Великая жертва

Гилберт приехал на работу значительно раньше начальства и потому вчерашние отчеты успел дописать. От этой нудятины он не почувствовал, как обычно, мигрени. Вся документация казалась пустяком, не заслуживающим, чтобы из-за него трепали нервы. Он даже полил дифинбахию. От неожиданности бедный цветочек выпустил маленькую стрелку. — О, да ты еще и цветешь! — Гилберт стал кружить вокруг цветка, изучая, пока было время залез на сайт цветоводов. Помимо офисных растений, Гилберт вспомнил, что у него есть еще и комнатный цветок в квартире, а также нашел статью о деревьях. Он очухался только когда ко лбу дотронулась прохладная ладонь, пахнущая ванилью. — Ты не заболел? — глядя на Байльшмидта спросил Иван. — Я выздоровел, — бодро ответил альбинос. — Временно, но выздоровел. — Очуметь, а до этого ты был болен? — Иван смотрел на бумаги. — Феликс! — Гилберт принялся тискать вошедшего Лукашевича. — Утро тотально доброе, — поздоровался блондин. — Ну как ты без меня типа провел ночь? Кошмары не мучили? — Нет. Все было супер. Ты представляешь, эта фигня цветет! — Гилберт кивнул на дифенбахию. — У цветов есть уши и чувства, так что типа лучше не называй ее "фигней", — отчитал его Феликс. — А то может типа опять завять. — Я забываю как его зовут. Будет лапочкой. — Пупсы, лапочки, солнышки, — усмехнулся Лукашевич. — У тебя все тотально мимишно. — А это плохо? — Гилберт уткнулся в Феликса, не стесняясь Ивана. — Это тотально мимишно, — повторил блондин. Иван покашлял. — А я тебе типа говорил, что тотально нельзя спать с открытым окном, — обратился к нему Феликс.— Видишь, просквозило. — А ничего, что люди зайдут? — занудствовал Иван. — Старайся их типа не заразить, — Лукашевич совершенно не понимал его намеков. — Хочешь мятный леденец? Тотально помогает. — Надеюсь не с фабрики? — Гилберт прижал его к себе. — Неа, — весело ответил блондин. — Их у меня не осталось. Это от хозяйки. — Шикарная бабулька, дай одну, пожалуйста, а то мне вчера пришлось Стефана рисовать и долги оплачивать. Сладкого хочется. Кстати, домику понравилось быть няней, не знаешь брошенного ребятёнка? Феликс уже потянулся в карман за жестяной баночкой с леденцами, но, услышав последние слова, замер. — То есть типа как вчера? Ты что, ночевал типа не дома? — Струсил, — прошептал на ухо, — да и расплачиваться за услуги нужно. Вот и решил совместить. Блондин протянул ему конфету, а всю остальную коробочку отдал брату, сделав жесть рукой, мол иди отсюда. А потом снова обернулся к Гилберту, недоверчиво спрашивая: — И только? — Пообщался с домом, он удивительный. — А я типа думал, что Стефан для тебя тотально хоть что-то значит, — в голосе отчего-то звучало разочарование. — А выходит, что вы типа даже не друзья... — Значит, и мы больше чем друзья. — Значит ты мне тотально что-то не договариваешь, — заключил Лукашевич. — Я тебе наедине объясню, — Гил его поцеловал. — Ну тогда жди этого "уединения", — усмехнулся блондин. — У меня сегодня всю первую смену тотальный опрос потерпевших. — У меня тоже, но при начальстве говорить не буду. — А он типа еще здесь? — Ага, глазки закатил, — Гил вновь его поцеловал. — Если типа ему что-то не нравится, пусть тотально топает, — Феликс в наглую стоял к брату спиной. — Не его кабинет. — Ну ну, не нужно так, а то кондрашка еще хватит... — Гилберт подмигнул Ивану. — Хорошо, — не хотя согласился Лукашевич, но потом на пятках развернулся к Брагинскому. — Раз тотально не понимаешь намеками, скажу прямо: вали работать к себе. — Я вообще хотел спросить, могу я отдать твой бывший кабинет? — Иван старался на них особо не смотреть. — Раз ты меня оттуда тотально выселил, делай с ним, что хочешь, — дерзко ответил блондин. Гилберт обнимал его со спины. — Ладушки, тогда забирай остатки вещей. — А там типа еще что-то осталось? Вроде как тут с раннего утра все перетащил, может типа даже лишнее забрал, — Феликс посмотрел на кучу вещей, сваленную в углу кабинета. — Пойдем, посмотрим, что я забыл, а что скомуниздил. — Думаю, ничего лишнего не взял. — Доверяй, но проверяй, — важным голосом старого мудреца-монаха, проговорил Лукашевич. — Идем, раз тебе так хочется. Довольный