Великая жертва

Ночью Гилберт обнял кошку. Если бы Пруберд не знал, что его "слуга" сделал это случайно и думает совсем о другом, то на следующее утро Байльшмидт проснулся бы с двумя симметричными фонарями и напоминал очкового медведя-альбиноса. Но птиц стойко стерпел свои порывы, лишь несильно вцепившись когтями в бледную руку. Тот почесал руку и повернулся на другой бок. И лишь громогласный "Scorpions", прозвучавший через несколько часов, смог разбудить Гилберта, разрывая в клочья сон о прекрасной принцессе в розовом платье и рыцаре, стоящим перед ней коленях и читающего хокку. — Блин, кому я нужен в воскресенье с утра?! — Гилберт ответил: — Але? — Поспешите объяснить, почему вас нет на рабочем месте, Байльшмидт?! — зарычала в ответ трубка. — Даю секунду на придумывание уважительной причины. — Мне глаз подбили, за то, что подглядывал даме под юбку! — нашелся Гилберт. — Слишком неправдоподобно, — ответил Брагинский. — Чтобы через пятнадцать минут я видел тебя в твоём кабинете! В отпуск они собрались, сачки... Разговор прервался. — Блин! Я забыл завести будильник! Ну пернатый мститель, я тебе это припомню! — альбинос вылетел из здания полуодетый. К начальству он заявился через сорок минут после звонка, отсвечивая фингалом. — Как смог так и приехал. Иван с широко раскрытыми глазами смотрел на едва одетого сотрудника, ищущего рабочий костюм в шкафу. Помимо знатного фиолетового фонаря на пол лица, по спине Гилберта расползались красные царапины. — Что? — Гилберт закрыл челюсти начальству. — Дыши блин! А я тебе сказал, что меня избили. Плохая отмазка, плохая отмазка... Альбинос одел парадную форму Тараканы в голове с прекрасной фантазией и детальным воображением действительно были семейными. Вопрос стоял лишь в том, что именно они фантазируют в силу своей испорченности. — Ну-с, я готов к начальственному нагоняю. Эй! Товарищ начальник, аууу! — Гилберт помахал рукой перед глазами Брагинского. — Да очнись ты! — Избили говоришь, — тихо и все еще шокировано произнес Иван. — Я потом прочитаю в твоей объяснительной, кто и как тебя так... избил. Начальник сел в кресло. — Вы все еще планируете брать отпуск в следующем месяце? — А тебе что, жалко? Или боишься, что мы не вернемся? — Гилберт посмотрел на часы. — Чай будешь? — Мне интересно, когда вы свои пропуски отработаете, — на предложение о чае Брагинский кивнул. — Интересно какие? У Феликса официальный больничный, а я прогулял лишь полдня, и у меня встречный вопрос — когда я отгуляю свои семь отгулов? — Пять с половиной, если не просто пять, — не согласился Иван. — Ты отпросился в прошлую среду из-за Феликса. А до этого в позапрошлый четверг опоздал ровно на полдня. Я прекрасно знаю, что Феликс врал, когда оправдывал твоё опоздание. — Так что там с моими пятью отгулами? — согласился Байльшмидт, ставя перед Иваном чай и доставая печеньки. Как и Лукашевич, начальник был сладкоежкой. — С ними все в порядке, — заверил Брагинский, макая печенье в чай. — До сих пор за тобой значатся. — Так, а что там с отработкой? — Гилберт улыбался и поставил перед ним варенье. — Феликс на диете. — Без понятия, как Феликс успеет отработать. Едва он вернется на работу, как тут же уйдет в отпуск. А к этому времени дел наберется прилично. Хоть он и выбрал себе узкую направленность... — размешивая варенье в чае вздохнул Иван. — Диета это хорошо... — А когда он умудрился прогулять? — Рулетик с маком перекочевал из тумбочки на стол. — Постоянно. Он безответственен, ленив и не скрывает этого. Уволить я его не могу, а он только этого и добивается, — Брагинский посмотрел на стену, за которой находился кабинет Лукашевича. — Ну хотя бы свои дела раскрывает, в основном потому, что потерпевшие сами оказываются "преступниками". — Я поговорю с ним, как закончим это дело, но сколько я себя тут помню, он всегда на месте и принимает граждан. — Гилберт допил свой чай и посмотрел на часы. — Все, шеф, бери с собой плюшки и уматывай, через пятнадцать минут придет мать последней жертвы. — А сколько ты помнишь его? — Брагинский, забрав печенье и рулет, ушёл. Похоже его, как и Феликса, инцидент с карамельками не отвернул от сладкого. — Достаточно, что б судить объективно, гражданин начальник, — проговорил вслед закрывшейся двери альбинос. — Так! Проветриваем, убираем и без улыбок! — Совсем ты его не знаешь, — Иван остался неуслышанным. — Совсем... Оповещение о входящих сообщениях едва было услышано сквозь сильный поток воды из крана. Феликс прислал