа такой полиглот, что прям японский знаешь, то забацай хокку. Хедервари закашлялась. — Однако, у вас и страсти. Ладно я пошла. — Хокку, так хокку. — улыбнулся Гилберт. — Вот и славно, — довольно улыбнулся Лукашевич. — Типа просто мне тотально нравится момент из Тома Сойера про разноцветные билетики. Это тотально мотивирует. — Угу. — Гилберт задумался. — Ты поел? — Типа того, — кивнул блондин. — Но карпатка ещё типа влезет. Гилберт ждал, пока доест блондин. — Давай мы останемся у себя и поиграем в шахматы. Едва они встали со стола, к ним тут побежала Аличе с тележкой, на которой стоял поднос закрытый крышкой. — Откроешь в комнате, — тихо сказала рыжеволосая. — А завтра расскажешь, понравилось или да. — Хорошо. — Феликс ее поблагодарил. Ему не терпелось поиграть с Гилбертом в шахматы. А ещё поделиться карпатской, потому что Лукашевич был уверен, что никто не сможет приготовить пирог также, как это делала Она. А значит не будет так больно. Феликс вновь вёл Гилберта за руку, открывал перед ним все двери, не давал столкнуться с другими людьми, а едва они зашли в комнату — усадил его на кровать и побежал вновь смачивать уже не такой холодный компресс. Тяжело вздохнув, Гилберт лег и потянулся за альбомом. — Феликс, шахматы не забудь! — А что они делают в ванной?! — крикнул в ответ Лукашевич. — И где именно? Что-то не нахожу... — Как будешь выходить они на полке у двери в ванну. Выкрутив, как только способен, полотенце, блондин вернулся и, разглядев на верхних полках черно-белую коробку, пытался достать, встав на носочки. Подпрыгнув, он смог дотронуться до коробки и немного сдвинуть ее к краю. Ещё раза три-четыре так попрыгав, у Лукашевича наконец получилось достать шахматы. — Ты решил заняться прыжками? — полюбопытствовал Байльшмидт. Поднявшись, он решил удостовериться, что с другом все в порядке. Проходя мимо Пруберда был обчирикан, того лизнула его призрачная пассия. — Я решил достать шахматы, которые кое-кто закинул очень высоко для простых смертных, — съязвил Феликс. — Достал или тебя подсадить? — Гилберт заглянул. — Я редко в них играю, поэтому они лежат высоко. — Достал. Вот, держи, — Лукашевич отдал холодное полотенце. — Где играть будем? — Спасибо. Точно не в ванной, давай на постели. Играем просто так или на желание? — Гилберт, взяв черную и белую пешку, зажал их в кулаках, — выбирай. — Не знал, что в шахматы можно играть на желание, — Феликс ткнул наугад. — Это типа что-то тотально новенькое. — На желание играть можно в любую игру, кто проиграл, тот и исполняет. В пределах разумного. — Гилберт отдал ему белую фигурку. — Ну, раз в любую, то давай попробуем, — блондин расставлял фигурки. — Типа это будет тотально весело! Когда Феликс поставил Гилберту мат, в комнату вошёл Яо. — Давай глаз посмотрю! — Он оттащил полотенце. — Почему о травме я узнаю последний?! — Значит игры отменяются, — вздохнул Лукашевич и посмотрел на кенара. — У нас типа будет тотально серьёзный разговор. Яо посмотрел глаз, закапал и, оставив мазь, ушел. — Он не настроен на разговор, — выдохнул Гилберт, — и слава богу. — Я к нему типа тоже не сразу пришёл... Может типа и ему подарок сделаем? — предложил Лукашевич, расставляя уже чёрные фигуры. — Можно. Но я не знаю какой. — Гилберт расставил белые. — Блин, щипят капли. — Сильно? — тревожно спросил блондин, откладывая мысли о подарке для Яо на второй план. — Терпимо, но неприятно. — Гилберт проморгался и стал мазать синяк мазью. — Расставил? О своем желании ты думаешь? — Расставил, можешь типа ходить, — кивнул Феликс. — Я типа потом придумаю своё желание. — Хорошо. — Гилберт передвинул фигуру. — Только если можно выполнимое. Луну с неба я не достану. — Какая