Великая жертва

Коралловая бэха сразу бросалась в глаза среди остальных машин черных и белых оттенков. — Вот это цвет! — восхищенно воскликнул Феликс. — Вот это машина! — Аличе обошла презент. — Это мне? — Да, от нас всех. И от брата в том числе. — Улыбнулся Гилберт. — Угу, — насупившись, скрывая свое смущение за недовольным взглядом, пробубнел Ловино. — Теперь ты будешь наравне со всеми. — Спасибо! — Аличе кинулась к Ловино. Лукашевич с восхищением и умилением смотрел на обнимавшихся брата и сестру. Это казалось ему правильнее, чем их недавняя ссора. — Они быстро остывают, — улыбнулся Гилберт. — Ну что, обмоем подарок и девочки убегут? — Только прихватим вкусненького понемножку с вашего стола, — усмехнулась Элизабет, как бы совсем без намеков крутя в руках сковородку. — Вы ведь не возражаете? — Мон шери, для вас все что захотите! Шашлык принесем вам позже, его еще не ставили, — Франциск приобнял Элизабет за талию. — И кого же из пяти красавцев нам сделать официантом на пять минут? — подыгрывая его сладкому голосу, спросила Хедервари. — Такой широкий и разнообразный выбор... — Вообще-то нас шестеро, — проговорил Иван. — Я говорила о красавцах, — цыкнула в его сторону шатенка. — Если мы решили типа посчитать, — встрял Феликс, — то нас семеро. — Восссемь, — из беседки донесся голос Стефана. — Девять, — Кристиан только подходил к ним. Антонио удивленно осмотрелся и стал пересчитывать людей. — Так... девушки, а нас... хм, семеро? А где восьмой? — он озадачено посмотрел по сторонам. Ловино, хлопнув себя по лбу, взял Карьедо за указательный палец и направил его на самого испанца. Тот обрадовался: — А! Вот он где! Но это все равно не девять... — Яо хотел тоже подойти, — Лукашевич наконец-то выкрал секунду всеобщего молчания, чтобы заговорить самому. — Я встретил его по дороге. Он сказал, что тотально не хочет, но ему придется быть нянькой и контролировать, чтобы Гил не забывал каждые два часа использовать мазь... Ага, типа конечно. Да он просто захотел попробовать всю ту вкуснятину, что я нес, вот и тотально придумал оправдание. Тотально отвечаю! — Даже если и так, мы будем ему рады, — мягко сказал Гилберт, обняв Феликса за талию. Блондин из вежливости угукнул. Высказав свое мнение, он теперь был сосредоточен на Кристиане и Стефане, которые стояли друг от друга всего в жалких десяти метрах, и смотрели друг на друга с каким-то жутким спокойствием, будто готовые в любой момент сцепится в схватке. Гилберт же посадил их друг перед другом. — Хотели общаться — общайтесь, только без конфликтов, — Гилберт поставил перед ними бутылку кагора. Калиш первым расслабился и широко улыбнулся, обнажая клыки, отчего Ловино тут же спрятался к Антонио за спину. Налив в стакан вино, вампир повернул голову к Байльшмидту: — А ты сегодня пацифичней, чем обычно. — А у меня есть сдерживающий фактор, даже два, — тот зевнул. — Интересно, кто первый, — снисходительный взгляд с высока на Феликса ясно говорил, что тот может быть лишь вторым. К своему счастью, Лукашевич увлекся беседой с девушками и с Франциском, помогая тому распаковывать и аккуратно доставать разные блюда, в том числе и сладости, а потому и не обратил внимания на этот намек. — Привет, неугомонный пациент. — Яо сел рядом. — Когда спину мазал? — Один час сорок три минуты назад, — отвлекаясь от разговора проговорил Феликс. Довольный такой точностью врач решил внести свой вклад в пикник и поставил на стол конфетницу с печеньем в форме полумесяца. Гилберт ушел к мангалу, милые посиделки стали напоминать свадьбу. Когда прошло чуть менее двадцати минут, Феликс попросил Гилберта зайти в теплую беседку и постоять ровно, пока блондин наносит мазь. Байльшмидт терпеливо ждал, а Эльза, заглянувшая к ним, присвистнула. — Гил, где это ты так? — Это я его тотально случайно толкнул прямо на камень, — ответил за друга Лукашевич. — Нет, не ты, — Гилберт обнял его. — Я сам виноват, резко затормозил, зато твои ручки теперь все в ссадинах. — Так вот для чего тебе перчатки, — поняла Хедервари. — Типа какие-то там царапинки и синячище на полспины это тотально разные вещи! — не согласился блондин. — А для меня одинаковые, — Гилберт уткнулся в его волосы — Раз так, то считай их такими же незначительными, как и свою травму. Так одинаково будет, — в какой-то момент показалось, что Феликс говорит не столько об их увечьях, сколько о чем-то своем, давно