тем, что смог отыграться на брате за все свои неудачи в некоторых спорах с некоторыми личностями, блондин направился в сторону своего уже бывшего кабинета, оборачиваясь назад, чтобы удостовериться, что Иван идет следом. Иван шел. — Ну и зачем весь этот цирк? — У меня тотально сдают нервы от такого тотально громадного количества народа, которое на меня пялится, — очень тихо признался Феликс, но не сразу, а оглядевшись и убедившись, что Гилберт не подслушивает. — Это ты в каком смысле? — В прямом. Меня не было две недели и твои бездари тотально надумали невесть что про меня, сами же этому поверили, а теперь я тотально то зомби, то беженец из рабства или концлагеря, а то тотально хлеще, — он зашел в кабинет и сел на стол. — И поэтому мне и шагу не дают ступить, все пялятся и пялятся. У тебя тотально никакой дисциплины в коллективе, если даже младший по росту и званию брат может безнаказанно дерзить и грубить тебе. — А я думал, что ты набрался смелости от своего любовника, — усмехнулся Иван. — Не могу набираться чего-либо от того, кого нет, — развел руками Лукашевич. — Вы же спите вместе! — удивился Иван. — Ага, также, как и ты со своими сестрами в детстве, — закатил глаза блондин. — А тебе хочется? — улыбнулся Иван. Феликс непонимающе посмотрел на брата: — Чего хочется? — Стать любовником, — Иван с интересом на него смотрел. — Или у вас платонические отношения? — Думаю платонические. Что-то типа броманса, — Феликс говорил неуверенно. — Даже если Гилберт считает иначе, считает нас чем-то тотально большим, я не могу быть такого мнения. Любовь должна быть единственной и искренней. — С его стороны этого нет? — Иван прислонился к двери. — Есть, но она совсем другая, — вздохнул блондин. — Она не для меня, а для другого... — Так уйди от него. Что тебя держит? Или поговори с ним серьезно. — Не могу. Мы семья. От семьи не уйдешь. Я и не хочу уходить. — А стать любовником хочешь? — Иван смотрел с интересом. — Только честно. — Да что ты пристал?! — разозлился Феликс. — Кому какая разница, чего я хочу, а чего нет? Мне тотально достаточно того, что он рядом, и все. Я сделаю все, чтобы он был рядом. — Просто спрашиваю. А если предложит? — Если от этого будет тотально зависеть, будет ли он рядом или нет, то я соглашусь, — без сомнений ответил Лукашевич, а потом печально вздохнул: — Но... после того, что он мне рассказал, я думаю он типа вряд ли предложит это, хотя бы типа потому, чтобы не давать ложных надежд — Ты думаешь он любит Калиша? — Да, я так тотально думаю и уверен в этом, — кивнул блондин. — Гилберт сам сказал, что однажды тотально навсегда уйдет к нему. По собственному желанию. — А однажды это когда? — Наверное, Гилберт сам этого не знает. — Тогда откуда такой пессимизм? — Иван оперся о двери. — Потому что ты достал, — огрызнулся Феликс. — Определенно вы влияете друг на друга, — Иван усмехнулся. — Ладно, я пошел. — А как же осмотреть вещи? — окликнул его Лукашевич, слезая со стола и начиная перепроверять свои тайники со сладостями. — Тебе нужно, ты и осматривай. — Так точно, — наконец-то по уставу откликнулся блондин. — А я пошел, — за Брагинским закрылась дверь. Феликс просто тупо ходил по кабинету, для приличия поверхностно осматривая шкафы и шуфлядки. Он пересчитал картины, которые уже были частью интерьера до его "заселения" в этот кабинет, и их было нужное количество, не меньше не больше. А потом залез под стол, подтягивая ноги к груди и обхватывая колени руками. Это было единственное маленькое проявление трусости, которое сейчас он мог себе позволить. — Феликс? — Гилберт вытащил его и, обняв, сел с ним на диван. — Я буду с тобой, пока сам меня не прогонишь. Я люблю тебя, а Стефан это другое. — Что ты имеешь в виду под "другое"? — Лукашевич смотрел на его пиджак и пересчитывал золотые пуговицы. — То, что мне приходится быть с ним, что б не слететь с катушек. И да, рано или поздно я буду вампиром как он. Если рано, ты останешься со мной? — Тотально конечно. Даже если поздно, я тоже типа буду рядом, — пересчитав все пуговицы, он решительно посмотрел на Байльшмидта. Гилберт его обнял. — Спасибо. — Ты подслушивал или типа просто