жалость, — наигранно-разочарованно вздохнул Лукашевич, переставляя пешку. — А у меня уже были планы на нее, и на Сириус, и вообще на тотальный Альдебаран! Что же, я типа что-нибудь другое придумаю. — Уж пожалуйста. — улыбнулся Гилберт и переставил коня. — А что с подарком для Яо? — Я видел на его столе кучу фигурок панд, — вспомнил блондин, вновь ходя пешкой. — Может типа что-то такого плана? — А давай большую плюшевую панду, в рост? Если не ему, так Чунь точно понравится. — Гилберт переставил второго коня. — Типа из них кому-то одному, но при этом им обоим? Экономно, — усмехнулся Феликс. — Вань я смысла не вижу от нас дарить подарок, но ей об этом знать не обязательно. — усмехнулся Гилберт. — Ладно, сейчас закончим и посмотрим, или купить лучше антистрессовое кресло-мешок в виде панды? — Вот что-то, а антистресс ему тотально нужен, — положительно кивнул Лукашевич. — Значит остановимся на таком варианте. — Ага, но сначала доиграем. Ходи давай, и по-моему ты тоже от такого не откажешься. Только тебе нужно взять лошадку. — Хожу-хожу. Вот вы типа с Яо тотально нетерпеливые, — он сделал ход. — Мне типа такое кресло постольку поскольку. Оно типа классное, но не обязательно. — Ага, а глазки загорелись. Оптом брать дешевле, так почему не взять? Можно кстати на всех. — А ты в виде кого хочешь? — полюбопытствовал Феликс. — Ивану типа в виде бурого медведя, а тебе? В виде птички? — Нет, вредная птичка у нас уже есть, я возьму обыкновенное. — Гил улыбнулся. — Так неинтересно. Хотя, если ты его поставишь в кабинете... — Лукашевич уже принялся фантазировать, как с кресла на колесиках можно прыгнуть прямо в мягкое кресло-мешок. — Это будет тотально классно... ой... то есть, смотреться солидно будет, вот. — Так я тебе и поверил, шкода блондинистая. Смотреться оно там не будет. Брагинский уши оторвет, так что я поставлю его дома и куплю кресло с колесиками. — Гилберт передвинул фигурку. — Ходи. — Обломщик, — обиделся блондин и, глянув на доску, коварно улыбнулся. — Вот тебе за это шах! — Гилберт, — Аличе заглянула к ним, — о, вы в шахматы играете, а можно посмотреть? Байльшмидт закрылся конем, его страховал другой. И тут до Лукашевича дошло, что он так и не открыл пирог. — Прости, пани Аличе, мы опять тотально заигрались, и я забыл про карпатку, — поспешно принялся извиняться он. — Вот так всегда, зато теперь я смогу убедиться, что всё сделала правильно. — Аличе улыбнулась, — но сначала доиграйте, а то забудете кто ходит. — Я хожу, — Феликс сделал ход ладьей, одновременно защищаясь и готовясь к еще одному нападению. Гилберт ушел в глухую оборону. Варгас с интересом наблюдала за игрой, а заодно налила в кружку Лукашевича травяной чай. — Братишка, — позвала она. — С чем будешь пирог? Что тебе налить? Чай ведь ты не любишь... — А что есть кроме чая? — Гилберт чесал подбородок в раздумье. Передвинул фигуру. — Кофе, вино, соки разные, компоты, — перечисляла девушка. — Другие слабоалкогольные напитки не предлагаю, тебе завтра на работу. — Минералки, это будет лучше. — Минералка с пирогом? — удивился Феликс, сделав ход, который не являлся ни нападением, ни защитой. — А почему ты чай не любишь? Просто так или тому типа есть причина? — Просто так, мне вкус не очень нравится. Сок будет кислый, компот сладкий, вино не хочу, а кофе на ночь не катит. Молока разве что попросить? — Гилберт сделал ход и не заметил, как открыл короля. — Аличе, родная, а молоко есть? — Сегодня же кислородные коктейли раздавали, а то, что мне удалось забрать, хватило только для пудинга, — расстроено сказала девушка, виновато опустив голову. — Я как всегда немного заработалась... — Не страшно, значит пирог я запью очень