прошедшем. — Хорошо, постараюсь, — Гилберт оторвался от него. — Идем к гостям. Скрытая под широкими кронами деревьев беседка рано начала встречать сумерки вкупе с их прохладой. Однако от красно-оранжевого света угольков и в дружеской атмосфере это было практически незаметно: было ярко и тепло. На столе нетронутыми оставались стаканы Гилберта и Феликса и их же пустые тарелки. Самое удивительное было общение нечисти и священника: они не трогали тему церкви, но с удовольствием разговаривали на исторические темы. Это доказывало их здравомыслие и трезвое осознание, что без черного не бывает белого, а без белого — черного. Лукашевич восхищенно посмотрел на них и тихо, чтобы его услышал один лишь Гилберт, прошептал: — С такими союзниками на нашей стороне у секты тотально нет шансов. — Ты не смотри, что они так ласково общаются, в другое время и в другом месте друг друга порвут. — Пускай сначала нам помогут победить общего врага, а потом уже пусть делают, что хотят. — Не будь мелочной бякой, — Гилберт его притянул к себе. — Давай покажем кедр Ивану. — Янко! — громко позвал Лукашевич. — Пошли пациента смотреть! — Какого пациента? — спросил Ван. — Обычного, деревянного, — улыбнулся Гилберт. — Я тебе вчера описывал его. Вплоть до латинского названия его диагноза, — напомнил Феликс. — А, ты про кедр? — улыбнулся Иван. — Давай посмотрим. На их отсутствие практически не обратили внимание. У компашки возникла замечательная идея с конкурсом "кто лучше что приготовил", и за это, естественно, каждому номинанту уготован свой приз. Ощущение вечера испарилось, когда они вышли из лесистой местности к более просторному центру парка. Несмотря на свое критическое жизненное состояние, кедр по-прежнему был самым важным, стойким и величественным среди всех деревьев. — Собственно, можно что-то сделать? — Гилберт гладил треснувший ствол. От подувшего ветра с веток посыпались иголки. Феликс посмотрел под ноги. Землю устилали зеленые хвойные иглы. Плохой знак, решил блондин. Гилберт с нежной грустью гладил ствол. — Его можно спасти? — Одними сочувствием и лаской тут не поможешь, — покачал головой Брагинский. — А что нужно? — оживился Гилберт. — Защита от ветра и вредителей, — ответил Иван. — И спилить прожженные ветки. Дерево будет восстанавливать все поврежденные ткани, и не стоит его заставлять тратить силы на то, что не исправить. Ствол оно восстановит само в течение пары лет, но шрам останется. — Может ствол стянуть попробовать? — Гилберт улыбнулся. — Попробуй, — простодушно ответил Иван, — но для начала обеспечь потерпевшему безопасность и надежность во время реабилитации. — Какую и от кого? — От ветра и насекомых, — повторил вместо брата Феликс. — Только я типа не совсем понимаю как это можно провернуть, не применив химикаты и не перегородив несколько десятков квадратных метров на этой поляне. — Значит перегородим от ветра. И сделаем возможным доступ птицам. — В общем справитесь, — Брагинскому не терпелось вернутся в беседку. Он просто не мог смотреть на парочек, гуляющих по аллее, не стиснув зубы и не сморщившись. Заметив одну пару из тех, кого видеть Ивану, по мнению Феликса, тотально нежелательно, Лукашевич развернул его спиной к ним, отвлекая на себя внимание: — Ну как тебе дружбаны Гила? Понимаю, за их глаза спрашивать типа не хорошо, но и при них тотально бестактно. В особенности как тебе Франциск? Он вообще тотально четкий! В нашу семью быстро впишется, как думаешь? — Стоп! В какую семейку? — А ты разве не слышал? — удивился блондин. — Он таки отыскал Нату в интернете и они тотально хорошо общаются. Или ты против такого зятя? Если что, он тотально не против быть и просто, кхм, любовником. Ваня смял салфетку. — Хорошо! — Ты не против? — Феликс погрустнел. — Вот как... Бедный Толис, он столько лет пытался сблизиться с нашей сестрой, но все, что нужно ему было сделать, это родиться французом... Надеюсь он это переживёт. — Я наведу справки, — глаза Ивана сверкнули. — Зачем? — не понял Феликс. — Он типа сам лично присутствует, вместе со справочниками. Два так точно есть. — Ты меня не понял. Что б стать мужем нашей сестренки он должен быть кристально чист! — прошипел Иван. — А что ему мешает помыться? — Байльшмидт засмеялся. В беседке было шумно. Похоже их игра не прошла без конфликтов. Но самым странным было то, что дискуссия проходила между более-менее мирными личностями в этой посиделке. Яо и Антонио стояли