слышал? — ненароком спросил блондин. — Просто слышал. Я приму любое твое решение. Потому что ценю, люблю и уважаю тебя. — Нет у меня тотально никаких решений, — покачал головой Феликс. — Нет и не будет. Ты тотально прав. Зря я пришел, когда типа еще не вылечился. Гилберт его успокаивал. — Все хорошо. Я рядом. — Он перебирал его волосы. — Ты прекрасен. — Ты тоже, — тихо ответил Лукашевич. — Спасибо, солнышко, — Байльшмидт его поцеловал в нос. — Хочешь, можешь ехать домой, я приму и твоих. — Нет. Я сам справлюсь, — отказался блондин. — А еще я тотально нашел в закромах банку краковского кофе. — Ваууу, люблю тебя! — альбинос его потискал. Феликс рассмеялся. — Пошли, сварганю, — вновь бодро сказал он. — Впереди тотально тяжелый день. — Спасибо, дорогой, — Гилберт улыбнулся. Они вернулись в свой кабинет, и едва кофе успел завариться, раздался стук в дверь. Начался рабочий день, посвященный работе с потерпевшими. Два следователя сидели перпендикулярно друг к другу, так, чтобы ни они, ни их клиенты никому не мешали. Гилберт опрашивал потерпевших от хулиганов и выяснял, что, у кого и в какое время забрали. Несмотря на то, что потерпевшие обоих говорили то громко, то тихо, это не мешало их работе, и не отвлекало других. В кабинете была какая-то спокойная рабочая атмосфера, без суеты и нервотрепки, что нравилось как и служителям закона, так и гражданским. На диво до обеда день прошел быстро. — Вот интересно, — когда последний человек ушел, Феликс принялся кататься по кабинету, при этом что-то раздумывая. — Какая есть работа, что бы каждый день были новые лица и чтобы тотально без огромного коллектива? — Не знаю, Феликс, — Гилберт его поймал. — Печально тотально, — Лукашевич вырвался и уехал в дальний угол кабинета, хитро сверкая глазками, слово насмехаясь, что теперь альбинос его ни за что не поймает. Гилберт сел на кресло. — Догонююю, укушууу! Блондин выжидал последней секунды, дабы в нужный момент ловко увернуться и вновь уехать в другой конец кабинета. Гилберт за ним гонялся. Так они дурились, точно дети, хохоча на все отделение, пока строгий Яо не позвонил и сообщил, что сутки уже давно прошли, и лучше бы Феликсу поторопиться, если он не хочет вновь подорвать доверие своего врача. Гилберт повез его в санаторий. Феликс все хотел задать один вопрос, но не знал, как правильно его сформулировать. Лишь когда они проехали ворота санатория и Байльшмидт стал парковаться, блондин тихо и неуверенно спросил: — Ты же типа сегодня вернешься сюда, да? Или будешь со Стефаном? — С тобой я буду, с тобой. — Тогда не задерживайся. Элизабет и Аличе устраивают прощальный вечер. Завтра Аличе улетает обратно в Италию. — Хорошо, приеду пораньше. — Тогда я... мы все будем тотально ждать тебя, — он улыбнулся и, направляясь к входным дверям, помахал рукой на прощанье. Гилберт его поймал и поцеловал. Лукашевич покраснел до кончиков ушей и убежал еще быстрее, обернувшись лишь в конце. — Беги, — Гилберт улыбнулся. Входная дверь медленно закрылась за быстрым блондином. Гилберт вернулся к работе. Он не успел вернуться до конца обеда, опоздав на час, но этому никто не придал значения. Мало ли на какой выезд отправился Байльшмидт. Гилберт извинился перед ожидающими его людьми и пригласил на беседу очередного посетителя. Показания всех потерпевших отличались друг от друга, так что могло показаться, что нападения были совершенны разными людьми с разными целями. Но вот главарь... Главарь был описан как под копирку. Высокий азиат в темном плаще. Странно однако, что он присутствовал при ограблениях, но не был во время убийств. Гилберт сидел и писал протоколы. Выезды... какие выезды? Куда выезжать, если что уже можно было изъезженно, а куда надо, туда указом начальства запрещено?.. Только и остаётся, что фиксировать показания потерпевших, которые пострадали от тех же сектантов. Любезная услуга Брагинского дала обратный результат. Гилберт закопался в бумагах еще больше. Он едва не прозевал конец смены. Как бы то ни было, работа с протоколами и людьми настроения, полученного прошлой ночью, не испортила. Гилберт заехал в цветочный магазин. Купив три букета, он поехал в санаторий.