здоровой минералкой. Ничего страшного. — Гилберт погладил ее по руке успокаивающе. — Мне типа долго ждать? — прокашлялся блондин. — Ладно типа если ты думал, какой ход сделать, но типа не игнорируй меня! — А я же походил уже... ой-ё! — он ударил себя по лбу, заметив ошибку. — Ладно уж, чего там, ворона я. Спасибо, что не воспользовался. Байльшмидт закрыл короля. — Мы не в поддавки играем, — усмехнулся Феликс, сделав другой ход. — Но ты типа старайся так не прокалываться. — Спасибо, постараюсь, — он улыбнулся Феликсу и переставил фигурку, — буду внимательней. — Не буду отвлекать и схожу за минералкой, — Аличе выпорхнула из комнаты. — Вертихвостка, — по-доброму сказал Гилберт. — Поздравляю, солнышко, теперь у тебя два желания. Он положил короля, защищать его было бесполезно. — Да вообще позор. Как будто ребенка обыграл, — блондин потянулся. — Итак. Мое первое желание, чтобы тоже загадал желание. Не люблю я неравенства. А так тотально справедливо будет. Нечестно, но справедливо. — Можно я свое желание приберегу на потом? — Гилберт улыбнулся, ему безумно нравился блондин с зелеными глазами и завышенной мерой справедливости. — Только не забудь, — кивнул Лукашевич. — Если что, я тотально напомню. — И я буду счастлив, если ты это сделаешь. Ждем Аличе или разрезать пирог сейчас? — Гилберт открыл крышку и едва не захлебнулся слюнями, по комнате поплыл умопомрачительный запах. — Я тотально сделаю все, что в моих силах, — заверил Байльшмидта блондин и заглянул ему через плечо, чтобы увидеть свой "заказ". По сравнению с бисквитом для Гилберта, этот пирог выглядел более скромно, но все равно потрясающе: визуально напоминающий оборонную крепость с заварными башенками из самого теста и цветочками воздушного крема, украшенный черникой и слегка присыпанный сахарной пудрой больше для внешнего вида, чем для вкуса. — Аличе гений кулинарии! — Гилберт благоговейно смотрел на красоту. — Даже есть не хочется красоту такую! — Может она типа так специально делает, чтобы все типа не наедались и вообще глядя на сладости тотально худели? — предположил Феликс, садясь за стол напротив Байльшмидта. Он потрогал кружку чая, она была еще теплой и до прихода Аличе еще не успеет остыть. — Нет, я делаю так, чтобы есть приятней было, чтобы красотой можно было наесться. — Аличе поставила перед Гилбертом минералку. — Теплая правда. — Так это же полезней. — Улыбнулся Байльшмидт. — Тотальная гадость! — Феликс попробовал воду и сморщился. Отставив минералку в сторону к Гилберту, блондин принялся запивать неприятный вкус чаем. — Не всегда я ем и пью вкусности, — улыбнулся Гилберт, — а мне вот теплая минералка нравится. — Тебе и томатный сок с медом нравится. А это типа тоже вкусность не для всех, — парировал Феликс. — О да, только туда нужно еще соль чуть-чуть добавить, — улыбнулся Байльшмидт. — И что ты в этой крови находишь? — Аличе с удовольствием смотрела, как исчезает ее пирог. — К-кровь?! — от удивления Лукашевич едва не подавился. — Причём тут кровь? — Томатный сок с медом и солью похожи по вкусу на кровь, а ты не знал? — Она удивленно посмотрела на Феликса. Гилберт пожал плечами. — Я типа не знаю, какая кровь на вкус, не говоря типа уже о ее двойниках в виде таких тотально странных коктейлей, — ответил блондин. — Зато я знаю, — вздохнула Аличе, — кровяную колбасу готовят из неё. — Ну это типа из названия ясно, — усмехнулся Феликс. — Но я типа кровяную колбасу никогда не ел. Я ею других кормил. Но она, зараза, тотально подорожала. Аличе и Гилберт рассмеялись. — Ты чудо, Феликс. — Девушка поцеловала его в лоб и, простившись, вышла. Вслед закрывающейся двери они пожелали ей спокойной ночи. — Завтра ты типа в