напротив друг друга и что-то доказывали друг другу. — Феликс, mon ami, ты как раз вовремя! — Франциск схватил Лукашевича за руку. — Как самый большой сластена из нас, ты будешь в жюри и разрешишь их конфликт как третья сторона. Не дав блондину и слова сказать, Бонфуа быстро потащил его в беседку, оставив Гилберта и Ивана позади. — Эй! Осторожнее с Феликсом! — Гилберт пошел следом. — А что пробовать будете? — Рисовые пирожки с повидлом и чуррос, — ответил на его вопрос Ловино, куривший за углом беседки. — Это абсолютно разные вещи, но они каким-то ху... чудом умудрились пересра... повздорить, что вкуснее. А все потому, что утешительных призов не осталось. — Хочешь сказать, пока нас не было вы умудрились переругаться? — Нет, — помотал головой Ловино. — Мы успели выжрать четверть выпивки. — Тогда понятно, почему такие споры, — улыбнулся Гилберт. — Такое количество спиртного вредно. — Это спиртное хотят растянуть и на завтра, так что дальше нас ожидает еще и конкурс на самого волевого чувака. — В понедельник на работу! — Гил посмотрел на друзей. — Так на следующий вечер оставят, — пожал плечами рыжеватый шатен. — Забей на них. А то опять забудешь, что от нас хотел. С томатным маньяком это возможно. Он косо посмотрел на компанию. Похоже победитель так и не был выявлен, а потому всем налили поровну, кроме "жюри". Тот предпочел запить сладости чаем. Ловино вздохнул и протянул дорогую сигарету Гилберту: — Наши прошлись по всем адресам. Кого именно ты хотел там застать? — Нужна беременная блондинка сопливого возраста или азиат ппц какой отталкивающий, — Гилберт сигарету взял, но курить не стал. Варгас протянул ему зажигалку. — Была ворожила, старик и какая-то училка. Все вроде европеоидной расы, — Ловино задумался, а потом достал из кармана телефон: — Скрытая камера была задействована у каждого. Сейчас скину, а потом сам всякие мелочи в интерьере и поведении людей искать будешь. — Спасибо. Если нам удастся ее найти будет супер. Сможем предотвратить всю ту мерзость, что может выплеснуться. — Да мне насрать на ваши проблемы, — фыркнул Варгас и сменил тему: — Тебе какой танк? — Ловино, ты воспринимаешь все буквально. Но если найдешь Т-34 с пушкой 85 мм — куплю в любом состоянии. — Как два пальца, — принял вызов Варгас. — Только с памятников не трогай. Они все номерные. — Ты считаешь меня в конец ёбнутым?! — разозлился Романо. — И в мыслях не было так палевно и халтурно доставать тигра. — Эй, Т-34 это не тигр! Это советский танк. — Да я ебал! — огрызнулся Варгас. — А будешь возникать — получишь Береттой в глотку! — Значит так, спиногрыз, я ценю то, что ты делаешь, но фильтруй базар, а то ты будешь первый кого я съем! — прижал к стене его Гилберт. Ловино не растерялся и приставил к подбородку Байльшмидта пистолет. — Я смотрю, наша Белоснежка больно осмелела, — усмехнулся итальянец. — Указывать мне в праве только томатный маньяк, и то по выходным. Но если не жалко своей новой жизни и уже пошатанной репутации, то дерзай. Сожри меня, и тогда все узнают, какой ты на самом деле и каково твое истинное подробное прошлое. Думаю, увидеть мир по ту сторону решетки для тебя будет долгим и увлекательным экспериментом. Резкий взмах руки и пистолет уже приставлен к виску Ловино. — Малыш, я был в мафии тогда, когда ты шлепал в песочнице лопаткой. Расспроси Яо на досуге, — он запихнул пистолет в карман. — Угомонись уже. — Только после тебя. Не смей мне указывать. Поплатишься за это, Белоснежка. Мы о тебе знаем все. Ловино отошел от стены и направился к остальным, при этом не оборачиваясь бросил: — Кстати, он разряжен. Наиграешься — вернешь. Гилберт, подняв его, выстрелил над головой Ловино, пуля прошла задев волосы. — Это он у тебя разряжен, — усмехнувшись, бросил ему пистолет и вошел в беседку. Варгас замер. С ужасом и страхом он медленно переводил взгляд то с лежащей на земле Беретты, то на Гилберта. Ноги затряслись, и он, закричав, побежал в противоположную от беседки сторону, то и дело спотыкаясь. Антонио, выбежавший на его крик, ничего не спрашивая кинулся следом за Ловино. — Это был выстрел или петарда? — Феликс с недоумением смотрел на Байльшмидта. — Вряд ли Варгас шутил, прижимая мне Беретту к подбородку. Мальчишка переборщил и не понял этого. А звук... это хлопушка, — Гилберт нажал кнопку на брелке, он не стал тревожить Феликса. — Идем, сейчас его успокоят. Выскочка — он и в Африке выскочка.