фото. Он стоял на мосту в спортивной одежде и как всегда улыбался. Вот только если в городе сейчас светило солнце, то на фотографии было чётко видно мрачное пасмурное небо. Было также сообщение: "Я типа решил пробежаться и поделать придуманную доком зарядку на улице, пока типа дождь не начался" Следующее фото было с темно-серым небом, потрескавшимся неровной молнией. Гилберт улыбнулся. Ему было все равно, каким Феликса считали другие. Ему он нравился и он был благодарен тому, что не оставил его одного, хотя вполне мог. Ведь его дело впихнули в череду дел Гилберта. "Зайди в корпус и не высовывайся!" — отправил он Лукашевичу. Ответ пришёл только через семь минут. "В комнате прошёлся тотальный сквозняк. И тайфун под названием "Два на одного и все на тотальный порядок". Но я все уберу. Честно." "Постарайся до прихода Элизабет, а то мне накостыляют" — Гилберт отправил сообщение и отложил телефон. В кабинет вошла миниатюрная женщина в черном. — Здравствуйте, вы меня вызывали. — Она теребила черный платок. Она медленно подошла к креслу напротив. Ее лицо было мрачнее, а глаза тусклее, чем неделю назад во время опознания, когда она накинулась на Байльшмидта. Сейчас же она старалась не смотреть ему в глаза и вовсе не зацикливаться на окружающих. Гилберт налил ей воды. — Всё так плохо? — Он сел рядом. Ему стало её жалко. — Расскажите о сыне, какой он? — Ответственный, дружелюбный, душа компании и... — она сбилась. — И очень впечатлительный и доверчивый, потому что часто попадал под негативное влияние. — Про негативное влияние можно более подробно? — альбинос махнул рукой на казенщину и налил ей чаю. — Он никогда бы сам не начал курить и пить, он не такой. Это из-за его одноклассников. Они вроде и славные ребята, но с плохими привычками, — судорожно вздохнула женщина. — Я надеялась, что он просто перерастёт этот подростковый кризис, потому как сама не могла его отучить. — А куда он ходил? С кем общался? — он подвинул к ней шоколад. — Не знаю, — она покачала головой, отказываясь от шоколада. — Он давно перестал мне доверять, а навязываться я не хотела. Каким бы он ни был, я его любила и он меня любил, хоть и скрывал от меня много важных вещей. — Что можете сказать об учениках по обмену? Они же в вашем классе? — Гилберт делал пометки в блокноте. — Вы про ребят из Америки? — уточнила женщина. — Они славные, но тоже не без изъянов. По крайней мере один. Мальчик потише очень странный, но судить о нем я не могу. Он редко ходит в школу, болезненный слишком. Даже странно, что его отправили по обмену, игнорировав его состояние здоровья. Единственное, что я о нем знаю, это то, что в своём родном городе он подрабатывал смотрителем в зоопарке. Гилберт все записал. — Странности в поведении сына кроме скрытности были? — Нет, — она покачала головой. — Разве что он заинтересовался готической субкультурой, но это у класса было общим увлечением. Но он не гот, нет! — Успокойтесь, я вам верю. — Гилберт сделал пометку. — Ох уж этот юношеский максимализм. И недоверие органам. А не подскажете, у кого живут мальчишки, что по обмену? Несмотря на то, что и Мэтью, и Альфред оставляли свой временный адрес, и Байльшмидт мог без труда приехать к ним и узнать все сам, ему было интересно, что именно думают другие об этих детях и том обществе, которое их окружает помимо школы. — Они у Кёллеров живут. Там два брата в нашем классе. Папа у них с причудами. — женщина улыбнулась, — но с правильными. — Какой интернациональный класс. Судя по фамилии, — добавил поспешно Гилберт. — Да, наверно. Я могу идти? — женщина посмотрела на Байльшмидта. — Нет! Мальчишка, сидевший на диване, вскочил и бросился к ней, пробегая насквозь и падая на пол, обнимая себя за плечи и судорожно всхлипывая. Она вздрогнула. — Да можете идти. Пропуск я подписал, — Гил, дождавшись, пока она выйдет, поднял парня. — Не реви. — Почему так? Почему все так странно? — он уставился в пол. — Без меня она страдает, ей одиноко. А когда прихожу к ней во снах, то ей от этого только больнее и хуже... — А ты не приходи во сне к ней. Она же живая. Подумай сам, ты парень сообразительный, что бывает когда покойники приходят? Бессонницы, сердце шалить начинает, крыша едет. Ты хочешь этого маме? — Нет, — он замотал головой. — Но она зовёт меня, я нужен ей. И я не могу сопротивляться. Это как магнит. — Послушай, магнит, не магнит, а мать в могилу сведешь. Не нужно к ней являться. — Вас я тоже не хочу сводить в могилу... Но я не могу сопротивляться