обед приедешь, а потом только поздно вечером вернёшься? — тихо спросил Лукашевич. — Или типа ждать тотальных сюрпризов? — На обед не приеду, вечером буду. — Он его погладил. — Пользоваться служебным положением не всегда можно. — Значит придётся искать себе занятия. Хотя я себе уже кое-что надумал, -— вздохнул блондин. — А ты чем будешь заниматься? Что у тебя на завтра в планах? — Мне нужно съездить к Стефану, потом на фабрику проверить заказ. Потом вызвать маму погибшего юнца. — А самого директора фабрики допрашивать будешь? Или уже типа допрашивал? — интересовался Феликс. — А что у Стефана? — Директора еще не допрашивал, он еще не готов, да и мы не нарыли там ничего, а у Стефана нужно вещдок забрать, — Гилберт собирал шахматы. — Передавай ему привет, — улыбнулся блондин, помогая наводить порядок, убирая стол от крошек и лишних вещей. — Тебе типа эту мазь на ночь наносить надо? Яо толком типа ничего не сказал. — Думаю да, вдруг завтра синяк станет меньше. — Гилберт потрогал синяк перед зеркалом. — Надежда умирает последней. Лукашевич кивнул и передал мазь другу. После чего подошёл к Пруберду и стал говорить о чём-то неразборчиво, непонятно и вполголоса. Гилберт, сняв с себя одежду, мазал глаз, поглядывая на беседующего с птицей Феликса, и улыбался. Пруберд строго смотрел своими чёрными глазами-бусинками на того, кто читает ему нотации, а после принялся клевать бинт на лбу блондина, раскрывая царапины. — Не отходи от темы, — строго сказал Лукашевич, разворачивая бинты. Гилберт подошел к нему и, повернув к себе, намазал царапины мазью. — О чем болтаете? — О манерах поведения и типа что в этой ситуации были виноваты оба. Он ведь мог тебе вообще тотально глаз выколоть, — ответил Феликс, шипя и морщась. — А мне типа эта мазюка обязательна? — А ты хочешь, что б они быстрее зажили? — Гилберт улыбнулся и подул на царапины. — Мне типа все равно, — пожал плечами блондин. — Не мне типа по городу с ними кататься, да и типа они почти не видны. Гилберт продолжал мазать и дуть. — Вот так лучше. — Он поцеловал его в макушку. — Идем спать. Лукашевич кивнул и посмотрел на Пруберда. Тот сразу же отвернулся, пряча голову под крыло. Феликс в ожидании постучал пальцами по комоду. Наконец, кенар подлетел к Байльшмидту, сел на плечо, вытянул шею и потерся головой о щеку Гилберта, якобы извиняясь. Тот погладил его. Насыпал крошек от печенья в блюдце. — Я больше не буду. — пообещал Гилберт. Птиц ответил тем же, только на своём языке. В миску кошки плюхнулся кусок мяса, который тут же исчез. По комнате разнеслось урчание. — Надо парнишку к Де Варду забросить будет, — зевнул Байльшмидт. — А кто это? — поинтересовался Лукашевич, залезая на кровать и отодвигаясь на свою сторону. — Де Вард? — Гил посмотрел на блондина. — Пульмонолог местный. Мэтью явно стало лучше после его посещения. Ну это будет завтра. — Вот как... Ну, я типа вообще не видел типа других врачей, кроме Яо, — Феликс уставился в потолок. — Но раз типа Мэтью тотально полегчало, значит этот док тотально крутой. Хотя Яо круче. — Они в разных плоскостях работают, — зевнул Гилберт. — Хорошо. Все, спи. А то ещё раз зевнёшь и меня тотально проглотишь, — усмехнулся блондин. — Нее, тебя незя, ты хороший. — Гилберт провалился в сон. Пруберд клюнул выключатель, вырубая свет, и вернулся к своей призрачной подружке, разлегшейся на подушке между двумя людьми. Гилберт вырубился сразу, для него день был очень насыщенным. Прежде чем исчез последний источник звуков, Феликс пытался заставить себя уснуть. К счастью, через пять секунд полной тишины, казавшиеся ему вечностью, рядом раздался громкий храп. Лукашевич успокоился и смог наконец настроиться на сон.