этому магниту, который заставляет всех нас... убивать вас. — Я знаю. Но я на работе и потерплю, мне за это платят. А вот твоя мама слабая женщина, ее стоит пожалеть. — Гилберт сел в кресло. — А можешь рассказать как это... умереть? — Грустно, но не страшно, — парень продолжал сидеть на полу. — Жить страшнее. Когда разрезают напополам и сжигают в адской боли, то страшно представить, как потом жить с дырой в груди и с сожженной кожей. А потом оказывается, что беспокоится не о чем, ведь жить больше не придется. Но грустно, что больше не поговорить, не обнять маму, не встретиться с друзьями, которые сейчас думают, что я уехал, и никогда не исполнить больше никакой мечты, будто то мелочь или цель жизни. Грустно умереть в шестнадцать лет. — Понимаю, малыш, но так уж случилось. — Гил его погладил. — Слушай, а как вы едите? — Нам незачем есть, незачем пить, незачем делать то, что делают те, кто жив, — вздохнул призрак. — Простите нас. Мы не хотим, чтобы вы страдали. Мы на вашей стороне. Просто это "что-то" заставляет. Что-то управляет нами. — Что-то управляет... — Гилберт задумался. — Ох, как не хочется мне лезть сейчас в библиотеку... Хочешь познакомлю с вампиром? — Вампиров не существует, — ответил парень. — Есть люди, больные порфирией. А вампиры только для девчонок. — Угу, демонов тоже нет, и ты мой глюк. — Гилберт вздохнул. — Ладно, ты как хочешь, а я к начальству и по делам. Захочешь познакомиться, найдёшь меня. — Я бы очень хотел быть глюком. Тогда и мама бы не страдала и я не мучился бы, — тихо сказал призрак и растаял в воздухе. — Вот и он хотел бы быть человеком... — Гилберт пошел к Брагинскому. Телефон в это время принимал новые сообщения. "Я убрался. Теперь тотально ничего не найти" Прилагалась фотография комнаты, где на первый взгляд ничего не изменилось, но при этом Феликс убрал все свои вещи в шкаф, разложив их на свободных полках. Не так уж и аккуратно, но было видно, что старался. "Я понял куда пропало три карандаша и два листа бумаги." На следующей фотографии были Пруберд и Сильвия, сидящие на столе. Кенар в клюве держал зелёный карандаш и пытался что-то нарисовать на бумаге. Кошка же держала в зубах желтый карандаш, тоже что-то рисуя на своём листе. "Я типа надеюсь, что не мешаю тебе. Работай-работай. А мы пока с Аличе займётся твоим тотально вкусным ужином!" "Спасибо (: Постараюсь приехать пораньше" — Иван Степанович, разрешите войти? — Гил заглянул в кабинет. — Разрешаю, — кивнул Брагинский, оторвавшись от экрана компьютера, где он пасьянсом складывал отчёты. — Лучше бы вы, Байльшмидт, всегда так образцово вели себя. — Это не в моей компетенции. Я к экспертам и на фабрику конфет заскочу, надо поговорить с директором. Кстати, я на него дело завел, — альбинос сел в кресло. — Своевременное опечатывание и закрытие предприятия могут существенно помешать планам сектантов и заставить их вновь менять всю свою магическую симметрию. — Хотите, что б они начинали сначала? А может ваша совесть настолько чиста, что вынесет девять смертей младенцев? В лучшем случае рожденных. Я тоже кое-что прочел. Нет уж, пусть тусуются в этом секторе. — Иван смотрел на экран. — Директор фирмы — один из них, при правильном допросе он раскроет все карты и тогда ничего не успеет произойти, — парировал Гилберт. — Байльшмидт, напряги мозги! Они фанатики, для них вызвать этого демона равносильно тому, что нам желать халявных денег. — Иван стукнул ладонью по столу. — Не все фанатики. Ой, не все, — покачал головой альбинос. — Если он собирался окропить камень святой водой, значит не все потеряно. — Значит так. К экспертам езжай, а вот на фабрику я запрещаю и это приказ! — Иван посмотрел поверх монитора. — Так точно, — нехотя согласился Байльшмидт. Однако то, что одной локацией стало меньше, было ему только на руку, ведь это означало больше свободного времени. Он положил документы на стол. — Дело-то на директора завёл, прошу ознакомится. Задержание и получение необходимым ордеров можно отложить на потом. Сейчас мне нужно получить больше информации из надёжного источника. Разрешите идти? — Знаю я твои источники, после сразу сюда, я пока дело посмотрю. — Брагинский отпустил альбиноса. — Не скучайте тут без меня, — усмехнулся Гилберт и вышел из кабинета. — Поскучаешь тут, как же... Это не у тебя отчетов главк требует... — Иван вновь уткнулся в монитор. Гилберт же отправился к Стефану. Ему не очень хотелось туда ехать, но слова об управлении призраками ему не давали покоя.